амортенция со вкусом шоколадной лягушки

«В один момент я испытала волнение прямо в солнечном сплетении. Это было не тревожное покалывание, охватывающее тело ледяной энергией, а скорее… Желание прикоснуться. Обнять, погладить по спине и сказать, что все будет хорошо. Спросить, в порядке ли… так как появилась искренняя потребность знать о самочувствии». Хенджин крепко цепляется за письмо двоюродной сестры и перечитывает каждую строчку вновь и вновь. Под ногами хрустит замерзшая пленка льда осенних луж, листья обращаются в серую труху и разносятся ветром по всему Хогсмиду. Ветер колет морозом зябкие уши, юноша кутается в шарф Слизерина и ускоряет шаг к «Трем метлам», куда позвал его Джисон несколькими часами ранее. «Волнение прямо в солнечном сплетении. Это было не тревожное покалывание, охватывающее тело ледяной энергией…» Первый взгляд, брошенный в сторону Феликса, вызвал первостепенно интерес: молодой человек словно светился изнутри, даже если и выглядел взволнованным переводом на обучение по обмену в невиданное ранее место. Следующее чувство — удивление: почему окружающие не замечают, какую энергию теплоты излучает старший студент Шармбатона? Неужели я сплю? Бывает ли такое вообще? Вероятно, я наслушался пьяных бредней однокурсников и выдумал все себе, — отрицание. Я полный идиот, неспособный ни на что, кроме саморазрушения, о каких чувствах может идти речь? — гнев на самого себя. Мимолетный торг на самом краю подсознания: может, чувства — это не так ужасно, как я внушал себе всю жизнь? Принятие явилось вместе с осознанием: ощущение чужой теплоты породило в груди необратимое желание узнать человека, о чем же французский студент Феликс Ли думает, какое у него мнение насчет определенных вещей, какие же аспекты таятся в ясной голове? Что он чувствует? Я хочу его поддерживать. Хочу находиться рядом, если Феликс захочет. Я хочу… Коснуться его. О Мерлин, как же я хочу коснуться его. Провести по мягким волосам, очертить подушечками пальцев скулы, пересчитать все-все созвездия веснушек и крепко обнять, подарив чувство безопасности. «Захотелось быть рядом настолько сильно, что иногда посещала сумасшедшая мысль обниматься так крепко, пока мы обе не сольемся воедино». Я же не сошел с ума? — Вовсе нет, дорогой, — Джисон со стуком опускает кружку сливочного пива на деревянный стол, — ты чувствуешь… искренне и всеобъемлюще. Хенджин взъерошивает волосы трясущимися пальцами и издает нервный смешок. — Помнится мне наша переписка на занятии по Зельеварению… «Если бы я влюбился, вряд ли бы признался самому себе». — После выпуска из Хогвартса сразу же записывайтесь к психотерапевту, — юноша поправляет галстук Гриффиндора на шее и гладит Хенджина по голове, — я говорил об этом Джисону, скажу и тебе, Хван. Граненый бокал огневиски переливается под редкими лучами солнца, выбивающимися между тучами. Чанбин отпивает горячий напиток, шипит от обжигающего горло ощущения и устраивается на плече Сынмина. Истинные гриффиндорцы, близкие друзья Минхо и Кристофера, соглашаются провести время со слизеринцами в старинном баре. Молодых людей считают примером здоровых отношений, к которым пытаются стремиться многие однокурсники. — Я очень боюсь… — Хенджин закрывает ладонями лицо и разочарованно стонет, — я очень боюсь облажаться… Что, если я все выдумал? Что, если я признаюсь, а Феликс исчезнет из моей жизни? Мерлин, я не хочу его терять, я не знаю, что делать… — Дыши, дорогой, — Джисон замечает нарастающую тревогу друга, подносит палочку к пустому стакану и шепчет «Агуаменти», — держи, выпей прохладной воды… — Тебе стоит поговорить с ним, — Сынмин шепчет «Глациус» и «Акцио», помещая лед в материализованное полотенце и прикладывая к груди Хенджина, чтобы снизить приступ тревоги, — «а что, если» очень много в жизни, но ты не узнаешь, пока не попробуешь открыться. Ничего идеального нет. Не существует идеальных людей, идеальных отношений… Но никто не запрещает стремиться к идеалу. — Мы вдвоем посещаем семейного психотерапевта с самого начала отношений, потому что стремимся развиваться и учимся говорить, что невероятно сложно. Каждый раз, как мы ссоримся, то после пожара садимся и вместе решаем конфликт. Говорим о чувствах, даже если это тяжело. Говорим о состояниях, даже если невыносимо. Говорим. Если бы мы все замалчивали, затыкали друг друга, «забивали» на проблемы, то давно бы расстались из-за ментального выгорания. Поговорить. Мне нужно… перестать бояться себя. Бегать от себя. Поговорить. Настенные часы показывают время ужина, и по всему бару раздается скрип отодвигающихся стульев. Студенты со всего Хогсмида направляются обратно в Хогвартс, сильнее укутываясь в теплые мантии. Сердце клокочет в груди, вырываясь на свободу потоками эмоций. Чувства разливаются по сосудам, согревая встревоженного юношу. «Если бы я влюбился, вряд ли бы признался самому себе». Как же глупо и до невозможности смешно. Слишком самоуверенно и эмоционально незрело. Глупый, глупый Хван Хенджин. Попался в ловушку собственных слов. Столы Большого Зала ломятся от бесчисленного количества блюд. Хенджин сжимает в свободной руке мантию, перебирает ложкой содержимое тарелки и расфокусированно смотрит в пространство, позабыв моргать. — Недавно я и Минхо обнаружили наличие амортенции в общей комнате, — голос Джисона возвращает обратно в реальность, — обыскали каждый уголок, но так ничего не нашли… Ощущение, что кто-то проносил флакон с зельем, но ничего не отравил… Я думаю, что стоит рассказать об этом декану, использование амортенции за пределами занятий незаконно. Запахи перемешиваются в единое месиво. Хенджин пробует тушеные овощи, запивает тыквенным соком, ощущая сладость кончиком языка. Еда с трудом проходит, проникает в пищевод и внезапно щекочет внутри до раздирающего зуда. Острый кашель разрезает горло, сердце колет неожиданным воспоминанием, как мысли рассеиваются в голове, фокусируясь на одном человеке. Хенджин бросает нечто похожее на: «Мне срочно надо бежать», вскакивает с общей лавочки и направляется к выходу из Большого Зала. — Все будет в порядке, — Чонин шепчет взволнованному Феликсу в коридоре первого этажа Хогвартса, — уверен, что он выслушает тебя… Ты правильно решил поговорить с Хенджином, это очень смелый и мудрый поступок. От количества чувств и неозвученных мыслей хочется кричать. Мимолетные переглядки, глубокий пронизывающий взгляд, слова, брошенные вслед, что постепенно переросли в разговоры и совместное времяпровождение. Желание касаться, ощущать всей поверхностью ладоней тепло чужого тела. Порыв разгладить морщинку меж бровей, потрогать щеки, зарыться носом в макушку, вдохнуть полной грудью запах шампуня и рассмеяться от непомерного счастья. Как прошел твой день, Хенджин? Как ты себя чувствуешь? Пожалуйста, расскажи. Или молчаливо обними меня, я все пойму без откровений и обниму тебя в ответ. Непомерного счастья. Чувств настолько много, стоит коснуться груди, как сердце выскочит из реберных доспехов, сочась насквозь горячими эмоциями. Из Большого Зала выбегает на первый взгляд радостный Хенджин. Глаза стеклянные, неестественно пустые, губы лихорадочно сжимаются. Чонин решается помочь зависшему на месте Феликсу, зовет приятеля, но попытка остается проигнорированной — Хенджин словно ничего не слышит, зачарованный когтевранцем напротив. — Я ждал тебя, — Мэттью улыбается и подается навстречу, — единственный мой. Резкая боль пронзает сердце насквозь. Громкий треск раздается в ушах. Легкие выскакивают из груди, раскалываются на крупицы и рассеиваются в воздухе. Феликс обессиленно роняет сумку, бездумно разворачивается на пятках и убегает как можно дальше от посторонних, скрывая режущий поток слез. Хенджин целует жадно, прижимая Мэттью к себе. Когтевранец нехотя отрывается, губами касается уха слизеринца и что-то произносит, сжимая в кармане мантии палочку, что не остается незамеченным Чонином. Спешащие на ужин студенты раздраженно косятся на целующихся, задевают плечами и просят подвинуться — мальчики перегородили проход в Большой Зал. Чонин оборачивается и обнаруживает оставленную Феликсом школьную сумку. Друга в широком коридоре нет, мыслительные процессы перемешиваются в грубый комок паники и сдавливают горло, вызывая звездочки под веками от недостатка кислорода. Горячие родные ладони на плечах приводят в чувства. Руки обвивают спину, Кристофер гладит по голове и крепко обнимает, медленно раскачиваясь из стороны в сторону. — Чан… мы должны позвать Джисона… Минхо… С Хенджином что-то не так, Феликс исчез, мне очень страшно… — Все будет в порядке, — Кристофер успокаивающе целует в лоб, — мы разберемся все вместе, хорошо?

***

Мир кружится перед глазами калейдоскопом ярких красок. Заглянешь в трубку, покрутишь основание, как цвета поменяются, показывая новые картинки. Заклинание поиска всполохами света сопровождает Джисона по темным коридорам замка. Портреты ворчат, угрожают передать Филчу весть о бродящем после отбоя студенте. — Заткнитесь… пожалуйста, сейчас действительно не до ваших причитаний. Волшебный луч приводит к комнате старост и растворяется у ключной скважины. Джисон нервно смеется с нелепости ситуации, выуживает из кармана палочку и направляет конец на ручку: «Алохомора». Дверь мгновенно поддается, сообщая весьма занятную весть: пароль с комнаты старост был ранее снят. — Выходи, мерзость гнилая, — Джисон с поднятой палочкой проходит в комнату, отбивая ногой мешающий движению стул, — покажи свою морду, Мэттью. В какой момент «нет» Хенджина позволило тебе наложить на моего лучшего друга амортенцию? — Чем докажешь? Пронзительный хохот раздается из душевой. Когтевранец выглядывает, смеющимся взглядом оценивает Джисона с ног до головы и переплетает пальцы с Хенджином, бездумно рассматривающим чужие ладони. — Не играй со мной, Мэттью. — А то что? — смех возобновляется с удушающим скрипом, — Снова трахнешь меня, как на шестом курсе после попойки, а потом влюбишься в Минхо, позабыв обо мне, как о пустой игрушке? Впрочем, твой дружок поступил со мной так же, лишь додумался не спать со мной, вовремя отказавшись. Только это ничего не меняет. Ни-че-го. Вы оба — мерзкие животные, трахавшие все, что движется. А потом внезапно влюбились кто в кого и позабыли обо всех, кого использовали ради плотских утех, чтобы освободить яйца от давления и спустить напряжение в незнакомое тело. Джисон забывает выдохнуть. Поднятая рука слабеет и опускается вдоль тела. Воздух застревает в трахее из-за желания воткнуть волшебную палочку в свой глаз, пройти через головной мозг, размозжить себя вместе с сознанием и исчезнуть навсегда, словно Джисон никогда не существовал. — Мне… мне искренне жаль за то, как я поступил с тобой в прошлом. Я жалею о каждом случае, когда напивался в дерьмо и спал со всеми, кто соглашался лечь со мной в постель. Я никому ничего не обещал, все было обоюдно, но я все равно поступал отвратительно. И не отрицаю, что мой лучший друг вел себя так же. Но время, как и старые мы, с каждым шагом вперед меняемся… — Люди не меняются, — Мэттью отпускает Хенджина, подходит к Джисону и направляет в голову волшебную палочку, — в особенности такие, как ты. Ты все разрушаешь своими руками, Хан Джисон. В нетерпении жду, когда разрушишь сладострастные отношения с Ли Минхо. Тихий смешок проскальзывает меж слизеринских губ. — Люди меняются буквально каждый день, открывая как в себе, так и в окружающем мире что-то новое, узнавая важные вещи и избавляясь от болезненного старого. Мне искренне жаль, что я навредил тебе в прошлом. Я действительно виноват перед тобой. — Твое раскаяние — ложь, — шипяще протягивает Мэттью, вдавливая кончик палочки в лоб Джисона, — все, что ты говоришь — одна сплошная ложь. — Используй на мне сыворотку правды, делай, что тебе будет угодно, — только отпусти моего лучшего друга. Ты злишься, я понимаю, но Хенджин не заслуживает мести, никто ее не заслуживает. Убивая убийцу, сам становишься убийцей. — Закрой… закрой свой рот, я не просил твоих извинений, я хочу видеть тебя страдающим, — разбитое сердце однажды вновь не склеить. Как бы ни старался. Издалека раздается неестественный порыв ветра вперемешку с грохотом, но Мэттью ничего не замечает, продолжая внимательно рассматривать Джисона. — Ты сможешь полюбить вновь, — слизеринец движется вперед, напирая головой на палочку, — однажды ты встретишь человека, полюбишь его всем сердцем и душой, и он полюбит тебя в ответ. Ты будешь счастлив, Мэттью, каждый человек этого заслуживает… Прости меня. Мне искренне жаль. И это действительно правда. Свет в комнате резко гаснет. Множество привидений во главе с полтергейстом Пивзом влетает в комнату, обрушиваясь на когтевранца. Пивз сбрасывает на юношу ведро краски, хохочет и отбирает волшебную палочку, взмывая к потолку. Джисон незаметно от обездвиженного происходящим Мэттью хватает зачарованного Хенджина за вспотевшую ладонь и убегает прочь, прямиком в подземелья.

***

Первые лучи солнца прокрадываются сквозь высокие окна Выручай-комнаты, падая на закрытые глаза Феликса. Ресницы трепещут, опухшие от слез веки осторожно открываются и тут же зажмуриваются. Мерлин, как же болит голова. «И вот я здесь, стремящийся найти в окружающих людях поддержку вместо спасения, чтобы больше никогда не попадать в абьюз». Какой же я глупый… доверчивый идиот. Глупый, глупый, глупый… «Если честно, я мечтаю однажды порисовать вместе с тобой. Делиться тюбиками акриловой краски, стоять с мольбертами у Чёрного озера или ночью на астрономической башне, подсвечиваемой факелами и магией. Говорить о звездах и обсуждать астрологию». Как я мог довериться… как? Как, боже, как? Я даже узнал у бабушки свою чертову натальную карту, поверил во всю чушь про звезды, и в итоге… В итоге ты идиот, Ли Феликс. Тебя обвели вокруг пальца и раздавили. Тебя уничтожили, как мелкую букашку. Дверь Выручай-комнаты распахивается, тяжело ударяясь о стену. Чонин ступает в помещение и теряется среди горы старых вещей. Комната не приобрела вид дома Феликса из-за потерянного состояния мальчика, оставив предметы разных веков разбросанными по полу. — Ликс! — Чонин замечает взлохмаченную от дискомфортного сна макушку, — Мерлин, я нашел тебя… Юноша бросается к другу, опускается на колени и крепко обнимает, поглаживая по голове. — Чонин, я… — На Хенджина наложили амортенцию и заклятие доверия, которое применяется обычно к местам жительства, а не к людям. Минхо и Чан нашли об этом информацию в министерской литературе… Мне жаль, что все так произошло, ты не заслужил ни единой капли страданий от увиденного… На мгновение мир меркнет перед глазами, и Феликс теряется от страха потери зрения. Постепенно объекты Выручай-комнаты проглядывают сквозь бескрайнюю тьму, успокаивая впечатленное сознание. Грудь распирает от боли. Глаза прожигает слезами, из глотки вырывается отчаянный крик, Феликс цепляется пальцами за спину Чонина и плачет, выпуская все накопившиеся переживания. « — Самое впечатляющее в заклятии доверия — его нельзя снять производными Фините Инкантатем, — Минхо лихорадочно перелистывает учебники, — везде указано: «Магия спадет от непомерной палочке силы, проявленной со стороны заколдованного». Что значит непомерная палочке сила? — Такое говорят о физической силе, — Кристофер откладывает старые записи, — а также… о силе любви. Вспомни Лили Поттер, она наложила древнее заклятие любви на своего сына, мистера Поттера, чтобы спасти его жизнь. — Хенджин уже и так знатно приложился головой, когда забыл нагнуться при входе в гостиную Слизерина, так что физическая сила сразу отпадает, — Минхо обессиленно опускается на кровать напротив спящего Хвана и поправляет на однокурснике одеяло, — ему нужно поспать — за ночь действие амортенции закончится, лишь останется отголоском из-за заклятия доверия…» Феликс выбирается из Выручай-комнаты вместе с Чонином. Хогвартс весь пропитан светом, в воздухе пахнет приближающейся зимой, нос колет морозом и утренней свежестью. Замок спит, и только стук четырех школьных ботинок разносится по этажу. Гостиная Слизерина янтарно-зеленая, лучи солнца проникают сквозь толщу озера, освещая подземелья замка. Чонин оставляет Феликса у входа в общую комнату и теряется среди множества дверей, пока руки Чана не перехватывают мальчика в узком коридоре. Хенджин сидит на кровати, зарывшись лицом в ладони. Хочется кричать во все горло, вырывать клочки отросших волос, разгромить комнату без возможности на действие «Репаро» и при желании разбить окно, чтобы комнату залило под потолок и перекрыло дыхательные пути, наполнив обжигающей бронхи водой. — Хенджин? — неуверенный голос за спиной выводит из погружения в самотерзание, — Как… как ты себя чувствуешь? Юноша резко оборачивается, позабыв о ноющей боли в висках, вскакивает с постели и подбегает к Феликсу, заключая в объятия. Руки мелко дрожат, сминая мантию на спине. Феликс не сдерживает слезы, утыкается в родное плечо и вдыхает природный запах Хенджина. Как же сильно я соскучился по тебе. — Мне сказали, ты увидел вчера… последствие амортенции… Мне искренне жаль, прошу, прости меня… Феликс отрицательно ведет головой, мягко улыбается и заглядывает в растерянные глаза. — Ты не виноват… Ты ни в чем не виноват, чудесный мой, ни в чем. Под стопами больно хрустит. Осколки постепенно собираются воедино, склеиваются и укрепляются заклятием истинных чувств, возвращая сердце в подобное прежнему состояние. Древнее заклятие любви… Если у семьи оно сцепляется объятиями, то у возлюбленных же… Возлюбленных ли? Кто мы друг другу? Мерлин, как же невыносимо. — Джинни, — мягкий шепот на ухо, — я попрошу тебя об одной вещи, хорошо? Хенджин кивает и сквозь внутреннюю боль улыбается, игнорируя шум в голове от заклинания доверия. — Всё, что угодно. — Поцелуй меня, — Феликс цепляется за крепкие плечи, — я понимаю, как безрассудно это звучит, но… поцелуй меня, и если это не сработает, то я навсегда исчезну из твоей жизни, если ты захочешь. Пожалуйста… поцелуй меня. Стена в сознании трещит по швам, разлагаясь на месте. Хенджин проводит пальцами по щекам Феликса, рисует взглядом созвездия между веснушками и родинками, очерчивает скулы и осторожно наклоняется, обхватывая губами чужую верхнюю, сладкую, как цветочный мед. Всполохи яркого света рассыпаются под веками. Заклятие доверия сдавливает стенки головного мозга, зовет на помощь и распадается, полностью освобождая тело и сознание Хенджина. Феликс ощущает слезы на своих щеках, всхлипывает и подается вперед, отвечая на поцелуй. Прикусывает пухлую нижнюю губу, сталкивается с чужим языком и притягивает Хенджина еще ближе к себе, пока грудь не начинает гореть от столкновений и необъятного количества чувств. — Я люблю тебя, — Хенджин отрывается на мгновение и сцеловывает дорожки слез, — я так благодарен тебе за человека, которым я стал, и… я больше не боюсь говорить о том, что чувствую… Я люблю тебя, Феликс. Искренне и всецело. «Если бы я влюбился, вряд ли бы признался самому себе». Мерлин, каким же идиотом я был. Самым настоящим эмоционально незрелым идиотом. — Я люблю тебя, — отвечает Феликс, обхватывает ладошками щеки Хенджина и целует в кончик носа, — искренне и всецело.