На заре

      Книги, которые заставляла читать Сцина Макидарская, отдавали непроглядной скукой и в лучшие дни, но, когда мысли Улл были заняты исключительно сбежавшим от неё генералом, буквы и слова на языке смертных вообще отказывались складываться во что-то, имеющее смысл. Чтиво полетело в угол койки. Она быстро подскочила и подняла учебник, придирчиво осмотрела, отряхнула, разгладила страницы.       Как недостойно она гневается! И на кого же? На саму себя. На своё недостойное поведение. Виной возникшему напряжению, конечно, была она сама. Не могло так больше продолжаться! Целых две недели Улл то была мрачнее грозового неба, то злилась и скалилась на всех, как макидарский волк, то радовалась любым глупостям… Её бросало, как лодку во время шторма, из одного чувства в другое. Не заметил этого только слепец, а потому стали сыпаться на Улл вопросы, но поведать, что тревожит её, она не решалась. Стыдно. Будь она чуть более расторопной и менее косноязычной, не сбежал бы от неё генерал. Как в таком признаться?       Да уж… Удалось ей обратить героя войны, гениального полководца, лучшего из тех, что знал народ, в бегство. Не печаль её сей факт, она бы даже возгордилась.       Нужно обязательно прояснить все! Вот вернется в град и тем же днем все выяснит, или тем же вечером. Да пусть и ночью, а не то не уснет же!       Хотя ночью все же не стоит. Неприлично.       Улл даже одежды не сменила. Бросила сумки и поспешила к дому Скрепившего Мечи. Опасалась, что если ещё и будет платье шнуровать, то передумает. Нет. Действовать надо было на горячую голову, так она в тысячу раз храбрее.       Вечер опустился на град, и эльфы уже стремились вернуться домой, а потому улицы полнились прохожими. Улл мельком замечала неодобрительные взгляды. Она молниеносно выхватывала их из толпы. Сразу подмечала, кто смотрел на неё с нескрываемым укором. Пусть смотрят. Не то было сейчас важно. Не то тревожило её долгие две недели. Она почти бежала по улице. Даже взмокла. Светлые волосы, собранные в косы только с боков, прилипали к влажному лицу, по спине бежали капельки пота, одежда кое-где нуждалась в приглаживании.       Вся взмыленная Улл замерла напротив прохода. Хороша она, конечно. Все продумала. Прибежала, разгоряченная, жаждущая выяснить отношения. С чего же решила, что генерал дома? Никуда же ему не надо! Дел-то у него никаких и нет! Ждет её у окошка несомненно. — Глупая! Глупая Улл, — бурчала себе под нос, меряя шагами арочный проход. Ходила от одного косяка к другому. Ровно пять широких шагов. Но если бы выхаживал генерал, то наверняка вышло бы два с половиной. У него-то ноги ого-го какие длинные. Он и сам высок, статен, красив.       Улл печально вздохнула. Вот и передумала тревожить генерала Финара. Что ей с него спрашивать? Какого ответа требовать? Чего же так остервенело бежала к его дому, если у самого входа все равно сковала её нерешительность, а запал пропал?       Улл развернулась и решила плестись к себе. Уверенно посмотрела на улицу, по которой мчалась сломя голову, полная решимости выспаться и что-нибудь придумать, на худой конец, снова извиниться, а за что — найти не сложно, и застыла. Генерал Финар шел по тротуару и вел какую-то беседу с Великим Ментором и перстом Владыки. Он был ещё вдалеке, но Улл, конечно, узнала его.       Глаза в панике забегали. Она быстро окидывала взглядом округу.       Нельзя попасться! Чего забыла дева у дома генерала? А он ведь ещё и не один! Как же она оправдается?       Улл запоздало поняла, что оправдываться ей не за что. Она же просто стояла у его ограды. Прогуливалась, например, да мало ли чего? Но было поздно, ведь, осмотревшись, Улл пришла к выводу, что нужно ей незамедлительно спрятаться. Бежать в противоположную сторону — слишком заметно, а единственное место, где можно было укрыться — сад Скрепившего Мечи. Она перемахнула через выложенный камнем забор и юркнула за реденький куст. Понадеялась, что в вечерних сумерках её зеленый жакет сольется с листвой. Ветки нестерпимо кололи лицо и плечи, но Улл стойко старалась не замечать дискомфорта.       «Индюшка недалекая! — ругала себя, слыша, как переговариваются мужи в паре метров от нее. — Зачем же ты сюда залезла? Можно же было развернуться и спокойно уйти, будто ничего не произошло! Будто никого и не ждала!»       Ещё позже поняла она, что слишком мала вероятность, что трое эльфийских воинов не заметят какую-то деву, неловко прячущуюся за кустами. Более того, возможно, они могли увидеть, как она совсем не достойным для девы образом перепрыгивает чужой забор.       Улл так зациклилась на своих мыслях, что совсем позабыла о конспирации и стала невольно убирать втыкающиеся в неё ветки. Так бы она и продолжила самозабвенно копошиться в кустах, если бы округлая рукоять садового инструмента не оказалась напротив её лица. Генерал Финар, сжимая грабли у самого основания, другой стороной медленно сдвигал ветки в сторону, рассекречивая её укрытие.       Скрепивший Мечи удивленно поднял брови и слегка склонил голову. Ничего не говорил, молчал. Она тоже молчала. Смотрела на него глазами перепуганного оленя. Взгляд всего на миг соскочил на силуэт за спиной генерала и снова вернулся к его лицу.       Вот и все. Конец её славной жизни. Она вторглась во владения почтенного полководца и как воришка пряталась в саду. И застал ее за тем не только господин Финар, но и сам Великий Ментор. Нет в мире больше позора, чем этот! На летнем празднестве осмелилась какое-то там мастерство демонстрировать, на сторожевых постах служила, у Макидарской Волчицы обучалась, хотя уже и по возрасту ей было не положено, а теперь вот проникла в тайне под покровом ночи — ну пусть и не ночи, в сумерках — в дом Скрепившего Мечи. Ну, пусть не в дом, но все равно! День ото дня становится она все дальше от понятия «достойная дева народа»! Если матушка с отцом узнают, не то что до скончания дней с ней не заговорят, они её и вовсе на свой порог не пустят.       Генерал меж тем тяжело так вздохнул. Будто на его плечи свалилось тяжкое бремя. Убрал грабли и вернулся к Великому Ментору. Ветки ощутимо, хоть и не слишком сильно, хлестнули Улл по лицу. Заслужила. Бесспорно.       Раз её все-таки рассекретили, она незамедлительно решила покинуть укрытие. Не было больше смысла в позорных прятках за кустами.       Нет в мире большего позора, чем быть пойманной в чужом саду Великим Ментором и Скрепившим Мечи, а потом ещё и растрепавшимися волосами в дурном растении запутаться.       Улл морщилась, дергая светлые пряди, желая как можно скорее выпутаться из неловкого положения. Но в опустившейся на град темноте едва ли можно было четко разглядеть темные ветки, и она, шикая от боли, только ухудшала ситуацию, ещё больше спутывая волосы.       Что за бедова она дева? И перед кем же неизменно позорится? Перед мужем, что пленил её взор. Как же он может обратить на неё свое внимание, если она вот такая? Непутевая, неловкая, всегда робеющая и то падает на него с крыши, то путается в его кустах, то дерзит? Хоть раз видел её генерал в приличном виде? Чтобы как полагается, чтобы в платье, с лентами, ровной спиной? Чтобы речи были подобающими? То блеет она как баран, то растрепанная, то стесняет его вопросами о войнах и об обороне градов…       Улл все продолжала возиться с волосами. Казалось, пока освобождала она одну прядь, духи леса, играя в ее локонах, путали пять других в ветках. Она даже не заметила, как Великий Ментор распрощался с генералом и ушел. Наверняка расскажет он супруге, что видел её в такой недостойной ситуации, и как она оправдается перед Сциной Макидарской? Наставница ведь с неё три шкуры спустит за то, что спряталась она так бесславно плохо. А ведь Макидарская Волчица целых шесть месяцев обучала их искусству маскировки и скрытности, и вот каков результат!       Мягкий желтый свет масляной лампы осветил её трепыхания. Улл подняла удивленный взгляд на источник и тут же поморщилась, прикрывая глаза рукой. Лампа опустилась на округлый участок коричневой земли, свободный от травы.       Генерал встал на одно колено чуть сбоку от Улл, и когда та повернула голову, он оказался чуть ближе, чем обычно. И пусть расстояние между ними все ещё было в рамках приличий, её сердце заколотилось в груди так, словно могли они вот-вот соприкоснуться кожей.        Мягкий свет отбрасывал тени на его лицо. Аккуратная линия подбородка, точеные скулы. Улл могла увидеть каждую мелочь.       Несколько мгновений они, не шевелясь, молча разглядывали друг друга. Она не краснела, не волновалась. Все чувства как будто замерли. Улл просто смотрела, впитывая в свою память мелкие детали его лица. Прямой нос, светлый цвет глаз, светлее, чем у неё, темные брови с острыми, почти незаметным уголками, тонкие аккуратные губы.       Улл спешно отвела глаза. Духи лесные, генерал, наверное, заметил, что смотрела она на его губы. Очень-очень недостойно. — И? — наконец заговорил Скрепивший Мечи, протягивая руку к плененным мерзопакостным кустом волосам. — Зачем снова явилась под мой порог?       Даже не стал тратить слова на приветствия. Злился, наверное. Она вот на себя злилась. Явилась незваным гостем, да ещё и так опозорилась, и ему доставила массу неудобств. Хотя бы вот как объяснить Великому Ментору Синаю, чего в его дворе вечером забыла юная дева? — Видно, чтобы снова принести извинения, — смиренно вздохнув, ответила Улл, принимаясь выпутывать волосы из веток. В свете лампы успехи в деле стали отчетливо заметны.       Улл сама удивлялась, отчего совсем не робеет? Хотя куда уж там, стыд вяло агукал где-то глубоко в сердце. Никогда ей не восстановить свое доброе имя в глазах генерала после такого, и то было грустно и обидно. — Что ж, приноси, — он не смотрел на неё. Сосредоточился на волосах. — Не должно было мне… — Улл запнулась, поморщившись. Ну и как сказать, что не пристало ей в чужих кустах прятаться, но чтобы звучало то не так жалко и возмутительно? А и пусть! Скажет, как есть! Она гордо вскинула подбородок, вознамерившись посмотреть в лицо генералу, но тут же пискнула от боли. В плену у растения нос особо не позадираешь! — Дева Улл, — голос прозвучал натянуто и даже немного грозно. — Если не желаешь, чтобы отрезал я твои чудные светлые локоны, — не вертись.       Говорил Скрепивший Мечи таким серьезным тоном, что Улл ни на секунду не усомнилась — отрежет. Она сглотнула и притихла, протягивая руки к очередной ветке. — Не тронь, — тут же раздался холодный приказ, и она быстро подобрала свои ладошки. — Ты лишь путаешь их еще больше. Руки не достает мне, но как однорукая ведешь себя ты. — Вы говорите оскорбительные вещи! — возмутилась Улл, меняя позу. Ноги онемели, сил терпеть не было. Она села на траву, скрестила щиколотки и обхватила растопыренные колени руками. Не нужна ему помощь, и пусть! Может генерал, сколько желает, сам копошиться где-то там сбоку от нее в том безобразии, что она натворила. Ей спешить некуда. — Не более оскорбительные, нежели твои попытки… Что, собственно говоря, ты тут делаешь? — он бросил на неё короткий хмурый взгляд. — Хотела узнать, чем в прошлую нашу встречу оскорбила вас, — Улл подобрала с земли веточку и стала вертеть её в руках.       Улицы опустели, и в тишине голос её звучал хоть и отчетливо, но безжизненно и очень утомленно. Так, собственно, она себя и чувствовала. Как оказалось, душевные метания изматывали похлеще уроков наставницы. — Ничем, — коротко ответил Скрепивший Мечи. Холодно и безразлично. Даже отстраненно. — Видно ты просто что-то не так поняла.       Улл поежилась от внезапного плохого предчувствия. Почему он так непривычно немногословен и… Что-то было ещё, такое мрачное и безрадостное в его голосе и в лице. Генерал словно вдруг наполнился неприязнью, стал жестче в жестах, в словах. — У вас что-то случилось? — не смогла удержаться. Но все равно голос понизила почти до вкрадчивого шепота, как будто боялась вспугнуть Скрепившего Мечи. Сердце неспокойно металось в груди. Она чувствовала, просто чувствовала. — С чего ты взяла? — Генерал не взглянул на неё, даже на секундочку не поднял глаз. Старался быстрее распутать волосы. Как если бы желал поскорее отделаться от нее, сократить время встречи настолько, насколько это вообще было возможно. Он, видно, правда не желал её видеть. — Просто вы…       А что сказать? Предчувствие? Какая глупость, но кроме того более ничего не было. Лишь смутное, непонятное ощущение отдаления. Будто они были разделены арочным проходом, как в тот вечер перед поединком. Только расстояния между ними теперь было больше, многие и многие шаги. Но разве так бывает, когда эльфы сидят в паре сантиметров друг от друга? Стоит лишь протянуть руки — сможешь коснуться лица, и все равно как-то немыслимо далеко.       Улл повернула голову, чтобы снова посмотреть на Генерала и развеять свои сомнения. Последняя освобождённая светлая прядь проскользнула через его пальцы. Отдающие желтым в свете масляной лампы волосы медленно огладили его ладонь и упали на её подогнутые колени. Скрепивший Мечи на мгновение задержал взгляд на своей руке. Но Улл увидела. Видела, как загорелась и погасла мягкая улыбка на губах. Но то была всего секунда. И казалось, что она себе придумала тот теплый взгляд. Может и так. Может быть, показалось. Однако все равно хотелось верить, что она сумела вызвать у него улыбку, хотелось верить, что, если бы вместо волос его ладонь невесомо оглаживали её пальцы, генерал улыбался бы ещё нежнее.       Улл почувствовала в теле непривычный жар, порожденный собственными мыслями, и поспешила спрятать глаза. Вдруг Скрепивший Мечи разгадал бы в них её недостойные грёзы. — Дева Улл, — строго позвал ее Генерал, поднимаясь. Выпрямился, в руке держал лампу. Она не видела лица, но была уверена, что его выражение очень бы ей не понравилось. — Не нужно искать со мной встреч. В следующий раз я сочту твои преследования за оскорбление.       Улл резко вскочила с земли. Туманная дымка девичьих мечтаний рассеялась и упорхнула.       Что такое говорит этот генерал?! Почему это встреч с ним не искать? Она уперла в него возмущенный взгляд. Скрепивший Мечи будто и не заметил её недовольства, только кивнул и повернулся по направлению к крыльцу.       Почему? Да, водилось за ней много проступков, были у него поводы, но почему сейчас?       Улл растерянно смотрела вслед удаляющемуся генералу. Как должно поступить? Что будет достойным поведением? Дать ему уйти, так и не выяснив причин, или остановить? Она судорожно прикусывала губы, чувствуя, как к горлу подступает ком. Как? Как ведут себя достойные эльфийки? Она погружалась в агонию бессилия и непонимания, потому что не желала отпускать и права останавливать не имела.       Почему? Почему сейчас? Почему после того, как она успела начать наслаждаться своими тайными трепетными чувствами?       Дыхание утяжелялось, живот скручивало мерзкими спазмами страха.       Надо! Надо что-то спросить! Что спросить? Ясно ведь ей было сказано… Преследования… Не случайные встречи, нет… Преследования. Она преследовала мужа народа. Как, должно быть, это мерзко выглядело со стороны. Но ведь до того злополучного дня, кажется, генерала не стесняло её общество и… преследования. Да разве Улл так себя вела? Нет ведь!       Так почему? Что такого она сказала? В чем была повинна?       Генерал все отдалялся. Вот-вот ступил бы он на лестницу, что вела на крыльцо. Улл в панике стала оглядываться по сторонам, будто могла найти ответ где-то слева или справа. Что должна была сказать, прежде чем он скроется за дверью? Что спросить, пока ещё был шанс? Она нервно перебирала в голове вежливые фразы, витиеватые высказывания, все, что запоминала за свою сотню с лишним зим. — Почему? — не выдержала и бросила всего одно слово. Должна была выжать из себя что-то более достойное, приличное, как старшие эльфийки, но не смогла. На языке вертелось только резкое, прямое и короткое «почему?», и оно же так непочтенно сорвалось с её губ.       Скрепивший Мечи замер. Его прямая спина заметно напряглась. И Улл натянулась, как тетива лука.       Непочтенно. Недостойно. Все это. От первой их встречи до сей секунды. Все неправильно. И очень-очень глупо. — Почему тебя так взволновало, что не желаю я тебя больше видеть? — голос был резким, почти злым. Но он не повернулся к Улл лицом, и она не смогла понять, то в самом деле гнев или что-то другое. — Любого взволновало бы, что не желает его видеть тот, с кем не было у него ранее ссор, — тут же отбила Улл и поспешила сократить меж ними расстояние. Не перекрикиваться же им через весь сад? И, может быть, так он все же соизволит показать ей свое лицо.       Генерал повернулся. Смотрел на неё сверху вниз грозно и строго. Улл едва не запнулась под его безжалостным жестким взором. — Не про любого я спрашивал, а про тебя. — Это потому… Из-за того… — он ей будто в душу смотрел, и она терялась. Сердце бешено заколотилось, и кровь прилила к лицу. Он знает. Но почему же тогда так жесток к ней? Нет ведь ничего плохого в том, что она чувствует! Откуда же столько в речах холодной стали, что превращала каждое его слово в разящий клинок?       Он приподнял брови, и выражение лица стало почти насмешливым. Совсем не по-доброму, совсем не так, как раньше. Перемены в Генерале пугали её. — Если нечего тебе сказать, то не задерживай меня. — Вы… — Улл не сдержала слез, но всхлипы подавила.       Расплакалась, потому что ранили слова, и отношение переменившееся — ранило. Грудь заболела, будто все ребра там переломали и мешали им срастаться. Она одной рукой решительно смахивала слезы, а другую сжимала в кулак так крепко, чтобы ногти впивались в ладонь. Злилась и не хотела позволять Скрепившему Мечи видеть её разбитой. За что он с ней так? Внезапно и резко, даже не объяснившись толком, отшвырнул её, как какую-то улитку, прицепившуюся по ошибке в лесу к подолу его зеленых одежд. — Чем я могла заслужить вашу жестокость? — губы подрагивали, и она отчаянно их кусала, лишь бы только выглядеть хоть на немного менее жалкой. — Я вовсе не жесток. Скорее справедлив, — он безразлично пожал плечами. Улл отказывалась верить, что тот добрый и благосклонный эльф, что со смешком поправлял её глупые умозаключения ещё пару недель назад, сейчас вел себя с ней так сурово. — И в чем вы справедливы? — Ты влезла в мой сад и затаилась как вор. Должен ли я спустить тебе и это с рук? Сколько ещё непозволительных поступков мне стоить простить тебе?       Виновна. Она была виновна и знала это. — Но… Почему же сейчас? — в шепоте отчетливо проступала мольба. О чем она умоляла? Быть может, о милости или снисходительности? А может, просила мягкости? Или чтобы снова он был к ней добр? — Все же было хорошо… — Почему ты плачешь? Разве я так жесток? Оскорбил? — генерал продолжал давить на нее. Он не менял позы или интонации, но все равно прижимал ее к какой-то невидимой стенке одним своим безразличным, скучающим тоном. А она ведь перед ним плакала…       Улл окончательно запуталась в тяжести и сумбурности мрачных мыслей, слезы сдавливали горло, и она, совсем позабыв о всяких приличиях, просто выпалила, чтобы испить хотя бы призрачного облегчения: — Потому что я хочу вас видеть! Разговаривать с вами хочу! И извиняться за все перед вами — хочу! И вы знаете почему! Но все равно… так жестоки!       Ничего не произошло. Никакого пресловутого груза с её плеч не упало. Все так же болело, и беззвучный плач все так же разрывал грудь. И Скрепивший все так же не менялся в лице. — Знаю или нет… — Нет? — она вскинула голову. Злость окончательно примешалась к скопу чувств, что ураганом вертелись в её теле. — Не знаете? О чувствах моих не знаете? Тогда скажу, как должно. Сердце бешено стучит в вашем присутствии, потому что вы пле… — Довольно! — почти прорычал генерал с такой злобой, что Улл едва от страха не отшатнулась. — Решения своего не изменю. Покуда не исчезнет твой юношеский трепет, что приняла ты по странной ошибке за высокие чувства, не смей являться пред моими глазами, дева Улл!       Скрепивший Мечи даже взгляда на неё напоследок не бросил. Развернулся и ушел. Поднялся по ступенькам. Вошел в дом. А она стояла. Ноги к земле приросли. Или свинцом налились, или громом она была поражена? Да все разом. Даже не моргала и дышала тихо-тихо, с большим трудом, заставляя себя делать долгие натужные выдохи и вдохи.       Эхом и болью отдавались его злые слова в голове. Просто трепет. Ничего такого, незначительное. Генерал вот так просто взял и обесценил всё, что в сердце её распускалось прекрасными цветами, всё, что согревало в тяжелые времена. Он гневался, потому что Улл была готова отдать ему сердце. А оно генералу, видимо, было ни к чему.       Она ещё пару минут постояла. Просто стояла и смотрела на дверь, а потом на окна дома, в которых появлялся желтый свет. Улл пробрал озноб. Стало холодно, как бывает, когда зимой выходишь на двор без плаща. Но ведь сейчас только-только начиналась осень, так откуда взялась неприятная дрожь в теле?        Она терла и терла глаза рукавами. До тех пор терла, пока жесткая ткань одежд не начала оставлять красные пятна на веках. Моргала. Часто. Чтобы слезы не текли, чтобы остановились. И они остановились. Как и её сердце. Оно вроде стучало, но задор жизни в его биении больше не ощущался. Звезды перестали манить своей красотой. Все потускнело, потухло. Да разве может быть так плохо от пары фраз? Разве может быть так больно из-за эльфа, которого знаешь едва-едва?       Улл широко улыбнулась пустоте. Примеряла улыбку, потому что не верилось, что сможет ещё хоть раз растянуть губы в радостной усмешке. Но все получилось. Она, ввиду какого-то непонятного недоразумения, все ещё могла улыбаться, хотя внутри все сжималось до боли, до тошноты.       Скрепивший Мечи мог отказать ей мягко. Что такого-то в отказе? Ничего. Либо есть чувства, либо их нет. Могла ли она требовать взаимности? Нет, конечно, нет. Но надеялась, грезила о вечности, а генерал… Он растоптал её. Злился, будто её влюбленность была для него оскорбительной и презренной. Впрочем, разве мог что-то иное Скрепивший Мечи подразумевать своим гневом, который даже не попытался удержать, если только не отвращение? Настолько она была ему противна со своим «трепетом», что он не потрудился пощадить её сердце.       Улл подавила истерический смешок. Откуда-то из глубины живота рвался болезненный смех. Но ни смеяться, ни плакать она себе не давала. Душила эмоции, а они в отместку драли её нутро на мелкие кусочки.       Вот ведь глупая индюшка! Это даже смешно! Что она знала о нём? Да, почти ничего! Ничего не знала, был он никем, просто мимолетным знакомым, не должны её убивать его резкие речи! Слова его были не острее тех, что она тысячи раз уже слышала. Но все равно…       Улл так хотела возненавидеть Генерала, но не могла. Её вина. Это все была её вина. Как смела надеяться, что посмотрит Скрепивший Мечи на неё? Он наверняка встречал на своем веку многих достойных, а она… Да. Может быть, будь она хоть чуточку лучше, тогда бы генерал был к ней добрее. Не принял бы чувства, но хотя б не стал прогонять.       Улл плелась темными улицами. Спотыкалась о каждый выступ, едва переставляла ноги. Не поняла, поздоровалась ли с родителями, когда вернулась домой. Сидели ли они в гостиной, или там никого не было? Не разувалась, не раздевалась, как была, так и упала на кровать, подогнула колени и обняла их руками. Она не плакала. Смотрела в пустоту, пока сон не сморил её. Утром... Утром все само собой разрешится. Всегда так было, и в этот раз так будет. На заре чувства ее утихнут, и Сиршаллен снова заиграет яркими красками в лучах яркого солнца.