На заре

Матушка с доброй, но немного нервной улыбкой слушала бесконечный поток восторженных речей Улл, подавая ей тарелки. Та носила их в столовую, не прерывая ни на секунду свой рассказ. — Тебе так понравилось? — матушка пододвинула стул и села по левую от отца сторону. — Да! — не задумываясь воскликнула Улл. — Все так интересно. Распорядок дня, дозоры, отчетность, проезжающие торговцы. Я, правда, видела всего парочку. Но они были интересными! И когда, стоя на самой верхней точке смотровой площадки, устремляешь свой взор вдаль, то видно границы лесов. Это так… Так завораживает! Прямо дух перехватывает, то есть захватывает!       Родители сдержанно рассмеялись. — Должно тебе было родиться мужем, — беззлобно поддел ее отец. Он не одобрял ее выбор, но серьезным его не считал, а потому относился очень снисходительно. — Была бы ты славным воином. — Я и дева тоже славная! — фыркнула Улл. — Пою хорошо, играть умею на арфе и флейте, из глины леплю чудесные вещи. — Но вышиваешь ты прескверно, — сбила спесь мама. — Никто не идеален, — она воткнула вилку в говяжью отбивную. — Эти речи смертных уст девы не достойны, — отец добавил в голос серьезности, и Улл поняла, что на сей раз ругают ее не в шутку. — Прости, отец, я буду следить за тем, что говорю, — она виновато и кротко улыбнулась, а когда он примирительно кивнул, то вернулась к еде и рассказам о сторожевых постах.       После ужина, перед сном, матушка тихо прошла в ее комнату и присела на край кровати. Она неловко теребила свою светлую косу. Улл отложила книгу и вопросительно взглянула на мать. Та выглядела задумчиво, пару раз пыталась начать какой-то разговор, но замолкала и снова пускалась в размышления, щуря свои большие голубые глаза и поджимая тонкие губы. — Дитя мое, ты ведь знаешь — мы очень тобой дорожим, — она коснулась руки дочери, лежащей поверх теплого одеяла. — Конечно, — Улл привстала и с опаской поглядела на матушку. — Что-то случилось? — Просто… Тревожит нас с отцом молва, что поползла о вас в народе. Покуда то были простые забавы, мы не стали возражать, но теперь вы в самом деле ездите на посты. Это далеко и опасно, — она прикусила губу. — И мужам народа не будет по нраву дева, что хороша в драке. Как же ты отыщешь супруга? — Супруга? Не слишком ли я юна для таких бесед, матушка? — Улл зарделась и отвела взгляд. — Сейчас да, но придет час… — Может, когда час придет, тогда мы это и обсудим? — она высвободила свою руку и стала поправлять волосы.       Ей отчего-то не понравилось русло, в которое повернула их беседа. Ста зим ей еще не было. Сама она не задумывалась о том, чтобы мужа по сердцу искать, чтобы хоть начать приглядываться. Да когда ей тем заниматься? Сначала ходила она в школу, после обучалась у наставницы, а теперь вот новая веха была в ее жизни. Она страстно желала увидеть. Все хотела посмотреть, смаковать грядущие события, насладиться приключениями. Свадьба и все за ней следующее для Улл почему-то ценности особой не представляли. Быть может, оттого, что не встретила она мужа по сердцу, но ведь разве стоит об этом думать сейчас? Когда жизни заиграла красками, до сей поры ей неведомыми? — Пойми, мы с отцом не против забав, но, если слишком уж серьезно захватывает тебя ратное дело, может, стоит остановиться? Макидарская волчица, хоть и прославленный воин, но все же линьяр, не слишком-то достойный пример для подражания, — голос матушки показался Улл слишком уж вкрадчивым и приторно сладким, словно она безумца какого-то улещивала. — Наставница достойна большего уважения, — холод прорезался в ее речах. — Она прекрасный учитель. И хоть я совсем не понимаю войн и кровопролития, ничего не смыслю в битвах, но знаю, что Сцина Макидарская, перст Владыки, немало сделала для народа. Она заслужила, чтобы почитали ее.       Улл сама удивилась, откуда в ней взялось столько решимости и смелости так дерзко отвечать матери. Она договорила и тут же виновато опустила глаза. Но матушка бережно коснулась ее головы и ласково огладила. — Твое сердце славное и чистое, дитя, как бы то ни было, горда я, что такая отважная дева — моя дочь. Спокойной ночи, — она склонилась к ней и оставила родительский поцелуй на макушке. — Спокойной ночи, — Улл проводила матушку взглядом и затушила масляную лампу. Читать совсем перехотелось.       Она догадывалась, что будет сложно, что отнесутся к ним с осуждением, ведь не пристало девам стрелять из луков, пистолетов и владеть кинжалом. Девам должно быть кроткими, прекрасными цветами, что требуют защиты, а не хищной росянкой. Но Улл старалась гнать от себя подобные мысли. Ей казалось, что если же не будут они участвовать в сражениях, если не будут владеть клинком, то не будет в их положении ничего постыдного. Но почтенные мужи и девы народа считали иначе.       Проснулась она рано. Кажется, вставать еще до часа росы вошло у нее в привычку. Улл умылась, надела голубое платье, накинула зимний плащ и вышла из дома, прихватив свою коричневую кожаную сумку. Хотела провести день за гончарным кругом, но не решилась идти в лавку. Туда ведь рано или поздно придет матушка, а с ней она видеться не желала. Ей все еще было стыдно за грубость. Должно ей было проявить больше почтения к родительнице, а она так дерзко бросалась фразами. Улл от одних только воспоминаний о том неловко рделась и брезгливо морщилась.       Сиршаллен только-только начинал просыпаться, а она уже бродила по его выложенным камнем улицам, прошла по центральной площади, посидела у фонтана. Красивая там была статуя. Искусно вырезанная Светлая дева Сильвин, сестра Владыки. Улл находила даже каменное изваяние необычайно прекрасным, а живая дева небось выглядела и того лучше. Ей так некстати вспомнилась ее трагическая история жизни. Дева, что пала в смертном граде. Убита была людьми. Улл никак не могла понять, почему? Зачем им было убивать такую прекрасную синране? Ей охотней верилось, что чего-то напутали, и в летописях о тех далеких летах уже и не совсем правда написана. Разве ж могли люди, такие безобидные, слабые люди, чья жизнь так коротка, погубить дитя Владык?       Улл постаралась прогнать печальные мыли. Солнце начинало подниматься над градом, день обещал быть ясным и теплым. Разве ж стоило тратить его на пустые думы о делах дней минувших? Не лучше ли было бы собрать друзей и отправиться на прогулку? Могли бы они устроить скачки или сыграть в мяч, поесть вкусностей. Она, саму себя раздразнив приятностями, спохватилась и поспешила к дому Селин. Наверняка ее прилежная подруга уже давно встала. — Желаешь в мяч играть? — Селин с усмешкой посмотрела на нее, застегивая меховой ворот плаща. — Разве не вышли мы из того возраста, когда подобные забавы могли вдоволь развлечь нас? — А что ты предлагаешь? День такой расчудесный, игры на воздухе так и просятся! — Хорошо, мяч так мяч, — Селин пожала плечами. — Не против ты и других дев позвать? — Так только веселее будет! — Улл от нетерпения уже притоптывала на месте, дожевывая кусок пирога, которым угостила ее матушка подруги.       Селин собрала знакомых ей эльфиек. Дев десять, приподняв подолы своих одежд, на одной из широких улиц Сиршаллена гоняли мяч до обеда. Громкий и мелодичный стоял смех. Юноши, проходившие мимо, иногда замирали поглядеть, а эльфийки под их взорами краснели и начинали смущенно хихикать и перешептываться. Особенно решительные мужи бросали пару фраз, отмечали особенности игры или указывали на девчачьи огрехи. А как солнце оказалось в зените, пришла пора обедать, и компания стала разбредаться.       Улл проводила Селин до дома, а сама, положив мяч на землю, стала пинать его носком сапог, бесцельно прогуливаясь по улице. К семье возвращаться всё еще не хотелось. Наверняка, раз у матушки не вышло ее вразумить, к делу подключится отец. Уж он-то упорно будет растолковывать все недостатки ее положения. Улл того слушать не желала. Родители совсем ее чаяний не понимали. Что в том плохого, что служит она на сторожевых постах? Кровь она не проливает, драк не затевает… Но матушка распереживалась, что не встретит она супруга, если продолжат в народе говорить о девах, что несут службу. Ведь даже сегодня не было подруги, что не спросила бы ее и Селин о башнях. На лицах тех дев читалось искреннее непонимание. Зачем им тем заниматься? Опасно и недостойно. Сплетни так и расползались по Сиршаллену быстрее утреннего тумана. Было б, о чем говорить. Да о них же все пекутся, так что и работы-то никакой сложной не дают, что уж говорить о поручениях опасных и… мужских…       Она пнула мяч особенно злобно. Везде ее то за дитя держат, то за изнеженную деву. Да кто вообще решил, что эталон почтенной эльфийки — дева без стремлений? Почему она должна быть такой домашней и ручной, как кошки в жилищах смертных? У людей женщина могла быть и старостой, и хозяйкой харчевни! Все могла. А они нет. Не могли. Но Улл видела у смертных, что не так это и плохо, и тайно желала того же. И желание это так ее ужасало, что она старалась о том слишком много не думать. Заставляла себя стремиться к идеалу, что заложен был народом, а не к тому, к которому сама хотела тянуться.       Улл оглядела улицу. И куда подевалась ее игрушка? Она уперла руки в бока, приподнимаясь на носочки и вытягивая голову, чтобы заглянуть за ближайшие заборы. Быть может, мяч ее закатился кому во двор?       Красный шар медленно прокатился вниз по улице. Улл тут же сорвалась с места и понеслась за ним. Согнулась в спине и в коленях, руки протянула и почти настигла его, но тот, будто самим ветром подгоняемый, закатился в чужой сад и врезался в темные сапоги. Улл сама чуть о колени того эльфа головой не стукнулась, но вовремя остановилась, слегка пошатнувшись, и уже стала готовиться приносить тысячи извинений за непочтенное вторжение в чужие владения.       Она быстро подняла мяч и выпрямилась, стараясь улыбаться как можно более добродушно. Отец говорил, ее улыбка такая яркая и теплая, что сердце способна растопить любое, отчего бы в такой ситуации не воспользоваться тем, чем наградили духи? — Прошу меня… — Улл осеклась. Перед ней стоял Генерал Финар. В двор его она вторглась уже во второй раз. — Приношу свои извинения. Просто мяч… Я пнула его слишком сильно. Генерал одной рукой держал цветочный горшок, рядом лежали садовые инструменты и мешок с грунтом. Улл быстро сообразила, что земля цветку не подходит и горшок не совсем удачный. Она едва удержалась, чтобы не указать на это Скрепившему мечи. — Слишком часто игрушки твои попадают в мой двор, — он выдохнул, на мгновение усмехнувшись. — Будь осторожнее, дитя.       Господин Финар повернулся боком и поставил горшок на край каменной дорожки, сам присел напротив и одной рукой стал уверенно орудовать лопаткой. И хотя казалось, что он достаточно ловок, у Улл защемило сердце от варварства, происходившего на ее глазах. Все увиденное, вместе с тем, что генерал снова звал ее ребенком, всколыхнуло недостойный гнев в ее сердце. — Я не дитя, — огрызнулась Улл особенно резко. То было в высшей степени непочтенно, но она просто не смогла вовремя обуздать свое недовольство. — Что? — Скрепивший мечи перевел на нее хмурый взгляд. — Вы всегда зовете меня дитя, но я не ребенок. Когда лазила по вашей крыше, была ребенком, но во вторую встречу в лавке я уже была взрослой, а сейчас тем более, — пояснила Улл, прижимая к себе мяч и уверенно глядя на Генерала. Больше никому она не позволит звать ее «дитя». — И еще вы неправильно пересаживаете цветок.       Последнее она добавила из вредности. И почти сразу почувствовала холодный укол совести. Всего на секунду смущенно отвела взгляд, прикусив нижнюю губу, но быстро вернула себе наигранно уверенный вид. Она сама в себе чувствовала фальшь, наверняка и Генералу не составило труда догадаться, что вовсе она не непреклонна в своей правоте и про себя уже раскаивается за недостойное поведение. — Не могу решить, какое из твоих поучений более возмутительно, — он вернулся к цветку и добавил: — дитя. — Я не дитя! — снова настояла Улл и даже для верности топнула ногой, но сразу с досадой поджала губы. Ногами топают только избалованные дети. — Духи лесные! Что же вы делаете? — воскликнула она, когда садовая лопатка вновь грубо вонзилась в почву, и ринулась вперед спасать растение, но быстро остановилась. Непочтенно было вот так влезать в чужую работу и в чужой сад.       Генерал вздохнул и убрал лопатку от грунта. Улл испытала облегчение, увидев, что корневая система растения спасена, и в то же время очень обеспокоилась своей судьбой. — Прошу прощения, — она снова повинилась. Сколько ж раз уже с ее губ слетели извинения? — Я… Могу я помочь вам с пересадкой? — В помощи я не нуждаюсь, — отрезал Скрепивший мечи, бросив на нее хмурый взгляд. — Но вы делаете это неправильно. Так вы укоротите этому прелестному цветку век. — Ты все же пытаешься поучать меня, — осадил ее генерал с жесткостью в голосе. Улл тут же потупилась, рвения у нее поубавилось. Она носком сапога елозила по земле, опустив взгляд. — Нет, как бы я могла поучать прославленного генерала, — тихо бурчала она, захлебываясь собственной нерешительностью. — Но вы правда…       Голос ее совсем стих.       Ну чего она прицепилась к этому мужу народа? Надо было проигнорировать непонравившееся обращение и просто уйти. Но сделанного не воротишь, так что Улл оставалось только честно повиниться. — Приношу свои извинения за беспокойство, — она подняла глаза, полные печали, на генерала. — Я вовсе не желала вас оскорбить, намерения мои были искренними и чистыми. Я все еще желаю помочь, если будет дозволено.       Скрепивший мечи молчал, и Улл приняла это за отказ. Она горестно вздохнула, поджала подрагивавшие губы и вознамерилась идти домой. Что за ужасная она дева? Прогневала вот почтенного мужа народа, великого полководца, гениального генерала… Вот так и становятся линьяр, так и ступают на скользкую дорожку. — Так и быть, покажи, как, по-твоему, верно обращаться с этим растением, — выдохнул генерал как-то особенно тяжело, но Улл на том внимания не заострила, просияла вся, мяч у входа оставила и быстро подбежала к Скрепившему мечи. — Вы о том не пожалеете, достопочтенный господин Финар, Скрепивший мечи, — она через голову сняла сумку и небрежно бросила ее на край дорожки. — Можно?       Генерал отдал лопатку, и Улл, присев напротив горшка, стала бережно зачерпывать землю. — Грунт неподходящий, — она понемногу раскапывала корни цветка. — Думаю, у нас в лавке есть тот, что будет в самый раз для пуансеттии. — Раньше я всегда использовал этот, и проблем не было. — Но разве цветок не увядал слишком стремительно? В старых книгах пишут, что и этот неплох, но в человеческих журналах темных времен написано иначе. И моя матушка тоже говорит, что лучше использовать легкий, рыхлый слабокислый субстрат. — Тебе нравятся цветы? — Улл бережно вынула цветок из ямки и посмотрела на генерала. — Нет, совсем нет. Но мама просто без ума от всего этого, — она свободной рукой обвила инструменты и землю. — Мне больше нравится лепка и вообще искусство, ну еще стрельба, но это… Родителям, кажется, это не по душе. Господин Финар, давайте все же сходим за другим грунтом? У меня рука не поднимется сотворить такое варварство. И вам бы другой горшок. Надо бы побольше…       Скрепивший мечи тихо рассмеялся, прикрывая рот кулаком. Она с нескрываемым удивлением поглядела на него, так и держа в руках куст. — А говоришь, не нравится, — пояснил генерал.       Улл вспыхнула и смущенно улыбнулась, отводя глаза. — Это просто… Совсем не потому, что я люблю садоводство. — Она прочистила горло и снова спросила: — Так мне принести грунт? — Пойдем вместе. Все же это моим цветам нужно.       Он выпрямился и стал поправлять одежду. Улл положила растение на землю, небрежно отряхнула руки, подняла сумку и надела ее через плечо. Господин Финар вернулся в дом, а через минуту появился с плащом в руке. Улл старалась не слишком пялиться, но удержаться было сложно, и она украдкой подсматривала, как он одной рукой справляется с верхними одеждами. Все же она никогда не встречала эльфов с такими увечьями, а потому не полюбопытствовать было выше ее сил.       Они шли рядом. Улл раз на раз шагала вприпрыжку, а шаг Генерала Финара был уверенным, размеренным и неспешным. Он держался прямо, и ей, чтобы увидеть его лицо, приходилось высоко задирать голову. Генерал, по ее меркам, был красив лицом. Угловатые скулы, прямой длинный нос, тонкие мужественные сжатые губы и строгий взгляд. Она поспешила отвернуться. Невежливо так пристально рассматривать кого бы то ни было. — Ты говорила, что тебе нравится стрельба, дева Улл? — услышав свое имя, она от удивления едва не запуталась в ногах. — Вы знаете, как меня зовут? — Отчего же не знать? Я слышал, как другие девы называли тебя так, — он глядел строго перед собой, совсем не обращая на ее искреннее замешательство никакого внимания. — Не думала, что вам будет дело до моего имени и вы его запомните, — она пожала плечами и вновь вернулась к беззаботному шагу. — Твоим родителям не по душе твое увлечение оружием? — неожиданно спросил генерал, и Улл едва не запнулась во второй раз. Она же даже не надеялась завести приличный разговор с прославленным героем народа.       После того, как Руя отругала ее, она провела в библиотеке несколько выходных, изучая все летописи, в которых упоминался Генерал Финар. Даже такая не заинтересованная в войне дева, как Улл, вынуждена была признать его подвиги и заслуги. Он и в самом деле был достоин того восхищения, которое выказывала подруга, и от этого ей было еще более неловко. Она-то с пренебрежением к нему отнеслась при первой встрече, совсем не признав в нем великого эльфа. — Нет, они едва ли удостаивали мое увлечение стрельбой вниманием. Так, забава, да и все. Но я… — она запнулась. Оказалось, говорить кому-то постороннему о своем подвешенном положении было не так-то просто и в какой-то степени чудно. Дева и служба на границах? Разве ж может подобное встречаться в одном предложении? А тем более упомянуть о таком в разговоре с генералом. Нет, Улл совершенно точно не смогла бы заявить о роде своей деятельности спокойно, а потому она снова покраснела и неловко улыбнулась. — Я вроде как несу службу на сторожевых постах. Так что они немного меня осуждают. — Так ты одна из тех дев, что обучались у Макидарской волчицы? — он удивленно приподнял брови. Улл могла его понять. Она совсем не походила на эльфийку, способную проявить характер воина. — Технически у наставницы много учеников, она ведь в школе преподает ратное дело, — поправила его Улл. Помедлила секунду, осознавая, что снова поучает генерала, и спешно отвернулась. Ну вот что с ней не так? Селин бы вела беседы, как подобает, а она… Это все ее злой рок неудач. — Все считают, что девам не место среди воинов. Мои родители в том числе. — Мнишь себя воином? — на губах Скрепившего мечи появилась ухмылка. — О, конечно, нет, — фыркнула Улл, небрежно махнув рукой. Никакого лукавства, воином она себя в самом деле даже с натяжкой не считала. — Это и звучит-то смешно! Мы, может, и не можем ретиво махать клинком на поле боя, но ведь и не совсем бесполезны. Просто… Наверное, некоторым девам можно было бы дать шанс проявить себя. — Наивное дитя, — усмешка его превратилась в снисходительную улыбку. — Девам должно оставаться под защитой. Нечего вашим глазам видеть реки крови, что проливаются в сражениях. — Никто от созерцания крови не ослепнет, — Улл надулась. Все-то они сводили к битвам, а ведь речь вовсе не о том, чтобы сражаться с мужчинами наравне. На то способна была только Макидарская волчица, вряд ли в народе появится еще одна подобная воительница. — И знаете, я совершенно против кровопролития. — Да? И как же ты тогда оказалась на службе? — в голосе генерала прорезалась насмешка. — Я на сторожевых постах не кровь проливаю. Всего лишь помогаю. Но я даже клинка в руках ни разу не держала! Из лука стреляю, из оружия смертных, владею самообороной, да и все! Хотя нет, еще отлично держусь в седле. — Сдается мне, что от вас там больше вреда, чем пользы, — беззлобно произнес он, как будто поддразнивая ее. Улл, совсем уж расслабившись, обиду свою не стала пытаться спрятать, недовольно скрестила руки на груди и отвернула от Скрепившего мечи голову. — А вот и нет. Командир Дафар вполне нами доволен. — Видно, не желает он вас опечалить, сказав всю правду. Сомневаюсь, что испытывает достопочтенный Дафар неудержимую радость от оказанной ему чести держать в своем отряде дев. — Мы услаждаем взор и хороши в пении, — отбила Улл, высоко задрав нос. Всем своим видом желала показать, что не уступит генералу, и докажет, что польза от них, путь и такая смехотворная, но все же есть.       Скрепивший мечи тихо рассмеялся. — Если бы все конфликты можно было решить парой песен, мир был бы невероятно прекрасным местом, — Улл показалось, что в голосе его проскользнула печаль, но она на том внимание заострять не стала. С чего бы ему вот так внезапно печалиться? — Мир и так хорош. Сейчас ведь никаких войн нет, мы с людьми живем в согласии, так что все славно, — она пожала плечами и перевела взгляд на двухэтажное здание. — Пришли. Давайте скорее войдем! Матушка, наверное, страшно удивится, увидев вас!       Улл вбежала на крыльцо и распахнула дверь. Генерал поднялся следом. Матушка так и переводила взгляд со Скрепившего мечи на Улл. В глазах читался немой вопрос, но вслух произносить его эльфийка не решалась. Улл пожала плечами. Ну подумаешь, генерал… Делов-то, пришли же они просто за грунтом. Чего так удивляться? — Я ненадолго, мам, — она быстро развернулась в сторону задней двери, ведущей в кладовку. — Только грунт для пуансеттии возьму. И еще кое-что. — А… — матушка так и застыла. — Ты обед пропустила! К ужину домой явись, будь так любезна! — выкрикнула она вдогонку.       Улл высунула голову из-за дверного косяка и широко улыбнулась маме. — Конечно, приду. Обед пропустила, стало быть, к вечеру буду голодна, как макидарский волк! — Откуда тебе знать, какими были те волки? — эльфийка хохотнула. Улл нырнула в темное помещение, пропахшее землей, и зажгла лампу. — Я вчера в книге прочла! И наставница рассказывала, — не отрываясь от поисков, выкрикнула она.       Нужный небольшой мешок отыскался почти сразу. Улл втащила его в лавку и сунула в руку генерала. Тот легко подхватил тканевую суму весом едва ли в пять килограмм. — Мам, я заберу этот грунт, — матушка кивнула, возвращаясь к составлению букета. — Я заплачу, — генерал нахмурился. — Не нужно, — Улл, глядя в сторону, чувствовала, как опять начинает гореть лицо. Она заговорила шепотом, чтобы матушка у другого конца лавки не услышала ее. — Речи мои сегодня были очень грубы, и столько непочтенного я сделала… Так что примите эту мелочь в знак извинения, пожалуйста. — Хорошо, — Улл украдкой глянула на генерала. Он усмехался. — Здорово, — она тут же повеселела, прихлопнув в ладоши. — Тогда пойдемте. Еще горшок.       Скрепивший мечи молча следовал за ней в пристройку, вход в которую располагался за лавкой. Там хранили они садовый инвентарь, саженцы, семена, емкости для цветов и прочую мелочь. За мешками, деревянными коробами и полками, уставленными вазами, располагались два гончарных круга и длинный стол с инструментами, кистями, красками и турнеткой.       Улл уверенно шла вдоль шкафов с широкими вытянутыми горшками, приглядываясь к каждому, выбирая, какой бы подошел дому великого полководца народа.       Она замерла.       Так ведь дома-то его Улл никогда не видела. Крышу — видела. А вот что касалось интерьера — полное неведение. — Достопочтенный господин Финар, — она резко обернулась к нему. Эльф стоял у входа. — Вы выберите, что вам нравится. — Любой подойдет. Думаю, дева Улл лучше меня разбирается, — с явной издевкой, но без злобы в голосе произнес он. — Но я же… — она растерялась. Выходит, что все же гневался на нее генерал за недавнюю грубость? Улл поджала губы и с мрачным видом принялась искать лучший из лучших горшков. Она даже припомнила, что негласным символом полководца был журавль.       Улл выбрала горшок с подходящей птицей, пролетающей над камышами, и пошла к генералу. Он глянул на рисунок и усмехнулся. — Можно спросить у вас кое-что про войну? — после долгих раздумий подала голос Улл, когда они уже шли к дому Скрепившего мечи. — Почему юную деву интересуют такие мрачные темы? — Потому что сколько бы я ни читала летописей и книг, мне никак не понять, зачем воевать с людьми? Они же такие… слабые и живут так мало. Их убивают болезни, а раны затягиваются неделями. Как же могут они сравниться с эльфами?       Улл задумчиво хмурилась. Еще никому она не рассказывала о подобных мыслях. И генерал наверняка посмеется над ней и снова назовет дитем. Это же все должно быть ребяческие мысли.       Но Скрепивший мечи не посмеялся. Смотрел на нее со снисходительной улыбкой, которую часто видела она за один только этот день на его губах. — Люди вовсе не слабы и безобидны. Надеюсь, что час, когда развеется твое заблуждение, наступит как можно позже.  — А почему вы сражались? Почему стали генералом? — Улл сама себя уличила в наглости, но глас совести был тихим и попискивающим, а любопытство уверенно и громко велело ей задать побольше вопросов. Но чтобы совсем уж не казаться невоспитанной хамкой, она все же решила извиниться и за свою чрезмерную навязчивость. — Простите, что я так любопытствую. Просто вряд ли мне когда-нибудь еще доведется побеседовать с прославленным воином вроде вас. — Я хотел защитить народ. И защищал его. — Тогда, выходит, вы преуспели. Сейчас мы живем в мире и спокойствии.       Генерал ничего не ответил, только как-то печально усмехнулся. Улл хотела было порасспрашивать его еще немного о всяком, но они подошли к дому, на крыльце которого с корзинкой в руках стояла высокая дева. Она обернулась, и Улл заметила в ней некоторое сходство со Скрепившим мечи. — Папа, — дева улыбнулась, а затем, глянув на Улл, удивленно приподняла брови. — У тебя гости? — Нет, — отрезал генерал, не-гостья совсем не оскорбилась. Она-то тут только, чтобы помочь с цветком, а после заберет мяч и побредет себе обратно домой. — Я с пересадкой цветка помогала, и мой мяч просто сюда закатился… — Улл покраснела, выжимая из себя неловкие пояснения. Что-то ей в поведении эльфийки подсказывало — та на много-много зим ее старше, а потому и к ней должно относиться с большим почтением. — Мяч? — удивление в голосе девы нарастало. — Ну, это… Просто недоразумение, — промямлила Улл, отводя глаза. От напора дочери генерала она совсем уж растерялась. Казалось, будто дева сейчас вытрясет из нее признания во всех грехах, что она совершила по отношению к ее отцу. А видят духи, проступков было столько, что с нее можно было смело стребовать за оскорбления. — Риланна, не пугай это дитя, — вздохнув, произнес Скрепивший мечи. — Да никого я не пугаю, — фыркнула она. — Просто спросила. — Дева Улл увидела, что я неправильно пересаживаю цветы, и вызвалась помочь. Твое любопытство утолено, дочь? — он прошел по каменной дорожке и оставил мешок рядом с местом, где до этого начинал пересаживать растение. — Не-ет, — прищурившись, протянула она. — Я в доме подожду.       Генерал кивнул, и дева исчезла за дверью. — Закончим с цветком, — он указал на выпотрошенное из горшка растение.       Улл присела напротив, скинула сумку, чтобы та не мешалась, и стала быстро и нервно заниматься пересадкой. Ей совсем не хотелось обременять генерала своим присутствием, тем более теперь, когда к нему пришла его дочь. Закончила Улл все минут за десять и даже отряхивать руки не стала, схватила свою сумку и спешно выпрямилась. — Вот и все. Прошу простить меня за то, что отняла сегодня столько вашего времени, была груба и непочтительна. Доброго дня.       Улл склонила голову в поклоне. — Доброго дня, дитя.       Она хмуро глянула на генерала, но тот только усмехнулся. — Я не дитя, — буркнула Улл, удаляясь.       Заладил тоже, дитя… дитя… Она уже может искать мужа по сердцу, так какое же дитя? Службу несет на постах, разве детям такое дозволительно? Ну конечно, Генерал-то войны прошел, много зим прожил, естественно, по сравнению с ним она ребенок. Но фактически ведь не ребенок. Дева! Полноценная взрослая дева! Ей вот-вот стукнет сотня зим! Не бывает столетних детей!