Déjà vu

Поднимаясь с постели, молодой человек традиционно набирает номер телефона зеленоглазого, нетерпеливо постукивая тонкими пальцами по небрежно заправленной простыни. — Давай же… Возьми трубку, Чарльз… Черт! — Громко выругавшись, Греджерс направляется в ванную комнату, дабы выполнить все утренние гигиенические процедуры. Маленькое помещение с белоснежной ванной, умывальником и другими, немало важными бытовыми приборами уже, как могло привидеться, заждалось парня — слишком долго нежась под пледом и размышляя о чём-то земном, он позабыл об обязательном ежедневном уходе за собой. Полотенца на одну полку, мыльные принадлежности — на другую, чистые вещи — в пустую корзину для белья… Греджерсу с самого детства не доставляло никакого удовольствия разбирать и раскладывать вещи по своим местам, но подход к этому делу у него был крайне ответственный. Покончив с беспорядком, юноша принялся за себя. Нехотя взглянув на собственное отражение рассредоточенным взглядом, он оглядел его: ярко выраженные скулы, лицо, мягко сужающееся к подбородку, темные, достаточно густые окрашенные брови, карие глаза и светлые, почти белёсые волосы, мелированные в каштановый цвет. —«Что ты такое? Откуда взялся и желаешь ты чего?» — Глухой стук по хрупкому стеклу раздался по всему пространству, заполнявшего собой всё то небольшое помещение, в котором находился Греджерс. — Где мой Чарльз? Что ты с ним сделал? Отвечай! — Зеркальная поверхность не выдержала повторного удара и, ужасно надломившись, разбилась на невероятное множество мелких и крупных частей. Зрелищная битва с самим собой завершилась. Алые струйки крови плавно стекали с костяшек пальцев, перетекая на мокрый кафельный пол. Смугловатая кожа покрылась испариной, пунцовые щёки раздувались от бушующего гнева. Он медленно покинул ванную, аккуратно и осторожно переступая треснувшее стекло. Раздался звонок в дверь. Греджерс замер, совершенно не ожидая никого увидеть в этот странный день. Не успев дойти на цыпочках до коридора, противный, дребезжащий звук раздался ещё раз. Притаившись, он резко распахнул дверь, в любой момент готовый отступать и спасаться бегством. — Доброе утро, сладкий! Поди заждался? Большая, тучного телосложения женщина, казалось, средних лет, а может и вовсе моложе, стояла на пороге, не решаясь его переступить. Оглядев интересующий ее объект с ног до головы, она заинтересованно заглянула парню в глаза. — Маргарет… здравствуй. Пожалуй, сейчас не лучшее время для старых, добрых встреч близких родственничков, я полагаю. — Нехотя отойдя в сторону, он пропустил даму вперёд, за что получил благодарную ухмылку в ответ. — Боже мой, милый! Ты весь в крови! Ты немедленно должен рассказать мне, что произошло до того, как я поведаю тебе о причине своего визита. Я пришла к тебе с довольно-таки… благой вестью. — Немного помедля, женщина достала из сумки свёрток, но не успев отдать его своему законному владельцу, упорхнула в ванную комнатку за медикаментами и бинтами. Обеспокоенное лицо Греджерса выдавало его жуткое волнение. Раненому юноше не терпелось развернуть желанный клочок бумаги, желая заглушить свою физическую боль морально: прочесть приятное известие. Опираясь окровавленной кистью руки за стены, он метнулся в сторону женщины, молниеносно преодолев незначительное расстояние за долю секунды. — Маргарет! Скажи же, о какой «благой вести» ты говоришь? Прошу тебя, отдай мне письмо! — Молодой человек всеми силами стремился преградить ей путь, но похоже, что победа была на стороне его крестной матери. — Греджерс! Боже правый! Немедленно успокойся! — Женщина резко оттолкнула парня от себя, предварительно швырнув письмо на тумбочку поблизости от них. Устало вздохнув, Маргарет тяжело опустилась на кухонный стул. Она понимала, что многое в поведении ее дражайшего и всеми любимого племянника изменилось, но мысль о том, что готовая на самопожертвование, тёплая душа не успела покинуть его светлого мальчика, грела ее добродушное сердце. Прикрыв морщинистое лицо руками, казалось, что Мэгги думает обо всём и ни о чём одновременно. Для женщины своего возраста она успела повидать жизнь, её глубокий, многозначительный взгляд говорил обо всех событиях, обо всех умопомрачительных путешествиях и о людях, которые повидали эти лазурные глаза. И теперь, столкнувшись с безумной, но любовной фанатичностью, с почти щенячьей преданностью Греджерса, взрослая дама имела ни малейшего представления, что делать с его верностью и как заставить молодого мужчину забыть Чарльза. Медленно забинтовав правую руку Греджерса, она вернулась на прежнее место, не удосужившись даже посмотреть на него. Вероятно, узнай Греджерс о такой трактовке своих ярких, трепетных чувств со стороны близких родственников или посторонних людей, он, скорее, впал в ярость, но не желая быть черствым, невосприимчивым к любой форме критики человеком, он бы промолчал, затаив горькую обиду. Но в щекотливой ситуации, в которой оказались крестная мать, по совместительству родная тётя и её племянник, все чувства, пытавшие его — жгучее чувство стыда своей совести и желание извиниться за проступок. Мимолетно коснувшись пальцами мятого конверта, он положил руки на плечи Маргарет, согнувшись к её лицу. Приятный аромат её духов едва уловимо окутывал скромную кухню, успокаивая нервную систему. — Мэгги… прости меня. Это несравнимо гадко со стороны человека, который не видел тебя больше трёх лет, а со стороны родного племянника — это ужасно непростительно. Давай забудем? — Отстранившись, он молча присел рядом, попутно разворачивая письмо. — Греджи, поверь, родной, я уже забыла. Я осознаю, что значит весточка от Чарльза для тебя. И, если интересует мое мнение, нам следует развеяться. Мы не виделись с тех пор, как дорогой Чарли… Знаешь, стоило вытащить тебя из этого проклятого городка и взять с собой ещё в сочельник. Мне ли не знать, что тебе сейчас нужно, солнце? — Яркий поток ее мыслей прекратился, и теперь Марго тепло смотрит на Греджерса, ожидая ответной реакции. Интересующее молодого человека чтиво так захватывает его дух, что единственное, что он может выдавить из себя — жалкое подобие улыбки и поздравление с Рождеством, адресованное крестной матери. Он давно потерял нить ее повествования, и теперь, когда она увлечённо смотрит на него, остаётся импровизация эмоций и чувств, абсолютно экспромтное решение, которое она, в свою очередь, принимает за положительный ответ. — Это письмо… Как давно ты его получила? Черт! Он пишет так, словно ничего не произошло, словно он не испарялся! Изумительная наглость, Мэгги! Он желает вернуться в Берген на днях. На днях… Сколько же прошло с момента, как он его написал? — Быстро задвинув за собой стул, он ринулся со всех ног в узкий коридор, натягивая на себя прорезиненные башмаки и вязаный болотный свитер. Маргарет искренне засмеялась. Любая малость, радовавшая ее «солнце», заставляла чувствовать ее себя необычайно счастливой. Она получила конверт в сочельник, буквально вчерашним холодным вечером, при довольно загадочных обстоятельствах: она нашла его у себя в своей миниатюрной сумочке по дороге домой. Но решив, что это обеспокоит её переживательного крестника, она лишь потрепала его за обе щеки. Переступив порог его уютной квартиры, она протянула руку молодому человеку, увлекая его выйти из успевшего надоесть Греджерсу дома. Парень старательно тянется к выходу, но оступается и так неожиданно, непредсказуемо резко отшатывается назад. Испугавшись за него, Мэгги непонимающе смотрит на его тщетные попытки устоять на ногах. Не выдержав напряжения и не ожидая, что она его когда-нибудь поймёт, Греджерс захлопывает входную дверь, тесно прислонившись к ней спиной. Ослепляющая вспышка парализует всё помещение, охватывая каждый укромный уголок самого непримечательного дома на окраине норвежского портового города. Мириады звёзд и космических тел захватывают подсознание, погружая в беспокойный сон.