На заре

      Ещё со школьной поры Улл притягивала к себе взгляды. Самые разные и по самым необычным причинам. Кто-то обращал на нее внимание из-за рассеянности, кто-то из-за необычного, «нового» взгляда на мир, а кто-то из-за милого лица и слишком доброго сердца. Сцине она нравилась своей жизнерадостностью и силой духа. Впрочем, о последнем сама маленькая эльфийка и не ведала вовсе. Ещё была Улл до страшного доверчивой. В людях и эльфах видела только хорошее, никогда ни в ком из них не сомневалась. Хотя, что уж греха таить, молодое поколение людей за врагов не держало, с опаской не относилось. Смертные были для них просто соседями. Они не знали того, что знала Сцина, того, что знали другие эльфы. Молодое поколение потерь не вкушало, их сердца ещё не были ожесточены. А Улл… Улл даже среди чистого душой молодняка была самой мягкосердечной. Вот поэтому и притягивала она взгляд Макидарской Волчицы. Но время шло, уроки становились все серьезней, и совсем иное стало бросаться Сцине в глаза.       Улл была упорной, и упорство то было порождено ни необходимостью справиться с чем-то во что бы то ни стало, ни болью, ни тяготами… Ей просто было любопытно. До смешного доходило её желание познать приглянувшееся. Так случилось и с ратным делом. Улл просто делала упражнения, ей было интересно, и выходило у неё весьма неплохо. Сцина, конечно, как и полагалось, хвалила воспитанников, если те добивались успехов. И вот когда она стала отмечать оные у Улл, та начинала работать ещё усерднее, безмерно радуясь даже самой банальной похвале.       Она все делала с легкостью. Со сборкой оружия справлялась лучше прочих. Времени ей всегда нужно было минимум. Не запиналась, не путалась, и все только потому, что было ей интересно, а можно ли ещё быстрее. Из лука стреляла плохо. Очень. Но ей почему-то пришлось по вкусу это занятие, и через пару месяцев она уже могла и мальчишек обойти. Сцина тогда стала к ней присматриваться внимательнее. Но Улл была просто девой, и, что более важно, это было именно то, чего она хотела. К тому, чтобы быть достойной эльфийкой, она подходила серьезно. И вот что за шутка: никаких успехов, сколько бы усилий она ни прилагала. Сцина видела в ней то, что она отказывалась сама в себе замечать. Все лепетала, что не приемлет кровопролития, что дева должна на мужа полагаться, что не для войн они, а чтобы услаждать взор и прочие глупости, которые вбивали в маленькие головки. Улл хотела соответствовать образу почтенной эльфийки, и Сцина не стала наседать. Но пришел час выбирать пятерых, что стали бы началом перемен, и жизнерадостная маленькая добрячка никак не шла у нее из головы. Улл была последней. Она должна была послужить примером — можно оставаться девой, стремящейся к идеалу, и в то же время быть полезной для народа не только лицом и игрой на инструментах. Она хотела показать, что дева-воин не равно пропащая Сцина Макидарская. Именно поэтому обучала и подобных Селин.       Улл была в ужасной физической форме. Как и другие ученицы. Но ежедневные тренировки сделали свое. Стреляли наравне с мужами, самообороне были обучены отменно, укрывались надежно, деру давали так, что и не догнать было. В седле держались на зависть другим девам, в мишени на ходу попадали восемь из десяти. Сцина гордилась. Ну и пусть в драке будут они едва ли полезны, но зато смогут взять на себя иные задачи, и тогда мужи будут сконцентрированы на более важных вещах. Такова была задумка, и все шло славно. Пока не выяснилось, что её ученица, та самая, которая ни в коем случае не желала становиться воином, вдруг заинтересовалась не просто самообороной, элементарной, простой и построенной исключительно на необходимости освободиться и найти помощь, а самым настоящим рукопашным боем. И что она сделала? Пошла просить помощи в обучении у какого-то там мужа народа! Безобразница! Сцина не сомневалась, что если Улл заинтересуется, то в кратчайшие сроки может стать весьма умелой едва ли не в любом деле. В ратном уж точно. Конечно, Сцина могла натаскать её в разы лучше, чем какой-то там неизвестный, непрославленный замкомандира, но халтерца ведь её ученица все же пару раз ударила! Смогла! Тот юноша не сказать чтобы так уж усердствовал, скорее слишком ею пренебрегал, но и поколотил Улл славно, разозлившись, после её второго успешного попадания. Пара минут, и поединок подошел к завершению. Сцина выдохнула с облегчением. Она разволновалась, когда этот халтерец сильно ударил Улл в живот. Подумала, что ученица сбежит в слезах, испытав боль. Не сбежала. Дралась. Тогда Сцина и приняла решение — подтолкнет она эту малышку к тому, что действительно ей будет по плечу и в удовольствие. Улл вполне могла отказать ей. Не тренироваться. Но она пришла.       Сцина не жалела её. Обучала как полагается, только клинка они не касались. Она учила бить первой так, чтобы нанести врагу урон, чтобы победить, чтобы убить. Улл училась. Севир неплохо натаскал её в азах, но видно не слишком-то усердствовал. Чего ради взялся он за это, если не относился серьезно? Сцина почти оскорбилась таким поведением замкомандира, но гнев ее поугас, когда она поняла, что он даже в какой-то степени оказал ей услугу. Славная эльфийка Улл стала её лучшей воспитанницей. Не отлынивала, не ныла о тяжести доли, хотя Сцина видела, как ей иногда хотелось разреветься. Как же можно было не прикипеть к этой эльфийке? Она в перспективе могла стать не только отличной девой-воином, но и характером обладала просто очаровательным. Улыбчивая, добрая, открытая, совестливая, никому не желала зла. Она словно жила в своей прекрасной реальности, в которой были только радость и всепоглощающий бескомпромиссный мир. Сцина переживала, что такая мягкая дева не выстоит против народа, но оптимизм и вера в хорошее каким-то чудесным образом спасали её нежное сердце. Улл не была глупа, просто юна и чиста. И Сцина отчего-то проникалась к ней теплом. Хотела, чтобы она как можно дольше оставалась такой. Свободной. Не отягощенной утратами и ранами, болью и потерями. Чтобы была свободна от печалей.       Сцина как обычно ждала её у своего дома. Улл приходила, и они тренировались на заднем дворе. Но в этот раз воспитанница не пришла. Время вышло, и Сцина должна была отправляться в школу. Ну ничего, она три шкуры сдерет с прогульщицы завтра!       Но Улл снова не явилась. Шкуры сдирать было не с кого. Странно. Как бы больно и тяжело ни было, Улл всегда являлась к положенному времени. Сцина, конечно, забеспокоилась.       Может, вспугнули ее слова о клинке? Ну так ведь уже давно они не заводили о том разговоров.       Улл все ещё по-детски хваталась за мечту быть достойной эльфийкой, дева-воин являлась синонимом совершенно противоположного явления. К тому же она была уверена, что ей не достает навыков, и ко всему прочему — никаких кровопролитий!       Сцина только глаза на это закатывала. Наивное дитя. Хотя, конечно, с возрастом к пролитию крови Улл начинала относиться иначе. Главное, чтобы не слишком поздно она поняла, что воином делает не один лишь клинок, обагренный кровью.       Утром третьего дня, когда примерная ученица снова не явилась, Сцина заслала вместо себя в школу Синая — только бы дети от счастья в обморок не попадали — а сама решила разобраться, что там стряслось с Улл. Она знала, что ничего на посту с ней случиться не могло, иначе её бы уже известили, да об этом весь Сиршаллен трубил бы. А значит, там что-то другое.        Дверь Сцине открыл муж народа. Она его не знала. Улл говорила, что отец ее родился как раз тогда, когда Макидарская Волчица стала линьяр, так что неудивительно, что она была о нем ни сном ни духом. А он, судя по всему, о ней что-то да слышал. Посмотрел хмуро, видно было, что отец воспитанницы — один из тех, кто ни её не жаловал, ни деятельность, что она развернула. Он ничего не сказал, просто отошел от входа, пропуская Сцину в дом. — Доброго дня, — она даже как-то растерялась. — Доброго дня, Клинок Севера, — эльф кивнул. — Мне нужно увидеть Улл. Она дома? — В своей комнате, — коротко ответил он. Печально так уронил, с тоской глядя на лестницу. Сцина насторожилась. — Что-то произошло? — Она не говорит, — покачал головой, натужно вздохнул и с надеждой и горечью посмотрел на Сцину. — Быть может, вы сможете узнать, что случилось с нашей дочерью? Что-то со службой или же…       Она забеспокоилась сильнее. Со сторожевыми постами странное поведение воспитанницы никак не могло быть связано. Если б что случилось, Сцину бы сразу поставили в известность. Поставили бы, да? — Могу я подняться? — эльф кивнул и повел её за собой.       На пороге комнаты мялась эльфийка. Она явно желала помочь, но не знала чем. Да что такое там? Ну не синар же! Увидев Сцину, матушка Улл переменилась в лице. Торчащие из прически кончики ушей побелели. Видно, в состоянии дочери винили местного линьяр. Отец Улл что-то прошептал на ухо супруге. Та кинула на Сцину ещё один взгляд, полный недоверия. Ничего говорить не стала, но от прохода отошла.       Комната Улл была обычной. На столе — свитки, листки с записями, на стуле висели форма и желтое платье, на туалетном столике лежали гребни, заколки, ленты. Лампы были украшены по-разному, где-то ясени, где-то тополи, на некоторых даже волки были, птицы, олени… На подоконнике стояли цветочные горшки, на прикроватной тумбочке лежали книги. А на кровати… На кровати лежала её ученица в своем жакете, сапогах, патлатая, лицом к стене. — Улл? — вкрадчиво позвала Сцина. Дева вздрогнула. Помедлила немного, видимо не до конца веря, что её настигли, и повернулась. Глаза и нос красные, на веках пятна, губы сухие, лицо серое.       Это что с её славной жизнерадостной ученицей случилось?! Кто посмел? Она из-под земли достанет того, кто смог её обидеть! Наверное, какой-нибудь почтенный эльф сообщил, что она почти линьяр! И даром, что из Улл вышел бы такой же плохой линьяр, как из Синая актриса уличного театра! — Наставница? — голос хриплый, едва живой. Она попыталась привстать, но тут же схватилась за голову. — Она что-нибудь ела? — Сцина обернулась к родителям. Те отрицательно покачали головой. — Вот уже третий день как ни капли воды, ни крохи хлеба, — пояснил отец. — Что случилось? — сердце бешено заколотилось. Что? Что могло превратить добродушную, жизнерадостную Улл в призрака? И ведь не голодовка её так измотала! Три дня без еды и воды не так и страшно для эльфа. — Я… — она отвела глаза, стала прикусывать потрескавшиеся губы, а потом плечи её задрожали, голова опустилась… Сцина не сразу поняла, что её воспитанницу душили тихие рыдания. Она звуков не издавала, ни всхлипа, ни стона, ничего. — Владычица лесная! — Сцина подлетела к ней и встряхнула, схватив за плечи. Убьет. Всех порвет! Какой гнусный эльф посмел обидеть её ученицу? Покажет она ему деву-война! — Да что же случилось?!       Улл посмотрела на наставницу, потом перевела взгляд на беспокойных родителей в дверном проеме и снова уставилась на наставницу. Пару секунд она смотрела ей в глаза. По щекам ручьем катились слезы. Сцина видела тень страшной тоски на её лице. Будто вот-вот и свалится в синар! Да что там успело-то произойти?! Улл всхлипнула и звучно, в голос, разрыдалась.       У Сцины сердце чуть не остановилось. Что за беда? Неужели и вправду что-то случилось на сторожевых постах, а ей не сказали? Что-то с её ученицами? Кто-то ранен? Кого-то оскорбили так страшно, что даже вот Улл все поняла и теперь ревет? Может, убили кого-то? Так если бы убили, о том бы уже весь Сиршаллен гремел! — Улл! Соберись! — она снова встряхнула её. — Что случилось?! Что-то с девами в башнях? Кто-то погиб? Ранен?       Воспитанница только отрицательно качала головой. Не убит, не ранен. Что, правда оскорбили? — Ну тогда что?! — Я… — она заикалась и захлебывалась плачем. Душераздирающее зрелище. — С-скажу-у-у.       И снова она зашлась в рыданиях. Духи лесные! Сцина притянула её к себе, сжала в объятиях и стала похлопывать по спине. Грязные волосы лезли ей в лицо, но это было все неважно. Тут славное дитя заходилось плачем! — Скажу, т-только е-если р-родит-тели у-уйдут, — слова было трудно разобрать из-за непрекращающихся всхлипов. — Мы внизу подождем, — не мешкая, ответил отец. — Нет, она же наша дочь! Нельзя… — мать звучно запротестовала, но под взглядом мужа резко стушевалась. — Они ушли, — от волнения голос у Сцины дрогнул.       Улл отстранилась и посмотрела на дверной проем. Она опасливо щурила свои опухшие глаза, вглядываясь в пустоту коридоров. — Ну? — не выдержала Сцина. — Кто повинен в твоих слезах? Я отсеку ему язык! Нет, я помогу тебе отсечь ему язык!       Воспитанница не улыбнулась, не возмутилась, посмотрела на неё с ужасом и зашлась в новом приступи рыдания. — Н-нельзя г-генералу без языка-а-а! — взвыла она. Сцина опешила.       Чего? Генералу? Какому генералу? — Да поясни ты Владычицы ради, что стряслось! Какой ещё генерал? — Г-генерал Фи-инар, Ск-крепивший М-мечи, — Улл договорила, и её с головой накрыл новый приступ рыданий. А Сцина сидела как громом пораженная.       Генерал Финар Скрепивший Мечи довел молодую жизнерадостную эльфийку до истерики? Тот самый Финар, который Софию ни разу не заставил плакать? Взял и сотворил вот это с её ученицей, которую до слез даже пренебрежение народа и жесткие тренировки не доводили? — Это… Ну, ему будет весьма проблематично отрезать язык, — у Сцины вырвался нервный смешок. С одной стороны хорошо, что все хорошо, с другой стороны, тут ничего хорошего! — Так все-таки? Что он сделал? — С-сказал мне у-убираться, на глаза не попадаться, и что мои чувства не настоящие! Что это только трепет, а не настоящая л-лю… — и снова рыдания.       Сцина бы и хотела помочь, но ей и самой-то теперь нужна была помощь. А у Улл как будто бы второе дыхание открылось. Она вдруг слезы смахнула и, все так же заикаясь, выложила ей душещипательную историю о том, как три дня назад Скрепивший Мечи был с ней жесток, прогнал её и гадостей наговорил, а до этого был очень любезен и добр, и сердце у нее замирало от него.       Сцина слушала и едва сдерживала хохот. Это же надо… Улл, милая даже для эльфийки, непоседливая, любопытная малышка, положила глаз на Финара. Сцине очень захотелось как можно быстрее рассказать об этом Синаю. Даже его каменное лицо должно дать трещину от такой информации. И как Финар умудрился устоять перед этим очаровательным лесным созданием?

***

      Улл закончила изливать душу, и сама ужаснулась от того, что сделала. Три дня она провела в слезах. Просыпалась, вспоминала, как бессмысленна её жизнь, плакала, а когда слезы отнимали последние силы, снова засыпала. День смешался с ночью, все стало одинаково.       Она не хотела спускаться к столу и есть, не хотела пить. Мысль, что всего через две недели ей придется выйти из дома, отправиться на сторожевые посты и просто жить, ужасала её. Как может она коротать дни как ни в чем не бывало, когда её сердце так болит? Когда об её искренность вытерли ноги? Когда тот, кому она была готова отдать сердце, прогнал её, как будто она ему что-то оскорбительное предложила? Улл просто не понимала, как после такого можно жить. Это ведь все потому, что она недостаточно хороша для Скрепившего Мечи, иных причин быть не могло. — Так ты из-за генерала тут в слезах сидишь? — Сцина Макидарская приподняла брови. — Да, — Улл снова стала тереть глаза. Веки жгло даже от дуновения ветерка. — Нет! Нет, все из-за меня! Будь я хоть чуточку лучше, то он был бы…       Она снова вспомнила его жестокие слова и не смогла сдержать слез. Разрыдалась ещё сильнее, когда поняла, что наставница стала винить генерала в том, что Улл была чрезмерно печальна последние дни. — Духи лесные! Хватит! Не хандри! — Сцина встряхнула её. — Живо приходи в себя! Есть славный способ справиться с душевной болью. Знаешь, какой?       Улл отрицательно покачала головой. Знала — давно бы использовала. В груди так ныло, что она была готова вырезать сердце, и, что бы там ни придумала Сцина Макидарская, она сделает все, лишь бы хоть ненадолго прекратить мучения! — Тренировки. Я измотаю тебя так, что не сможешь думать о… Духи лесные, Финаре, Скрепившем Мечи, — она произносила его имя с явным неверием. — И почему он? Что, никто другой тебе не по сердцу?       Губы снова задрожали. Да как же она не понимает? Генерал был… Он был просто лучшим. Все в нем было хорошо. Даже голос его был восхитительным, ласкал слух! Но она ему не нужна, даже просто рядом. Не нужна, и все тут. — Не реви! Не смей! — Сцина Макидарская угрожающе подняла указательный палец. — Если не перестанешь, я устрою с ним разборку!       Улл от испуга икнула, сжала зубы поплотнее и напряглась всем телом. Ни в коем случае она и слезинки не проронит. Вдруг наставница в самом деле пойдет к генералу. О духи лесные! Что же она ему скажет? Что Улл из-за него плакала и отказывалась есть? Какой кошмар! Так она снова будет перед ним опозорена! Снова доставит неудобства! Только теперь ей даже извиниться будет не дозволено. Скрепивший Мечи ведь ясно дал понять, что не желает видеть Улл, пока сердце её полнится чувствами к нему. А значит, никогда ей не будет дозволено приблизиться к генералу. Никогда. Она ни капли не сомневалась, что всю вечность никого другого, кроме него, не сможет назвать господином сердца. Не сможет, и все тут.       Сцина Макидарская успокоила её и велела на рассвете явиться тренироваться. Улл кивнула, встала с постели и проводила наставницу. Голова кружилась, но она упорно делала вид, что все хорошо. Даже смогла улыбнуться.       Матушка была так счастлива, увидев, что дочь её все-таки хоть немного пришла в себя. Тут же стала суетиться, греть воду для ванны, чуть ли не принялась помогать Улл раздеваться. Она едва сумела выставить мать за дверь. За ужином отец вел себя натянуто весело, словно боялся, что одно его слово может спровоцировать новый эпизод безграничной печали. Улл натянуто улыбалась, нехотя ковыряла еду. Спать пошла пораньше, но уснуть долго не могла, ворочалась.       Всем она доставляет одни сплошные неудобства. Родители так сильно о ней волновались, но Улл не смогла ничего им сказать. Только качала головой да кивала весь вечер. А они переживали. Пытались расспросить о её горе, когда наставница ушла, но и тут наткнулись на её непоколебимое молчание. Нет уж… Им она в своем позоре и недостойном поведении не сможет признаться. Никто, кроме Макидарской Волчицы, не должен знать!       Утром Улл неохотно поплелась на тренировку. Наставница не шутила, говоря, что будет особенно сурова. Отпустила её только пообедать и велела вернуться через час. Улл, конечно, была признательна, что она решила посвятить ей весь свой выходной, но остерегалась, что обессиленная рухнет прямо на заднем дворе чужого дома, и кому-то придется нести её бездыханное тело до комнаты.        И все-таки способ Сцины Макидарской работал. Улл ни о чем не могла думать. Как только она отвлекалась на постороннюю мысль и теряла концентрацию, то тут же жестоко расплачивалась за беспечность.        Только к вечеру наставница проявила снисхождение. Улл, закончившая очередной поединок валянием в траве, вытирала пот с лица и шеи полотенцем. Пять минут передохнет, приведет себя в порядок и пойдет домой. — До отъезда на посты постарайся как можно больше тренироваться, — Макидарская Волчица протянула ей стакан. Улл стала жадно глотать воду, позабыв о всяких приличиях. Даже умудрилась намочить и без того не самую сухую рубаху. — Я больше не стану прогуливать, обещаю! — она утерла губы обратной стороной ладони и посмотрела на наставницу. Решительности ей было не занимать. Не станет более разочаровывать Сцину Макидарскую. Чревато переутомлением.       Входная дверь отворилась, и Улл напряглась. Она, как всегда, ожидала увидеть Великого Ментора, так что по привычке выпрямилась и постаралась принять наиболее достойный вид. Ясное дело, взмокшая и растрепанная дева не может выглядеть достойно, но, по крайней мере, попытаться стоило.       Но на крыльцо ступил совсем не Великий Ментор. Улл с лица спала, когда увидела того эльфа. Видно, она так сильно удивилась и растерялась, что даже наставница обернулась посмотреть, что происходит. — Уже уходишь? — бросила она небрежно. — Риланна ждет к ужину, — со вздохом ответил генерал. Он даже не посмотрел на неё. Говорил только с наставницей, а с Улл будто и вовсе не был знаком.       Она опустила глаза и закусила подрагивающую губу. Как же все это больно! Но жаловаться, закатывать истерики и лежать днями напролет в своей спальне, пытаясь собрать свой прежний мир по кусочкам — нельзя. Ей нужно было просыпаться и жить. Как-нибудь протянуть ещё день, а потом ещё один.       Улл отвернулась. Ну и пусть. Пусть не смотрит, пусть игнорирует, пусть считает её чувства смехотворными! Услужливая эльфийская память подбросила это его снисходительное «дитя». Куда уж ей, ребенку, претендовать на великого Генерала!       Слезы так и стояли в глазах. Обидно и больно! Больно! Больно! Больно! Но она держалась. Решила, что генералу видеть её плачущей ни к чему. И вообще, будет послушна его слову — не будет искать с ним встреч. Не верит он, что это не просто так — его право. Но она ведь знает, что на самом деле творится в её сердце. — Я пойду, доброго вечера, — Улл даже тесьму на жакете не зашнуровала до конца. — Погоди, — наставница перевела на неё взгляд. Она, видимо, что-то разглядела в её лице. Вздохнула, покачала головой и добавила: — Иди. Доброй ночи.       Улл подобрала бинты, которыми обматывала руки, полотенце и поспешила к выходу. Проходя мимо Скрепившего Мечи, она очень непочтенно демонстративно отвернулась, постаралась прикрыть лицо волосами и добавила шагу. Не посмотрит! Он не смотрит, и она не будет! Или будет, но так, чтобы он не заметил!       Улл сама запуталась в своих желаниях. Его безразличие сильно ранило и вызывало в ней необъяснимую злость. А она не хотела злиться. Ей никогда не нравилось это липкое, сжигающие нутро чувство. Но она испытывала его. Улл отчаянно желала задушить гнев внутри себя. Нет, Скрепивший Мечи ни в чем не виноват. Все дело в ней, и только в ней! На себя она должна злиться. Это из нее никак не могла выйти достойная его эльфийка. И вряд ли когда-нибудь выйдет.       Дни стали вязкими, тянулись долго, и в них была лишь непроглядная скука и тоска. Холодало. Осень вовсю подбиралась к граду. Улл чувствовала, как апатия и меланхолия, подобно сорнякам, заполоняют каждый уголок души. Мысли о генерале тяготили сердце, но не с кем было обсудить свои печали, и она держала все в себе. Больше слезам волю не давала. Терпела. Ходила на тренировки, читала, помогала в лавке. Вроде бы делала все то же, что и всегда, но более занятия те её не привлекали. Даже наоборот, нагоняли ещё большую тоску. Во всем ей мерещился образ Скрепившего Мечи. Как покупал он цветы, как работал в саду, как сидел за журнальным столиком и просматривал бумаги и чертежи… Тень Генерала будто преследовала её.       Глядела Улл на книги и не желала изучать написанное. Остыло её сердце к прежним радостям. Она было подумала, что вот он — её шанс стать приличной эльфийкой, взяла у матушки вышивку и попыталась управиться с простым рисунком. Увы, ничего не изменилось. Все также она была плоха и в этом. Но раньше хотя бы могла похвастаться успехами в стрельбе, но ведь и с той вдруг появились проблемы. Улл бесславно промахивалась на недавней тренировке. Попала в мишень не больше трех раз. Подруги то даже комментировать не стали. Смотрели на неё с неверием. Чтобы Улл, да так плоха с пистолетом в руках? — У тебя что-то случилось? — Селин поставила оружие на предохранитель и сунула в кобуру на поясе. — Нет, просто… Видимо, не выспалась, — отмахнулась Улл. Она уже решила — никому не расскажет про Скрепившего Мечи, а если не рассказывать, как объяснить своё состояние? Стало быть и говорить не о чем.       Так и прошли две недели в граде — в беспокойном томлении и угнетающей апатии. Улл с трудом поднимала себя по утрам. Если ей все равно не видать счастья, зачем тогда стараться? Зачем к чему-то стремиться? То, что было более всего ею желанно, никогда не окажется в её власти, что бы она ни делала.       Дождь лил уже третий день, дорога до сторожевых постов должна была занять чуть больше времени, чем обычно. Выезжали раньше положенного часа, почти ночью. Улл оседлала лошадь и накинула капюшон. Дафар отдал команду отправляться, и лошади с хлюпающим звуком двинулись по земляным дорогам.       Лило как из ведра целую неделю. Количество проезжающих через ворота торговцев сократилось. Улл возненавидела ночные дежурства. Она смотрела на темное небо и не могла не вспоминать Генерала. Все больше вопросов рождалось в ее голове. Когда бывал он в походах, смотрел ли на звезды? Что он ел тогда? О чем разговаривал с товарищами и друзьями? Над какими шутками смеялся? На чем спал? В темноте и тишине было столько времени на размышления, на тоску… Хотела не думать, но просто не могла. Улл нежно лелеяла те крохи воспоминаний, что у нее были. Все их встречи. Перемалывала каждую, стоя на вершине башни, и, кажется, все сильнее и глубже становились её чувства.        Днем Улл в компании Алтейи доставляла запечатанные прямоугольные конверты. Дело это было нехитрое. Скачи от одной башни к другой и передавай записи да отчеты. Наставница рассказывала, что раньше для этого использовали телефоны и рации, но сейчас все эти технологии были недоступны. Алтейа в пути не болтала. С Улл так точно. Пропасть между ними все росла, и ни одна из дев не спешила ее сокращать. Каждую, видимо, печалило что-то свое, и до подруги дела не было. Они ведь не скандалили, просто не слишком-то радовались друг другу.       К вечеру девы возвращались на сторожевой пост все также в тишине. Слышен был лишь топот копыт. Они обе хорошо выполняли поставленные задачи, знали, что делать и куда ехать, поэтому нужды перекидываться словами не было. Весьма удобно.       Лошадь Улл замедлилась. Алтейа, скачущая чуть впереди, придержала свою и обернулась. — Что такое? — она вопросительно приподняла брови. — Ничего, — просто пожала плечами Улл. — Хочу немного прогуляться. Скачи в башню первая. Я буду следом через полчаса, час — самое большее.       Алтейа придирчиво и неодобрительно сощурилась. — Ослушаешься приказа?       Улл неоднозначно повела плечами. Ей хотелось ещё немного растянуть момент. Здесь, между башнями, вдали от града. Она хотела подумать. Может быть, ещё немного потревожить сердце образом Генерала, а может быть, хотела просто побыть в одиночестве. Что-то в ней менялось, и ей эти изменения не нравились. Все чаще она стала задаваться странными вопросами. Зачем ей стремиться к идеалу? Зачем надрываться в попытках стать достойной девой, если ей никогда не стать достойной того, по которому так страдало сердце? И каков вообще этот идеал? Ей не оправдать ожиданий, так зачем? За что она борется? — А как же твоя одержимость достойным поведением? Неподчинение приказам за добродетель не сочтут, — Алтейа хмыкнула. — Какое тебе дело до моих добродетелей? Я тебе даже не нравлюсь, — Улл с явным безразличием посмотрела на деву. Ей в самом деле было все равно, что и как та сказала. — Ух ты. Неужели у тебя начали появляться зубы? — кажется, она пыталась уколоть неугодную эльфийку, но явно безуспешно. Улл по-прежнему было все равно. Она пару недель назад услышала слова пострашнее этой неумелой легкой насмешки. — Ладно. Не явишься через час — доложу командиру, что ты ослушалась и возжелала прогуляться в одиночестве. — Идет.       Алтейа кивнула и собралась погнать лошадь к башням, но вдруг вся напряглась. Справа в зарослях послышались шорохи и перешёптывания. А затем в паре метров от них мелькнула маленькая фигурка в эльфийских одеждах. И ещё одна. Показалась голова. Волосы мальчишки доходили до плеч и были собраны в косы, уши прикрыты, рубаха и расшитая темно-зелеными нитями жилетка были точь-в-точь как одежды сиршалленцев. К нему подбежал ещё один. Через пору мгновений из-за дерева выглянула девочка. Светловолосая, в эльфийском платье.       Улл и Алтейа переглянулись. Обе заметно расслабились. Это были всего-то дети. Видимо, из ближайшей деревни. Забрели, конечно, далековато, но что с них взять? К тому же эльфийская ребятня утомлялась заметно медленнее смертной. Вполне себе могли заиграться и уйти далеко от дома. Улл спешилась с лошади. Издалека было плохо видно, точно ли это эльфы. В любом случае, о детях нужно было позаботиться и отправить домой, и без разницы, к какому народу те принадлежали. — Приветствую, — она стала приближаться к ним с добродушной улыбкой. — Как вы тут оказались?       Мальчики переглянулись и подтолкнули единственную девочку себе за спины. Улл насторожилась. Дети смотрели на неё с испугом. — Откуда вы пришли? Тут нельзя находиться. Это может быть опасно, — Улл сделал ещё один шаг, и девочка зажмурилась.       Они явно её боялись. Что-то было не так. Она всего на мгновение замешкала, но детям этого было достаточно. Они сорвались с места и что есть мочи пустились наутек в глубь темного леса, который уже окутывали вечерние сумерки. — Вот ведь! — Улл нахмурилась и поспешила к лошади. Сейчас она поймает этих негодников и за шкирку притащит обратно в их деревню! Родители небось извелись все. — Я верну детей! Буду к началу дежурства! Если через час не вернусь, как и условились, можешь доложить о моей вольности командиру. — Вечно тебя тянет на приключения, — недобро усмехнулась Алтейа. — Я возвращаюсь. Лови детей. Хотя наверняка они и без твоего присмотра уже бегут домой. Как всегда, тратишь время на глупости. — То, как я трачу свое время, не должно тебя беспокоить, — Улл развернула лошадь и погнала её в лес вслед за детьми. Алтейа начинала раздражать. Она не просто не хотела водить дружбу, скорее уж искала повод поссориться. Откуда было в ней столько неприязни? Когда Улл успела перейти ей дорогу?       Лес становился все гуще, но даже смазанных силуэтов детей было не видать. Пробираться верхом становилось все труднее. Наверное, она где-то свернула не туда, и ребятишки остались позади. Улл собиралась возвратиться и поискать в другом направлении, но рядом снова послышался шепот, шорохи, захрустели ветки под ногами. Взмыленный мальчишка появился прямо перед ней. Он с ужасом смотрел на неё несколько секунд и снова побежал. Дальше, глубже, в темноту.       У Улл не было с собой ни лампы, ни какого-то иного источника света. Она опасливо окинула взглядом местность. Кажется, сторожевые посты и башни остались далеко позади. Нужно было как можно скорее поймать детей и вернуть их домой. Ещё немного, и совсем уже будет не разобрать дороги. Улл немного помедлила, раздумывая, как лучше поступить. Если вернется за подмогой, то могут они и не найти маленьких беглецов, вести поиски в темноте — не самое простое занятие, с другой стороны, ещё немного, и она сама сможет их настигнуть. Они ведь уже совсем рядом. Улл спешилась с лошади. Да, с парочкой детей уж как-нибудь управится.       Она пробиралась сквозь густые заросли. Почему они вообще забрели сюда? Дети ведь знают, что на границе играть нельзя. Если уж сказать им, что это распоряжение самого Владыки, так они и на пару метров не приблизятся к запретному месту. Вот что было не так… Откуда на границе, между башнями могли взяться эльфийские дети? Почему они были напуганы? Почему устремлялись в лес?       Сердце испуганно заколотилось. Глупая курица!       Улл резко развернулась и собралась бежать подальше от этого места. Вернется на пост и тот же час доложит о странностях. Видно, что-то угрожало тем детям. Может, где-то орки? Они ведь довольно суровы и агрессивны. Люди бы не стали пугать детей и угрожать им. Людей она знала. Люди жили под боком, в новом городе, а орки… Орки жили в горах. Далеко. Видела она их нечасто, а те, которых видела, не казались ей слишком уж дружелюбными. Нет, сама она больше не должна продолжать рыскать по темному лесу на границе одна. Доложит командиру, и тот снарядит мужей, воинов, и они разберутся. Улл тут ничего не могла сделать. — Куда так торопишься, малышка? — насмешливый голос прорезал темноту. Он звучал откуда-то спереди. Прямо перед ней. Улл присмотрелась. В желтоватом, тусклом, едва заметном свете лампы проглядывался силуэт. Мужчина. Полноватый, в потрепанной, потертой одежде. Человек. — Бо, а ты уверен, что эта эльфийская цаца тебя хоть понимает? Помнишь же, что Он говорил. Зачем им наш язык? В Сиршаллене они людей заставляют на своем болтать, — теперь уже сбоку. Силуэт в том же тусклом свете. Улл стала озираться. Её окружали. Брали в кольцо. Зачем бы людям делать что-то такое? Зачем загонять ее, как добычу на охоте? — Я вас понимаю, — ответила Улл на людском. Она его знала. Хотя некоторые слова были не знакомы. «Цаца», например. Что оно значило? Может, где-то она его и слышала, но точного понимания, о чем речь, не было. — Пропустите. Мне должно вернуться на сторожевой пост.       Голос вроде был спокойным, не дрожал, но внутренне она вся сжалась от страха. Улл верила людям, умела с ними общаться, они нравились ей, а она им. Но эти… Эти были другими, что-то с ними было не так. Не торговцы, совсем не похожи на тех, что перебирались жить в Сиршаллен… Улл не могла сказать, чем они так разительно отличались, просто было предчувствие. От них словно исходило что-то опасное, хищное… — Маленькая девочка сторожит город? А нам говорили, что ваши берегут своих малышек от такой работы, — гнусавый смех сзади. Улл резко развернула голову. Сколько же их было? Один, два, три… Шестеро. Её окружали шестеро мужчин. Сможет ли отбиться?       Отбиться. Зачем? Зачем ей отбиваться от людей? Разве они могут причинить ей вред? Между эльфами и людьми нет вражды. Два народа помогают друг другу, налаживают отношения, не нападают… — Может, мельчают они? — и снова смех. Неприятный. Злой. — Мне нужно уйти, — ещё раз с нажимом повторила Улл. Надеялась, что они расступятся, и тогда она прошмыгнёт к лошади. Приближаться к ним не решалась. Не к этим людям. Эти были странными. — Ага, конечно. Мы херовых три месяца пасли вас, малышек. Нам хорошо заплатят за твою светлую головку, как притащим к Нему.       Круг становился все уже. — К кому «к нему»? — Улл хотела отступить, но идти было некуда. Она старалась сохранять спокойствие, дышать ровно и глубоко. Она может прорваться. Может. Она обучена сбегать. У нее есть оружие.       Оружие.       Улл собралась выхватить пистолет из кобуры выстрелить, но попросту не успела. Слишком мешкала ранее. Люди накинулись на нее все разом.       Она отбивалась. Пыталась. Даже ударила кого-то. — Сука! Когтистая эльфийка! — Держите! Она мелкая! Не сможет долго брыкаться! — Черт! Бьет как мужик!       Они грязно ругались, но сильно не шумели. Больше шипели и рычали. Не хотели, чтобы их поймали. Может быть, башни были все же ближе, чем она думала. Может быть, если закричит…       Улл сдавала. Их было шесть. Она одна. Хватали за руку, тянули, толкали. Некуда было бежать, она была окружена. И все ещё пыталась вырваться. «Почему? Зачем? Что им нужно?» — только и вертелось в ее голове. Улл пыталась применить хоть что-то из того, чему ее учили. Тщетно. Зажали одну руку, другую. Обездвиженная, она больше не могла сохранять призрачное спокойствие.       Паника. Удушливая паника охватила все её тело обжигающим холодом. Она стала в ужасе бесконтрольно метаться в руках недругов, силясь высвободить себе хоть немного пространства, места, вырвать хотя бы руку.       Сердце в груди колотилось так громко, что стук отдавался в уши и заглушал голоса. Она слышала натужные хрипы, тяжелое дыхание, шипение, натянутый шепот… — Давай! Только не прикончи! Нужно вырубить её! — прошелестело у самого уха, и что-то холодное коснулось шеи, сдавило.       Улл хотела испуганно закричать, сорвать голос, моля о помощи, но не могла. Её душили. Сильно. Безжалостно. Внутренности от шеи до груди разрывало от боли, перед глазами замелькали пятна, голова отяжелела и начала почти буквально раскалываться.       Улл старалась сопротивляться. Но чем больше её попыток проваливалось, тем страшней ей становилось. Она больше не могла думать, ни о том, что умела, ни о способе выбраться, ни о том, чтобы закричать. Она попросту онемела, глаза стали закрываться, а сознание окутывала туманная болезненная дымка. Улл сдалась и сомкнула веки. Стало темно, всякие болезненные ощущение отступили. Мир вокруг, напавшие смертные, паника, ужас, страх — все ушло. Осталась только она и бесконечная бескрайняя пустота. Сверху, снизу, слева, справа… Сознание померкло.