покажи мне человека которым ты являешься

Sleep Token - Alkaline

Уил толкает его в грудь, он слабее, он знает это, но так же знает что Дрим сделает шаг назад, что под его маской улыбка, что ему нравится поддаваться и позволять ронять себя на постель из раза в раз. Дрим не может отвести взгляд от его глаз, что горели чертовой бурей, огненным штормом с примесью истинно детского веселья. Этому мальчишке действительно нравилось смотреть за горящими вещами в детстве. И эта черта определенно стала чем-то большим со временем и возрастом. Уилбур был для него гребаной искрой во тьме — спичка в море бензина, чтобы горел здравый смысл. Он был его единственной мыслью в тишине безыдейности. Он менял его, он извращал смыслы, выворачивая мир наизнанку. И в топку летел Ветхий Завет. Время от времени в мир приходят конфликты, катастрофы, катаклизмы, Судьба пляшет со Смертью в языках пламени — и Уилбур стал порождением этого обряда. Он приходит и меняет мир, меняет жизнь, меняет Дрима. И все это давно зашло слишком далеко. Дальше каких-либо рамок и краев мира, за черту далёких земель. Для меня уже все зашло слишком далеко — я изменился. Я стал не только тротилом в твоих руках, я стал тебе музой, ты говоришь это так часто, что я даже поверил. Уилбур снимает с него капюшон, проводя руками по пшеничному хаосу, снимает маску. Дрим позволяет. Он бы позволил ему всё, лишь бы он продолжал улыбаться так — криво и откровенно пьяно. Он потерял тот миг когда разум захватили чужие идеи, выстроенные в сумасшедшие конструкции прозы со стихом на музыке, поверх мелодично дрожащих гитарных струн. Уилбуру эмоционально, и черт возьми, красиво жестикулировал, привлекая к себе внимание каждого без исключения. Он читал стихи и произносил речи с требун, призывая к революции, он кричал о своих целях и идеях, срывая голос, шептал невнятно, несвязно, неслышно для всех о своей болезни, но Дрим все знал, находясь всегда рядом, незримой фигурой на шахматной доске. Их знакомство было войной — независимость или смерть — за свои идеи и идеалы, за свою свободу, за свою власть. Но так вышло, что за поворотом истории их ждал сюрприз — они оказались на одной стороне. Но война продолжилась, только приняла немного иной характер. В этой войне никогда не было проигравших. И сейчас Клэй лежит на мятых простынях, готовый к распятию, к сожжению, к лучшей смерти если это будет Уил. Уилбур, что улыбается и целует, а его губы — пряная, пьяная вишня и горечь табака. Уилбур, что искрит глазами в слепом озорстве, не зная как остановится, не желая останавливаться. Уилбур, что проводит по его телу своими руками гребаного творца, человека, способного переписать мир под свою правду, эти чёртовы руки, что одинаково хорошо справляются с пером, гитарой и мечом. А сейчас эти руки со свойственной им дрожью забираются под зелёную толстовку и плотно прилегающую к телу водолазку. Уил сидит на его торсе должной тяжестью, он наклонялся, прогибаясь в спине так что выпирали позвонки под тонкой белой тканью. Дрим задыхается. Смотрит на своего поэта, своего творца, на свое чёрное солнышко, что тонет в нефти и жжёт этот мир без жалости. Жжёт его, Дрима. Уилбур. Он ни кислота, ни щёлочь. Прямая между мраком и светом. Черта горизонта, делящая небо и землю. Точка на временной шкале меж жизнью и смертью. Грань морали и аморальности, непонятная человеку. То ли день, то ли ночь. Идеален в своей изломанности, искаженности, прекрасен в этом несовершенстве, неправильности. Дрим не может на него такого не смотреть — живого и человечного до предела, веселого и сломанного. Свободного. Ты более чем красив, говорил он. Ты нечто большее чем Бог, ты выше икон, моя муза, отвечали ему. Дрим был увлечен стремлением его понять, осмыслить, познать, но Уил из раза в раз оказывался омутом идей, что взлетали в воздух вихрем бабочек, а они уже оборачивались вспышкой золотой горящей пыли, стоило только коснуться. Я одержим твоим замыслом и тем как он может быть воплощён мной. Твои идеи что будут нетленным наследием, идти сквозь года и без тебя, даже без меня. Ты объект моего желания — неуловимая идея, непонятная загадка. Так что давай — жги не жалей, взрывай, извращай и смейся, рушь миры, я все восстановлю и воссоздам, только чтобы все повторить вновь. Ведь когда в твоих глазах огонь ты безумно красив. Уилбур стягивает через его голову верхнюю одежду и довольно тянет улыбку , отбрасывая ткани в дальний угол. На нем самом — расстегнутая рубашка, что спадала то и дело с одного плеча и черные брюки военного образца, та глупая солдатская форма потешного полка смешного королевства. Уил говорит: — Я был бы тебе самым верным слугой, лучшим солдатом, принадлежащим только тебе, лишь прикажи,– Он смотрит на Дрима, облизывая пламенем взгляда его кожу, облизывая свои сухие губы. Прикажи. Приказываю, гори мой милый, гори, мое прекрасное безумие, гори мое чёрное солнышко, но не сгорай. Только не сгорай. Они встречаются взглядами, замирая на долю секунды — малахит к янтарю — чтобы запомнить этот миг, они знают подсознательно что эти воспоминания в дальнейшем возымеют огромный вес и значимость. Они знают что их время не безгранично. Но сейчас не об этом, только не сейчас. Уилбур вжимает его в чуть жёсткий матрас — прижатые запястья у головы вдавленной поцелуем. Дрим щурится и глаза закатывает прогибаясь в спине, тянется навстречу. Давай поговорим о химии. О том как ты сводишь меня с ума являясь и ядом запретного плода и святой водой в пустыне. Давай поговорим о том как низко мы пали и о том как возвышенно это ощущается. Давай поговорим о нашей зависимости друг от друга, о том как мы физически не может прекратить все это и даже не хотим пытаться остановится. Давай поговорим о том как идеально наши сколы дополняются друг другом как чертов витраж в церкви. Давай поговорим о том как я влюбился в тебя. Или хуже. Давай поговорим о том как я полюбил тебя. Дрим не может дышать и молчать когда его шею целуют и кусают, когда руки Уилбура играючи изучают его грудь и пресс, когда Уил всецело увлечен этим сложным химическим экспериментом с гормонами. От этой химии в голове гудит, а тело мелко трясет. Кажется это что-то наркотическое. Что это? По действию похоже на чертов метамфетамин, по уровню зависимости схож с героином. Дрим очень хочет быть прожженым, приваренным холодной сваркой своей жизнью к чужой. Но по хорошему нужно начать исповедь и проповедь потому что все это явно не имеет здравого смысла, они явно бредили, они явно были не в себе. Но кому есть до них дело кроме их самих? А им самим давно плевать на всё. Все что имеет сейчас смысл это найти еще тему для спора, для дискуссии чтобы с жаром излагать и доказывать свою правоту впитывая поралельно чужую правду. Чтобы потом как и сейчас гореть и жечь все вокруг. Хрипеть имена друг друга меж ругательств рычащих не имеющих под собой серьезности и повода. Проклинать благословляя на большее. И ещё большее. Они — оставленные дети что веселились строя и руша, создавая и уничтожая, вращая мир в руках и извращая. Уилбуру целует его, всюду сыпя алыми полумесяцами, лепестками, пятнами, а Дрима коротит, колотит от всего этого. Уил нависает над ним — растрёпанные волосы, темные пятна на лице и ушах, тяжёлое дыхание, Дрим тянется, касается, проводит широкой ладонью от живота до шеи, сжимая, чувствуя чужую дрожь и как дёргается кадык под ладонью. Уил наклоняется позволяя сжимать шею сильнее и сильнее, припадает к его лбу своим как и иконе. Жест не им изобретённый но им выученный. Концепция принадлежности теряет свою суть с ними. Уил — как вассал, как последователь, как верующий. Дрим — как король, как лидер, как Бог. Но вместе с этим. Уил— как идейный основатель, как солнце за которым сделают из тьмы. А Дрим — как исполнитель замысла, как идущий на свет. Кто кем правит в большей степени не имеет значения, они ненавидят делать выборы между меньших и больших зол, между меньшей и большей любовью. Уилбур хрипит и выскальзывает из его рук, спускается ниже, целует солнечное сплетение — момент когда поклонение нечто большее чем поклон. Он опускает ниже и ниже, и можно кожей чувствовать его нестираемую улыбку. Звон железа, звон цепей, звон пряжки ремня, звон разбитой целомудренности. Рука со шрамами и мазолями в кудрявых волосах, сжимает, правит, управляет, губы на горячей плоти, нужно быть аккуратным с зубами, но Уил знает что Дрим бы простил эти ошибки как и все прочие. Они не чувствуют стыда друг перед другом, знающие уже и тело и душу, уверенные в себе и партнёре. Уил не перестанет пробовать это слово на вкус каждый раз произнося будто вскользь не заостряя внимание но подчёркивая этот статус неосознанно. Партнёр — что-то действительно осознание, ценное, что-то двоякое в своих смыслах. Уилбуру нравится двойственность. Амбивалентность. И Дрим под ним сейчас — олицетворение противоречий. Его уверенность и сила в купе с прожитым, пережитым, его знания о правде мира, его навыки умелого кукловода, физическое и ментальное проявление истиной силы. Его руки могли убивать и создавать. Он вызывал трепет и доводил до ненависти или поклонения. Но Уилбур никогда не был идолопоклоником, он был Дриму партнёром во всех возможных смыслах. И видеть его сейчас таким — пот на висках и сбитые волосы, сбитое дыхание, дрожь по телу импульсами, хрипы и стоны несдерживаемые — было такой же аномалией как например увидеть солнце ночью. Но для Уилбура это не было больше чем то выходящим из ряда вон, для него такой Дрим — несобранный, не настроенный на вечное сражение против всего мира, где то слабый, идущий на уступки и откровенно подчиняющийся — что-то знакомое и близкое. И Уилбур гордится этим. Оба пытаются просто блять не задохнутся, Дрим из-за стонов и сбитого дыхания, Уил из-за безуспешных попыток дышать через нос. Но не выходит, он резко отстраняется кашляя, зажимает рот дрожащей рукой, чёртова осень, чёртовы вечные дожди и вызванные им простуды. — Тише-тише,- утешает Дрим шепотом, гладит его по волосам и клонит голову набок к плечу на которое взял опору, улыбается нежно. И во всем этом кипит и пузырится густая забота. Уилбур кивает, глубоко дышит, повторяет движение Дрима наклоняя голову вбок и прислоняясь к внутренней стороне его бедра, поднимает взгляд и с улыбкой нежной целуя чистую от шрамов кожу. Затем отпускает темные ресницы, кусает, заставляя вздрогнуть и свести колени. Честно — Уил был бы не против если б его сейчас так и задушили. Почему то с Дримом у него появилась эта странная потребность в асфиксии во всех ее проявлениях. Но нужно запастись кислородом, нужно угомонить хоть ненадолго тряску по всему телу. Он кладет ладонь на чужое колено отодвигая его от своей головы и возвращается к начатому. Заставляет Дрим снова упасть на спину с хрипом. И снова эти сильные руки в его волосах, он позволяет им направлять себя, и упорно игнорирует собственное возбуждение полностью сосредоточаясь на чужом. Отдавая всего себя. Он все же допускает ошибки, кусается, заставляет Дрима шипеть и сжимать его волосы, сжимать и комкать простынь. Кажется не одного Уилбура вечно кроет от боли в таком контексте. Дрим содрогается, Уилбур глотает даже не задумываясь, затем отстраняется рвано вдыхая через рот с влажным свистом, с его лёгкими явно что-то не так. Дрим поднимается чуть ломанно, стараясь не завалиться набок от головокружения, наклоняется чтобы заглянуть в опущенные глаза. Так они и смотрят друг на друга — муть болота и густота меда. Горячая и грубая кожа большого пальца ложится на чуть пухлые губы одним движением стирая лишнюю влагу. Уил устало падает ему на грудь пока его лёгкие все ещё горят в попытках заполнить пустоту. — Тише,– Дрим прижимает его к себе крепче, давая чуть времени на дыхание — они оба знают цену этих нескольких десятков секунд, у них обоих были эти проблемы с дыханием. Иногда Дриму кажется что Уил его просто чем то заразил, но если это значит что они умрут вместе то он не против,– Тише... Он шепчет что то невнятное но ласковое разворачивая Уилбура к себе спиной пока тот путается в собственных конечностях, шпала долговязая. Дрим оттаскивает их чуть назад, чтобы самому можно было опереться спиной о каменную стену а Уилбуру о его широкую грудь. Но Уил что-то мычит и тянется рукой куда то вбок, цепляет откинутую толстовку с запутанной в ней водолазкой, он складывает и заворачивает капюшоном этот комок тканей в подобие подушки. Ну да конечно, нормальных же подушек тут никогда не было и не будет, им слишком не до этого, о чем тут говорить если в первые ночи Уилбур укрывал их обоих своей шинелью? Дрим смотрит на протянутый через плечо свёрток плотной ткани. Зависает на какое то время. Затем понимает и просовывает подушку меж холодной каменной стеной и своей горячей кожей. Эта забота в быте, в мелочах которые были незаметны при поверхностном взгляде — Дрим каждый раз останавливался не понимая, будто забыл что о нем могут заботится, вот так невзначай и между делом, в простых жестах. Дрим обнимает его за пояс и целует в шею прижимая к себе, затем расстёгивает его ремень, Уил все быстро понимает, приподнимается чтобы стянуть брюки и все что ниже, ткань сминается где то на коленях и он ее сдергивает парой нетерпеливых движений. Рубашка, упав уже с двух плеч держалась на сгибе локтей. Уилбур мог и сам держать ноги чуть разведенными но куда приятнее когда Дрим своими ногами удерживает его — колено под колено и стопу отогнуть чтобы удержать голень, чтобы раздвинуть в стороны и вынудить выгнуться в спине. Эта игра в добровольное подчинение никогда не надоест. Одной рукой Дрим прижимает его ближе к себе, так чтобы спина к груди, жар к жару, а вторую опускает на его член. Уил шумно вдыхает от уверенно интенсивных движений. К черту стыд. Он запрокидывает голову, та падает на крепкое плечо. Он хрипит срываясь на придушенно высокие ноты когда его шею вновь кусают-целуют. Сколько они ещё будут так доводить друг друга до кипения? Дрим то грубо кусает то легко велел носом и щекой по подставленной шее, влажная и сладкая горечь стоит осязаемой густотой в комнате, она липнет к коже и оседает в лёгких. — Дрим,– хрипит просьба без просьбы, но Дрим все понимает, свободной рукой сжимает шею, сразу сильно, так что дышать почти невозможно. Он никогда не спрашивал почему Уилбура вечно так крыло от удушения, Дрим просто заметил это и начал использовать наслаждаясь тем как это простое действие ярко влияет на партнёра. В такое моменты Уил всегда замирал и лишь мелко дрожали его руки и ресницы которые скрывали как закатываются почти черные, мутные глаза. Он дёрнулся всем телом в руках Дрима сжимая простынь в кулаках до белеющих костяшек. — Вот так,– Клэй убирает руку с шеи, отдает все свое сосредоточение тому как аккуратно придерживать Уила,– Молодец. Уилбуру черт возьми просто стонет от этих гребаных слов, это звучит слишком... Слишком для него. Ебучая похвала на то что он кончил, то к чему он не был готов. А Дрим улыбается спокойно, мягко, светло и гладит по голове давая время чтобы прийти в себя. Совсем скоро Уил попросил спички с зажатой в зубах сигаретой, на нем все ещё будет лишь рубашка и красные пятна румянца на щеках и плечах. Совсем скоро они уснут получив такое ценное успокоение. Совсем скоро фестиваль. Но не нужно об этом им напоминать. Дайте им ещё немного времени. Наш финал неотвратим — засыпай.