Сделайте меня умным

Вскоре Тота обнаружил, что не может смотреть телевизор. Он, как ни старался, не мог поверить актерам, изображающим чувства. Теледикторы, ловко скрывающие свое отношение к новостям, наводили на него тоску. Рекламные ролики оставляли после себя отвратительное послевкусие вкупе с мыслью: "Ни за что бы это не приобрел". Лишившись привычного источника развлечений, Тота взялся за книги. Он брал их в магазинах - одну за другой и, прочтя пару страниц, либо покупал, либо немедленно возвращал на полку. Часто его останавливали даже не заявленная тема и не стиль. Он видел живых авторов, стоящих за написанными строками, и далеко не все из этих смутных образов приходились ему по душе. Высокомерие, обида, горечь, скука - вот что обнаруживал Тота, читая. Впрочем, так было далеко не всегда. Порой, пробежав глазами по тексту, он не мог отложить книгу, оглушенный искренностью и доверительным тоном. Иногда Тоте казалось, что герои книг похожи на любимых детей автора, ведомых за руку через все ключевые точки сюжета. И неважно - заканчивалось ли повествование трагедией или конец был счастливым - он не мог оторваться от чтения, следуя за невидимым рассказчиком. В штабе расследования Тота непроизвольно держался ближе к Ватари, чувствуя в его отношении к L тепло и отеческую приязнь. Он мог подолгу сидеть с чашкой недопитого чая и обсуждать с Ватари ход дела. А дело было скверным. Кира продолжал убивать, выбирая, впрочем, уже не самых именитых преступников, а персонажей помельче. Складывалось ощущение, что убийца выполняет грязную, но необходимую работу. За время заключения Ягами и Мисы умерло пять человек, а L все выжидал, не предпринимая решительных действий. Тоте казалось, что L все больше сомневается в своих прежних выводах, но не может отказаться от мысли о виновности Лайта. Беседуя с Лайтом по громкой связи, L приглашал Тоту наблюдать за их диалогами. Для последнего это было нелегким испытанием. Холодные, жестокие вопросы L наталкивались на гнев Лайта, и Тоте приходилось пропускать их чувства через себя. После этих разговоров он чувствовал себя выжатым досуха и долго не мог очнуться, сидя на диване перед мониторами и уставившись в одну точку. Странное дело, но Тота не ощущал в L подлинной жестокости или наслаждения происходящим. Раздражение Лайта было искренним, выстраданным и справедливым. L же не излучал эмоций кроме, разве что, разочарования. Он искренне верил в свою теорию о Кире, несмотря на то, что не особенно приблизился к разгадке тайны. - Что вы думаете, Мацуда? - спросил он Тоту после очередных расспросов. - Что все это бесполезно. Кира убивает направо и налево, а мы зря тратим время. Лайт не лжет, и вы это понимаете не хуже меня. Я вижу, что понимаете, - Тота смотрел на L в упор, не отводя глаз. - А что еще вы видите? - Многое, - пожал плечами Тота. - Ваше отношение к Ватари. И всю горечь положения Соичиро. И гнев Лайта. И любовь Мисы - жертвенную, разрушительную любовь. Вам и не снилось такое чувство. - Возможно, - безразлично ответил L. - Думаю, через несколько дней мне понадобятся ваши зоркие глаза. Тота кивнул с недобрым предчувствием. На пятидесятый день заключения узников L вызвал к себе Соичиро, и они долго разговаривали за закрытой дверью, после чего шеф полиции спешно покинул здание. L подозвал Тоту и Ватари: - Смотрите на второй монитор. Вы, Мацуда, особенно внимательно. И сразу говорите мне все, что думаете. Это важно. Монитор выводил изображение из камеры, установленный в машине. На переднем сиденье за рулем находился Соичиро, а на заднем - Миса и Лайт. - ...я везу вас к месту вашей казни, - громко проорал Соичиро, чтобы зрители на заднем сиденье не сомневались в искренности его слов. И даже Тота поверил, что его справедливый, добросердечный бывший шеф и вправду убьет этих перепуганных детей. - Рюдзаки, что же вы делаете... - прошептал Тота, не смея отвернуться. - Смотрите внимательно, - напомнил L. Машина, судя по звуку заехавшая на безлюдный пустырь, остановилась. Соичиро навел пистолет на Лайта. На мониторе был ясно виден его затылок и слышны слова: - Сначала я убью тебя, Лайт, а потом себя! Тоту замутило. Перед тем как зажмуриться, он услышал истошный крик Мисы: "Нет!", и колени у него задрожали. Он никогда не думал, что можно испытывать боль такой чудовищной силы. схватившись за грудь, он стиснул зубы. - Мацуда! - услышан он, будто сквозь толщу воды. - Откройте глаза! Тота заставил себя посмотреть на экран и увидел, что ствол пистолета дымится, а пассажиры на заднем сиденье живы. Соичиро полулежит в свое водительском кресле и на лице его улыбка, счастливая и грустная одновременно. - Лайт-Лайто, значит ты все-таки не Кира, - проговорил Соичиро и, глядя в камеру, добавил: - Рюдзаки, я сделал все, что вы сказали. И я все еще жив. - Отлично, - спокойно ответил L. - Возвращайтесь обратно. - С вами все в порядке? - спросил Тоту Ватари. - Да, - ответил Тота. - Хотя сначала мне показалось, что мое сердце лопнет. Миса так кричала, что я не мог смотреть дальше. - Значит, вас смутило именно это, а не возможные кровавые ошметки в салоне? - спросил L, глядя исподлобья. - Это было бы далеко не самым страшным, - содрогнулся Тота, представив выражение лиц Соичиро и Мисы, если бы Лайт и вправду был застрелен. - Не уверен, что я мог бы выдержать то, что могло бы произойти дальше. - Очень неудобно быть таким чувствительным к чужим бедам, - то ли спросил, то ли подытожил L. - Не хуже, чем быть бесчувственным камнем, - ответил Тота, злясь на L за этот отвратительный, подлый розыгрыш. L усмехнулся самым краем рта. Когда Тота увидел вернувшихся в штаб Лайта и Мису, он был захвачен переживаниями, исходящими от них. Лайт был зол и распространял вокруг себя гнев и ...понимание. Или что-то похожее на одобрение разыгранного фарса. Миса же сияла со всей силой чудесно спасенной любви. Тоте хотелось подбежать к ней, прильнуть как можно плотнее и дышать-дышать-дышать одним воздухом с той, что излучает такие поразительные радость и обожание. Но, вовремя вспомнив, что эти чувства - не его собственные, а только воспринятые им, Тота остался на месте, глядя на Мису широко раскрытыми глазами. "Если бы меня так же кто-нибудь любил! - подумал Тота. - Я бы свернул горы. Я бы изловил Киру голыми руками и принес сюда, перекинув через плечо. Как бы я был счастлив!". - Пойду, покурю, - сказал он, вытаскивая пачку сигарет и думая: "Нужно выйти на свежий воздух, иначе я наделаю глупостей". Смотря на залитый солнцем Токио, Тота задумчиво и не торопясь курил, смакуя сигарету и выпуская дым неровными рваными колечками. "Все цветет. Снаружи хорошо. Так бы и сбросил пиджак, чтобы остаться в одной сорочке и почувствовать летний ветер". - Хорошо, что вы решили выйти, - прервал его размышления голос L из-за спины. - По вашему лицу было видно, что присутствие Амане действует на вас опьяняюще. "Что вы можете знать об этом", - покосился Тота на L. - Хотите сигарету? - спросил он вслух. - Нет, спасибо, я не курю, - ответил L. - Это плохо влияет на способность рассуждать. "Рюдзаки, зачем пришел? Морализировать?", - подумал Тота и затянулся сигаретой еще раз. Он взглянул на L и закашлялся - где-то далеко-далеко, за семью щитами, в самом неприметном углу он увидел сочувствие и одобрение. И любопытство - цепкое, неотпускающее. - Мне бы пригодилась ваша способность читать других людей, - сказал L, стоя рядом с Тотой и не уклоняясь от колечек дыма. Тота отодвинулся в сторону на шаг и оперся на балконные перила, глядя вниз. - Зачем вам это? Вы не понимаете... - Почему вы так думаете? - лукаво спросил L. - Если я не чувствую, это не значит, что я не вижу. Думаете, вы один умеете читать по лицу чужие чувства? Несомненно, вы очень далеко в этом продвинулись, но ведь и я крайне наблюдателен. И мой вам совет - отделяйте свои эмоции от чужих. Вы слишком импульсивны. Это может стоить нам всем жизни, - строго закончил он. - Хорошо, - сказал Тота, не зная, что ответить на это неожиданное признание. "Ах, если бы меня кто-нибудь любил так же, как Миса-Миса Лайта, - пронеслось у него в голове. - Я не был бы "импульсивным". Я бы отдался этому чувству целиком и полностью и плыл бы по течению, стараясь не утонуть". - Вы слишком цените чувства - свои и чужие. Они того не стоят, - сказал L. И снова у Тоты появилось ощущение, что L рассказывает ему о чем-то выстраданном. Что он раскрывает себя, ища одобрения. - Если их не ценить, легко превратишься в монстра. - Возможно. Много в этом мире монстров, - усмехнулся L, и Тота прочел в его глазах: "И я - один из них". Тота отрицательно покачал головой: - Нет, вы не монстр, Рюдзаки. Я бы увидел скрытое чудовище, если бы оно действительно было внутри вас. - Значит, ваше зрение недостаточно остро. - Зачем вы развиваете эту тему? Чтобы я открыто назвал вас чудовищем? - спросил Тота, затушив сигарету. "Нет. Чтобы ты разубедил меня в этом", - Тота был почти уверен, что L сказал это вслух. Отвернувшись, L последовал обратно в здание, бросив из-за спины: - Нельзя надолго оставлять мои мониторы без присмотра. Докуривайте и возвращайтесь, у нас много дел. Оставшись один, Тота еще некоторое время стоял на балконе, раздумывая: "Что же все-таки держит в себе L? Что заставляет его чувствовать себя монстром? Может быть, он и есть Кира? Ведь я же думал об этом раньше, а потом оставил эту мысль. Наверное, потому, что это кажется слишком невероятным. Я бы совершенно точно заметил за ним "странности", если бы он убивал людей направо и налево. Обязательно что-нибудь выдало бы его. Если только, если только... Кира не ведает, что творит". Яркое солнце над ним щедро поливало землю лучами, и Тота, задыхаясь от уличной духоты, поспешил вернуться в комнату с кондиционерами. Приятная прохлада обняла его и Тота уже было расслабленно вздохнул, когда услышал голос Лайта: - Рюдзаки, зачем это?! - ярость расходилась от Лайта радиальными волнами, заполняя пространство. Посмотрев в их сторону, Тота увидел прочную трехметровую цепь, соединяющую наручники на руках L и Лайта. - Я вынужден прибегнуть к этой мере, - тихо сказал L. - Ты выпущен из камеры, Лайт, но теперь я буду наблюдать за тобой двадцать четыре часа в сутки. - Рюдзаки, это мерзко! - вмешалась Миса. - Ты увивался за Лайтом еще в университете, а теперь еще и это. Ты, наверное, из "этих". Повисло неловкое молчание, и Тота готов был поклясться, что L признает правоту слов Мисы. "Так вот в чем твоя тайна... И из-за этого ты называешь себя монстром, Рюдзаки?" - недоуменно подумал Тота.