покажи мне человека которым ты являешься

Игра на доверие? Человек едва ли признающий свою человечность, поглощённый вечной борьбой то ли со всем миром, то ли с самим собой и человек обречённый, жаждущий забвения. — Это может быть… Интересно, — Дрим пропускает между пальцев лоскут черной ткани, мягкая, плотная и уже сложенная в несколько раз. Он переводит взгляд на Уила, тратя секунду чтобы задержатся на его улыбке и прищуре карих глаз, в которых бликами свечей играло озорство. Масочник улыбается в ответ, с долей наигранного подозрения к себе, замечая, — но неужели ты готов настолько мне доверится? Я могу легко убить тебя, когда ты буквально не видишь и не можешь ничего сделать. Уил смеётся, и в смехе полном искреннего веселья клином стоит нота истерики, он сейчас настолько живой, в каждом его действии, слове и жесте читается предвкушение и интерес к грядущему. Азартный игрок. Дрим давно подметил в нем это — желание играть с огнем и ходить по лезвию, пока детское на вид озорство не сменится истинным безумием и хаосом. Пока спичка в руках не станет горящим лесом. Это завораживало и Дрим не заметил как сам загорелся этим. Загорелся и был не меньшим обречённым дураком чем музыкант перед ним. — Ты не сделаешь этого, — Уилбур улыбается шире и он звучал так уверенно, как будто говорил о себе, пальто падает с плеча, он сидел на матрасе опираясь на руки за спиной и закинув ногу на ногу, пока Дрим стоял у противоположной стены маленькой комнаты, — я знаю — не сделаешь. К тому же, ты доверился мне! Я должен ответить тем же, так? Так ведь поступают люди в отношениях? — Мы не в отношениях, — Дрим ответил быстро, как отрезал нить — голос на октаву ниже и взгляд режуще-серьëзный. Никаких привязанностей, никаких отношений, только обречённое доверие. Уила это кажется не задело, он не смутившись поднимает руки в притворной капитуляции, садясь ровно. — Как скажешь, — он усмехается своим мыслям, наклоняясь и поднимаясь на ноги, подходит к собеседнику встав почти вплотную. Дрим на автомате отшатывается, прислоняясь лопатками к стене, смотрит чуть вверх в ставшие темными и пустыми глаза, улыбка чуть дрогнувшая и во всем этом читается уже знакомое «уничтожь меня». Уил берет его руки с полоской ткани в свои с небольшой плотной веревкой вкладывая ее в чужие ладони, — так… Раз тебе нравится идея, начнем? Он пришел несколько часов назад с закатом, тогда в его глазах золотом блестело солнце, поцеловал коротко ещё в дверях и тут же пустился в свои привычные речи, Дрим только хмыкнул, пропуская музыканта внутрь. Их обоих успокаивал и радовал тот факт что их компания друг для друга стала привычной. Медленно, неуверенно но верно и неотвратимо строились мосты. Им нравилось спорить — о морали, о принципах, добре и зле, о людях — вспоминать истории бумажные журавлики из прошлого и делится шутками. Уилбур прятал нежную улыбку в кулаке, когда Дрим начинал отвечать на его тезисы, приводил свои примеры и мнения, рассказывал свои истории, Уил безмерно ценил это доверие к себе — когда Дрим сидит прямо здесь, перед ним на матрасе и говорит честно, а маска лежит на верстаке. Уилбур улыбался и не мог это прятать, когда понимал, что начал запоминать созвездия веснушек и нити шрамов на лице Клэя. Уилу нравилось его настоящее имя, но он боялся его произнести — Дрим слишком резко обозначал личные границы, к которым было страшно прикасаться — как прикоснутся к чему-то адски горячему и к тому же под электрическим напряжением. Доверие ещё слишком хрупкое, мосты ещё не выдержат подобных тестов на прочность. Тогда и родилась идея этой игры — Уил хотел показать свое полное доверие, надеясь получить тоже в ответ когда-нибудь (когда-нибудь в этой его жизни, пожалуйста), но первый шаг должен сделать он, Клэй слишком замкнут когда ситуация касается его личности. А ещё Уилбур хотел увидеть на что способен Дрим без тормозов (потому что он точно не собирается останавливать его) и ограничителей, спина покрывалась мурашками от возможных вероятностей того, на что способен этот человек, если убрать все что его держит. Уил не испытывал страх перед ним, лишь трепет от предвкушения и интереса. Он был уверен, что выдержит все. И теперь он смотрел Дриму в глаза, вкладывая ему в руки власть над собой — своим телом, душу он ему отдал уже давно, когда заключил ту сделку, получив в замен ключ к уничтожению своей симфонии — и любуясь его эмоциями, без маски его было читать до смешного легко, глаза живые-живые, сияют малахитом а брови подняты. Он был не уверен, и не было понятно — в себе или в Уилбуре. — Идея действительно хорошая, мне нравится… Но ты уверен? Я имею ввиду… Разве это не слишком? Значит, он был не уверен в них обоих. — Когда это ты сомневался в чем-то? — он делает голос мягким, Уил все ещё часто забывал то, насколько хрупким может быть этот человек без маски. Он делает глубокий вдох, начиная выдвигать варианты того, что могло тревожить этого, казалось, непоколебимого человека, — Если ты боишься что я не выдержу, то не нужно, я приму все, не убьешь ты меня, ни намеренно, ни случайно. Он смеётся, пытаясь разрядить обстановку, Клэй улыбается в ответ, неуверенно беря в руки верёвку и ленту. Глубокий вдох. Все будет хорошо. Дрим пытается быстро построить сценарии возможных событий и теряется в предполагаемых вариациях — слишком много возможностей, слишком много выборов, слишком много вариантов реакций. Абсолютная свобода ощущалась сковывающе. Но все будет хорошо. Выдох. Вспомни, как это бывает обычно, когда тебя не заботят чувства партнёра, когда есть цель — утвердить свою силу, подтвердить свою правоту — и ты не видишь ничего кроме нее. Это же тоже можно назвать свободой, так? — Действительно, когда я сомневался, — Уил сразу замечает эту неуловимую перемену — во взгляде, в голосе, в том как уверенно Дрим делает шаг вперёд — он будто вновь надел маску, что делала его эмоции нечитаемыми, неуловимыми взгляду. Но тут же это становится неважным потому что Дрим, убрав верёвку в карман и расправляя в руках ленту ткани, подносит ее к глазам музыканта. Одно действие, быстрые движения ловких рук и мир погружается во тьму. На секунду все замирает, темнота ощущается знакомо — пустая, тихая, теплая комната, это кажется безопасным — Уил тянет руки к лицу, трогая ткань на глазах, нужно быстро сконцентрироваться на слухе и ориентации в пространстве. Дрим накрывает его руки своими, притягивая его лицо к себе, сердце в азартном волнении отбивает беспорядочный ритм. Уил чувствует сухие, потресканные и покусаные губы на своих почти таких же, это мягко и тепло, его мозг уверено переключает фокус внимания со зрения, которое утратило значимость, на тактильные ощущения. Поцелуй долгий, пробующий, музыкант всецело отдается этому моменту, концентрируясь на мелочах — Дрим чуть тянет его лицо вниз из-за едва ощутимой разницы в росте, грубые подушечки пальцев без перчаток лежат на его руках, мягко сжимая, никто не торопится углублять поцелуй, это кажется лишним сейчас. Дрим не смог бы заставить себя быть грубым с этим человеком сейчас, не после всего того уважения, что было оказано ему со стороны Уилбура. Дрим медленно отстраняется, Уил тянется за ним следом, но масочник твердо останавливает это действие, держа музыканта за плечи, тот тихо усмехается бормоча что-то утвердительное себе под нос. Клэй хмурится, медля, где то на периферии мелькает вопрос. Что такое свобода для тебя сейчас? Он не хочет думать над этим, не сейчас. Сейчас перед ним Уилбур — само воплощение свободы — который ждёт его действий. Готовый принять все. Дрим делает шаг вперёд, толкая Уила в грудь и он, сбитый с толку, быстро переставляет ноги, но в итоге путается в них же — неуклюжесть подростковой несложенности по сей день осталась в его движениях, несмотря на не второй и не третий десяток лет — падает, и это ощущается словно падение в бездну, время замирает, на миг оставляя его без малейшего ориентира относительно своего положения в пространстве. Он падает на матрас и заваливается дальше, ударяясь головой о стену сзади, все будто теряет контур и форму, он шипит и тянет руку к затылку, голова чуть кружится и его едва клонит на бок. Но его руки тут же фиксируют в твердой хватке над головой, прижимая к стене. И тут же целуют. Но Боже, это совершенно другой поцелуй, ничуть не похожий на произошедший буквально меньше минуты назад — мягкость, терпение и тепло сменились игривой грубостью, это распаляло все сильнее. Дрим целовал быстро и напористо, с ритмом который было невозможно запомнить или просчитать наперед, все что оставалось это сдавать позиции и тонуть в этом шторме. И Уил тонул, горел, с маниакальной улыбкой, потому что наконец-то — он увидел (ощутил) эту воинственную сторону его Бога. Поцелуи переходят на шею, становятся более кусающими, и конечно, Уил не может видеть сейчас, но он уверен, что на утро, посмотрев в зеркало, увидит свою кожу усыпанной алыми лепестками засосов. Его мыслям вторят слова Дрима — горячим шепотом, хриплым голосом, обжигая кожу. — Я покрою все твое тело своими метками, чтобы каждая блядская душа на сервере знала что ты мой — он знал, что Уила это возбуждает так же сильно, как и его самого. Не в отношениях говоришь? Тогда какого черта ты сейчас со мной делаешь? Ты знаешь, прекрасно знаешь — мы оба горим, мы оба тонем. Пора признается что мы подсели. И поплатимся за это, ох как же дорого мы заплатим. На солнечном сплетении Дрим делает особенно долгий акцент, расстегнутые верхние пуговицы классической строгой белой рубашки позволяют это сделать не отпуская рук от стены, и меж лопаток музыканта бегут мурашки, он резко выгибает спину, желая быть ближе, ещё ближе. Нетерпеливый. Дрим ухмыляется, уже зная что Уил ничего не получил, ещё достаточно долго, чтобы начать умолять. Он отпускает его руки, но не позволяет ничего сделать, быстро снимая с Уилбура пальто, в котором тому уже наверняка ужасно жарко, судя по тяжелому дыханию и поту на шее и груди. Дрим быстро расстёгивает оставшиеся пуговицы рубашки, но чуть подумав, рассматривая Уила с этой черной повязкой и в этой белой рубашке, он останавливает себя, оставить рубашку было бесполезным и даже мешающим решением, но это было выше его, Уил выглядел в этом слишком красиво. В прошлый раз Дрим, слишком уйдя в свои переживания и страхи, даже не мог толком рассмотреть тело партнёра, и Боже, это было огромное упущение с его стороны. Уил был красив, об этом знал каждый, но не каждый складывал в голове цельный образ, из нот, слов, жестов, взглядов, мнений, идей и привычек. И этот цельный образ был более чем красив. Дрим ведёт рукой от дрогнувшего кадыка по шее в синяках, к груди, ниже, останавливаясь внизу живота, Уил резко вдыхает опуская голову, он не знает куда деть освободившиеся руки и вслепую пытается найти плечи партнёра. Дрим улыбается тепло, наклоняясь навстречу, помогая найти себя, Уилбур быстро, от широких, крепких плеч к шее, находит лицо и тянет Клэя к себе, целует коротко и неуклюже, просяще. Дрим отстраняется на несколько дюймов. — Ты прекрасен, — хрипит он в чужие губы, прежде чем поцеловать — тягуче и жадно. Его поэт, его драматург, его музыкант, его революционер. Его. Его огонь, огонь который он создал, он держит и он же потушит. Руки масочника быстро переходят на ремень, звон железа кажется доносится как из-под толщи воды, Уил размазывает поцелуй, вздрагивая всем телом, когда давление от брюк и ремня ослабевает, Дрим довольно улыбается, стягивая штаны с бельем, при этом придавливая музыканта новым поцелуем в стену, не позволяя вдохнуть. Вся лишняя одежда летит с матраса куда подальше, Уилбур, кажется желая уравнять счёт, запускает руки под зелёную толстовку, сминая в кулаках черную водолазку. «Сними» одними губами шепчет он, отводя голову вбок. Дрим в ухмылке ведёт руками от икр до бедер, любуясь как дрожит Уил, когда кончики пальцев касаются коленей. — Попроси получше и я подумаю. Даже с завязанными глазами Уил стремится делать, чувствовать, ощущать больше, быть ближе, масочнику нравится это рвение, но интересно посмотреть насколько оно сильно. — Сними пожалуйста, пожалуйста, я хочу касаться тебя, — голос хриплый, ломкий, но бойкий. Дрим кивает, довольно отстраняясь, садясь ровно и снимая одним движением всю верхнюю одежду, отбрасывая ее в сторону. «Доволен?» Он берет руки Уила в свои и прислоняет ладонями к своей груди, тот быстро начинает исследовать все до чего может дотянутся, Дрим позволяет эту маленькую вольность, разрешая касаться себя — шрамов, мышц, ожогов — на пару минут он останавливается, просто тая в этих руках прикрыв глаза, в них тепло и комфортно и ничуть не страшно быть человеком. Он прерывисто выдыхает, когда Уил касается сосков, музыкант слышит и намеренно останавливается на этом месте, движения изучающие — как сильно? Как долго? Что вытащит из Клэя больше звуков? Вспоминая обещание, понимая, что звуки сейчас так важны его партнеру, Дрим перестает пытаться молчать, и стоны служат Уилу ориентиром в этой сплошной темноте. Время тянется как сироп, открыв глаза, масочник переводит свое внимание на руки партнёра — руки творца не иначе — длинные пальцы, тонкие запястья, все будто рублено на грани и плоскости, он берет эти руки, поднося к губам, целует в центр ладони там, где линия судьбы пересекала линии ума и сердца. Клэй не хочет вспоминать кто его научил этой чуши про гадания на руках, и не хочет признавать что не считает это чушью. Он, дорожкой быстрых поцелуев, идёт от запястий до плеч, оставляя мазки красных узоров, Уил скулит, прерывисто дыша, его руки ощутимо дрожат, даже когда их держат, его возбуждение было очевидным и терпение явно подходило к концу. Он всегда хотел все и сразу, «независимость или смерть» — таким было их знакомство, и это кажется было настолько давно, будто в прошлой жизни. Кем тогда это делает их сейчас? Дрим боковым зрением цепляет верёвку, Уилу очевидно нравится грубость, нужно узнать в какой мере и сколько ещё он может (хочет) выдержать. Быстро потянувшись к толстовке он хватает верёвку и возвращаясь одним рывком заваливает Уилбура спиной на простыни, прижимая кисти друг к другу над его головой. Садясь чуть ниже грудной клетки и выдавливая из лёгких последний кислород, вместе с низким хрипящим стоном, Дрим приподнимает его руки, быстро оборачивая вокруг кистей верёвку — плотно, как делал бы, если действительно стояла цель не позволить двигаться и выбраться. Дрим намеренно останавливается, не делая ничего, смотрит за реакцией, лишь очерчивает кончиками пальцев ребра и ключицы. Снизу слышны невнятные звуки, попытки дышать, резкие и хриплые выдохи его имени. — Д-дрим прошу… — Да, солнце, чего ты хочешь? Скажи, — он проводит тыльной стороной ладони по щеке Уила, отмечая, что тот буквально горит, румянец красными пятнами лежал на щеках, ушах, шее, плечах — Уилбур горел в его руках распаленным пламенем. Его солнце. Дыхание обоих сбито к чертям, от стен отражаются лишь короткие изорванные вздохи, но Дрим готов продолжать эту игру сколько потребуется чтобы победить. В тягучей темноте, с руками завязанными над головой, с тяжестью на груди от которой не вдохнуть, с мокрой от пота повязкой и рубашкой, с возбуждением, которое было невозможно терпеть, от которого мелко трясло и голова кружилась, сознание плыло и тонуло в полной беспомощности и душной темноте, Уил был на грани от мольбы или слез. — Ну же, скажи, — обхватывая горячую шею ладонями и начиная сжимать, медленно но верно, Дрим с ухмылкой смотрит как Уил замирает, делая лишь короткие, выверенные стратегически вдохи. Ты — само воплощение свободы и независимости, но так покорен, когда я сверху и сжимаю твое горло. Дрим разжимает руки, чувствуя как в пальцы бьётся бешеный пульс, и как кадык поднимется, когда Уил сглатывает вязкую слюну. — Возьми меня прямо сейчас, пожалуйста, прошу, я больше не могу… -Он вдыхает тяжело, отводя голову вбок. Все плывет и пылает, теряет форму, выходит за контур и он сам уже будто не в своем теле, дрейфует среди пространств неугомонным сгустком плазмы, раскаленных добела эмоций, — пожалуйста. Что-то щемит внутри от такого Уилбура — гордость вырванная, выброшенная, голос тихий, тяжёлый, Клэй берет его лицо в руки, большие пальцы заведя под повязку, отодвигая ее на миг, желая увидеть мутные, тонущие в черноте расширенных зрачков карие глаза. Уил смотрит на него с самым искренним удивлением и шоком, взгляд в расфокусе, он щурится от неожиданного, хотя и тусклого света гаснущих постепенно свечей, Дрим быстро смазывает его слезы, целуя меж бровей. И если Уилбур хотел увидеть Бога, то Дрим хотел увидеть адоранта. Он возвращает повязку на место, поднимается, отсаживаясь назад, слышит судорожный вздох, Уил разводит ноги, сгибая в коленях и Дрим закидывает их себе на плечи, целуя внутреннюю сторону бедер. Уил скулит, нетерпеливо ёрзая, веревка трёт запястья, и это наверняка оставит синяки, но сейчас это заботит его в последнюю очередь. Он недовольно мычит, мотая головой, когда входят первые два пальца. — Нахуй это, Дрим пожалуйста, я не могу… Масочник хмурится поднимая бровь, хотя понимает, что Уил не увидит этот жест. — Нет, тебе будет больно, я не хочу быть мудаком и ломать тебя. — Может я хочу чтобы меня сломали? Чтобы мне было больно. — Но не так Уил…- он смотрит растерянным взглядом на партнёра. Иногда его жажда забвения, мания саморазрушения пугала даже Дрима, хотелось остановить это, помочь, но он хорошо, слишком хорошо знал что услышит в ответ «не пытайся спасать меня», — Потерпи ещё немного… Пожалуйста. Уверяю, это не будет лишним. Я постараюсь закончить все быстрее. Слышать от Дрима прямые просьбы было непривычно, Уилбур выдыхает сквозь зубы, кивая, расслабляя все тело, учтиво с его стороны, но он просто хочет чтобы это закончилось быстрее. Все что ему остаётся это гореть все сильнее и сильнее, в этой кромешной темноте, плавится в этих руках воском. Волосы мокрые, липнут ко лбу так же, как и рубашка к телу, и он, уже смирившийся с тем что не получит всего и сразу как хотел, дрожит всем телом, наверняка ударяя пяткой Дрима в спину, когда тот опускает руку на его член, задавая стабильный темп, к которому легко привыкнуть. Так это становится более терпимым, Уил дышит через рот выдыхая мелодии хриплых стонов. В ушах словно вата, все тело — мелкая дрожь и податливость горячего парафина, все смазано, размыто, горит, горит, горит. Уил может вырвать из гула крови в ушах звон ремня и предупреждающий голос Клэя. Он говорит расслабиться, Уил мог бы обратить внимание на эту заботу к себе, будь он более трезв сейчас. И кажется что ярче пламени не создать, но руки пропадают, и Уил задыхается, огонь добрался до пороха и пламя все ярче, ярче, ярче. Где-то слышны взрывы будущего.Чувство заполнености, моментальное, душит. И сразу толчки, сильные, выбивающие из тела, лишённого контура и границ, Уил обнимает чужие плечи ногами, стонет, моля «сильнее, сильнее, сильнее» и этот голос — резкий, хриплый, молящий, как его можно не послушать? Дрим срывается, подминает это тело под себя, так что Уил может коснутся коленями плеч, становясь хаотичным штормом, выбивая из Уилбура все дерьмо, пока в сознании мешается голос музыканта, его крики, стоны и мольбы, и его собственный голос в голове, звучащий набатом и повторяющий одно ключевое слово «мой». Сейчас мой. И никакой ебаный сценарий, никакая война, теракт, блядский фестиваль не заберет тебя. Сейчас, хотя бы сейчас. И они не знают границ, желая быть ближе, желая гореть ярче, желая сильнее, больше, глубже, быстрее, желая, желая, желая. * Дрим выжимает полотенце от лишней влаги, вновь возвращаясь с ним к Уилбуру, тот все ещё не может привести дыхание в порядок, мокрые кудри разбросаны по простыни, повязка все ещё на глазах, так же как и верёвка на запястьях, в кромешной темноте потухших свечей он был красив до неприличия. — Жарко, — тихо срывается с красных от поцелуев губ, Уил пытается повернутся на бок, но все тело ватное, непослушное и слишком чувствительное. Клэй садится рядом и помогает сесть, теряя равновесие и не имея сил поддерживать собственный вес, музыкант наваливается на его грудь, роняя голову на плечо, Дрим только улыбается, прижимая это безвольное тело к себе, целует куда-то в кудрявую копну вдыхая влажный запах чернил, пороха, табака, дождя и пота, — М-м, жарко. Уил мычит недовольно куда-то в шею, пытаясь отстраниться, масочник понимает, придерживает, отодвигаясь и прикладывая холодную ткань к горячей шее музыканта, тот мурашками покрывается и тихо стонет, клоня голову вбок, подставляя ее под холод. Связанные руки опущены и прижаты к груди, мокрая рубашка упала с плеч, он вздрагивает, когда Дрим ведёт влажным холодом от шеи по плечам к груди, стирая пот и охлаждая распаленное тело. — Сейчас должно стать легче, — он складывает полотенце вдвое и стягивает с головы Уилбура повязку, его веки полуприкрыты, ресницы мокрые, дрожащие, глаза почти черные, мутный взгляд пытается сфокусироваться на зелёных глазах напротив, капельки пота блестят на висках. Клэй заботливо убирает мокрые пряди со лба и прикладывает к нему полотенце, Уил закрывает глаза, он делает глубокой вдох, забываясь в этой заботе, связанные руки держат запястье Дрима в немой просьбе остаться, желательно на ближайшую вечность. Тишина поглощает комнату, окутывая туманом дрёмы, и все становится так неважно — междоусобицы, вечные войны и ссоры, Дрим понимает, что впервые за долгое время не думает об этом, он вновь простой человек, человек, который любит такого же человека, а его любят в ответ. Дрим вспоминает старый вопрос и понимает, что для него свобода сейчас. Свобода — это не думать о завтра и не сожалеть о вчера. А Уил наконец-то слышит тишину, а не гул навязчивых идей, которые явно не должны посещать ум здорового человека. Он открывает глаза и делает усилие, чтобы картинка приняла четкость, он смотрит на Дрима, долго, неотрывно и видит на миг в чужих глазах свое отражение. Одна мысль червем копошится где то в глубине сознания. Когда я погасну, ты зажжешь свечу для меня? Уилбур проглатывает нервный смех, подавшись вперед и целуя коротко, Дрим отстраняется, смотря на него. И оба знают, что эта тишина временна, это затишье перед бурей, перед взрывом, перед пожаром который сожжет старый мир и оставит одного из них на пепелище, а другого судьба заберет, заберет, потушит, оставит лишь память в руинах и в улях. Дрим смотрит на Уилбура, в карие теплые до невозможности глаза, он помнит огонь в них, он запомнил его навсегда, так же как и его речи, бредовые но возвышенные, идеи, безумные в своей амбициозности. И может, сейчас он наступает на ошибки прошлого, что если он не может быть просто человеком? Может, все это не для его жизни создано. Но он хочет верить, что имеет право на что-то простое, без стратегий и тактик, имеет право заботится о ком-то как раньше, любить и быть любимым. Уила клонит в сон, он вертит головой, отгоняя дрёму и смазывая влажный след от полотенца по лбу, Дрим усмехается мягко, тепло смотря на музыканта, сейчас он кажется таким родным и домашним, он прижимает полотенце к его щеке и притягивает к себе. Целует медленно, Уилбур отвечает так же устало, но Клэй может чувствовать его улыбку. Отложив полотенце в сторону, Дрим развязывает верёвку на его руках, невесомо целует натёртую кожу запястий, Уил же быстро сбрасывает мокрую рубашку и сразу тянется к лицу партнёра, берет в руки, притягивая ближе, рисует созвездия на щеках кончиками пальцев. Если при рождении Дрима расцеловало Солнце, подарив млечный путь веснушек, то Уилбур был звёздочетом, что создавал узоры образов из хаоса точек, оставляя в каждом свое имя. Они валятся назад, падая на простыни, Дрим тянет руку, беря одеяло, сложенное рядом с матрасом. Уил приходил достаточно часто, чтобы Клэй начал задумываться над его комфортом — одеяло и сменные простыни, вода и хлеб на утро, спички для сигарет — сам масочник чаще всего просто спал в одежде, никогда не больше пары-тройки часов — некогда спать, когда на носу новая война, революция, теракт. Удивительно, но с Уилбуром он мог проспать все восемь или девять. Больше он спал разве что… Уил ложится ему на грудь, поудобнее укладывая руки под голову, Дрим на автомате накрывает их одеялом и обнимает музыканта, складывая руки ему на спину, тот мычит короткое «все ещё жарко» высовывая длинные ноги из-под одеяла. Они лежат в теплой тишине, и Уил уже на грани сна шепчет в пустоту, не ожидая получить ответ: — Одна из лучших ночей в моей жизни. Можно когда-нибудь повторить, — Он удивляется, слыша в ответ короткое «Конечно» и улыбается, чуть грустно поджимая губы. Да, конечно повторим, если обманем судьбу. Уил переплетает их ноги, Дрим неосознанно сильнее прижимает его к себе, не желая отпускать, не сегодня, когда он в его руках, не завтра утром, когда он будет сидеть, опираясь о стену и курить, смотря в одну точку, не после шестнадцатого, когда… Больно признавать, что они не смогут быть сегодня вечно, как не откладывай сон, Дрим не сможет спасти Уилбура шестнадцатого. Потому что не имеет права. Уил горит, а он может лишь на время ухватить это пламя, запечатать в свечах, сделать ручным и домашним. В конце концов, их всех смерть однажды потащит под косу, вопрос лишь в точке на временной линии. И они не будут спрашивать у Бога, далёк ли их путь. Просто будут верить, что встретятся вновь, что их пути ещё пересекутся. — Спокойной ночи, Клэй, — и музыкант замирает, боясь, что ошибся. — Спокойной ночи, Уил, — и масочник закрывает глаза, понимая, что ошибся. Они проиграли.