После освобождения Шэнь Хэ прошёл примерно год. Всё это время она восстанавливалась в горах, вместе с родными адептами и часто навещающей её из города Гань Юй. Кэ Цин пропала на три дня, и никто не мог с ней связаться, но когда она вернулась, то ничего не рассказывала о том, где была и что с ней произошло. С того дня она больше не разговаривала с Госпожой Гань Юй и старалась свести их рабочий контакт к минимуму. Е лань не была арестована. Нин Гуан, конечно, была недовольна тем, что случилось с одним из её лучших работников, но в целом не слишком об этом распространялась. Казалось, всё вернулось на свои места...
Только вот Шэнь Хэ была уже не той. Даже после того, как её силу повторно распечатали и запечатали, спектр её эмоций значительно снизился, если и вовсе не был ограничен. Грустная улыбка вызывала тоску в сердцах тех, кому она адресовывала её. Ненависть будто стёрли из её души; будучи даже облитой чаем в ресторане, она игнорировала это событие, будто бы ничего не произошло. В город Шэнь Хэ не прекратила спускаться, но всегда обходила стороной тот район, где находилась чайная. Никто, кроме самой женщины не знал, что скрывалось за стенами столь заурядного заведения. Но избегала она не по тем же причинам, по каким могли бы и другие жертвы в её случае. А по совсем иным — извращённым и жалким. По ночам её мучали кошмары и эротические сны. Она не могла больше жить как раньше. Если между её ног ночами не было ничего прохладного, всё внутри зудело и рвалось. Хотелось снять с себя кожу, сорвать всю одежду, оторвать косу, лишь бы греховное вожделение прошло.
Е Лань сломала её. Ни одна терапия больше не исправит её сексуальные девиации. Желание причинять себе боль через наслаждение и быть скованной, как запретный плод манило в город. Но она знала: это больная одержимая мысль, нельзя, нельзя. Заставлять проходить через все круги ада Госпожу Гань Юй, Кэ Цин, Учительницу...
— Я ждала тебя.
Знакомые изумрудные глаза показались на веранде, подзывая к себе. Она сидела также, как и всегда — блаженно и расслабленно, — попивала горький чай. Это невыносимо. Это больно. Это неправильно.
В своём неярком палевом уборе
Ты — кроткое и нежное созданье.
Пускай в тени ты держишься, но всюду
Разносится твоё благоуханье.
Зачем тебе цвет голубого неба
И в час цветенья роскошь ярких красок!
Среди цветов, растущих в Поднебесной
Считаешься ты первой не напрасно...
