вся эта музыка звезд зимней ночью звучит только лишь для тебя
♫ Тролль гнет ель — Вальс на костях
Далеко уйти он не смог. Кейн думал, что отпустил Лидию, что принял ее выбор и смирился, и искренне говорил Армин, что хотел только, чтобы Лидия улыбалась. Селки смотрела понимающе и сочувственно — кельпи бы злился на ее сочувствие, но она правда понимала, находясь в таком же положении. Армин до сих пор любила Эдгара, но не говорила ему об этом ни слова, скрывала, а Кейну — призналась. И сказала горько, отчаянно, так, что тот навсегда запомнил: — Они люди, а мы с тобой нет, и вместе нам не быть, мы их погубим! Армин знала, Армин раньше была человеком, и о мире людей знала куда больше, чем кельпи, который всегда был фейри. Она обо всем знала больше него — и о любви, и о самопожертвовании, и о предательстве, и об отчаянии, что не оставляет иного выбора, кроме как умереть. Она умерла, потому что не могла жить, предав Эдгара, и, став в посмертии селки, старалась искупить вину перед ним. Ни на что не надеясь, просто желая ему счастья, даже рядом с другой — Кейн так не мог. Кейн не мог спокойно видеть Лидию вместе с Эдгаром, и восхищался Армин, потому что она могла. Они с Армин… пытались. Некоторое время они пробовали найти друг в друге то, чего не нашли у истинно любимых, но не вышло. Кейн кожей чувствовал, что Армин любит не его, и даже когда она была рядом с ним, даже когда их тела сливались в жаре страсти — Армин была чужой и далекой, и думала не о нем. Он не обижался, потому что тоже думал не о ней, и, конечно, чуткая Армин это понимала, ощущала так же, как Кейн. Они решили прекратить попытки, пока не разбили друг другу сердца еще больше, пока окончательно не запутались в паутине лжи самим себе. Армин сказала, что это было неизбежно.***
Кейн тенью присутствовал в жизни Лидии, прячась от нее, издалека наблюдая за ней и Эдгаром — эти двое практически не расставались. А потом еще и поженились, чего кельпи ожидал, но воспринял все равно болезненно, и лечить душевные раны вновь помогала Армин — появилась незаметно-бесшумно, отняла у Кейна которую уже по счету бутылку виски, лила ему на голову холодную воду, а потом поила горячим чаем с травами и говорила о чем-то отвлеченном. Возможно, рассказывала сказки, он не запомнил слов, только голос, качающий его на морских волнах. Армин переживала ту же боль, но по ней этого абсолютно не замечалось; то ли бессердечная, то ли святая. Ее будто вообще не задевало то, что Эдгар с другой, и как же Кейн ей завидовал… и как иногда ужасался, понимая, что Армин не просто так успокоилась. Ей ее покой стоил огромной цены. Армин говорила, что Кейн может просто уйти, перестать следить за Лидией, и что он хочет защитить ее — не оправдание, ее есть кому защитить, есть Нико, есть Рейвен, есть Эдгар… сама Армин, наконец, она уходить не собиралась. Но кельпи упрямо оставался, и в ночь Йоля последовал за графом и графиней Блунайт в их родовое поместье. Он не вошел внутрь, заглянул в окна, пробежался по крыше, и на крыше же уселся, разглядывая залитый светом двор внизу. Хмыкнул на скульптуры лошадей, прислушался к шумной тролльей пирушке вдали в лесу, и вдруг увидел Лидию. Она стояла у опушки леса, снег блестел у нее в волосах, и ее фигурка выглядела одинокой. Кейн подумал, что сейчас за ней прибежит Эдгар, но тот не появлялся, а Лидия с места не двигалась. Да какого… Кельпи метнулся вниз лихим ветром, призраком Йоля заглянул в окно главного зала, и сразу увидел Эдгара в окружении улыбающихся девиц — и не сдержал радостную широкую улыбку. Это Армин способна радоваться чужому счастью, которое разрушает ее собственное, это Армин наполовину человек, а Кейну такое человеческое милосердие чуждо, и он не стыдился того, что рад. Да он просто счастлив! Если Лидия бросит Эдгара, а она может его бросить, она не из тех девушек, что молча терпят выходки мужа, и тогда кельпи придет к ней… «Они люди, вместе нам не быть, мы их погубим». Армин могла ошибаться. Не все же ей известно, она простая селки, а не великий мудрец. Армин так думала, а на самом деле все иначе. Кейн решил, что рад в любом случае.***
Нико бежал впереди, и Лидия шла за ним, стараясь не зацепиться за еловые ветви ни платьем, ни волосами. Долго идти не пришлось, вскоре они добрались до широкой поляны, где посередине горел яркий костер, а вокруг на бревнах сидели тролли — Лидия чуть не споткнулась, залюбовавшись ими. Не испугавшись их, а залюбовавшись; они были такими же, какими их описывали в сказках и бестиариях — на голову выше человека, с бородавчатой кожей зеленовато-бурого оттенка, с кривыми желтыми зубами и оттопыренными большими ушами. Одеты тролли были в звериные шкуры, держали в руках огромные, под стать им, кружки с элем, отпивая из них, и ели копченые окорока то ли кабана, то ли медведя, судя по размеру. Ели они неаккуратно, чавкая и сплевывая косточки, но это не вызвало у Лидии отторжения — каких манер можно ждать от троллей? При виде Нико и сопровождающей его девушки тролли весело загалдели и замахали руками. — Какую красавицу привел! — восхитился тролль в медвежьей шкуре, аж с места встав, чтобы разглядеть Лидию. — Мяса в тебе на один укус, но хороша… то есть, добро пожаловать, графиня Блунайт, — смущенно проворчал он, увидев кольцо у Лидии на пальце. — Вы не серчайте, мы от незнания, не видывали еще графьев. Может, вы эля хотите али мясца? Лидия ободряюще улыбнулась — тролль ей понравился. Он был забавным и действительно старался вести себя вежливо, что смотрелось еще забавнее. — Ты дурак — троллий эль предлагать даме? — взвился Нико. — Виноват, миледи, эль крепковат будет, — крякнул тролль. — Ну да мы вам чего полегче нальем, а уж на вкус не пожалуетесь. Вы присаживайтесь, — захлопотал он, подводя Лидию к свободному месту у костра. — А как вас зовут? — спросила она. Тролль почесал в макушке. — Скажете тоже «вас»… Не привыкшие мы к таким церемониям. А я Олафом зовусь. Лидия хотела назвать свое имя в ответ, но Нико вцепился когтями ей в ногу. — Графиня Блунайт, — прошипел он. — Извольте отведать окорок, это кабанятина. Лидия отщипнула кусочек от огромного куска мяса, запила сладким пенистым хмельным напитком из кружки, и ей стало намного веселее и легче на душе, даже неважно, что там делает Эдгар, и что она загадала на звезду. Но девушка не опьянела, вопреки опасениям, только голова немного закружилась, и все — но голова могла кружиться и от обилия впечатлений. — А самое страшное чудище на Йоль — это Котище, — Олаф многозначительно поднял указательный палец. — Огромный он, как вон то дерево, и зубы у него железные, а когти стальные, а аппетит волчий, и жрет он тех, у кого помыслы нечисты, причем не только людей, и тролля за милую душу слопает, ежели недоброе в нем учует. Самое для него лакомое — когда думают о нехорошем. Снег скрипнул под тяжелой поступью громадного зверя, и, словно приманившись на рассказ Олафа, к костру ступил Йольский Кот. Ничего более жуткого Лидия еще не встречала — адские гончие по сравнению с ним сошли бы за безобидных собачек. Все, что говорил Олаф, было правдой, и железные зубы, которые кот оскалил словно в улыбке, и стальные когти, и глаза его горели огнем — до невозможности человеческие глаза на кошачьей морде. — Замрите! — закричал Олаф. — Окаменейте будто! Не заметит! Авось не найдет у нас дурных помыслов! Побежите — кинется! Лидия в ужасе застыла, не в силах отвести взгляд от горящих кошачьих глаз. То, что она думала… чего хотела… что загадала… это ведь было дурно? Нет, нет, иначе не упала бы звезда… Кот неторопливо обнюхал троллей, застывших так, будто впрямь окаменели, и медленно двинулся к Лидии. Она попыталась вспомнить молитву, но отчего-то все слова, обычно известные наизусть, путались и выпадали из памяти, и вдруг Лидия поняла — сейчас Йольский Кот бросится на нее. Она зажмурилась. Снег от прыжка взметнулся в воздух, костер погас, тролли закричали, но когти не рассекли девичью шею. Лидия осторожно открыла глаза… — Кельпи! — ахнула она. — Мне больше нравится Кейн, — отшутился мужчина, удерживая лапу кота. — Что смотришь, беги! — Лидия! — завопил Нико, и тогда она вскочила, побежала, видя перед собой только его серый хвост и белизну снега. Упала бы, споткнувшись о корень, но ее подхватили чьи-то руки, сильные, и все же слишком нежные, чтобы быть мужскими. — Армин, — всхлипнула Лидия. — Тише, все хорошо, графиня, — успокаивающе проговорила селки. — Все хорошо.***
Утром Лидия чувствовала себя нашкодившим ребенком — хуже всего, что Эдгар говорил с ней так же, как говорят с провинившимся детьми. Любимыми, капризными детьми, которых не наказывают за проступок, но долго и нудно отчитывают; Лидия почти ждала, что Эдгар засадит ее писать строчки, как неоднократно делал гувернер. Она хотела сказать, что никуда бы не ушла, если бы граф не забыл о существовании жены — и передумала, устало слушая нотацию супруга. Что толку устраивать новые скандалы? Там был кельпи. Кейн. Там был Кейн. Он пришел спасти ее — интересно, специально или нечаянно оказался рядом? Но как он мог случайно оказаться в лесу около поместья Блунайт, именно там, где праздновали Йоль тролли? Все это не походило на совпадение, особенно учитывая желание на звезду… А если желание все-таки сбудется? — Пожалуйста, Лидия, не делай больше так! — Эдгар сжал ее ладони, поднес к губам и умоляюще посмотрел на девушку. — Я до смерти за тебя испугался! — Я… — когда у Эдгара были такие глаза, Лидия прощала ему все. Да и что прощать, он же не целовался с теми девушками и в постель с ними не ложился, а что про нее забыл — так это Эдгар, он увлекся праздником, и что же делать, если с ним весело барышням? Обиды Лидии показались ей теперь такими мелочными и глупыми — вправду детскими. — Я всего лишь хотела познакомиться с еще одним народом фейри, и тролли были очень милыми, если бы не Йольский Кот, то ты бы и не заметил моего отсутствия, — не смогла не уколоть мужа Лидия. Эдгар побледнел — он правда забыл, и это мучило его всю ночь и половину сегодняшнего дня. — Дорогая, прости, — он еще раз поцеловал ее руки. — Прости, — поцеловал запястье. — Прости, — опустил голову на ее колени. Лидия погладила золотые волосы графа. Ну как она могла его не простить? — Все хорошо, Эдгар. Она заставила его посмотреть себе в глаза, обхватив ладонями лицо. — Все хорошо, — повторила Лидия. Эдгар поцеловал ее сначала невесомо, мягко, будто спрашивая разрешения. Лидия расстегнула его рубашку, пробежав кончиками пальцев по груди, позволила ему уложить себя на кровать, помогла снять ночную сорочку. Они делали это не впервые, Лидию ничего уже не пугало и не смущало, все было более чем естественно, и она обожала моменты близости с Эдгаром, когда их тела не разделяло ничего, когда они сливались в одно, когда они принадлежали друг другу всецело. Но в этот раз что-то было иначе, и, когда Эдгар двинулся в ней, Лидия поняла, что. Она представляла на его месте Кейна. — О-о! — вскрик осознания вырвался сам собой, непохожий на крики наслаждения. Эдгар остановился, растерянно спросил: — Тебе больно? — Нет, — выдохнула Лидия. — Мне… мне хорошо, не останавливайся! Она представляла Кейна — это было неправильно, грешно и плохо, но ей это нравилось. Никогда раньше графиня Блунайт не была столь страстной в постели, как в это йольское утро.