Крылья (не) Свободы.

      Я смотрела на Леви и ждала его реакции. Солдаты, конечно, туповаты, но он же не совсем глупый, чтоб отказаться от предложения замужества с самой графиней?       — Нет, красавица, замуж пойдёшь в своём мире, — сказал капрал и толкнул меня в колодец.       Но и я не пальцем деланная! Схватила его за платок и так и полетели вниз — помирать так вместе!       Я почувствовала какой-то толчок и вместо каменного дна колодца упала на мягкую траву. А мой ясноглазый сокол упал прямо-таки на мои пышные груди.       — Слезай, подлюга, — прошипела я, почти так же грозно как Маришка.       — Алисанька! — тут же услышала я и, спихнув с себя капрала, подняла голову.       — Папенька! — я подскочила и побежала к нему.       — Я не очень панимайт, где же была ты! Я весь замок обошёль, всю округу облетель, даже пришлось немного крестьян покусайт! Я тут один совсем, Маришка сгинула тоже, тебя нет, одному спать пришлось в подвале! Надо завести рабов…       — Папенька, я так рада, что я дома! Вот, смотри, — я тыкнула пальцем в лежащего капрала. — Жених мой!       — Женихь? — папенька оголил клыки и заиграл бровями. — Алисанька, так он же смертный! — папенька схватился за небьющееся сердце. — И молоденький какой-то…       — Он старше меня, батенька!       — Ох Алиска, от менья небось заразилась страстью к молодёжи… Помниться, твоей маменьке тоже всего 80 от ролждества христова было, я тогда уж и 400 отпраздновал… Укусить его, доча? А то житие то со смертным тяжкае будуть, помирать они любят.       — Нет! — я топнула ножкой в атласной туфельке. — А вообще я с ним не разговариваю!       — Кто ты такой? — папенька склонился и стал подкрадываться к Леви рукавом прикрывая рот.       — Капрал Леви, — холодно ответило солнце моей жизни.       — Тююю, военный? — я закивала. Папенька потянул носом. — Не девственник, — папенька расстроено покачал головой.       — Вы тут в край ебанулись, — заметил брюнет. — Какой я девственник? Мне 30 лет, я уже вообще всё повидал и нихера не хочу! Особенно твою выблядочную…       — А, — папенька зашуровал вокруг капитана с распростертыми объятиями, — А — а -а -а, знаем таких. Доч моя, ты сдельальа правильный выбор.       Я так обрадовалась этому соитию наших жизней, что захлопала в ладошки возле папеньки.       — Конечно-конечно, папенька, — так прыгала, что груди мои, круглые и сочные, подпрыгивали вниз и вверх, и во все-все боки. — А что так темно? У нас в разведке денёк!              Папенька оголил свои саблезубые клыки.       — А у нас наконец-то ноч!       Я ещё не рассказывала, но расскажу: папенька страх как боится солнышка. Вот светит оно, и горит всё: его братик, дядя, кум. Все горели — матушка специально запирала дверь перед рассветом, не пуская их в замок. Наши родственники всегда думали, что она недостойна папеньки и его спермы, и потому она злилась. Другое дело — я! Я очень добрая девушка. Никогда бы так не поступила с папенькой или вампирским населением.       Мы пошли пить чай. «Чьай, какой вы льюбьите чьай?» — пытал Папенька мои солнце и звёзды.       Леви почему-то не знал, что сказать. Видимо, выпал в осадок от убранства нашего дворца! Так всё у нас дорого сделано. Много золота и велюра. Вы понимаете, что такое дороговизна? Нет? Тогда мне остаётся лишь пожалеть вас. Мой мужчина вот-вот узнает. Так и вижу по его серым грозовым глазам, что он уже фантазирует о должности папеньки.       — Почему пол липкий? — спрашивает мужчина моего Папеньку.       Папенька не спешит отвечать.       — Медочек любим посасывать, — исправляю ситуацию я. Не буду же я говорить, что Папенька по природе неряшливый и кушает прямо в коридоре. Леви ведь ненавидит грязь. Тем более кровь! Столько раз приходилось моему мужчине убивать, что у него там что-то с головой случилось, и вот, он даже не может лишить меня девственной плевы. Точно вам говорю, боится моей крови.       — Милый, — говорю я ему на ушко, когда мы заходим в гостинную, — если готов к дефлорации, то я не буду настаивать на дне свадьбы.       Брюнет захныкал, или же мне это показалось. Тем временем папенька начал стелить газеты вокруг диванчика из кожи леопарда. Хороший был леопард. Мы звали его Шариком, а потом случилось горе… это совершенно не интересно, уверяю. Хотя, может потом расскажу.       Леви сел на Шарика, и упёрся в изголовье так, что отточенные зубы леопарда выступили над его лбом. Капитан вжался в диван, как целка, не иначе.       Я вдруг поняла, зачем Папенька возится с газетами.       — Пс, — псыкнула я. — Я хоть и в обиде на моего мужчину за измену, но есть его не позволю никому.       Папенька тут же закорчился и расстроено зашипел. И тут я услышала сзади визг.       — Госпожжжжа! — Маришка бежала, утирая мокрое лицо и размахивая руками. За ней же бежал и Эрвин.       — Маришка! — воскликнул папенька. — Как же! Куда же ты сгинула, любовь моя!       — О, мой господин! — из её больших глаз полились слёзы. — Вы дажжжже не предссставляете в какой страшшшшном месте мы оказались!       — Садись, моя любимая, садись, — папенька заботливо подтолкнул Маришку к дивану.       — Счастье, что мы дома, госссподин, — она размазывала слёзы по носу, — они кормили меня только курами!       — Горе-то какое! — всплеснул руками батенька, хватаясь за голову. — Стю! — он подозвал нашего дворецкого. — Найди девственниц! Моя Маришенька совсем схуднула!       Я смотрела как Стю поправил монокль и кивнув, убежал из замка.       — Что здесь происходит, капрал? — наконец заговорил высокий блондин.       — Эрвин, я понятия не имею, — отвечал мой жених.       — Вы у меня дома, мальчики, — закинув ногу на ногу, гордо ответила я.       — А кто этот бледноватый юноша? — папенька внимательно посмотрел на Эрвина.       — Это командор Эрвин, — опуская глаза, ответила Маришка. — Он был добрый и давал мне кровушки своей, а то одни куры, мой господин, одни куры......       — Мои девачки, — батенька погладил меня по голове. — Нужно нам поговорить. Собрание! — он вскинул палец вверх. — Через десять минут.       — Двадцать, — поправила я батеньку.       — Хорошо, двадцать, — он тут же потёр ладони, оглядываясь на дверь из-за которой показался Стю. — Стю! Как быстро! — он подлетел к приведённой девушке и принюхался. — Но он не девственница…       — Такое время нынче, сэр, работает с тем, что есть, — Стю смотрел ровно перед собой.       — О времена, о нравы! — восклинкул папенька. — Маришка, кушой! Только подожди! Я накрою диван газетами…       Маришка закивала, подбежала к девушке и пошипливая за руку потянула её к дивану. Она громко захохотала, обнажила клыки и впилась ей в кожу. Я смотрела как кровь стекает по горлу жертвы и думала: эх, вот бы мне так же уметь кусаться. Я повернула к Леви и уставилась на него своими красивыми глазами:       — Дай крови.       — Пошла на хуй.       — Я с тобой больше не разговариваю никогда, — я скрестила руки на груди и отвернулась. И тут наткнулась взглядом на бумажку на столе. Макнув палец в рот я быстро черкнула по ней и, взмахнув копной блестящих волос, швырнула в него бумажку.       — Это чо? — сверкнув грозовыми глазами, спросил брюнет.       Я поджала губы сильнее и удалилась. Краем глаза наблюдая, как Леви развернул записочку, на которой выведено: кончелыга.       Леви хотел что-то сказать, но Маришка, пережёвывая артерию и поглаживая Шарика (Шарик был её лучшим другом), сказала:       — Я не просссто так пришшлаа, Госспожжаа.       — Да, случилась неприятная вещь, — добавил блондин.       — Как вы вообще сюда попали? — спросил капитан и посмотрел на меня.       Я тут же расправила грудь так, чтобы он понял, чего лишается.       — Череззз колодец, ссамо ссобой.       — Маришка попала в моё подсознание путём гипноза, — прервал рыжую блондин.       — О Господи! — накрыл рот Папенька. — Но зачем!       — Это ещщё не всссе, — Маришка отложила съестное в сторону и встала рядом с Эрвином. — Мы сс ним натворили дел машштабов их человечесства.       — Конкретнее! — взорвался Леви.       — Под действием гипноза Маришки, — признался блондин, — я делал страшные вещи. Довелось ли вам слышать понятие «нижний» в контексте БДСМ?       — Эрвин, друг мой, — взялась за его руку вампирка, — давай пропусстим.       — Анальная пробка, — бубнил Эрвин, смотря сквозь, — розовые бутоны промежности, сочащаяся смазкой дырка…       — А ещщё мы усстроили геноцид, — наконец сказала Маришка, и глаза Леви закатились так далеко, что он с минуту сидел просто с белыми белками навыкате.       — Какой ещё геноцид? — изумилась я. — Маришка, сука, зачем? Мне же там детей капитану рожать! Какой ещё геноцид!       Эрвин сжал свои виски, проскрежетал зубами и, выплюнув кусок пломбы, поднял голые цвета неба глаза.       — Дело в том, что Маришке не понравился Закклай. С дня того самого суда, где тебя хотели казнить, Алиса. Она вынашивала план этой мести, и потом, когда вы скрылись в колодце (прошло кстати два дня, ибо время у нас течёт быстрее), она приказала мне совершить гос переворот. Я выеб Хисторию — кстати, капрал, будешь дитё крестить, — затем нашёл компромат на Закклая, стал верхновнокомандующим… а потом мы с Маришкой — я, правда, был не в своём уме — отправились на стену. Смотрели на закат. Она известила меня о желании потрогать мой эрегированный член на закате дня.       — Господин, это был экссперимент, — кивнула рыжая, и Папенька кивнул в ответ, ибо слушал историю с восторгом и прятал улыбку в чашку, заполненную кровью.       — Член не подымался, — горестно заявил блондин. — Дело в том, что я истратил все силы на Хисторию. Всё, пустой как носок.       — Я ненавижу вас, — с сердцем сказал брюнет.       — И Маришка предложила следующее, — опустив глаза, продолжал командор (теперь же верхновнокомандующий). — Она сказала, что моему возбуждению сопутствует лишь борьба за выживание. Героические подвиги. Огни в глазах. И поэтому она отдала мне приказ…       — Какой приказ? — шатенка, то есть я, невольно взялась за локоть своего жениха.       — Открыть все внешние ворота, — сказал блондин и зарылся пальцами в белые волосы.       — А эрекция? — захлопал глазами Папенька. — Эрекция пробудилас?       Никто не обратил на него внимания.       — Каждый город второй стены, который прежде был нетронутым, наполняют титаны? — сделал вывод Леви.       — Это исключительно верное замечание, — заметил Эрвин.       Мы очень быстро вскочили на ноги и выбежали во двор. Я уже любила человечество, хоть там не было гандонов и ёлок. И всё-таки это место стало моим домом. По этой причине я бежала первой к колодцу. Как вдруг — крик! Мой мужчина кричал, взявшись за колено. Сперва я подумала, что ему его прострелили, но наш стрелец не работал ночью: у него был особый график. Я подбежала к своему солнцу. Оказалось, он неправильно поставил ногу, когда спешил к порталу в его мир.       — О курвааа, — шипел брюнет, качаясь по земле, — дааа, ебать его в рот…       — О, любовь моя, — я склонилась над ним, и мои груди хлестнули его по губам. — Не думай, что всё впустую! Тебе нельзя напрягаться, сильнейший воин человечества, а нынче просто голова. Слышь, голова, не кричи, посмотри на меня! Посмотри же!       Леви посмотрел на меня так, будто вот-вот вырвет мне кадык.       — Я спасу наш мир, — твёрдо решила я, — я подарю тебе железный трон, а наш сын покроет человечество!       — Да закрой, блять, роооот, — наконец брюнет заплакал во всё гордо. — Иди! Спасай! И идиотку свою кровососную забирай! Просто так иди, даром мне не нужна, и пусть обижены будут все!       — Ебушки-воробушки, — сказал Эрвин, перекрестившись, и вскочил в колодец.       Следом за ним последовала Маришка: она приняла обличие летучей мыши, и как всегда выглядела сексуально и элегантно.       — Я всегда буду любить тебя, — сказала я Леви в рот, — даже если умру в борьбе за наше выживание.       — Идиии, — брюнет распластался по земле и размахался всеми конечностями, — господи, идиии, возьми моё умп и лети прямо в пааасть, — а потом перевернулся на живот и закричал в нору крота.       Мне показалось, что лучше не кричать в кротячую нору, потому что под ней могут таится и другие миры. Например, 26.9342, -80.0942 26,9342N, 80,0942W 26,9342 с. ш., 80,0942 з. д. Да уж, на Юпитере мы бы не могли дышать, а следовательно заниматься любовью всю нашу жизнь.       — Я спасу нас, Леви, — заверила его я, и из последних сил встала на ноги. — А потом, посмотришь, потом будет.       — Что будет?       — Сначала ты будешь меня ненавидеть, — заплакала я, — потом научишься уважать, а потом будешь плакать, когда я буду уходить.       — Твои слова да Трём Богиням в уши, — махнул рукой брюнет.       — Да, капитан, — отошла я задком, — жду тебя у алтаря. Но сначала я убью всех гребанных титанов, — сказав это, я прыгнула в колодец головой вниз.