9. Неловкость встреч
29 июня 2022 г. в 19:15
Чем спокойнее было на сторожевом посту, тем мрачнее выглядела Улл. В тишине размеренного течения дежурств она все больше предавалась скорбным мыслям, которых в её голове в последнее время вертелось слишком уж много.
Побитая, как склочный петух, Улл приползла домой и умудрилась поссориться с родителями. Никогда с ней такого не бывало. И вот впервые они кричали на неё, она на них… Отец был одновременно зол и обеспокоен, матушка причитала, как это так её милое дитя испытало столько боли и унижений. Пару раз умудрились они обвинить во всем Сцину Макидарскую, тут уж Улл совсем не выдержала и сама повысила голос. В общем, вела себя крайне недостойно. Родители стали показательно молчать при виде ее. Уехала она на сторожевые посты, так и не помирившись с отцом и матерью.
Кроме того, умудрилась она и генералу нахамить. За это было стыдно даже больше, чем за ссору с родителями. Улл едва удерживала болезненный стон, провоцируемый скребущейся на сердце совестью, вспоминая, как она говорила со Скрепившим мечи. Ну что за непутевая дева? Что такого генерал ей сказал? Он ведь и прав был! Во всем прав! А она как с цепи сорвалась! И никакая боль и душевные муки не могли быть оправданием такому отвратительному поведению!
Терзала она себя теми думами несколько дней. Решение созрело в ее голове молниеносно и внезапно. Извиниться. Нужно просто прийти к генералу домой и извиниться! Всего-то.
Вот можно испечь пирог, захватить что-то ещё и извиниться. Да. Вот так она и сделает. И родителям тоже, несомненно, принесет извинения. Все решается довольно просто, и незачем себя корить!
Улл так много извинялась в своей жизни, что то не вызывало в ней уже никаких тревог. Просить прощения выходило у нее на удивление славно, а потому на этот счет она едва ли волновалась. Чего Улл не умела, так это правильно вести себя в натянутых отношениях. А меж ней и Алтейей словно пробежал черный макидарский волк. В дозоре они и парой слов без надобности не перекидывались, избегали друг друга в выходные, и сколько бы подруги ни пытались их примирить, они все никак не могли найти точки соприкосновения.
— Ваша вражда не имеет никаких оснований, и меж тем вы не желаете даже просто поговорить друг с другом, — снова запричитала Роуна за ужином. Улл давно поела и просто составляла компанию подруге.
— Алтейа бросает в меня обвинения, едва открывает рот, — пожала плечами она, закидывая в рот дольку яблока. Станет она после этого с ней разговаривать? Никому навязываться Улл не желала. Тем более, хотя она и не хотела признавать, но и сама заточила на Алтейю зуб. Спровоцировала самый глупый поединок в истории всего эльфийского народа, принудила её драться, но сама даже поглазеть не явилась. Улл пыталась проникнуться милосердием и добротой к подруге, но обида пересиливала всякие благие помыслы.
— Она права хотя бы в том, что твоя наивность иногда почти перетекает в глупость.
Улл злобно, насколько вообще умела, зыркнула на хихикающую подругу. Теперь её ребячество высмеивали в открытую, и, хотя она честно старалась измениться и, по всеобщему настоянию, повзрослеть, смешки прекращать никто не желал.
— Я просто жизнерадостная! И у меня доброе сердце! — возмутилась она, стукнув себя кулачком в грудь.
Никак не могла Улл понять, чем ее наивность так плоха? Что плохого в том, чтобы видеть в народе лучшее, чтобы верить в лучшее? Но нет, всем это не нравилось. А ей вот было больше по душе не замечать косых и осуждающих взглядов. Тогда эльфы выглядели благородно и прекрасно, а теперь изящество их разбивалось о брезгливые усмешки. И показательное сражение на летнем празднестве только усилило неприязнь к Улл. Она видела на ярмарке того халтерца… Владычица лесов, как зло он глядел на неё.
— Конечно-конечно, — Роуна макнула ломтик хлеба в свой суп. — Ты самая добрая среди нас. И самая жизнерадостная. Как замкомандира?
Болезненный вздох отчаяния сорвался с её губ. Ещё один эльф, с которым она умудрилась испортить отношения.
— Откуда мне знать, — она положила голову на жесткую столешницу. — Я стараюсь избегать Севира. Более того, теперь меня тренирует Сцина Макидарская, так что у нас вообще нет поводов вести беседы.
— Ну как же… Ты же пленила его взор. Чем не повод?
— Это не повод! — отмахнулась Улл.
Севир однозначно обозначил свои намерения на её счет, а она точного ответа ему не дала. Просто отмахнулась фразой, что до того момента видела в нем лишь друга. Но теперь-то чувства её переменились. С трудом она могла назвать Севира другом. Очень её задели его слова, но злиться она на него перестала. Не привыкла Улл отягощать сердце обидами и гневом. Она помнила отчетливо каждую его интонацию в тот день, но все находила оправдания, с успехом убеждая себя, что то все замкомандира сделал, конечно, не со зла. И чем больше она думала обо всем, тем больше наполнялось её сердце смирением.
Но все-таки где-то в глубине души неприятно покалывало. Совсем немного, на самую маленькую недостойную частичку, было больно и стыдно. Стыдилась Улл и того, что в день до ужаса смешного поединка она хоть и на миг, но прогневалась.
Прогневалась на ни в чем не повинного халтерца, на народ… Они ведь в своем праве осуждать ее, это ведь, как ни посмотри, она не права. Это Улл вела себя не так, как должно. Все она понимала и все равно продолжала, все равно пришла на рассвете к дому наставницы, чтобы тренироваться.
О, что то были за тренировки! Улл в полной мере осознала, что до той поры все её жалели. И замкомандира, и наставница — никто и раза не ударил её по-настоящему.
Когда Сцина Макидарская вывернула её запястье, Улл взвыла от боли, но наставница и не подумала её сразу отпускать и бросаться на помощь. Нет, она выждала время, желала, чтобы ученица начала привыкать к боли и забыла о всяких нежностях. Улл не смела протестовать, сжимала зубы, утирала слезы и продолжала тренировку.
Зачем она это делала? Почему не сдавалась?
Все дело было в том, что ужасно ей хотелось доказать подругам, что она не до глупого наивна, что тоже, как и они, желает отстаивать какое-то дело. Она просто не хотела терять чувство причастности к этому волнующему приключению. И что там какие-то синяки? Она потерпит! Все стерпит. И ведь наставница говорит, что народ рано или поздно примирится, что для чего-то все это нужно, для какого-то будущего. Разве это не здорово? Ну здорово же! Уговоры гладко укладывались в её голове, и по утрам она даже с гордостью принимала все тяготы обучения.
Улл могла оправдать, что угодно. А посему выходило, что повинных в её муках и нет вовсе. Стыдно только. Ведь деяния ее достойными не назвать, как ни облагораживай мотивы. Смотреть в глаза почтенным эльфам она не могла. Не верила сама в свою невиновность, потому пребывала в смятении, так и не сумев окончательно определиться с личной позицией. Никого обижать не хотелось. Ни своих подруг, ни наставницу, ни народ… Хотелось найти какой-то компромисс, в котором она так и останется угодной всем. Улл страшилась, что-то кто-то может её невзлюбить. Колола её эта мысль почти физической болью.
— Ты избегаешь меня? — Севир сел в кресло напротив. Улл, неловко прикусив губу, зарделась и отложила книгу. В просторном зале никого не было, кроме них двоих.
— Нет, вовсе нет, — вот и настал тот смущающий момент. — Просто не знаю, что сказать. Удовольствия мне твои слова не доставили. Неприятно было узнать, что и ты серьезно не относился ко мне все это время.
— И лишь поэтому не желаешь меня видеть? — он насмешливо приподнял брови.
— Для меня это было важно, а прочее, — Улл неопределенно пожала плечами. — Мне нечего сказать по этому поводу. Я относилась к тебе как к другу. Теперь же нужно время, чтобы переосмыслить все.
Она прикусила губу. Её все же немного смущала мысль, что могла она обратить на себя чей-то взор. Тем более, что то был не кто-то, а вот замкомандира. Он был первым, кто оказывал ей знаки внимания. До этого купаться в признаниях мужей народа ей не приходилось.
— Значит ли это, что ты продолжишь избегать меня? — Улл раздосадованно поморщилась.
— Я вовсе не так чтобы и сильно старалась, — повинилась она. — Прошу прощения.
Севир тихо рассмеялся. Они наконец смогли нормально поговорить. Если бы сам он не подошел, Улл бы, наверное, так и не решилась выяснить все, как подобает. Весело было говорить с замкомандира. Как будто и ничего не переменилось, и все-таки… Она подметила, что Севир старательно избегал обсуждать поединок или её тренировки. Наоборот, выбирал темы нейтральные и нередко те, что мало интересовали Улл, но очень нравились другим, более достойным девам. Это было не слишком приятно, но она старалась не обращать внимание и проглатывала подобные мелочи. Да, это всего-то мелочи.
Две недели прошли в тягучем и вязком беспокойстве. Иногда Улл забывалась и не думала о том, сколько всего ей предстоит сделать по возвращении, но перед сном, если не была совсем уж уставшей, она часто воображала, как будет извиняться перед генералом, посему выходило, что частенько засыпала с мыслями о нем.
Так впечатлилась она своими собственными фантазиями, что Скрепивший мечи ей даже пару раз приснился. Просыпалась Улл после таких снов красная, как наливное яблочко. Это же надо как недостойно! Муж народа являлся ей во снах… Ничего в тех грезах постыдного не происходило, но все равно кровь от лица отливать не желала.
Она так саму себя взбудоражила, что и думать забыла про дрязги с Алтейей. Тем более, что та открытой агрессии более не проявляла, показательно не игнорировала, хотя и общества Улл тоже не искала. У них образовались ровно-натянутые отношения. Она решила тем озаботиться после того, как разрешит недопонимание с Генералом.
Следующим после возвращения днем Улл, закончив с ранней тренировкой, копошилась на кухне. Благополучно сожгла целый пирог. Пришлось переделывать. Если бы матушка не подоспела вовремя, она бы и другой сожгла. Всему виной её неунимающееся волнение. Мама словом не обмолвилась. Просто молча помогла и принялась готовить завтрак для отца и сестренки. Улл сложила пирог в плетеную корзинку, накрыла зеленым расшитым витиеватыми узорами полотенцем и поспешила переодеться. Она вся так некстати перепачкалась. Хоть бы успеть отдать пирог, пока он горячий.
Улл быстро шнуровала тесьму на желтом летнем платье. Пальцы её напряженно замерли.
А с чего это она вдруг решила, что в качестве извинения великому эльфийскому полководцу нужно преподносить пирог?.. Владычица лесов, пирог? Правда? Она действительно собирается ТАК извиняться? Это же та самая наивность и простота, что страшно нелюбима всем её окружением? Ну сдался Генералу Финару её пирог?
Улл снова стала затягивать тесьму.
Хорошо, пусть будет пирог. Но нужно что-то ещё. Вино? Улл в винах ни капельки не разбиралась. Она и не пила того напитка ни разу за всю свою жизнь. И пробовать её как-то не тянуло. А стоило! Стоило научиться разбираться хотя бы на такой вот случай! Ко всему прочему, а пил ли генерал вино? Если пил, то какое? Не слишком ли дарить вино в качестве извинений? И почему на уроках, когда объясняли, как подобает себя вести, она всегда витала в облаках?
Пусть не вино. Тогда чай? Духи лесные! Да это же ещё сложнее, чем вино!
Но тогда, может, стоит выбрать что-то существеннее?
Нет-нет!
Она придирчиво одернула платье, поправила зеленые ленты в волосах и поспешила на кухню. Схватила со стола корзинку, бросив родителям привычное «вернусь к ужину», и поспешила уйти, пока не передумала. У забора вспомнила, что сумку свою забыла и тут же вернулась в прихожую. Снова придирчиво оглядела себя в зеркале. Извиняться нужно было в приличном виде. Чтобы лента к ленте, волосок к волоску и платье без единой помятости.
Улл решила остановиться на чае. Зашла в лавку и долго выбирала, принюхиваясь к самым тонким деталям. Но сколько бы она ни нюхала, решить не могла. Да какая разница во всем этом чае? Тем всем матушка заведовала. Что велено было покупать, то Улл обычно и покупала, и что находила дома, то и заваривала. Ткнула в тот, что пах приятнее всего, и велела смертному завернуть.
Дом генерала располагался ниже по улице от дома Селин. Улл топталась на месте у арочного прохода. А что, если генерал не дома? Ну вдруг он занят? А если у него гости? Чай ему точно не понравится. Он наверное ещё страшно гневается на нее. Она же так дерзко нахамила ему! Нет, надо домой вернуться и обдумать все ещё раз, найти иной, гораздо более подходящий, способ принести извинения.
Улл кивнула сама себе и решительно развернулась, а потом так же решительно повернулась обратно, грозно хмурясь.
Да что она как дитя, в самом-то деле! Что тут обдумывать?! Надо просто извиниться! Вот сейчас, сию минуту! Главное — не отступать! Это же только ожидание волнительно, а в момент, когда все происходит, времени на всякую нервозность не остается.
Она набралась храбрости и сделала два широких шага, но снова замерла, так и не переступив проход.
Что это она в двор генерала уже как в свой заходит?! Как же бесстыдно часто она тревожила его своими вторжениями? Какое страшное непочтение. Надо срочно вернуться и более не обременять генерала своим обществом. С другой стороны, если не обременять, то как извиниться? Может, написать письмо? Нет, это будет как-то слишком уж.
Улл повернулась боком к проходу, опустила голову и в напряженных раздумьях стала покусывать сжатые в кулак пальцы.
Письмо, в сущности, идея неплохая. Но искренность в подчерк вложить сложнее, чем в собственное выражение лица. Может, зарисовать?
Улл нервно прыснула, представив такое письмо-рисунок. Ну что за глупости? Нужно извиняться. Чего она тут под порогом мнется? Не снимет же генерал ей голову…
Она замерла и опасливо покосилась на дверь. А вдруг она прогневала его так сильно, что в самом деле снимет?
Нет-нет. Генерал совсем не такой! Он сдержанный, мудрый и всегда ей улыбается, на вопросы отвечает складно, только в последний разговор хмурился особенно грозно, а так был Скрепивший мечи вполне дружелюбным и весьма терпеливым. Как такой муж народа может кому-то снять голову? Не верится как-то… Хотя он ведь битвы выигрывал, людей же убивал…
Мысли Улл метались из одной крайности в другую, и она бы так и не решилась ни на что, если бы краем глаза не заметила, что Скрепивший мечи стоял в дверном проеме, опираясь на косяк. Рукой он упирался в бок. Улл испуганно вздрогнула, хватаясь за сердце. Уши сразу начали краснеть.
— Доброго дня, дева Улл, — достаточно громко произнес генерал. Мяться на месте уже не было нужды.
Можно было трусливо поджать хвост и дать деру, но тогда пришлось бы извиняться ещё и за это. Улл подобралась и неуверенными мелкими шагами по каменной дорожке направилась к крыльцу. Овца на заклании и та была поретивее её. А Улл ведь никто не собирался закалывать. Не собирался же, да?
— Доброго дня, достопочтенный Генерал Финар, Скрепивший мечи, — пробурчала она, рассматривая носки своих летних мягких туфель.
— Сегодня я снова достопочтенный? Отрадно знать, что манеры из тебя не были выбиты окончательно на том поединке, — так и сочились его слова укором. Улл то бледнела от чувства вины, то со стыда краснела. Генерал же смягчаться, судя по всему, так просто не желал, безжалостно демонстрировал все своё негодование.
— Мне… Мне очень жаль… — Улл поспешила провести большим пальцем правой руки по носу и приложить ладонь к сердцу, склоняя голову. — Прошу, примите мои извинения. Мое поведение было оскорбительным и недостойным. И вот.
Так и не поднимая головы, Улл протянула корзинку. Генерал принимать извинения видно не слишком-то спешил. Она подняла на него хмурый и немного возмущенный взгляд. Неужто в самом деле не простит? До этого всегда к ней был снисходителен…
Но Скрепивший мечи взял корзинку, как только глаза их встретились. Он неопределенно покачал головой, на мгновение усмехнувшись. Улл сразу же расцвела и повеселела, заулыбалась своей самой яркой и широкой улыбкой. Генерал открыл входную дверь и произнес, поглядев на нее через плечо:
— Не стой на пороге, проходи.
— Вы приглашаете меня войти в дом? — Улл от удивления широко раскрыла глаза. Генерал коротко кивнул и прошел дальше. Она, опасливо заглядывая в дом, перешагнула порог.
Прихожая в доме господина Финара представляла собой обувной шкаф и пару крючков на стене; повернув голову в сторону, Улл уже видела диван, пару кресел — обычная эльфийская мебель для гостиной. Иной она впрочем и не видала. Что предпочитали люди, ей было не ведомо. На журнальном столике лежали бумаги и свитки, пожелтевшие и белые, эркер с большими панорамными окнами был уставлен комнатными растениями, большой книжный шкаф доверху был заполнен книгами, на некоторых полках царил беспорядок, кое-где виднелись листы с цветными пятнами. На каминной полке стояли несколько портретов, а на стене висело полотно с искусно вышитым журавлем. Мастер, очевидно, был весьма умелый. Птица выглядела почти как живая, казалось, вот-вот спорхнет с ткани и закружит по комнате. На полу лежал мягкий коричневый ковер, на диван небрежно была брошена пара подушек. Привычные зеленые, коричневые да желтые цвета играли тут и там. Интерьер в целом был прост, а комната вполне себе прибрана, хотя кое-где и прослеживался небольшой беспорядок.
Улл не решилась проходить дальше. Она не была уверена в том, можно ли ей посетить кухню, например, поэтому осталась в гостиной.
Скрепивший мечи застал её за тем, что она самовольно рассматривала пожелтевшие невнятные рисунки. Улл виновато потупила взгляд, но пытаться увильнуть не решилась.
— Это нарисовали мои внуки, — пояснил он. — Ещё до темных времен.
— Так давно? — она пораженно посмотрела на желтые листы в руках и опасливо вернула их на место. Бумага, в отличие от эльфов, со временем рассыпалась. — Хорошо сохранились. Пожалуй, мне не стоило трогать.
Скрепивший мечи осторожно поставил на журнальный столик поднос и взглядом велел Улл присесть. Она юркнула к дивану и послушно села на краешек. На подносе стояла чашка, а на тарелке рядом лежали закуски, печенье и пара мягких булочек.
— Почему ты все-таки пришла к моему дому? — спросил генерал, когда Улл взяла чашку и сделал глоток.
— Принести извинения, — утаивать ей было нечего, поэтому сказала как есть. Разве могли быть у нее иные причины?
Улл в целом была такой эльфийкой, что с трудом умудрялась хранить секреты, а потому старалась жить так, чтобы и скрывать было нечего. До сей поры у неё то выходило славно. А единственное темное пятно биографии было как раз связано с генералом. Она так и не нашла в себе сил хоть кому-то открыть тот позорный факт, что свалилась на него с крыши.
— Я ведь была очень груба. Это недостойное поведение. За такое должно извиняться.
— Всегда ты приносишь извинения так трепетно и многократно? — генерал усмехнулся.
— Если виновата, то извинюсь. Не вижу в том ничего плохого. Пусть раскаяние и не сможет стереть из памяти обидные слова или поступки, но может сгладить углы и облегчить недовольство.
— Извиняешься, чтобы в глазах народа не прослыть невежественной грубиянкой? — Скрепивший мечи сидел в кресле и не сводил с нее глаз, рукой расслабленно подпирал голову.
— Нет! — возмутилась Улл, едва не подавившись рассыпчатым печеньем. — Каким подлецом нужно быть, чтобы извиняться с таким неискренним сердцем? Я в самом деле чувствовала себя виноватой и поэтому пришла.
— Каждый раз, как мы встречаемся, ты извиняешься. И всегда это искренне?
Улл быстро закивала, но вдруг помрачнела, плечи ее понуро опустились, она горестно поджала губы.
— Вы подумали, что я с нечистыми помыслами все это время?.. — голос стих, а глаза неприятно защипало.
Но она ведь так старалась! Всегда пыталась быть славной эльфийкой. Может быть, она не могла похвастаться смекалистостью или блестящими манерами, но искренность и доброту в себе бережно лелеяла, ведь то были самые большие ее достоинства. Выходит, все это её собственные выдумки, и даже таких добродетелей она в себе не взрастила? Получается, Скрепивший мечи думал, что не было в её извинениях ничего честного? Бегала она за ним так, ради… Чего ради? Да кто в здравом уме будет так упорно просить прощения не из чувства вины, а… Она даже не в силах была придумать иных причин!
— Нет, дева Улл, — генерал выпрямился, подобрался. Улл подумала, что напрягся он весь из-за того, что она опять оскорбила его. — Не было в моем сердце сомнений. Ты, конечно, всегда очень честна была со мной. И дралась ты тоже славно.
Последнее предложение он произнес непривычно быстро, словно желал поскорее сменить тему. Улл легко поддалась. Губы перестали подрагивать и растянулись в довольной яркой улыбке. Но всего лишь на мгновение. Она вспомнила, какой побитой ушла с арены. Улл поставила на стол чашку и стыдливо прикрыла лицо руками.
— Прославленному полководцу народа не идет льстить юным девам так явно, — жалобно протянула она. — Я была так ужасна! Позор всего Сиршаллена!
Генерал тихо рассмеялся. Улл вскинула голову и с недоумением посмотрела на него. Он что, находил её печаль смешной? Да быть того не может! Не казался ей Генерал таким бессердечным, чтобы потешаться над плачущей, ну или хнычущей, девой!
— В тебе есть потенциал. И ты не испугалась после первого удара. Похвально. Ты не проходила тех же тренировок, что и тот муж народа, однако сумела какое-то время противостоять ему, — пояснил Скрепивший мечи. — Что говорит твоя наставница? Примерно то же самое, ведь так?
Улл нахмурилась, вспоминая, говорила ли Сцина Макидарская хоть раз, что недовольна её успехами. Наставница даже и не ругала её никогда всерьез.
Она отрицательно покачала головой.
— Почему вы не ведете себя, как и прочие? — Улл прищурилась. Она внезапно осознала, что Скрепивший мечи любезен с ней, несмотря на все, что делает она не так. А не так она делает вообще все. Особенно, если касается то генерала Финара. Но он не был навязчив в своих поучениях. А поучал ли он её хоть раз? — Вам бы сказать: «Недостойно деве знаться в рукопашном бою!» Но вы так ни разу не сказали.
Генерал нахмурился.
— К чему сотрясать воздух пустыми словами? Разве прислушалась бы ты к незнакомцу, если даже собственные родители не сумели вразумить тебя?
— Но вы ведь не знаете, что для меня можете значить, — спешно ответила Улл, но тут же зарделась, поняв, какими двусмысленными были её речи. Скрепивший мечи удивленно приподнял брови. — Ну, вы же прославленный генерал, должны быть мудры, и поэтому…
Она совсем уж стушевалась и отвела глаза. Помедлила немного и схватилась за чашку. Нужно было чем-то занять руки. Это же надо какую глупость сболтнула! Совсем расслабилась рядом с ним, будто он ей друг какой. Но… Возможно, иметь такого друга было бы очень кстати. Ведь Генерал Финар весьма ей симпатичен. Он славный эльф, с которым ей приятно проводить время, хотя большую чать того времени она только и делает, что извиняется. В общем, замечательный из него бы вышел друг.
— У вас много цветов дома, — Улл поспешила сменить тему на более безопасную и менее неловкую. — Вы спрашивали, люблю ли я цветы, но, кажется, и вам они весьма по сердцу.
— Не мне. Дочери, — отрывисто пояснил он, о чем-то задумавшись. — Большую часть забот о них она берет на себя.
— А что в таком случае нравится вам? — Улл снова расслабилась и вопрос слетел с её губ ещё прежде, чем она успела подумать, что, возможно, спрашивает что-то неуместное.
— Военное дело, что неудивительно. — Он пожал плечами. — Когда-то давно и клинком я владел славно.
— А сейчас… — она осеклась и опасливо сглотнула. Тут-то хоть успела себя остановить почти вовремя. Не друзья они! Не друзья! Так и не стоит быть такой легкой на слова!
— Сейчас толк есть лишь от моей головы. Но вскоре в народе появится иной гений, и уже и в том не буду я более полезен, — он улыбнулся, но Улл совершенно не желала верить в эту улыбку.
— Ваши слова, — она помедлила, не зная, можно ли озвучить мысли. Несмотря на сомнения, все-таки решилась и добавила: — Ваши слова очень… печальны.
— Пустое, — отмахнулся генерал, и Улл более не стала тревожить его. Ей показалось, что не желает он о том говорить. Тем более с ней. С чего бы ему открывать печали своего сердца перед какой-то посторонней девой? Какая глупость…
Улл отвела глаза и зацепилась взглядом за бумаги, сдвинутые на край стола. Она против воли заинтересованно пригляделась.
— Это же схема новых сторожевых постов! Только выглядит как… — она отставила чашку и ухватилась за листок, но быстро положила его на место и виновато посмотрела на Скрепившего мечи. Можно ведь поглядеть? Она бы всего глазком, ведь так интересно!
Он прыснул в кулак и кивнул. Улл с горящими глазами и зудящими от нетерпения руками потянулась к заветным листам. Посты продолжали перестраивать, и новые различные оборонительные тактики их отряд ещё пока не изучал.
— Так это вы все придумываете? — она сползла с края дивана и уже на коленях сидела перед низким столиком.
— Многое из того, чем сейчас пользуются в башнях, — безразлично бросил генерал.
— А план эвакуации при бомбежке? Я читала записи в библиотеке. Там и описания других устаревших планов были, — Улл с восхищением глядела на него снизу вверх. Она даже не попыталась скрыть или хотя бы приуменьшить свой восторг.
— Какой необычный вкус в книгах у юных дев народа, — веселые нотки проскочили в его голосе.
— Мы обучались стрельбе, и оружие меня заинтересовало, так что как-то так вышло, что я стала много изучать, и вот… Всему виной излишнее любопытство, — Улл смущенно улыбнулась и нервно заправила волосы за ухо. — Матушка крайне тем недовольна. Кому придется по сердцу такая дева?
— Такая?
— Служу на сторожевых постах, дерусь с мужами народа, обучаюсь у Макидарской волчицы и сведуща в том, в чем не должно разбираться достойной деве, — она тяжело вздохнула, закончив перечисление всего, что по мнению матери не способствовало положительным впечатлениям о деве, и спешно добавила: — И ладно. В мире столько всего любопытного, кого волнуют эти сердечные дела?
Улл широко улыбнулась. Падать духом из-за таких пустяков? Ещё чего! Особенно в окружении стольких интригующих бумаг.
Она ещё с час расспрашивала генерала о военных делах и тактиках, что прочла в книгах, о его походах и победах. Он разъяснял ей все и при этом, кажется, был даже сам заинтересован их беседой. Улл не преминула задать вопросы и о человеческом оружии, которое видела разве что на картинках. Она совсем осмелела и стала расспрашивать его и о службе Шахране.
— Я думала, вы были распорядителем дома? — тихо, с явным недоумением протянула Улл, когда генерал рассказал, что смертных военных изучал для Шахране Линара. Она быстро спохватилась и засобиралась рассыпаться в извинениях за очередную ляпнутую ею глупость, но Скрепивший мечи коротко добродушно рассмеялся.
Домой Улл вернулась в приподнятом настроении, которое разбилось о холодность родителей. Веселью должно было закончиться. Впереди ждали её две сложные недели в стенах града.
Помимо утренних тренировок, где Улл в большей степени просто подвергалась избиениям, по её собственным ощущениям, днем так же с прочими девами выезжала она за город и упражнялась в стрельбе. Роуна все продолжала изучать медицину, много времени она проводила со смертными лекарями и лечила людей. Почетного в том старшие эльфы ничего не находили. Но она все равно, упрямо игнорируя всякое злословие, приходила в новый город и оказывала помощь. Увлечение Роуны было понятно Улл. Болезни вполне себе интересны, но вот чего Нирея и Селин нашли увлекательного в работе в Доме Решений? Девы там то и дело выполняли поручения, организовывали канцелярию, изучали законы смертных городов, их географию. Были они в подчинении у кого-то из перстов Владыки, но того эльфа сами в глаза пару раз только видали. Улл находила их занятие страшно скучным. Быть побитой наставницей и то лучше. Алтейа своими планами с ними особо не делилась. Она вообще стала замкнутой, мало улыбалась, почти не говорила с подругами. После совместных упражнений ссылалась на личные дела и уходила. Никто допросов с пристрастием устраивать не решался.
В день перед отъездом на сторожевые посты наставница всучила ей стопку книг.
— Прочти это. И запомни.
Улл пробежала глазами по корешкам.
— Зачем мне изучать сгинувшие механизмы смертных? — прищурилась она.
— Тебе нравится их оружие и это понравится. И может однажды быть полезным, — Сцина Макидарская чаще давала наставления, сопровождаемые тумаками, так что задания в виде чтения выглядели весьма необычно.
— Знаете, все больше похоже на то, что вы становитесь моим ментором, — Улл поморщилась. Оружие она понимала, но устройство како-то неведомого автомобиля? Скукота.
Макидарская волчица звонко рассмеялась.
— Какое почтенное звание, слышал бы тебя Синай, — она утирала проступившую на глазах влагу. — Нет, Улл, по всем традициям вышла ты уже из того возраста, когда могла обучаться у… Гхм, ментора. Ой, даже звучит смешно.
Она снова принялась громко смеяться.
— Не ляпни где такую чушь, — деланно строго наказала наставница.
— Простите, — Улл смутилась. Стало быть, действительно глупость сказала. Ей больше ста зим, какое уж тут обучение.
— Ты все ещё не желаешь владеть клинком? — вкрадчиво спросила Сцина.
— Шутите? Разве я могу преуспеть в таком деле? — Улл хмыкнула. Её способности в разрез с принципами не шли. Крови она проливать не станет ещё и потому, что просто не сумеет. Силенок и умений не хватит.
— Можешь, — твердо ответила Сцина Макидарская, ни капли не сомневаясь в своих словах. Улл сглотнула.
Она прежде старалась о том не думать, только и твердила, что воином не станет, что будет стараться оставаться достойной девой, стрельба — то все глупости, забавы, пусть не обычные, девам не свойственные, да на посту разве ж воином она служит? Нет. Но если будет в её руках клинок, то все переменится. А перемен она страшилась. Последствия недавних событий будут ей аукаться ещё сотню лет. Снова пускать круги по воде… Стоит ли оно того?
— Я… не знаю, — заикнувшись от смятения, бросила она.
— Подумай об этом, — Сцина коротко улыбнулась.
Улл за ужином едва сумела проглотить пару ложек супа. Она все думала над словами Сцины Макидарской. Почему наставница именно ей это предложила? Чем она лучше прочих дев, что обучались у нее? И сколько бы ни думала, ни одного примечательного качества, нужного деве-воину, она в себе не находила.
Говорить родителям об обучении не стала. Чем дольше затягивалось их молчание, тем больше становилась ее недостойная обида. Она винила во всем себя, но с каждой неделей все сильнее укоренялась в ней и мысль, что отец и матушка могли бы поддержать, не недостойные занятия, а ЕЁ, их любимую дочь Улл. Но они вдруг все свое внимание обратили на младшую сестру, а она осталась не у дел.
Обида душила до слез, но Улл запретила себе плакать. Она продолжала желать родителям доброго утра и спокойной ночи, говорила, когда вернется, перед тем, как уйти из дома, но ответом ей всегда были холодное молчание и укоризненные взгляды. Пусть так, они вправе быть с ней строги, а она будет вести себя как можно более достойно в тех обстоятельствах, что уже сложились вокруг неё.
Служба на постах становилась отдушиной. Вдали от града словно сам воздух менялся, и Улл расслаблялась. Ни люди, проезжающие через ворота, ни орки да воришки, снующие на границах, не вызывали в ней столько опасения, сколько эльфы в Сиршаллене. Она слышала перешёптывания детей за спиной, понимала истинные значения витиеватых высказываний мужей и дев и более не могла к тому оставаться безразличной. Но в башнях голоса стихали и оставались только приказы командиров. Выполняй — и дело с концом. Тут к ним привыкли. Тут она уже была на своем месте.
В Сиршаллен снова прибыли к ночи. Улл поприветствовала родителей как полагалось и прошла в свою комнату. Возвращаться каждый раз хотелось все меньше. Раньше она радостно спешила поделиться вестями, а теперь стремилась как можно скорее оказаться в одиночестве своей спальни. Утром, пока родители ещё спали, она уходила на тренировку. Сцина Макидарская более не тревожила её расспросами о клинке. Улл понимала, что упражнялась она во всем том же, что и мужи, за исключением одного только боя на мечах, и то отягощало её сердце ещё больше, но как бы далеко все ни заходило, она не могла остановиться. У неё что-то выходило славно, и Улл думала, что, пожалуй, ещё немного можно позволить себе насладиться маленькой победой, а затем ещё и ещё… А потом уже и вовсе бросать хотелось все меньше, ведь столько усилий было приложено, как же взять и прекратить…
Вряд ли родители не догадывались, где она пропадает, и все равно молчали. Тогда Улл перестала скрываться и корить себя за каждый неверный вздох. Она не злилась на родителей, во всяком случае, пыталась в этом себя убедить. Ни на кого в целом зла не держала, но и улыбаться вопреки всем своим чувствам перестала. Просто очень быстро устала и поддалась неодобрению.
Впервые за многие месяцы оказавшись за гончарным кругом, Улл не испытывала особой радости от занятия привычным любимым делом. Разминала прохладную грязь пальцами и напевала песни, размышляя, как быть ей с родителями. Но под гнетом мрачных мыслей приходили на ум лишь грустные баллады, а потому вскоре она замолкла. Закончив с вытянутым кувшином для вина, вышла из пристройки и решила отпустить смертного, что работал в лавке. Самостоятельно займется закрытием и иными мелкими делами, что впрочем не очень ей нравились, но настроение располагало к рутине. Было оно такое же скучное и меланхоличное, как подсчеты выручки, поливка растений, пересадка разросшихся цветов и составление букетов.
Улл вымыла руки в бочке на улице. На ходу раскатывала рукава и развязывала перепачканный фартук, входя в двери.
— Лукас, вы можете идти домой, — обратилась она на людском языке к смертному, что вот уже пятую зиму был наемным рабочим в их лавке. Улл замерла между цветочными рядами, снимая передник. Только вскинув голову, дева заметила посетителя и удивленно подняла брови.
Генерал стоял ровно напротив неё через рядок вытянутых и разросшихся зеленых филодендронов. Улл совсем не ожидала его увидеть, а потому растерялась и просто смотрела него, неловко сминая в руках грязный фартук. Зачем он пришел? То есть, вероятнее всего, что-то купить в лавке, но… Но она была рада его видеть. Сквозь мрачные тучи её печальных дней вдруг прорезался слабый лучик солнца. За чем бы Генерал Финар ни пришел, Улл просто была счастлива взглянуть на того, кто был хоть немного благосклонен к ней.
— Приветствую, дева Улл, — он кивнул и мягко улыбнулся ей.
Она вспомнила, как несколько недель назад приятно провела время в его обществе, и просияла. Генерал не раз говорил, что не одобряет её службу и увлечения, но никогда не отталкивал её, даже когда вела она себя с ним совсем непочтительно. Почему родители не могли относиться к ней так же?
— Доброго дня, достопочтенный господин Финар, Скрепивший мечи, — она так же мягко улыбнулась в ответ. Как бы рада она ни была видеть его, однако тоска в сердце от одного только присутствия конкретного мужа народа не развеивалась. Робкий лучик солнца снова затмила бренность её скорбного бытия. Улл спохватилась и обратилась к работнику: — Лукас, оставь все. Я сама закрою лавку. Благодарю за работу.
Мужчина вежливо склонил голову.
— Хорошего вам дня, госпожа, — он привел в порядок рабочее место, разложил записи и удалился, предварительно передав ей дела. Как только дверь за Лукасом хлопнула, Улл снова вернула взгляд к генералу.
— Вы что-то ищете? Могу ли я помочь, если будет дозволено? — она старалась улыбаться и быть радушной, но, казалось, глаза выдавали, сколь безрадостными были её последние дни. От взгляда Генерала то видно не укрылось. Он нахмурился, помедлил несколько секунд и обратился к ней с некоторым беспокойством в голосе:
— Что так сильно могло опечалить тебя, что даже улыбка стала измученной?
— Это… — Улл вспыхнула и поспешила посмотреть куда-то в сторону. Лишь бы только скрыть лицо от проницательного господина Финара.
— Неужели народ в самом деле стал презирать учениц Макидарской волчицы?
— Нет, презрения мы ещё пока не удостоились, — она хмыкнула.
Они, конечно, слыли главными смутьянками всего Сиршаллена, но не настолько велики были проступки, чтобы аж презирать… Для этого надо было им стать линьяр. Нет, Улл не ощущала на себе презрения. А может, просто его не замечала. Как ранее не замечала все прочее… Глупая, глупая Улл!
— Просто… А вас мои жалобы не обременяют? Мне жаль, если это так, — Улл с опаской поглядела на Скрепившего мечи. Он недовольно вздохнул.
— Я начинаю думать, что испытываешь ты своеобразное удовольствие, выпрашивая у меня прощение при каждой нашей встрече, — голос его недобро похолодел.
— Но я искренне беспокоюсь, — она прикусила подрагивающую губу. Это что, слезы стали в глазах собираться? Ещё чего! Не станет она плакать! Её разве ранила резкость его голоса? Да Скрепивший мечи был самым милосердным в своем отношении к ней! Он хотя бы разговаривал с ней! Не то чтобы её вдруг разом стал игнорировать весь Сиршаллен, но родители вот стали! А они ведь её произвели на этот свет! Вот такую неправильную и недостойную!
Генерал горестно вздохнул. И Улл была окончательно сражена. По щеке покатилась слеза, но ни единого всхлипа не вырвалось из её груди. Даже плакать она будет стойко! Хоть это-то она может сделать с достоинством!
— Если кто увидит, что плачешь ты, стоя вот так передо мной, решит, что я оскорбил чем-то деву. Желаешь скомпрометировать меня? — Улл в ужасе стала отрицательно махать головой. Что же такое говорит этот генерал? Да как бы она… Зачем бы ей… Кто вообще способен на подобные бесчестные безобразия? Слезы от совестливого испуга в мгновение высохли.
— Я об этом не подумала, — она спешно вытерла влагу со щек и быстро добавила: — Последнее время случилось множество неприятных событий, и оттого иногда слезы просто сами прорываются, не в моих силах это контролировать, какими бы ни были мои потуги. Иногда аж скулы сводит от усилий, и все равно…
— И вот мы вновь вернулись к вопросу: что же тебя печалит? — он отстраненно поглядел на одну из полок, уставленную красными цветами в коричневых горшках.
Говорить или нет? Но он ведь сам спросил? Стало быть, ему интересно. Наверное, желает проявить участие… А может, то — только вежливость? Она помедлила и все-таки решила: расскажет, глядишь и полегчает ей. В любом случае, это же Генерал, не осудил за многие проступки и в этот раз, наверное, не осудит.
— Матушка и отец так и не желают говорить со мной, — Улл печально вздохнула, подходя к столу. Она стала перебирать записи, что оставил смертный Лукас. — А вот сестренку чествуют, как единственную надежду всей нашей семьи.
Признаваться в Генералу в постыдных чувствах, терзающих сердце, оказалось на удивление просто. А после того, как недостойные мысли были озвучены, разум немного прояснился, и Улл даже задумалась, а стоит ли то всех её переживаний?
— Дело даже вовсе не в сестренке. Она прелестна, как летнее утро. Просто они… Они могли бы меня поддержать, а не… Они даже не здороваются со мной, понимаете? — она с силой захлопнула крышку стола, звонкий грохот раздался в лавке. Улл потупила взгляд. — Простите, я гневаюсь. Это недостойно, но… Но все так смотрят на меня, будто я… Будто я линьяр!
В сердцах она вдруг выпалила свое самое страшное опасение, которое даже в тишине комнаты по секрету самой себе открывать не хотела. Она боялась совершить такое преступление, за которое народ мог бы заклеймить её.
— Страшишься напрасно, — с теплой снисходительной улыбкой произнес генерал. — Не способна ты на преступления, что сделать могут из тебя линьяр.
— Мои родители охотно бы с вами не согласились, — пробурчала она и тут же поспешила сменить тему. — Так зачем вы пришли, Скрепивший мечи?
Улл вспомнила: он явился не ради того, чтобы поболтать с ней. Наверняка было у генерала дело иного толка. Цветы? Садовые инструменты?
— Грунт, — коротко пояснил он. — Обычно я всегда покупаю его в этой лавке.
Она недоверчиво прищурилась. Помнила Скрепившего мечи в лавке всего дважды. Один раз пришел купить цветок, другой — сама привела его. Так о каком «обычно» можно говорить?
— Я не помню, чтобы вы так уж часто бывали тут, — сказала под нос больше для себя, но генерал все равно услышал.
— Но ведь и ты тут бываешь не ежедневно, — ответ не заставил себя ждать. Скрепивший мечи хоть и поддел её, но звучало то как дружеская шутка, не более. Очень тепло звучала. Улл снова бросила нерешительный взгляд на его лицо. Уголки её губ дрогнули в короткой улыбке.
— Мне нравится с вами разговаривать, — она сглотнула, прикусив губу. Сказала и почти сразу опустила глаза. Неловко поправила складки платья, вышла из-за прилавка и повернулась к кладовке.
Сердце забилось быстрее, и уши начали краснеть. Не ясен был ей источник смущения. Она ведь просто сказала, что Генерал — интересный собеседник, только и всего. Помедлила, покопалась в воспоминаниях и быстро поняла… Улл увиливать не привыкала, а потому довольно легко, хоть и с некоторым страхом, призналась себе, что истоки у её интереса довольно своеобразные.
— Какой грунт вам нужен? — улыбка тронула губы, пусть и немного печальная.
Надо же, Севир взор ее на себя обратить не смог, хотя много времени проводил с ней, часами болтали они обо всем на свете, но не было с ним рядом таких чувств, но генерал что-то всколыхнул. Странно, как раньше она того не поняла. Но вот так, просто потому, что оказался он рядом в нужный момент, взгляд вдруг прояснился. Он в сущности ничего такого не говорил, не делал, но… Улл сама не могла сказать почему, просто, наверное, из-за всего. Из-за того, каким он был, как вел себя с ней, какими были его речи… А разве нужно больше?
— Легкий, рыхлы…
— Слабокислый субстрат, — закончила за него Улл с яркой улыбкой. — Значит, вы теперь ухаживаете за тем цветком, как подобает?
— Да, — Генерал хмыкнул, — как подобает.
Она скрылась в кладовке, порылась в мешках, нашла, что нужно, и вытащила на свет.
Между ней и Скрепившим Мечи впервые повисла неловкая многозначительная тишина. Смотрели друг на друга каждый по-своему. Улл ждала, что он что-то обронит, какую-нибудь беспечную фразу, но Скрепивший Мечи молчал. И в том молчании ей чудились тяжелые раздумья.
Наверное, понял генерал, что значили её слова. Она ведь не поспешила поправиться или оправдаться, что имела в виду вовсе не то, что сказала. Улл чувствовала зудящую необходимость произнести хоть что-то, но губы не размыкались, слова не слетали. Генерал молча расплатился парой монет и должен был взять купленное и уйти, но не торопился. Видно, тоже искал, что сказать.
— Я была рада сегодня увидеть вас, — Улл более не могла выдерживать эту давящую тишину неопределенности. Она снова нервно поправила пальцами пряди за ухом, хоть те и лежали ровно, и попыталась широко улыбнуться, как всегда делала, чтобы сгладить неловкость.
— Как же мое общество могло помочь развеять твою печаль? — он ловко поднял мешок и посмотрел на неё. Взгляд его был мягким и даже немного теплым, но отчего-то подернутым легкой поволокой грусти.
— Не знаю… — Улл стушевалась, затеребила волосы, стараясь унять заколотившееся сердце.
Это что за странный разговор сейчас она сама и спровоцировала? И отчего её он так необычно волнует? Трепет был частым её спутником. Когда извинялась, когда обращалось множество взглядов на неё — всегда нервничала, но то были чувства иного толка. То все от страха опозориться или сделать что-то не так. А сейчас внутренне она даже предвкушала и отчасти желала, чтобы обратил он на неё свой взор. И волнение было это приятным, как мягко рассеивающийся солнечный свет под кронами ясеней.
— Видно, дело в том, что мне в самом деле нравится вести с вами беседы, — она, наконец, нашлась с ответом и перестала судорожно трепать концы светлых волос. — Или, быть может, вы правы, и я все-таки нахожу приятным извиняться перед вами.
Всякую мягкость и добродушие в секунду сдуло с его лица. Он подобрался и очень строго посмотрел на Улл. Чем-то то его выражение лица напомнило ей Великого Ментора. Скрепивший Мечи ужасающе сурово глянул на неё. Не могла она припомнить, чтобы хоть раз удостоилась от него такого взгляда, сколько бы опрометчивых и непочтенных поступков ни совершила.
— Доброго вечера, дева Улл, — строго и коротко отрезал генерал. Никакого вежливого кивка. Он развернулся и широкими тяжелыми шагами покинул лавку, даже не дождавшись её ответа.
Колокольчики над дверью переливисто зазвенели и дверь хлопнула. Колени Улл подогнулись. Она так сильно не боялась даже стоя напротив халтерца на поединке или когда встречала Владык. Никогда ещё её сердце так отчаянно не трепыхалось в неведомом страхе. Что сказала она такого, что прогневала его? Ведь ни единого дурного слова не вылетело из её рта, но Скрепивший Мечи меж тем так зыркнул на неё, будто она страшно оскорбила его.
Улл присела на корточки так, что за столом ее было не видно вовсе, рука легла на грудь. Сердце колотилось как сумасшедшее, словно намеревалось выскочить. Как же… Что же… Делать-то что? Извиниться? Снова просить прощения? Она, конечно, несомненно стала бы, если бы считала себя повинной хоть в чем-то, но сегодня, сейчас, не было ей в чем укорить себя. Она лишь сказала, что для нее генерал стал приятным собеседником. Не более. Даже ведь не осмелилась признаться, что взор свой обратила на него совсем не как на прочих. Так что заставило его похолодеть и выскочить из лавки, словно здесь она совершила по отношению к нему неслыханное преступление?
Улл встревожилась. Не желала она обидеть Скрепившего Мечи, а мысль, что более не возжелает он её видеть, кольнула так сильно, что из глаз едва слезы не брызнули. Отчего так остры стали её чувства? Не так много было у них встреч, не так часто говорили они, но было в тех беседах что-то неуловимое для неё, чего с другими она не испытывала. Был ведь Севир. Все с ним было иначе, и сердце не билось раненной куропаткой.
Она испуганно вскочила на ноги и стала расхаживать по пустой лавке.
Выходит, вот то самое чувство, что лишь будет разрастаться со временем? И обращено оно к достопочтенному господину Финару, Скрепившему Мечи?
Улл остановилась. Задумчиво стала постукивать указательным пальцем по губам. Генерал Финар… Каким же он был в её воспоминаниях?
Определенно красивым, а отсутствие руки… Улл больше интересовала эта его особенность, нежели смущала. Умен и добр, смеялся красиво, низко, с хрипотцой и охотно отвечал на все вопросы, что её интересовали, не кривился, как прочие, стоило заговорить о порохе и его свойствах, хотя не преминул и напомнить, что все же она дева, но, впрочем, делал он то как-то беззлобно, без колкого укора. И выходит, всем тем нравился ей. Волосами ещё нравился. Темными, как ночное небо Сиршаллена, которое видела она с башен сторожевых постов, а редкие светлые бусины в тонких косичках в таком случае были, как звезды.
О Владычица лесов, Ей пришелся по сердцу Генерал Финар.
Улл, оглушенная этой мыслью, нервно вцепилась в косу. Глаза её растерянно забегали.
Но он же… У него и дети есть, дети, что и её родителям приходятся старшими эльфами, и… И сам он в таких почтенных летах, что и не подумает даже взглянуть на неё! Да как же великому генералу вообще сможет понравиться такая глупая неловкая индюшка, как она? Да ещё и… Она же целиком из недостатков состоит!
Улл тряхнула головой. Слишком уж быстро и далеко поскакали её мысли. Уедет на посты и хорошенько поразмыслит. Обо всем поразмыслит и решит, как быть.
Ну пришелся ей кто-то по сердцу, разве ж это плохо? Не от чего тут впадать в отчаяние и паниковать! Но она снова и снова вспоминала, как выскочил генерал из лавки, и спокойствие шло трещинами. Отчего же сбежал он так? Не потому ли, что её внимание ему было противно? Пожалуй, Улл могла понять его в этом. Что бы в ней могло привлечь его? Да ничего. Юна, глупа, наивна…