Уродилась ягодка гнилая на кусту, Мальчонки кусь, Да в кусту застряли.
Юноша не припоминал момента, когда Эрэл окунул его руки в холодную водную гладь реки и нежно оттирал кровавые брызги. Друг не упрекал, не кидал осуждающих взглядов, он молча растирал ладони парня, согревая в своих не менее ледяных руках. И всё же Кунай не находил в себе сил взглянуть в его глаза, юноше оставалось лишь глядеть в собственное отражение. За последний месяц он изменился, так что не мог найти и намека от прошлого себя — исхудавший, истощенный с темными кругами под глазами и болезненно-горчичным цветом кожи, чёрные очи светились нечеловеческим сиянием, а на щеки алели от чужой крови. Его раздробили на мельчайшие частички, оставив лишь грязь, из которой не собрать прежнего мальчонка. Куда же делся храбрый, добрый, немного колючий, но отзывчивый паренек с широкой улыбкой от уха до уха? Кунай глядел на себя, а в ответ на него смотрел…. — Чудовище…. Я бы убил его, утопился прямо в этой самой реке. Где нет никого и ничего, чтобы мучительно сдох в одиночестве, — скорее всхлипывал, чем говорил юноша. — Даже страшно подумать, рядом никого нет…. Но мне…. Не хватает сил. Каждый раз…. Я злился на всех, почему они могут жить счастливо и беззаботно, а я нет. Чем я провинился? Просто потому что родился? В этом причина? Это так несправедливо… Я ведь столько вытерпел. Стискивал зубы и терпел. Всегда. Думал, намученное воздастся. Я мечтал лишь о счастье…. Чуть-чуть. Как у всех…. Эрэл помнит Куная совершенно не как жестоко и безжалостного монстра — он всегда был рядом с мальчиком с самого его появления в приюте. Кунай помогал справиться со страхом перед темнотой, угощал его ягодами, защищал от нападок Хомуса и передавал свои познания о тайге. Он взял на себя роль защитника, наставника, друга, брата для Эрэла, а взамен не требовал ничего. Если юноша забыл об этом, мальчик будет помнить за обоих. Эрэл прижал Куная к себе, укладывая того себе на плечо. Юноша рыдал, приглушенно выл в плечо друга, пальцами судорожно хватаясь за одежду. — Я сам себя боюсь, — бормотал Кунай в районе шеи, борясь с душившими его слезами. — Не хотел ни смертей, ни крови. Айантай нашепчет гнусностей всяких, а я…… Ни слова поперек вымолвить не могу! Только думаю, отпор дам, да в спину будто пихают, принуждая действовать. И сны дурацкие! Кунай подавился глотком воздуха, жадно схваченным между словами. Эрэл нашёл ладонь юноши и сжал, сказав: — Держи мою ладонь и глубоко дыши. Пожалуйста, дыши. Спустя время дыхание выровнялось, слёзы прекратились. А вымотанный захлестнувшими эмоциями парень продолжил: — Ночью мне сниться сон — я вязаная кукла, которую медлехонько распутывают. Сначала левая рука, потом правая нога. Скоро уж до тела дойдёт. — Всё дело во снах? — Нет, — неожиданно энергично отрицал Кунал. — Айантай! Я знаю, что этот со мной что-то делает. После него… — Кто такой Айантай? — спросил мальчик, касаниями призывая друга успокоиться и продолжить. — Страхолюдина не человеческая, спас меня в лесу тогда. Зовёт постоянно, говорит много, да зубы жуткие свои скалит. Кунай ещё говорил и говорил, описывая незнакомца в мельчайших деталях, запомнил он того очень хорошо. Эрэл внимательно слушал и вспоминал всё то, что когда-то вложила в его голову бабушка из обветшалой книжонки. Абасы. Злые духи, сумевшие заложить в человеке злое начало. Облик человека ростом с лиственницу, иногда одноногие, однорукие и одноглазые чудовища. Живут в лесной чащобе, подальше от людских глаз. «Все вредное и гадкое — растения и животные создали абасы. Они искушают людей, подбивая на преступления, насылают на них бедствия и болезни, многие из них могут лишить людей рассудка. Они питаются душами людей и животных. Часто родственники больного или умершего приносили в жертву животное, как бы обменивая его душу на душу человека, которой угрожают абасы…». Дух угрожал жизни друга, а Эрэл обязан его спасти. — Лучше бы не рождался…. Лучше бы помер…. Помер бы…. — пока воспоминания носили мальчика по страницам детской книжки, парня накрыла новая волна отчаяния. — Кунай, всё можно исправить! У нас есть шанс, — Эрэл поделился с юношей своими мыслями. Для Куная находившегося на грани безумия легенда стала символом надежды. — Обещаю тебе, всё хорошо. Я с тобою. Я рядом. Друг нерешительно кивнул. — Я вернусь в приют и приведу корову бабки Куорэгэй, а ты дождись меня здесь, — сказал Эрэл, поднимаясь на ноги. И в ответ вновь кивок. Машинальный и неосознанный. Мыслями парень сидел в бездне самых темных мыслей, не находя лучика света. Эрэл склонился и прислонился лбом ко лбу юноши, носы соприкасались самыми кончиками. Так делала мама до того, как помутился рассудок, когда маленький Эрэл плакал по отцу. «Ты не один, я такая же — напуганная и сломленная. Но главное, что мы есть друг у друга». В приюте царил переполох, как оказалось, помимо избиения Хомуса, из приюта сбежали близняшки. Сулусатаана сказала, что они видимо долго готовились, раз так быстро собрались, не оставив ничего из вещей. Дойдууна носилась с сыном, ей не было дела до ещё одного появившегося беспризорника, а Сулустаан лишь печально смотрела в стену. Внутри неё расползалась червоточина, заполняя девушку нестерпимой болью. Она думала, что это её второй шанс, что ей удастся уберечь семью хоть в этот раз. Опять всё мимо. Не уберегла, а ведь клялась и молилась ночи напролет. «Человеку нужен человек, чтоб любил, заботился и жалел», — говорила бабушка. Эрэл и пожалел её. Сильная и непреклонная девушка впервые перед юношей оказалась хрупкой как хрусталь. А ведь действительно, за фасадом строгой «матери» скрывалась такая же, как и он, четырнадцать зим от роду девчонка. Слишком быстро выросла Сулустаана, слишком рано взвалила на свои плечи семейное бремя. Однако кто же знал, что её печаль вылиться в долгую и слезливую истерику? — Ты один у меня остался! Не бросай меня! Слышишь? Не смей! — приговаривала Сулустаана, а мальчик не мог врать. Не сейчас точно. Он слишком устал, а предстояло ещё многое сделать. Поэтому Эрэл лишь извинялся много и много раз. Он не хотел оставлять Сулустаану одну, но ещё больше не хотел покидать Куная. Он был нужнее ему, чем девушке. Она справиться со всем. Нужно лишь время. Эрэл был уверен, что через пару лет она вырастет невероятно красивой, заботливой и нежной девушкой. Сулустаана встретит хорошего, ей по душе человека и заведёт свою собственную большую и дружную семью, которую она ни за что не потеряет. И никогда не пригубит из чаши горя. Перед глазами юноши так и вырисовывалась картина: Сулустаана с улыбкой угощает свежевыпеченным только-только из печи хлебом румянощеких детишек, те смеются и болтают ногами с края скамьи. Легкость, уют и счастье вперемешку с ароматом выпечки, дерева и огня. Обессиленная девушка заснула, пока Эрэл фантазировал о её дальнейшей жизни и продолжал шептать слова прощения и прощания. В комнате не было окон, потому сложно было сказать, сколько прошло часов после того, как он оставил Куная одного. В любом случае, нужно торопиться. Из комнаты Дойдууны и Хомуса не доносилось ни звука, этот непростой месяц не оставил ни у кого ни капельки сил. За окном были вечерние сумерки. Быстро и бесшумно Эрэл собирал необходимые вещи в единственную плетеную корзину. Впопыхах мальчик не заметил, как из комнаты вышел Хомус. Его раны обработали, но выглядел он ужасно. Глядя на корзину, Хомус всё понял, но всё равно потребовал: — Ты куда собрался? Сбежать удумал, неблагодарный? Мальчик оставил вопрос без ответа. — Не уходи. Останься с нами, прошу, — чуть слышно молвил Хомус, разглядывая свои обкусанные ногти. Казалось, Хомус ненавидел всех сирот в приюте, мальчик подтверждал это ежедневными высказываниями в их сторону. А сейчас нуждался в них. В них! Тех самых никчемных выродках! — Я не могу, прости, — ответил Эрэл, становясь под вечернюю уличную прохладу. — Ну и вали отсюда, сученыш! Чтоб тебя видно здесь не было! Увижу — мало не покажется! — обиженно крикнул Хомус, ретируясь в комнату, не забыв напоследок погрозить кулаком. По телу мальчика растеклось удовлетворение. «И как тебе чувство обиды и беспомощности, Хомус? Запомни его, вечно ухмыляющийся мальчонок. Прочувствую до самых кишок то, с чем нам приходилось жить». Настал непростой момент: как выманить корову? Долго думать не пришлось, из тени деревьев вышел Кунай в компании Боотура. Прежде чем Эрэл успел произнести хоть что-то, друг вцепился в ворот пальто, вздергивая вверх. Корзина полетела на землю, рассыпая содержимое. — Наобещал с три короба, и кинуть решил? — ядовито шипел мальчику прямо в лицо Кунай. — Конечно, зачем тебе с юродивым возиться? Так? Отвечай! — Не надумывай! Не так это! — возразил мальчик, вырываясь из крепкой хватки. Тщетно. — А где ж ты шлялся столько времени? — Куннэй и Айталыына ушли из приюта, Сулустаане плохо было — не мог я просто уйти, словно ничего не случилось, — оправдывался Эрэл, оттолкнув друга от себя. — Припасы собрал, направлялся сейчас за животным. Своё слово я держу! Ясно? Кунай выдохнул с облегчением и стал собирать упавшие припасы, которые уже вовсю изучал любознательный Боотур. — Я пойду к бабке, а ты можешь остаться…. — В этом нет необходимости, у нас уже имеется жертва, — перебил юноша, кивком указав на собаку, доверчиво прижавшуюся к его бедру. Эрэл опешил, и некоторое время разглядывал верного защитника, однако предпринял слабую попытку воспротивиться: — Разве мы можем отправить на смерть Боотура, который многие годы был тебе другом, Кунай? — Тем ценнее душа, — ответил парень, трепля собаку по пушистой макушке. — Какой прок от еле живой и чужой буренки? Она мне никто. Пусть юноша и говорил уверенно, но внутри него до сих пор колыхалась вина. Не хотел он жертвовать Боотуром — хороший ведь пёс. Однако где-то глубоко таилась давно засевшая обида на Харысхана, хотелось сделать ему больно, как охотник год за годом колол сердце парня ржавой иглой отказов в усыновлении. А так же…юноша мог спасти себя и жить вместе с Эрэлом…. Если такова цена, парень готов её заплатить. — Я был бы рад, потерять тебя, — прошептал Кунай в мрачный и неприветливый вечер. — Тогда бы мне не за что было бы бороться, я бы убил себя в лесу. В одиночестве, я заслужил. Эрэл, последний шанс уйти. Как легко вернуться в приют, залезть под одеяло, забыться крепким сном и не брать на себя ношу убийства. Спокойная и безмятежная жизнь. Впереди ещё четыре бесконечно долгих года жизни в приюте. В приюте…. Где не будет Куная. Такая жизнь устроила бы Эрэла? Он трус, родил таким и прекрасно об этом знал. Не будь причины его существования, мальчик бы прервал свою невыносимую жизнь в приюте. Но причина была — стояла напротив него, затаив дыхания и подрагивая от ужаса. — Я с тобой до самого конца, какой бы он не был, — наконец дал ответ Эрэл, мгновенно оказавшись сжатым в объятиях. — Тебе я вручаю свою судьбу, — сказал Кунай, невесомо касаясь лица мальчика. — Тебе… Только тебе… Их лица находились в паре сантиметров друг от друга, горячее дыхание Куная обжигало замёрзшие щеки Эрэла. — Можно я тебя… — с трудом прошептал Кунай, осторожно касаясь своим носом чужого. — Можно, — не задумываясь, ответил Эрэл. Честно, Эрэл даже не думал о том, что хотел сделать Кунай. Но ему было все равно. Он просто доверял ему. Безоговорочно верил в добрые намерения друга, верил в то, что парень никогда не сделает ему ничего плохого. И вот он момент истины. Дыхание перехватило, кровь бешено отдавалась в висках. А время замерло, сохраняя только для них этот хрупкий момент. Аккуратное и невесомое прикосновение в уголок рта, а затем чуть более смелое касание, наполненное невероятной нежностью, уже к самим губам. Действия друга повергли Эрэла в ступор, он никак не мог подумать, что нравится Кунаю в таком плане. Да, он ни раз слышал, как Хомус и другие ребята издевался над «неправильностью» Куная, но чувствовать эту симпатию на себе… Был ли Эрэл таким же «неправильным»? Нет, ему ведь нравилась Ураана в шестом классе. Нравились ли ему вообще парни? Нет. Точнее, может только Кунай. Когда Кунай стал отдаляться, Эрэл отчетливо понял, что не позволит. Юноша потянулся навстречу другу и вернул его к себе, притягивая за затылок. Тогда Кунай почувствовал себя словно заключённый, с которого наконец-то сняли наручники, подарили свободу. А Эрэл будто оказался в совершенно новом счастливом мире, таком далеким от реальности. Он точно умер тогда в лесу, иначе как можно объяснить эту безграничную радость, когда чужие горячие руки крепко сжимают талию, а сухие губы столь напористо сминают собственные. Но вот же его собственные пальцы четко различали жесткие и колючие волосы друга, а щеки горячее дыхание. Эрэл навсегда запомнит свой первый поцелуй. Он сочетал в себе три ненавистные вещи на букву «Х»: солёный привкус хаана на губах, холод тайги пробирающий до самых косточек и взбалмошный хулиган. Хотя никакой мороз не страшен, если тело согревают объятия, а хулиган не кажется таким уж плохим, если столь мило улыбается. Юноши взялись за руки и двинулись вглубь тайги. Вместе сейчас и навсегда. Навстречу своему непростому испытанию.Конец…. Или начало?….