Связанные. Ваниль и имбирь.

Хенджин с трудом досидел до конца уроков. Весь день он ходил не выспавшимся, из-за того, что ночь напролет вспоминал Чана, его голос, смех, руки, пальцы, губы, как он заправил ему прядь за ухо, то, с каким интересом слушал все, о чем говорил Джин, как хвалил пирог, улыбку. Джин запомнил его мимику, жесты, медовый голос. Все в Чане заставляет трепетать изнутри. Как будто все связанное с ним похоже на грёзы. Вот теперь Хенджин, забрав Чонина из детского сада и оставив под присмотром родителей, неумело виляет по узким улочкам и крутым поворотам в парке, направляясь на встречу с Чаном. С собой он прихватил пару оставшихся булочек со шпинатом. На фоне ярко-зелёных деревьев, пестрых клумб и насыщенно-голубого неба уже стоит он. В чёрной футболке, джинсах, оперевшись на ближайшую лавочку бедром и уткнувшись лицом в телефон. Такой красивый и недосягаемый. Кто ему Хенджин? Просто мальчишка, школьник, сопляк. Шанс того, что Джин встретит соулмейта больше, чем начнёт встречаться с Чаном. Что, если?.. Эта мысль — как снег на голову. Вдруг Чан является тем самым единственным? Глупость. Не может быть. Хенджин настолько увлёкся размышлениями, что чуть не сбил маленького ребёнка, выскочившего на велодорожку. Джин в последний момент тормозит, но не удержавшись падает с велосипеда, проезжаясь ладонями и коленками по асфальту. До содранной кожи и крови. Из глаз почти начинают течь слезы. -Йа! Сколько раз тебе говорила не отходить от меня! — сквозь пелену боли Джин слышит недовольный женский голос. Резкий, до одури приятный запах имбиря ударил в нос. -Хенни, бельчонок, ты как? — взгляд фокусируется на обеспокоенном лице Чана, что присел на корточки рядом. -Нормально… — Хенджин поднимается, отряхивая шорты и ковыляет к велосипеду. -У тебя кровь и… -Я в порядке, — нет, ему нельзя плакать, но больно. Жутко больно. Ещё и какой-то прохожий раздавил пакет с угощением для Чана. Обидно. Бан преграждает путь дезориентированного Джина к велосипеду, берет младшего за плечи и заглядывает в глаза. -Хенни, все хорошо. Слышишь, м? Давай мы сейчас пойдём ко мне, обработаем раны и там поедим? От переписки с тренером Чана отвлек звук падения велосипеда. В груди словно лезвием прошлись по самым больным точкам. Хенджин. Оторвав взгляд от экрана, поблизости он увидел женщину, отчитывающую ребёнка, и Джина, что замер на асфальте. -Понарожают, а уследить не могут… — ворчит себе под нос Чан, спеша к Хенджину. -Хенни, бельчонок, ты как? — разумеется, вопрос глупый, но Бан ошарашен не менее Хвана и понятия не имеет, что делать. Он с беспокойством оглядывает тело младшего. Запах крови смешался с ванилью. Не самое лучшее сочетание, от которого волей-неволей ком в горле нарастает, мешая дышать. -Нормально… — цедит Джин, сам на глазах бледнея. -У тебя кровь и… -Я в порядке, — Хенджин направляется к велосипеду, будто ему совершенно все равно на кровь и боль. Чан с осторожностью берет младшего за плечи, пытаясь достучаться до сознания. -Хенни, все хорошо. Слышишь, м? Давай мы сейчас пойдём ко мне, обработаем раны и там поедим? Я недалеко живу, — если он не окажет хотя бы первую помощь Джину, то до конца дней будет себя корить. На что Хенджин кивает, сткелянно глядя на велосипед. В узком коридорчике велосипед едва помещается. Хенджин, неловко топчась, проходит вглубь квартиры, наполняя её своим ванильным ароматом. И как Чану спать потом? -Присядь пока туда, — Чан кивает в сторону платформы с футоном, — я пока аптечку гляну. -Не расстраивайся, это все пустяки, — обрабатывая перекисью раны, Бан, как может, успокаивает Хенджина. -Эм, да я сам… не нужно… — младший смущается и хочет забрать бутылек с ватой у Чана. -Хенджин, мне совершенно не сложно обработать пару ссадин, — беря ладонь Джина в руки, говорит Чан, — Если будет щипать — скажи. Хван тихо шипит, когда ватный тампон с перекисью прикасается к повреждённый коже. С трудом он сдерживается, чтобы не поцеловать ранку, а затем каждый пальчик. Вместо этого Бан дует на нее, замечая мурашки на предплечье младшего. Через мгновение на ладони Джина красуется пластырь. -Почти всё. Не переживай, до свадьбы заживёт, — Джин наконец хмыкает шутке, смотря сверху на Чана, который обрабатывает ему сбитые коленки. -У Вас уютно, — оглядываясь по сторонам замечает младший. -Спасибо. Можно, кстати, на «ты» и без формальностей. Терпеть их не могу в свою сторону. -Ладно… а у Вас, эм, тебя откуда они? — Хенджин смотрит в сторону полки с наградами. Боже, какая у Хенджина бархатистая кожа. Чан это почувствовал в ещё самый первый момент. Когда пальцы только-только прикоснулись к рукам Джина. В то мгновение разряд щекочущего тока пробежался по телу. Никогда в жизни он ещё не испытывал что-то подобное: неземное, возвышенно прекрасное. Большого труда стоит сохранять рассудок. -Соревнования по плаванию, — у Джина детское удивление на лице, которое вызывает у Чана улыбку, — по секрету скажу, там не только первые места. -Но Вы… эм, ты все равно молодец, я бы определённо так не смог, — задача выполнена: Хенджин отвлёкся, даже мелькает тень улыбки. -Зато ты готовишь вкусно, — Чан ищет глаза Джина, которые тот опять старательно отводит. Наверняка вспомнил о неудавшемся ужине. Бан берет ладонь Хвана и начинает поглаживать, успокаивая. -Ты можешь приготовить что-нибудь, и поужинаем здесь, — пока младший не успел вновь расстроиться, предлагает Чан. -М-можно? -А почему нельзя? -Эм, тогда что хочешь? — в тёмных глазах Джина зарождается огонек. Чан растерянно пожимает плечами. -На твой вкус. Хотя, скорее всего, получится то, что хочет мой холодильник, — Чан отстраняется от Джина, убирая аптечку на место. -Тогда давай посмотрим, что он нам предложит… — Хенджин открывает дверцу, разглядывая содержимое, — ммм… Боже, Чан, ты вообще ешь? -В основном не дома… А там вообще на что-нибудь хватит продуктов? — бельчонку совершенно незачем знать о беспорядочном и временами неправильном питании Бана. -Хорошие новости — на пару блинчиков наскрести смогу, — показывается счастливая моська (именно она) Хенджина. Чан готов растаять от милоты. -Сто лет не ел блины. Кстати, у меня ещё где-то мед был. Хенджин за готовкой — отдельный, по-своему утонченный, необыкновенный, в каких-то моментах диковинный вид искусства. Чан бы сочинение на тысячу страниц написал о нем, хоть и не является большим любителем литературы. Глаза было сложно оторвать от увлекшегося и сосредоточенного бельчонка. Частично в муке и с самым счастливым лицом на свете, от которого у старшего тепло разливалось по всему телу. Если это любовь, то Чан хочет погрузиться в этот омут с головой. Бан, как околдованный, взгляд оторвать не мог, исподтишка наблюдая за движениями младшего, что полны грации и изящности, словно волшебный принц или эльф с волосами цвета сакуры. Предложив съесть блинчики с мёдом, Чан совершил ошибку. Он явно переоценил свою силу воли. Чёртово наваждение. -И как? — невинными глазами Хенджин смотрит на Бана, выжидая самой важной в его жизни оценки. Почему-то Чану кажется, что любовь на вкус как блины бельчонка: воздушная и сладкая. -Хенни, я бы проглотил язык, если бы это было возможно. Смотри в глаза, а не на губы, Чан. Ещё одна ошибка. Капля ярко-желтого, цветочного мёда стекает липкой дорожкой по острому подбородку Джина. Если он сейчас прикоснется, что будет дальше? Испугается ли Хенджин? Сбежит или останется? Но рука уже медленно тянется к лицу младшего. -Что-то случилось? — Хван немного отстраняется, улыбка вмиг пропадает с лица. -У тебя мед… вот здесь… — пальцы дотрагиваются до нежной кожи младшего, по позвоночнику пробегает стадо мурашек. Сцеловать бы эту сладость, а затем и щеки, кончик носа, губы, всего с головы до ног. -Эм… спасибо? Но в следующий раз предупреждай, когда захочешь так сделать, — Джин неловко смеётся, но видно, что все-таки испугался. -Да… да, прости, Хенни, — Хенджин кивает и начинает убирать пустые тарелки. -Я уже поеду, скоро темнеть начнёт. Чан совершенно точно напугал Джина, оттого в груди неприятно давит. -Хенджин, точно все хорошо? — старший встаёт из-за стола и подходит к Хвану. -Да, эм, я бы остался подольше, но… — тяжёлый вдох, — мне правда надо ехать, Чан. -Тогда я спокоен. Ужин был вкусный. Спасибо, Хенни. -И тебе спасибо за… ну за это, — он смотрит на пластыри на коленях, а Чан отмахивается. Хенджин топчется на пороге, все не покидая квартиру Бана. Внутри скребет, говоря о том, что что-то он ещё должен сделать. -А… можно тебя обнять? — именно то, чего не хватает. -Оу, конечно, — вообще законно, улыбаться настолько совершенно, как Чан? В его объятиях тепло, уютно и спокойно, как штиль на море. В животе порхают бабочки, а при прикосновениях Чана к спине (хоть и через футболку) пробежал разряд электричества. Джин бы провел так остаток вечера, ночи, недели, пригревшись где-то между ключицей и шеей Чана, откуда аромат имбиря ещё насыщенные. От Бана вообще не хочется уходить. Словно выдергивают из грёз каждый раз, когда они расстаются. Хенджин полюбил обниматься и, кажется, Чана. -Мне нужно кое-что сказать, только, умоляю, не злись… — шепчет он в шею, по которой пробегает мурашки. -Обещаю не ругаться, — Бан проводит по позвоночнику Джину рукой, заставляя младшего вздрогнуть. Он и не знал, насколько приятны объятия. -Мы с друзьями хотели собраться, поэтому, я завтра не смогу прийти… прости. Прижаться бы сильнее, обнять бы крепче и никогда не выползать из этой сказочной страны. -Наверстаем в воскресенье, — Джин поднимает голову с плеча старшего и удивлённо смотрит на Чана. -Ты не будешь ругать меня? -А должен? Удачных вам посиделок, — Бан заправляет младшему прядь волос за ухо. -Обязательно завтра поужинай. -Хорошо, Хенни, — смеётся в макушку Чан и отстраняется. Джин покидает свою личную утопию и отправляется домой. Что, если Чан и вправду его соулмейт?