На заре

      Он собирался догнать Улл. Не знал, что скажет, но был уверен, что не может просто так отпустить. Стоило как следует ей объяснить, что подобные выходки, как минимум, возмутительны! Будет так себя вести с кем попало — какая же о ней молва пойдет в народе? Что уж говорить о том, что подобное допустимо лишь в отношениях между супругами. Но в прихожей Финар натолкнулся на Риланну, которая то ли была безмерно счастлива, то ли до ужаса удивлена, и ловить Улл не стал. — Я ничего не видела! И не слышала! — она приподняла принесенную корзинку на уровень лица, так что были видны одни лишь глаза и лоб. — Ничего и не было, — отрезал Финар, взволнованно поглядывая на дверь. Он развернулся и собрался пойти на кухню. — Отец! — окликнула его дочь, разуваясь. Он обернулся, и тогда она с лукавой улыбкой добавила: — У тебя уши красные.       Финар возмущенно фыркнул и поспешил на кухню, чтобы умыться чистой холодной водой.       Красные уши. Какая глупость! Он что, какой-то мальчишка, чтобы у него хоть какие-то чувства могло вызвать такое невинное соприкосновение? И все-таки… Все-таки он стоял на кухне и уже в третий раз плескал в лицо холодную воду.       Невыносимая дева! Чего она к нему прицепилась? И разговорчики эти её бесстыдные… Тесное сосуществование со смертными негативно сказывается на юных из народа!       Любит она его. А то как же! Не знает Улл, что такое любовь! Не может она любить его. Не может!       Посочувствовал ей тогда, разрешил коротать часы у себя дома, и вот во что это вылилось! Бесстыдница!       Финар умылся в четвертый раз, вспомнив, как она краснела. А он ещё, дурень, не догадался, что с ней, пока она сама не сказала. Он же в самом деле спросонья подумал, что в доме может быть для неё сильно жарко.       Он сел на стул и обреченно вздохнул.       В Макидар, значит. И ему она, судя по всему, об этом говорить не собиралась.       Пусть едет. Может, и помешательство её пройдет. Приедет она из далекого града и заявит, что посадила там дерево с каким-нибудь позднорожденным макидарцем. Вот и славно. Если так и случится — точно его не любит. А так и будет.       Риланна вошла на кухню и стала суетиться. Она раскладывала принесенные продукты, заваривала чай и все щебетала, делясь новостями о своих сыновьях, о брате, о бабушке.       Первый год отсутствия Улл был полон открытий.       Финар несколько раз порывался купить ромашковый чай, но одергивал себя. Для кого его покупать? Улл не придет. Плед из гостиной, которым она укрывалась, когда дремала у него, перекочевал в большой массивный шкаф в спальне. Книги, когда-то давно прочитанные им и надолго забытые на полках, больше не были разбросаны по гостиной и кухне. Не было нужды покупать кислые вишни летом. Они только Улл и нравились. Она морщилась, кривилась, но все равно продолжала закидывать их в рот одну за другой. Не нужно было готовить ужин на двоих, никто внезапно не вторгался в его дом. Тихо и спокойно. Комнатные растения, правда, стали заметно тусклее. Видно, он, действительно, плохо о них заботился. Улл, когда приходила, всегда вертелась у цветочных горшков и что-то делала. Оказывается, она за несколько зим укоренилась в его жизни, заняв достаточно много места.       Второй зимой от Улл начали приходить вести. Макидарская Волчица восторженно рассказывала Синаю, что с её ученицей все нормально. Она получила свой клинок и планирует ещё задержаться в Макидаре. Там Улл пользовалась библиотекой Кайране Шедара и что-то изучала о технологиях людей до темных времен.       Если бы не простое стечение обстоятельств, из-за которого в тот день он оказался дома у Великого Ментора, то так ничего бы Финар и не узнал об Улл. По прошествии ещё трех зим халтерцы привезли вести о некой деве в Макидаре, что в поединке одержала победу над мужем народа. Конечно, это была Улл. Больше одноухих смутьянок в народе не водилось.       Ещё через пять зим Финар сдался и признался себе, что с течением времени меньше думать об Улл не стал. Все оказалось куда сложнее. Он, кажется, начал ждать её возвращения.       Ему не хватало её болтовни, пока он готовил ужин, и этих нелепых двусмысленных фразочек, подразумевающих её к нему чувства. Финар всегда игнорировал эти высказывания, но вот прошло время, и он стал думать, что, возможно, зря был так категоричен. Возможно, зря он провел черту? Но какой теперь смысл думать об этом? Улл была в Макидаре, писем ему не слала и в целом, судя по рассказам Клинка Севера, была очень счастлива и чувствовала себя на своем месте. — Кстати, — Сцина отряхнула руки от крошек. — Совсем запамятовала.       Она тут же встала из-за стола и ушла куда-то вглубь дома.       Синай и его супруга пригласили Финара отужинать с ними. Ничего особенного, просто дружеская встреча. Сцина Макидарская такие, кажется, любила. — Вот, — вернувшись в кухню, она протянула ему запечатанный конверт. — Улл просила передать тебе. — Сколько она уже в Макидаре? — Финар отложил вилку и взял письмо. — Может, зим тринадцать, — Сцина пожала плечами, а затем, хохотнув, добавила: — Она себе уже успела нажить врагов. — Врагов? Улл-то? — Финар усмехнулся, сунув конверт в карман брюк. Надо же, бесстыдница наконец о нем вспомнила! — Она уделала парочку гордых юношей народа, и теперь они её страшно ненавидят. Как это дева стрелком оказалась искусным? — Если судить по предыдущим письмам, дело явно не столько в её умениях стрелять, но ещё во владении клинком и привычке поучать всех вокруг, — бросил Синай, помешивая салат в тарелке.       Финар звонко рассмеялся. Сцина подхватила. — Очень на неё похоже, — теплая улыбка появилась на губах, когда он вспомнил, сколько раз удостаивался чести быть поучаемым этим забавным дитя. Цветы он пересаживал не так, книги нужно составлять соответственно тематике, а не как попало, проветривать дом необходимо каждый день, пыль с полок смахивать сверху вниз чуть влажной тряпкой.       Распорядителем дома был он, а поучала его она. Но делала это по-доброму и очаровательно. Финар только после её ухода понял, что на самом-то деле прислушивался к тому, что Улл говорила. А как было не слушать?       Она задумчиво поджимала губы, потом с явным сомнением щурилась и в конце выдавала свои суждения, не в силах удержать желание высказать как все-таки, по её мнению, должно делать то или это. Притом выглядела она так забавно, как будто решилась на какую-то неслыханную рискованную авантюру. Финар знал, что то она все из добрых побуждений, но все равно повторял ей, что подобное — неслыханная дерзость. И тогда Улл краснела.       Интересно, будет ли она так же робеть перед каждым его словом, когда вернется в Сиршаллен?       Письмо жгло карман. Она ни единой весточки ему не слала на протяжении долгого времени и вот теперь внезапно что собиралась сообщить? Скажет, что не вернется? Быть может, согласится, что Финар был прав и вовсе не из-за любви она следовала за ним, а теперь вот нашла мужа по сердцу, и он..?       Что он как влюбленный мальчишка! В самом деле!       Дома Финар все же прочитал письмо. И рассмеялся. Улл начала с того, что ей совсем не стыдно за их последнюю встречу, но если вдруг генерал был оскорблен, то она безусловно извинится перед ним. Писала о том, что хоть он и говорил, что она испытывает к нему совсем не любовь, Улл все так же была уверена, что только ему одному принадлежит её сердце. И её такое положение дел абсолютно устраивает. Не было ни дня, чтобы она не думала о генерале, а все прочие мужи народа на его фоне выглядят слишком просто, глупо и вообще ни капли её взор не привлекали. И это её тоже совершенно устраивало. Зачем ей смотреть на кого-то, когда в её памяти ещё жив его образ. Еще несколько строк она распиналась о том, как ей совсем не стыдно и совсем не жаль. Рассказала о своей жизни в Макидаре. О том, что успела изучить, о клинке, о нравах далекого града, о своих друзьях. Ему даже показалось, что она едва ли не рядом сидит и восторженно вещает обо всем важном, что успело с ней приключиться. В завершении Улл сообщила, что приедет к празднику весны. Она будут сопровождать дочь Кайране, которая посетит Сиршаллен, чтобы посадить дерево с Кайране Шеолом.       «Я люблю вас. Хочу и люблю!» — гласила мелкая приписка в конце. Финар отложил письмо, потер переносицу и снова рассмеялся. Что за бесстыдница? А если бы кто вскрыл это письмо и прочел все её откровения, адресованные ему? И вот ведь, Улл там в Макидаре в самом деле растеряла всякий стыд! Ни намека не было в письме на робкую краснеющую деву, которой она была менее двадцати зим назад.       Он отказывался верить, что ему это даже нравилось. — Возможно, вскоре я посажу дерево с девой народа, — сообщил он Риланне, пригласившей его отобедать вместе с её сыновьями и супругом.       Финар обычно некомфортно чувствовал себя на семейных встречах, потому отказывался. Но в этот пришел. Посчитал нужным поставить свою семью в известность. Должен же кто-то передать его матушке вести. Желательно не он лично. Он знал свою мать, суеты бы она навела… Ну уж нет. Пусть Риланна донесет на него.       На секунду за столом воцарилась тишина. — Поздравляю, — первой ожила дочь. Она отставила блюдо с салатом. — Ты ведь про Деву Улл? Ту, с которой ты…       Финар вперил в неё строгий отцовский взгляд. Не хватало ей ещё за столом обсуждать, что там успела она увидеть и услышать. — Про неё, — холодно бросил он, переведя взгляд на тарелку и продолжая ковырять картофель. — Когда Дева Улл вернется, я представлю вас как должно.       Ещё рано было говорить о свадьбе, но ему было важно услышать мнение Риланны на этот счет. Если бы она была против, Финар бы не стал задумываться о венце и прочем. Но дочь его, кажется, была рада этому событию даже больше него. — Она приняла венец? Почему ты не сказал? Я бы помогла!       Финар коротко отвечал на вопросы дочери, не пускаясь в подробности. Не было о чем говорить. Но Риланна с присущим девам остервенением допрашивала его. По окончанию трапезы он чувствовал себя утомленным, словно провел многочасовой инструктаж воинов перед битвой. Риланна одна стоила целого войска. И, судя по всему, Улл ей нравилась, несмотря на все то двоякое впечатление, которое о себе создавала.       Венец был готов через пару месяцев. Стоял в его спальне на комоде в резной шкатулке. Финар смотрел на нее каждое утро, одеваясь. И каждое утро он боролся с сомнениями. Улл была прекрасной эльфийкой, а он… Как ни посмотри, не подходил он ей. Финар вообще не собирался жениться во второй раз. Он и башню консулов пережить не рассчитывал. Но вот как вышло. Венец. Снова.       Финар точно был уверен, что не любит Улл в такой же мере, как она его. Он определенно обратил на неё свой взор, но чувство, долго сдерживаемое им, ещё не успело прорасти, укорениться. И если спросит она его об этом, врать не станет. Прежде чем дарить венец, решил — все разъяснит, без утайки и без жалости.

***

      Олира девой была прекрасной, но характер её Улл терпела с трудом. Ей больше нравились эльфийки попроще. Такие, как Нирея или Роуна. По подругам она скучала. Не виделась с ними почти пятнадцать зим, десять из которых была вынуждена терпеть капризы дочери Кайране Шедара.       Избалованная дева! Шпыняла её, как свою прислугу, не упуская возможности понасмешничать над Улл. Со всем уважением, которое только можно было испытывать к дитю будущих Владык, она ее не переносила. А макидарцы дурного характера этой эльфийки будто и не замечали. По их мнению, Улл была в сотни раз хуже. Вот она с Олирой и не поладила. Но охраняла её как полагается, злорадствуя, когда приказы Кайране расходились с желаниями его дочери. В такие моменты она со вкусом повторяла как заколдованная, что служит Кайране Шедару и слову подчиняется его, так что сидеть Олире запертой до тех пор, пока отец не снизойдет до нее. Злорадство, безусловно, её не красило, но удовольствие приносило.       Подъезжая к сторожевым башням Сиршаллена, Улл предвкушала, как избавится наконец от этой непосильной ноши. Все было прекрасно в Макидаре. Она училась, тренировалась, обзавелась друзьями, получила клинок… Если бы не дева Олира… — Улл, говорят, в своем граде ты была едва ли не линьяр. — Слухи преувеличены. До линьяр мне далековато, — фыркнула она. Очередная шпилька Олиры не отличалась остротой.       Улл накинула на голову капюшон плаща. На небе собирались тучи, и вот-вот должен был пролиться теплый летний дождь. Они немного задержались и выехали позже запланированного. — Поезжай вперед и сообщи о нашем прибытии, — скомандовал один из перстов Кайране. Улл кивнула и тронула бока лошади. Что угодно, только бы не терпеть пустую болтовню Олиры.       В город въехали к вечеру. Улл не могла нарадоваться. Стяги, ленты, каменные башни стен, ворота! Это был её родной Сиршаллен! Она получила дозволение и отделилась от колонны.       Ей нечего было делать в Доме Решений, где должен был состояться прием, да и ещё хоть час в обществе Олиры мог сулить треснувшим терпением. Она обзавелась привычкой расспрашивать Улл про эльфа, что ей по сердцу, из-за которого та так жестоко отвергает других мужей народа. Улл, естественно, даже под пытками не собиралась выдавать имя Генерала. Да и на какие пытки могла быть способна Олира? Заболтать ее до крови из ушей?       Перво-наперво Улл должна была что есть мочи гнать лошадь в сторону дома. Но лошадь шла медленно, размеренно стукая копытами по каменным улицам, и путь держала в противоположную сторону. Совсем не отца с матушкой хотелось увидеть первыми спустя столько времени. Нет, они никуда не сбегут. А вот один однорукий эльф — вполне мог.       Сад его почти не изменился. Правда, куст, в котором она когда-то запуталась, был выкорчеван. На его месте росли цветы. Бочки, при помощи которой она в детстве забралась на его крышу — не было. Сейчас бы она ей не понадобилась.       На крыльце ютились цветы в горшках. Улл хватило мимолетного взгляда, чтобы понять — опять Скрепивший Мечи не уделял бедным растениям должного внимания!       Улл пристроила лошадь под ближайшим деревом, натянула капюшон пониже и пошлепала по грязи к арочному входу.       Стучать или просто войти как ни в чем не бывало? Он ведь не ждет её. Будет рад или выставит? Генерал ведь так и не ответил на то письмо. Улл ждала. Многие месяцы ждала. Но ничего. Ни ответа, ни другой какой весточки. И все-таки, шагая к крыльцу по каменной дорожке, Улл улыбалась. Широкая и радостная улыбка никак не гасла, какие бы печальные мысли ни зарождались в голове.       Дождь набирал силу. Постепенно морось переросла в настоящий ливень. Капли барабанили по крыше дома, по окнам. Грязные сапоги оставили темные земляные следы на ступеньках.       Улл приоткрыла входную дверь. Внутри пахло жареным мясом, слышался звон посуды и чье-то тихое пение. Песня была старой, а голос очень знакомым.       Она прыснула в кулак, стараясь как можно тише прикрыть за собой дверь. Пел Генерал хорошо, низко, с хрипотцой. Хотелось послушать ещё, поэтому Улл замерла в прихожей. Даже капюшон снимать не стала. Стояла каменным застывшим изваянием и слушала, как он тянет низкие ноты, потом запевает немного выше и совсем затихает, и по новой, следующий куплет.       Улл ещё до конца песни все-таки нашла в себе силы отмереть. Сняла плащ, разулась, поправила волосы. Они отросли. Её гордость. Доставали до колен. После встречи с генералом она, конечно, собиралась их немного укоротить. Негоже воину с такими косами расхаживать. Ей, во всяком случае, было не слишком удобно. Отрежет хотя бы до бедер.       Хотела бы посмотреться в зеркало, но и без него понимала — вид с дороги у неё не самый очаровательный.       Улл тихо кралась прямо по коридору на кухню. Как только она вошла, генерал тут же обернулся. Он застыл с миской салата в руке. Лицо его вытянулось. Удивился. Да, шаги у неё стали тихими, как у воина, как полагается. — С редисом? — спросила она, кивнув на блюдо в руках. — Ты же знаешь, что его я предпочитаю не есть, если есть возможность, — тут же нашелся он, опустив миску на стол. — Вдруг что переменилось, пока меня не было, — Улл пожала плечами. — Переменилось. Но не отношение к редису, — генерал поставил металлический чайник на печь. — А что насчет меня? Отношение ко мне все такое же? — она надеялась, что генерал не гневался на неё, что все ещё относился к ней хоть немного по-особенному, как раньше.       Молчание.       Улл сглотнула и попыталась удержать на губах беззаботную улыбку. — Вы на мое письмо не ответили. — На то, которое ты написала спустя десять лет? Думаю, я был вправе тянуть с ответом, — отрезал он, так и не повернувшись к ней лицом. — Вы могли написать первым. Я полагала, вы гневаетесь. Все-таки мое поведение в нашу последнюю встречу было… — Бесстыжим? — оборвал он её, бросив короткий осуждающий взгляд через плечо. — Письмо, кстати, было таким же. — Да? — Улл пожала плечами, расслабившись. Вроде бы он не был зол, прогонять не спешил, да и бурчал, в целом, как обычно. — Кстати, вы опять губите цветы на крыльце. Видно, распорядителем дома вы были не слишком хорошим. — Невыносимая дева! — прикрикнул он, обернувшись. — Но вы правда сгубили цветы! И я снова вижу пыль на шкафчиках! — возмутилась Улл. Они только свиделись и вот сразу начали с глупого спора. — Хватит поучать меня, — генерал отвернулся. Из-за широкой спины почти не было видно, что он делает, но она сумела разглядеть. Скрепивший Мечи заваривал чай. Ромашковый. — Я рада, что вы ждали меня, — Улл прикусила губу.       Ждал он. Пусть только посмеет попытаться отрицать. Ромашковый чай генерал не пил никогда. Для нее только покупал.       Генерал ничего не ответил. Вытер руку о кухонное полотенце и вышел. Улл тут же подскочила с места. Решила проверить свою догадку, присела напротив разделочного стола и распахнула один из шкафчиков.       Попался! Её любимое песочное печенье! Ему оно не нравилось. Говорил, что на языке неприятно крошится, и начинает казаться, будто жуешь сухую землю. — Что ты делаешь? — не только Улл ходила тихо. Шаги Скрепившего Мечи тоже были не слышны. Она вскрикнула от внезапности. Не ожидала, что генерал так быстро вернется. — Вы меня ждали! Не смейте отрицать! — тут же перешла в наступление. — Печенье, чай, признавайтесь, книги тоже новые есть? — Ждал, — выдохнул он, поставив деревянную шкатулку на обеденный стол. — Печенье тебе купил. И чай. Книг нет. Но нашел старинные доклады о сражениях. Тебе должно понравиться. Откроешь?       Он кивнул на шкатулку. Улл выпрямилась и подошла к столу. Скрепивший Мечи с места не сдвинулся. — Подарок? Доклады? — повертела в руках квадратную шкатулку, щелкнула замком, приоткрыла крышку и тут же закрыла. — Что это? Венец?       Жизнь пропала из её голоса. В горле пересохло. Она быстро поставила шкатулку обратно и отодвинула подальше от себя. — Венец. — Но… — глаза увлажнились. — Но вы же не любите меня. — Не люблю, — честно ответил он, совсем не переменившись в лице. Говорил серьезно и безжалостно. — Но думаю, что полюблю. — Думаете? — Улл отступила на шаг. Что это он такое говорит? Что это такое подсунул ей? Генерал собирался полюбить её? Собирался назвать её супругой? — Почему вы так решили? С чего вдруг сможете полюбить меня? — А разве тебя можно не любить? — он склонил голову набок и улыбнулся. Так тепло и нежно, что у Улл сжалось сердце, а по щекам покатились слезы. — Но я думала… — она не могла подобрать слов, и в носу так некстати щипало. — Мне казалось, вам не подходит такая, как я. Вы… Вы же прославленный генерал, а я… А меня похищали, у меня вот пол-уха нет, и я… я просто… Что во мне есть такого, достойного вас?       Слезы катились по щекам. Природу собственных чувств Улл понять не могла. То было облегчение вперемешку с испугом, удивлением и радостью.       Генерал продолжал тепло улыбаться, заправляя её светлые волосы за покалеченное ухо, символ тех событий, напоминание. — А я вот как раз думал, что совсем не подхожу такой славной деве, как ты. Разве, признаваясь в чувствах, ты не желала взаимности? Вот она. Почему же льешь слезы?       Улл по-детски шмыгнула носом. — Так вы же все равно меня не любите. И… И… Я… Но я уже решила, что буду просто, издалека… — закусила губу посильнее. Взгляд метался от одного предмета интерьера кухни к другому, будто стол или стул могли внятно ей растолковать, что происходит.       То есть Генерал заявил, что пока её не любит, но будет любить. Значит, она все-таки пленила его взор, все-таки что-то значит для него. Улл ещё несколько раз шмыгнула носом, осознавая происходящее. Она резко перестала плакать, грозно нахмурившись. — Погодите-ка. Что значит вы не подходите славной деве, как я?       Он пожал плечами, делано безразлично глядя поверх ее головы. — Чайник вскипел, — констатировал генерал, обошел и схватился за кухонное полотенце. Улл бесцеремонно шлепнула свою руку поверх, стоя за его спиной. — Даже не пытайтесь! Чайник никуда не денется! А вот вы имеете привычку сбегать от меня! — В последний раз сбежала ты, — напомнил он, усмехаясь. — Да только потому, что мы были у вас дома! Бежать некуда! Ты был оккупирован врагом! — отбила Улл. И тут же недовольно рыкнула. Вот опять! Он ловко менял тему и уводил её от главного вопроса. — Отвечайте, почему вы мне не подходите?! — Для начала, прикосновения допустимы лишь между супругами, бесстыдная невежа, — осадил он, легко высвободив руку. — Просто не подхожу, Улл. Ты юна, прекрасна… Тебе следовало бы выбрать мужа под стать. — Прекрасна? — Улл отступила на шаг. — Вы совсем ничего не знаете. Нет в народе того, кто был бы мне под стать. Любой будет слишком хорош для меня. А вы так и подавно.       За холодностью в голосе она хотела скрыть волнение. Сердце заколотилось, а ладони вспотели. Улл должна была сказать. Должна была предупредить четко и ясно о своем изъяне. — Ты ошибаешься, — генерал залил кипяток в заварочный чайник. — Смертные тогда меня… — Улл сглотнула. Скрепивший Мечи не оборачивался. Но спина его напряглась, а рука, лежавшая на столешнице, сжалась в кулак. — Мне… Я… Люди меня… Я больше… Больше не…       Она никак не могла сказать. То самое слово застревало в горле. — Хватит, — тихо произнес он. — Не нужно говорить.       Улл прикусила губу. — Вот видите, — она грустно улыбнулась, выдохнув. Плечи её понуро опустились.       Наверное, она уедет в Макидар опять. Подальше от него. Чтобы не терзать ни его сердце, ни свое. — Вам неприятно. Я противна вам. Вы не сможете полюбить меня. Может быть, не будь я такой… Такой опороченной… — Сказал ведь, не нужно, — он все-таки повернулся. Выражение его лица было печальным. — Думаешь, я никогда не видел дев народа, с которыми обошлись подобным образом? Увидел тебя и сразу понял. Произошедшее с тобой никак не меняет моего решения. Теперь мы все разрешили?       Губы Улл задрожали. Вот и все. На обеденном столе лежала шкатулка, а в ней венец. Генерал пожелал видеть её своей супругой. — Вы правда полюбите меня? — щеки пекло от слез. Ну что за воссоединение такое? Она хотела быть красивой, улыбчивой, радостной, а в итоге стоит и ревет. — Правда. Уже начинаю любить, — он улыбнулся. — Как-то не верится, — Улл стала тереть глаза рукавами своих черных одежд. — Я вот точно люблю вас. И всегда буду. Всю вечность. Вы же такой замечательный. — Улл, разве я в твоих глазах выгляжу как лжец? — Скрепивший Мечи нежно улыбнулся и подошел так близко, что у нее дыхание перехватило.       Она отрицательно покачала головой. Ничего дурного Улл бы не посмела думать о нем. — Не плачь. Не из-за чего тут лить слезы, — его теплые пальцы коснулись щеки и стали бережно стирать скатывающиеся слезы. Улл опустила руки и подставила лицо его прикосновениям, зажмурившись. Если для того, чтобы он не прекращал её трогать, ей нужно лить слезы — она будет рыдать дни напролет! — Ты так и не ответила, станешь ли моей супругой? — Вы глупые вопросы задаете! — фыркнула Улл, отворачиваясь. Плакать перестала. На смену слезам пришло смущение. Её даже в жар бросило. — Думаете, я бы отказала? Ещё чего! Никому вас не отдам. — Да я никому и не нужен, — тихо рассмеялся он. Улл спиной ощутила его приближение. Ладонь легла на плечо, когда Генерал бережно коснулся губами её затылка. От неожиданности Улл даже дыхание задержала, как будто вдох мог бы вспугнуть Скрепившего Мечи. — Риланне разве что.