***
Действовать нужно было быстро. Цена промедления могла быть непомерно высока. Мирное время никогда не исключало безумцев. Смертные на границе не были явлением необычным. Торговцы стремились проехать по тракту, люди искали возможность остаться жить в безопасном и сытом Сиршаллене. Ни для кого не было новостью, что кто-то ошивается совсем близко к постам. Но попыток агрессивного вторжения не было уже как зим сто, и эльфы заметно расслабились. Дафар, к своему собственному стыду, был в числе беспечных мужей народа. Привело это к тому, что деву из его отряда, возможно, схватили. Он почти не сомневался в том. Улл хорошо ориентировалась в лесу, не могла просто заблудиться. Не явиться на дежурство лишь потому, что ей вдруг чего-то захотелось — тоже не в ее характере. Он хотел надеяться, что деве ничего не угрожает, но головой все же понимал — скорее всего, невредимой они не найдут её. Был крохотный шанс, что обученная Улл сможет сбежать, но какова вероятность, что она не поддастся страху, не запаникует, не допустит роковой ошибки? Дафар, конечно, уже успел проникнуться некоторым уважением к своим нестандартным подчиненным, но иллюзий строить не стал. Он молча готовился сообщить родителям, что они больше не увидят даже бездыханного тела своей дочери. Неужели это все? Неужели это конец их мира? Теперь снова войны, потери? Дафар оседлал лошадь. Севир стоял чуть поодаль. Взволнованный. Сам рвался отправиться на поиски. Не было ни для кого секретом, что к Улл он относился с теплотой, как к другу. А возможно, и что-то большее он испытывал к ней. Дафар не позволил ему ехать. Командиру нужны были воины с холодной головой. Десять эльфов прочесывали лес, начиная от того места, где в последний раз Алтейа и видела Улл. Зачем им эльфийка? Может, это диверсия? Но не могли они упустить человеческий отряд. Да и не было поблизости крупных городов; где бы им прятать своих солдат? И главное, что могло послужить причиной развязать вооруженный конфликт? С другой стороны, нужны ли были людям причины, чтобы творить свои варварства? — Командир, тут кровь, — спустя два часа поисков они наконец нашли вразумительные следы. Кровь, примятая трава, сломанные ветки, отпечатки обуви — все свидетельствовало о том, что тут шла борьба. Отбивалась. Улл явно не сдалась просто так. — За пару часов они не могли уйти далеко. Тем более ночью, — Дафар не смел преждевременно радоваться даже маленькой победе. Ещё неизвестно, чья это кровь. Может, и не было тут Улл, может, боролись люди между собой. Об орках не думал совсем. Все они мигрировали с этой территории пару десятков зим назад. — Будем надеяться, что им не хватит мозгов не жечь костры. — Если её в самом деле схватили люди, то им понадобится привал. В темноте продвигаться не смогут. Сейчас у них нет былого снаряжения, — Наиль оглядывал местность, подсвечивая себе путь масляной лампой. — Нам необходимо больше эльфов. В крайнем случае стоит обыскать все близлежащие деревни. — Вернемся на пост. Дафар оставил троих воинов продолжать поиски поблизости, нужно было определить, в каком направлении ушли смертные, а сам повел остаток отряда обратно в башни. Селин и Роуна уже должны были доставить вести в Сиршаллен. Он не сомневался — эти две девы загнали бы своих лошадей, но добрались до града в рекордно короткие сроки. На посту царила напряженная тишина. Зам ждал его, прислонившись спиной ко входу в башню. — Лошадь Улл вернулась, — он кивнул в сторону конюшен. — Она не просто заблудилась, командир. Мы должны её найти. Вы знаете, что смертные могут сделать с эльфийкой. Тем более с такой, как Улл. Дафар тяжело вздохнул. Да, он помнил, видел, во что люди превращали дев народа. А подобных его подопечной… Улл была светловолосой, маленькой, голубоглазой. Смертные таких считали «настоящими» эльфами, как в книгах и легендах. — Мы её ищем, — Дафар понял, в какую сторону клонит Севир. Считает, что недостаточно усилий приложил командир. — На сторожевом посту? — он хмыкнул болезненно и нервно. — Я сам пойду искать. — Нет, — Дафар подошел ближе и посмотрел Севиру в глаза. — Ты останешься здесь. Таков приказ. Остуди голову. Мы все переживаем, но импульсивные решения делу не помогут. — Ты хоть представляешь, что может произойти с ней? — эльф сделал шаг. Они оказались угрожающе близко друг к другу. Ни один не желал уступать. — Улл и дня снаружи не протянет. Она думает, что весь мир подобен Сиршаллену! — Из-за эмоциональности ты и останешься ждать здесь, Севир, — Дафар не шел у него на поводу. Гнев застилал заму взор, и не мог он здраво смотреть на ситуацию. — Дождемся подкрепления и продолжим поиски. До рассвета смертные останутся в лесу. Они не уйдут от нас. Если Улл жива, мы вернем её. Без тебя. Что бы меж вами ни было, это мешает тебе оставаться хладнокровным. Севир был настроен спорить. Дафар в его взгляде видел решимость. Они немало зим служили вместе и хорошо знали друг друга. Севир ни за что не отступился бы. Командир опасался, что придется драться с другом, чтобы остановить его, но громкий топот копыт отвлек. К посту со стороны града спешили всадники. — Что нашли? — Владыка даже спешиваться с лошади не стал. Прибыли они быстрее, чем Дафар мог ожидать. Небось гнали, что есть мочи. — В лесу следы борьбы, кровь. Мои эльфы обыскивают место. — Как близко к сторожевым постам произошел инцидент? — Владыка в лице не менялся, а вот Макидарская Волчица обеспокоенно смотрела на темный лес. Рядом с ней неизменно находился Великий Ментор. — Улл ушла далеко в лес. Алтейа говорит, она пошла за детьми. Скорее всего смертные намеренно загоняли её в ловушку. — Выдвигаемся, — отрезал Владыка. — Веди. Они пробирались сквозь лес группами. Разошлись в разных направлениях, чтобы охватить как можно больше территории. Лошадей оставили у дороги. Халлен из свиты Владыки привел с собой мужей, что более прочих были сведущи в подобных делах. Они со знанием дела указывали, как лучше будет разделиться, в какие стороны идти и где с большей вероятностью можно укрыться. Охотники. Могли загнать и зверя, и смертного. Не смогут они не спасти Улл. Если уж сам Владыка Сиршаллена руководит ими, успех обеспечен. Вернут они деву народа домой. Другие уже времена. Точно вернут. Но в голове то и дело пролетали воспоминания. Лица эльфов, что терпели потери по вине людей. Все они навсегда отпечатались в памяти. Рыдания, вопли, безжизненные глаза и синар. Дафар вел своих эльфов. Он надеялся услышать хоть что-то, надеялся, что Улл закричит и они услышат. Но ни единого звука в ночной тиши. Ни единого огонька в непроглядной тьме. Смертные и Улл будто исчезли. Возможно, укрылись они в немногочисленных старых землянках в лесу или в редких маленьких пещерах у подножия горы; быть может, остановились они в тех обветшалых древних домишках, что остались с тех врем, когда смертные вольготно вели себя на их землях. Он предполагал худшее, но желал, чтобы Улл в самом деле просто заблудилась. Дафар отказывался верить, что упустили они из виду опасную шайку. Не могли. Просто не могли. Не было сообщений о подозрительных перемещениях, одни лишь торговцы да случайные прохожие — заблудившиеся путники, жители соседних деревень… Дафар мог поклясться, что служили они как полагается и тщательно следили за местностью. Он впервые за многие зимы про себя стал молить духов. Просил их уберечь чистую сердцем деву, что не ведала ни капли жестокости этого мира.***
Улл чувствовала холод и тяжесть. Рука неудобно подогнулась и занемела. Она пошевелилась, и от каждого её движения в голове появлялась болезненная пульсация. Улл попыталась поднять руки и только тогда поняла, что была скована цепями. Холодный металл опутал запястья. В темноте невозможно было разглядеть хоть что-то, да и сознание все ещё было туманным. Хотелось пить и положить разрывающуюся от боли голову на мягкую подушку. Что с ней вообще происходит? Почему так жестко? Почему больно? Почему холодно? Где она? В темноте заиграл тусклый желтый свет. Как будто светлячок порхал над травой. Такой свет она видела… Видела, когда набросились на неё люди. Улл часто и болезненно задышала. Её душили. Повреждения уже успели затянуться, но она все ещё помнила тянущий в бездну ужас, когда что-то холодное сдавливало её горло. Она все помнила, и страх отдавался тяжестью в груди. Будто её прижало огромным валуном к земле. Даже без ран — все ещё болело. Улл начинала четче ощущать свое тело. Что-то во рту мешало издавать звуки, руки были скованы, ноги свободны. И шепот. Кто-то рядом шептал, тихо посмеивался. Терпеть онемение в руке больше не было сил. Она перевернулась, и все звуки резко затихли. А затем — шорох ботинок у самого уха. Улл в панике задрожала и зажмурилась. Что-то ещё… Они снова сделают с ней что-то! Только бы не душили! Только не снова! Нет! Нет! Опять бессилие, когда голова стремительно тяжелеет и разрывается, когда нужен вдох, когда хочешь вдохнуть, но воздух едва-едва прорывается в легкие и порождает агонию… Нет… Не снова. Улл подогнула колени и постаралась отползти, но спиной почти сразу наткнулась на препятствие. Мужчина держал едва горящую лампу. Она стремительно отпрянула, но снова наткнулась на ноги, попыталась вскочить, и её ударили по голеням чем-то тяжелым. Звонкий шлепок — Улл упала на землю. Виском ударилась о крохотный остроугольный камушек. Он был так мал, но всю голову прострелило растекающейся острой болью. — Помнишь деток, что бегали по лесу? — зашипели у неё над ухом. В нос ударил неприятный запах немытого тела и чеснока. — Тех, которых ты так хотела вернуть домой? Пикнешь, замычишь, и я прострелю им бошки. Улл прислушалась. Кроме своего бешено колотящегося сердца и тяжелого дыхания, она слышала тоненькие отрывистые всхлипы. Дети. — Поняла меня? — снова шипение. Улл закивала, отчаянно давя всхлипы. Мелкие камушки едва ощутимо оцарапали щеку. Она лежала на голой земле со скованными руками, заткнутым ртом и боялась даже пошевелиться, потому что где-то в углу плакали ни в чем не повинные дети. Два мальчика и девочка. Они, должно быть, были напуганы не меньше её самой, ведь им только что грозили расправой. Нет. Она не закричит. Не издаст ни звука, только бы ребятня была в порядке. Люди не жгли костров. Лампы тоже погасили. Рассредоточились по небольшой пещерке и перешёптывались. Улл немного успокоилась. Стала повторять себе, что она сильнее, она натренирована, она может сбежать. Только нужно делать все по порядку. Оценить ситуацию, составить план и вырваться. Если они в пещере, то значит не так и далеко от башен. Укроется в лесу, переждет, а потом найдет помощь. И обязательно освободит детей. Улл стала вертеть головой. Осматриваться. Насчитала двенадцать силуэтов. У входа четверо, остальные бессистемно рассредоточились. Если бы только руки были свободны, она бы смогла прорваться. Металл на запястьях звякнул. Обмотали цепями. Туго перетянули и скрепили большим замком. Не разорвет. Слишком толстые. — Ты уверен, что он заплатит? — Улл ощупывала свой пояс и бедро, когда ее привлек разговор мужчин. Конечно, все оружие у неё забрали. Она вздрогнула, поёжилась от осознания, что кто-то трогал её в интимных местах: за бедро, пояс. — У него денег куры не клюют. Заплатит. Доставим остроухую, получим свое и свалим в безопасный город. Или у тебя какие-то другие планы? — Шутишь? Да после чумы от нашей деревни нихера не осталось. Подамся на север. А вообще зачем тому богатею эльфийка? Он хер знает откуда приперся, чтобы найти отбитых вроде нас и заполучить… Как они там говорят? А, да. Деву, — брезгливый смешок раздался где-то у входа. — Мне откуда знать? Может, трахнуть хочет? Они же там все красотки. Вот захотелось этому толстосуму экзотики. Улл даже зарделась от непристойности разговора, но следом за стыдом в ней с новой силой забился ужас. Это про неё? Это с ней то самое хотят сделать? То самое слово, что всего пару раз она слышала от смертных, ведь означало именно… — Да плевать, че им от нее нужно. Большая удача, что мы вообще выманили хоть кого-то. Не будь она идиоткой, план бы провалился, — по пещере разнесся приглушенный низкий смех. — Хорошо же эльфы охраняют своё. В город хер проберешься. — Я от орков слышал, что эти… неуязвимые. Мол, раны прям на глазах затягиваются. Моя бабка говорила, что это у них колдовство какое-то. Бред, короче. — Так мы проверить можем. Повисла длинная пауза. Улл вся сжалась. Проверить что? Заживают ли на ней раны? Так заживают. Не секрет. Но боль ведь она чувствует! Что за варварство — ранить кого-то из любопытства? — Слухи ходят, — вкрадчиво начал другой, — что что-то особенное есть в этих девках, раз так их берегут. Тоже хочешь проверить? — Баба как баба. Ну волосы разве что… Не видел таких у наших. — Там тоже она блондинка? — Смотрите-ка, у нас целый список собрался для исследования, — хохот. А за ним долгая пугающая тишина. Улл с двойным усердием принялась составлять план побега. Она должна выбраться. Просто обязана! Что они с ней сделают, если не сбежит? Почему? Почему эти люди такие? Откуда же в них столько жестокости, столько злобы, столько?.. Неправильные это смертные! Она других знает! — Как думаете, богатенькие извращенцы много дадут за эльфийские волосы? — А чем докажешь, что эльфийские? — Ухо? Заказчику нужен ведь живой эльф, а два будет уха или одно, какая, в сущности, разница? Мы зато урвем побольше. — Хм, может прокатить… С ухом-то — поверят. И снова пауза. Улл поняла, они раздумывают, решаются. Решаются отрезать ей ухо и волосы. Смертные, те самые безобидные люди, хотят разодрать её, как животное, и продать. Живот скрутило спазмом, к горлу подступила рвота. Никакие уговоры самой себя больше не работали. Улл пришла в ужас и больше не могла думать хоть немного здраво. — А если кровью истечет? — незнакомый голос. Кто-то новый присоединился к чудовищной беседе. Она с надеждой устремила взгляд в темноту в сторону говорившего. Может быть, он отговорит своих сообщников от живодёрства? Может, не все они безумны? Но надежда разбилась о звучную усмешку. Мужчина зажег светильник и швырнул к ногам другого кинжал. Улл узнала свое оружие. — Сначала проверьте ту басню про их раны. Все-таки эти ублюдки и чумой не болели. Несколько мгновений никто не шевелился, никто не брал оружие. Улл приподнялась и попятилась подальше. Она мычала, что есть мочи, чтобы они этого не делали, шаркала ногами, отползала. А потом кинжал в темноте звякнул. Что-то в её душе оборвалось. Какая-то тонкая нить просто треснула. Улл теснее сжала зубы, чтобы не закричать. Она поняла — они не остановятся. Сделают что-то ужасное. Чувствовала, что никто не станет внимать её мольбам, потому что она для них не больше, чем билет в лучшую жизнь. Но ведь можно просто перебраться жить в Сиршаллен. Это не сложно! Незачем становиться чудовищами! — Придержи её, Бо. Сейчас проверим, что там в этих эльфах особенного, кроме их мордашки да ушей. Пятиться было больше некуда. За её спиной оказалась холодная каменная неровная стена пещеры. Свет упал на лицо мучителя. Улл в глаза бросилась густая борода и шрам над бровью. На правом веке зрел свежий синяк. Мужчина смотрел на неё с абсолютным безразличием. Ни капли жалости в нем не было, словно отнять чью-то жизнь или пытать кого-то ничего для него не стоило. Улл начала бить паническая дрожь. Она нервно озиралась. Глазами молила о помощи, молила, чтобы хоть кто-то остановил это безумство. Кто-то должен был встать и сказать, что это неправильно, что не должно так поступать! Жестокости нет оправдания! Но никто не шевелился. Улл видела, что некоторые отвернулись, а некоторые наблюдали с холодным безразличием или даже предвкушением. Она не могла разглядеть всех, но это было и не нужно. Ладони задрожали, а когда подошел тот самый Бо, Улл стала биться в последних отчаянных попытках вырваться. Она тянула руки, старалась разорвать цепи, но те только сильнее впивались в кожу, дергала ногами, не давая подобраться к себе ближе, но все было тщетно. Её схватили за волосы и потянули чуть вбок одной рукой, а другую сжали на горле. Лицо оказалось близко к лицу мужчины. Она пыталась вырваться, вертелась, потому что не желала чувствовать грязные прикосновения к своему телу. Хватка начала слабнуть. Все-таки у нее был шанс. Был, пока третий и четвертый не навалились на её ноги, пока ещё один не сжал её лицо, пока к её голове не приставили оружие… Она замерла. Всего на секунду, но этой секунды им было достаточно. Ткань на одежде треснула. Плечо обдало холодным ночным воздухом. Но уже через секунду кинжал полоснул кожу, и Улл замычала от боли. Её оружие было острым, резало глубоко. В глазах собрались слезы. Она чувствовала, как кровь течет и впитывается в ободранный рукав, чувствовала, как рана начинает болеть меньше и меньше, как она медленно затягивается. — Охереть, — протянул кто-то на выдохе. — Так вот почему они такие чертовски непобедимые. Отовсюду снова послышалось шорканье, на нее направили свет. Улл посмотрела на порез, который постепенно зарастал и превращался в неглубокую рану. Кровь остановилась, боль была уже вполне терпимая. Она не успела даже опомниться, как кинжал вновь занесли над ней. Кровь затекла в то, что осталось от её уха. Она чувствовала, что отрезали не все. Определила по невероятной боли, распространявшейся по оставшейся плоти. Улл замычала, пыталась вырвать голову из хватки, жмурилась и вертелась, вертелась. Хотела коснуться уха, сжать, остановить кровь, просто ощупать, что с ней сотворили. Но её держали еще крепче. Они наваливались на нее и придавливали ноги к земле. Щиколотки, колени, бедра. Трогали, где хотели, сдавливали, обездвиживали и делали больно. Волосы снова натянули. Ещё не затянувшееся раненое ухо закололо по новой, когда коротко и небрежно срезанные волосы спали к лицу. Её светлые косы оказались в руках у Бо. — На плече только красный след остался, — Улл повернулась и встретилась взглядом с юношей. Тот посмотрел на неё, наклонив голову набок, и усмехнулся. Жестко. Холодно. Но в то же время с каким-то безумным удовольствием. Будто увидел в её глазах что-то, дарящее ему неистовое блаженство. — Боишься нас, воинственная эльфийская шлюшка? Его елейный голос сочился ядом. Улл затошнило. Её начало выворачивать от запахов, от их лиц, от звуков. Она сильно сжимала зубы. Нельзя мычать. Закричать не выйдет, но и показывать свою боль, свою уязвленность — не станет. Только не этим чудовищам. Только не им… Но слезы все равно потекли по щекам. Кто-то спросил про другие виды ран, кто-то поддержал, и её лицо полоснули ножом. Не такой острый, как кинжал, рана была неглубокая и почти сразу затянулась. Смешки. Тихий хохот. Шепот. Её потянули в одну сторону, затем в другую. Улл снова попыталась вырваться. Неужели им мало? Чего они хотят ещё? Ухо срезали! Волосы забрали! Что ещё? Зачем? Зачем? Затрещала ткань. Улл беззвучно плакала. Руки потянули вверх и прижали над головой, она была обездвижена на земле в унизительной позе и ничего не могла сделать. Сильная, обученная, она была ни на что не способна против дюжины слабых и таких безобидных смертных. Почему они так отличаются от тех, что знала она? Почему эти такие злые, такие жестокие? Что с ними не так? В них иная кровь? Другое устройство души? Улл вдруг ясно поняла, что разбивалось в её сердце. Вера. Люди как люди. Две руки, две ноги, круглые уши. Они просто вот такие. Смертные просто такие. И правы все были, когда говорили остерегаться, бояться! Наставница, Севир, командир, отец… Все, все были правы! А она самая настоящая дура! Она верила, истоком её бесстрашия была глупость. И вот такова расплата. Жаль, она не сумела как следует попрощаться с родителями и сестренкой. Хоть бы ещё разок обнять матушку, ещё разок взять на руки сестру, ещё разок поговорить с отцом. Ещё раз бы увидеть подруг. Даже Алтейю. И генерала… Его бы тоже увидеть в последний раз. Улл отчего-то не сомневалась, что её не отпустят. Что все то для неё в последний раз. Вонь. Запах горелого мяса. Будто она снова спалила говяжью отбивную. И мама вот-вот ворвется на кухню и примется тушить печь, распахивать окна, махать полотенцем, а папа будет смеяться и помогать. Вот чем должна была сопровождаться эта вонь. Но бедро обожгло. Прежде чем собственное неистовое мычание заглушило всякие звуки, она успела услышать шипение. Улл пыталась вырваться, отстранить ногу, освободить руки, отползти, но могла только прогнуться в пояснице. Её жгли чем-то раскаленным. Она широко распахнула глаза и снова встретилась со взглядами смертных. Не было там сострадания. Голый животный интерес. И снова тот юноша. Он разве что только не облизывался, смотря на чужие страдания. Улл напрочь забыла про детей. Она хотела кричать. Кричать от боли, но и рот ей заткнули понадежнее. Они смотрели, как раны затягиваются, и смеялись, несли околесицу, что раз быстро ей становится лучше, то и мучения, наверное, мимолетны, с извращенным азартом подходили к истязаниям. Им ничего не нужно было от нее, ни информация, ни знания, нет… Им нужны были её боль и отчаяние. Кинжал воткнули и не вынимали. Смотрели. Ждали. Будет ли кожа вокруг лезвия зарастать? А Улл металась, почти теряла сознание и снова приходила в чувство. Эльфийская выносливость не давала ей просто отключиться от болевого шока. Она надеялась, что синар поглотит её и агония закончится, но раны были несерьезными, их было недостаточно, чтобы уснуть, пусть и больно. Порезы и ожоги затягивались, и в лечебном сне не было нужды, да только ей все ещё было просто больно. Больно. Больно. Больно. Мысли стали тягучими, неохотно вертелись в голове, вязли. Время смыкалось до одного мига и растягивалось на долгие часы. Но сколько все длилось на самом деле? Сколько? Скорее бы конец. Только бы они насытились, только бы все. Вот сейчас. Остановились. Начали переговариваться, шептаться. — Плевать. Сказал же. Делайте, что хотите, но чтобы она выжила. За труп нам не заплатят. Улл всего на миг пришла в себя. На секунду сознание её прояснилось. И этого было достаточно, чтобы ужас парализовал её. От пальцев ног до кончиков ушей. Страх сковал даже горло. С нее потащили то, что осталось от штанов. Руки. Они были повсюду. Там, где она не желала их чувствовать. Но Улл не могла пошевелиться. Она была измучена и напугана. Отчаяние убивало в ней стремление бороться. Девы иногда шепотом и со смущенным румянцем тихо-тихо говорили о ночных песнях, и Улл сразу поняла, чего от нее хотят. Дернула руки, ноги… Крепко держали. Слезы уже не душили. Они просто катились по измазанным в крови щекам, как знак того, что она уже разбита, разорвана, что от неё ничего не осталось. Улл закрыла глаза и представила ясный солнечный день в Сиршаллене за стенами. Развивающиеся ленты, стяги, воздушные змеи. Пробудила в воспоминаниях лица остроухих детей. Танцующие девочки, мальчики с деревянными мечами, скачущие вокруг них — воины, защитники. Девы с корзинками, мужи с клинками за спинами. Она была там, в Сиршаллене, среди них. Пинала мяч с Селин на каменной улице, а потом они большой компанией бежали в тень ясеней, завязывали деве глаза и играли в жмурки. Улл была в своей мастерской. Гончарный круг нужно было заменить и купить зеленую краску. Она была за столом. Отец хвалил мамино рагу, а та рделась от его комплиментов. Сестра просила порезать ей помидор. Она была в саду Генерала и снова поучала его, как правильно пересаживать цветы. Но Сиршаллен мерк. На него опускалась ночь. И сад, и мастерская, и кухня, и ясени — таяли. Вместо лент, вплетенных в прическу, её щеку щекотали обрезанные концы волос, в руках не было мяча, она не сидела за столом. Улл лежала на холодной земле. Приходила в себя и не могла вспомнить, когда все закончилось, а значит, уже была без сознания на тот момент. Прекрасный сон подошел к концу. Голую кожу на ногах обдавало утреннем осенним ветерком, но Улл не пошевелилась. Не дернулась, не поджала ноги. Лежала неподвижно. Прислушивалась. Слушала лес, звуки вокруг, слушала свое тело. Ждала. Где зашуршит? Кто заговорит? Тишина. Она открыла глаза. Несколько мужчин спокойно дремали, как насытившиеся звери, трое сидели у входа. Небо только-только начинало светлеть. Улл снова пересчитала смертных. Девять. И никаких детей. А были ли они тут все это время? Улл задавила горькую усмешку. Чего людям стоило обмануть ее? Хотелось истерично рассмеяться, но она держалась. Не шевелилась, не издавала звуков. Ждала. Улл не собиралась смиряться. Нет. Она сбежит или умрет. Но не отдастся людям. Не после того, что пережила. Весь этот ужас вернет им сполна или падет в руки смерти. Попытается в последний раз. Нужен лишь удачный момент. Теперь, когда уже светает, теперь, когда она уже сломлена. Свобода или смерть. Она безразлично смотрела на выход из пещеры. Ждала. Они сломали её. Разорвали. Уничтожили. Люди, которых она защищала, растащили её на сувениры. Все эти мужчины забудут о ней. Их память покроется туманной дымкой, они не вспомнят подробностей уже через пару часов, а Улл будет помнить сотни зим. Все запомнит. Лица. Дыхание. Голоса. Руки. Тяжесть тела. Давление. Смех. Грязные ругательства. Улл ничего не чувствовала. Не было больше страха. Он весь исчез из неё. Она опустела, была выжата. Не было в сердце никакой дыры, не было чувства потери, не было отчаяния, сожаления, жалости… Ничего не было. Сердца в ней не было. Но что с того? Какой толк в чистом добром сердце? Улл перевела взгляд на руки. Глупцы. Нужно было связывать за спиной. Ну, ей же лучше. Она снова уставилась на вход. Осталось двое. Один вышел наружу. Прищурилась. Ждала. Ветер играючи принес в пещеру пожелтевший лист ясеня. Он опустился на ее покрасневшие от холода пальцы. «Беги». Улл вскочила на ноги, цепи на руках звякнули, и она побежала.