***
— Кольчуга Карамону? Кинжал Китиаре? Бусины бороде Флинта? Даламар лениво перечислял пункты из списка «не забыть в башне». Он не потрудился одеться после их затянувшегося прощания, и Рейстлин упрямо закутал его в одеяло, чтобы не соблазнял почём зря. Одеяло то и дело сползало и делу не помогало. — Всё взял. — Мой плащ? Рейстлин задумался. — Даже не знаю, хочу я забрать его с собой или оставить тебе. — Забирай,— посоветовал Даламар,— у меня теперь будет не так много времени выходить из башни, а тебе появится повод вспоминать меня холодными вечерами. Они оба знали, что поводов вспомнить про Даламара будет предостаточно и без того. Усмешка тронула губы Рейстлина. Он невольно потянулся к кулону, который носил совсем недавно, но уже привык касаться его невзначай в минуты задумчивости. — И ещё кое-что,— вспомнил Даламар,— скажи Флинту, что он был прав. — В чём? — Во всём. Рейстлин недоверчиво посмотрел на Даламара. Тот отвёл глаза, изо всех сил изображая из себя святую невинность. — Интриган,— наконец вздохнул Рейстлин, возвращаясь к своим сборам. Подарок Карамону он приобрёл ещё с полгода назад и хотел вручить лично. Как бы ни желал Рейстлин остаться с Даламаром, за прошедшие пять лет он ужасно соскучился по брату и ждал встречи с ним и Китиарой. Они с Даламаром не задерживались в доступных переписке местах, потому за всё время он получил только одно письмо от Карамона. Оно пришло с десяток дней назад и сообщило, что Карамон хотел бы познакомить семью с «кое-кем». Рейстлина после этого всерьёз забеспокоился, кого там успел найти себе дорогой братец. Кроме подарка Китиаре пришлось озаботиться ещё и презентом для неизвестного «кое-кого». На помощь неожиданно пришёл Эльдар, который с видом очень утомлённого воспитанием нерадивых детей родителя объяснил, что лучшего подарка, чем амулет с заговором на богатство, для незнакомой личности придумать нельзя. Рейстлин накинул на себя плащ. В Утехе теперь должно было быть прохладно. Всё так же закутанный в одеяло, уютный утренний Даламар обнял его, привычно кладя подбородок на макушку. — Береги себя. И возвращайся ко мне скорее. Рейстлин сказал ему в ответ только одно эльфийское слово. Он мог бы сказать и меньше: Даламар бы всё равно понял его правильно.***
В начале лета никто ещё не думал о расставаниях, особенно те, кому предстояло уйти навсегда. Так, Антимодес раздражался из-за запаха кальяна Юстариуса и недоумевал, почему все вдруг внезапно помешались на Ардженте. Конклав в составе Пар-Салиана и Юстариуса который день составлял коварный план, как не допустить его до места главы чёрных мантий. Но хитрая рожа Даламар, во-первых, дружил с казначеем конклава, спорить с которым было чревато потерей средств, во-вторых, пользовался уважением своих тёмных коллег, а в-третьих, был учеником предыдущей главы ложи, что делало его почти идеальным кандидатом. Чёрные маги свою независимость отстаивали зубами: стоило Юстариусу заикнуться о том, чтобы создать перечень допущенных до битвы за место кандидатов, как его тут же чуть не укокошили ну очень эмоциональные чародеи. Вообще выборы главы тёмных мантий, по ощущениям Антимодеса, были трагедией и событием с большой буквы для кого угодно, кроме самих тёмных мантий. Может, потому, что все их выборы заключались в весёлой магической мордобойке всех желающих, а не цивильном голосовании, как у светлых. Участвовать собирались даже те, кто и не думал лезть на вершину, просто потому, что хорошенько выпустить пар и подраться без чётких правил было весело. Возможно, эту практику стоило бы вводить повсеместно. Кроме прочего, главы тёмных лож менялись быстрее других. В отличие от алых мантий, которые относились к причудам своих глав философски, и светлых, которые устраивали коварные планы настолько сложные, что глава успевал помереть до начала реализации, чёрные, если им что-то не нравилось, не стеснялись своего главу просто-напросто завалить. Вот и получалось, что тёмные дружно и весело натаскивали друг друга на щиты и раздавали амулеты мгновенной телепортации, чтобы снизить потери, а главы лож выдирали волосы и рассуждали, как бесил их Даламар. Как будто среди тёмных не было других достойных чародеев, ей-луны, и вот это, как раз, чёрные ещё им припомнят. А Антимодес, между прочим, пришёл по делу, а не сидеть пить чаи и морщиться от кальяна Юстариуса! Он вздохнул и поймал сочувственный взгляд Йены, которая скучала так отчаянно, как только могла скучать четырнадцатилетняя девочка, которую зачем-то приволокли на собрание отца. Жена ушла от Юстариуса несколько лет назад, и Антиомдес не мог её винить: с возрастом старик стал совершенно невыносим. — Знаешь, папочка,— сказала она донельзя утомлённым тоном,— когда я вырасту, я тоже стану ученицей Даламара. Он хотя бы красивый. Вот так с лёгкой девичьей руки тема перешла на неблагодарную молодёжь. Антимодес показательно Йене похлопал. Сидящий рядом с ней юноша из алых, вроде как Юстариусов ученик, дал ей пять. Антимодес был с ними солидарен: по его скромному мнению, ни Даламар, ни Рейстлин не стоили таких хлопот. С последним он пересёкся недавно при странных обстоятельствах. Рейстлин поймал его в коридоре и очень настойчиво попросил пояснить магию растений. Сначала Антимодес удивился, потом удивился, и, отудивлявшись, решил, что идея, так-то, интересная. За два часа они вместе вывели универсальную формулу, и ещё пол часа подгоняли под конкретный сорт осин. Было увлекательно. В некоторых аспектах магии Рейстлин разбирался лучше него, но в общем и целом структуру светлых заклинаний понимал хуже, чем алых и тёмных. Оно и не удивительно: его учитель был безнадежно чёрен не только глазами. — Не жалеешь, что пошёл учиться к Ардженту?— поинтересовался Антимодес невзначай. Рейстлин сначала закончил записывать строчку формулы, и только потом поднял вежливо удивлённый взгляд. — Я, по-вашему, выгляжу недовольным? Выглядел он донельзя влюблённым юношей с бурной фантазией в вопросе ухаживаний и неплохим знанием эльфийской природы, но ответить так было бы невежливо. — Нет,— произнёс Антимодес кратко. Рейстлин вернулся к письму. — В начале нашего путешествия,— вспомнил он,— Даламар сказал, что вы будете ему завидовать, потому что я умею готовить. Да, вот это был действительно ценный навык. Но Антимодес прикинул, сколько сил у него ушло бы на воспитание Рейстлина, и решил, что обмен был несоразмерен. — Хочешь узнать, почему я отказался брать тебя тогда? — Нет. Антимодес удивился. Он ожидал, что такой резкий вопрос выбьет Рейстлина из колеи, но тот не задумался и на секунду. — Это не имеет значения,— продолжил Рейстлин,— сейчас я и сам бы не выбрал вас. Было это завуалированным оскорблением или банальной честностью, но Антимодес не нашёл возражений. Он не думал, что этот разговор будет таким простым и быстрым. В конце вечера у них получилась вполне живая осинка с симпатичными тонкими листьями. Рейстлин излучал довольство и гордость. Антимодес почти умилился. Восторг был заразителен: несколько минут Антимодес позволил себе поприкидывать, какой очаровательной чародейке он тоже мог бы преподнести что-нибудь эдакое. Вспомнилась милая Анка, с которой они пересеклись, подъезжая к крепости… Антимодес ещё не знал, что в башне творилось больше одной интриги.***
Подсматривать за проведением выборов главы ложи строжайше запрещалось. Конечно, они подсматривали. Сам Рейстлин, может, и остался бы в стороне, но опытный в таких делах Эльдар, не особо спрашивая, потащил его за собой. Теперь они оба сидели в кустах на вполне удобных стульях, пили чай и смотрели в бреши в защитном куполе. — Я так и не понял, почему у всех нормальные выборы, а у тёмных мордобойка,— признался Рейстлин, глядя, как на предусмотрительно освобождённой от деревьев и кустов поляне разминались тёмные чародеи, ожидая сигнала к началу битвы. Битва, по рассказу Даламара, должна была быть тем ещё зрелищем — не серия дуэлей, а драка всех со всеми. — В наших традициях нет смысла,— наставительно сообщил Эльдар,— на то они и традиции. А у тёмных так вообще. В соседних кустах подозрительно закопошились. Эльдар заговорщицки подмигнул. — Это там господа главы лож подсматривают. Их на трибуны не пустили тоже. Рейстлин закатил глаза. Он к странным глупостям жителей башни ещё не привык. Сам Даламар тем временем спокойненько наблюдал за своими соперниками и соперницами. В общей сумме кандидатов набралось с два десятка, остальные уютно расположились в кармане защитного купола, откуда не могли влиять на ход битвы, но спокойно всё видели. У каждого был при себе маленький амулет, который позволял переместиться на трибуны, если участник потерял сознание и способность двигаться или самостоятельно решил покинуть сражение. Прозвенел колокол, возвещая начало сражений. Секунда тишины, и самые безрассудные бросились к центру площадки. Даламар отступил. Яркие вспышки заклинаний вывели из боя с четверть участников за мгновение. Оставшиеся не спешили проявлять себя, тихо стояли, глядя на противников и подправляя щиты. Даламар хмыкнул. Первый азарт прошёл, оставшиеся более опытные и спокойные маги решали, кто будет нападать следующим. Ещё двое поняли, что не хотят участвовать, и исчезли с поля. Остальные стали медленно дрейфовать друг к другу, выбирая противника по силам. Никто не собирался расстрачивать энергию впустую. К Даламару приблизился усатый мужчина. Две секунды — отметить движение рук к карманам, три — выставить щит, ещё пять — бросить сразу два огненных шара, в него и смутную фигуру на периферии зрения. Он попал оба раза, но щелчок амулета прозвучал только один. Щит мужчины расплылся мутным магическим разводом, но сам он выстоял, опёршись на посох. — Сдавайся,— прошептал Даламар одними губами. Мужчина усмехнулся ему в ответ, тут же бросился вперёд, вынимая кинжал. Мужчина был крупнее: нельзя было позволить ему приблизиться. Даламар отходил в сторону, стеснённый узкой площадью места. Если его противник не собирался сдаваться так, нужно было применить хитрость. Сонное заклинание строилось словами и порошком мяты. Противник приближался, и Даламар готовился нанести удар. Истошный крик где-то рядом не отвлёк его внимания. Он бросил порошок мужчине в лицо, уходя от его удара, и крикнул заклинание в спину. Мужчина рухнул вниз лицом. Даламар спешно отошёл к краю купола, чтобы оглянуться на остальных, и только теперь заметил, какой плотной была тишина. Битвы не продолжались. На поляне лежал труп. Первый труп этой битвы. Чёрных магов можно было обвинить во многом, но они старались не убивать своих без причины. Негласное правило выборов ложи — проигравшего не добивай. Кто-то его нарушил. Вскоре стало понятно, кто. Не успел Даламар толком подумать, как тень со слегка подпалённой мантией метнулась к женщине рядом с ним, швырнула ледяной иглой, гораздо сильнее, чем было нужно, чтобы уничтожить щит, и бросилась бы к самому Даламару, если бы он не выстрелил парализующим. Атаку отразила другая фигура, тут же становясь рядом с первой. Эти двое использовали мощный отвод глаз на самих себе: хитрый ход, который никак не позволял разглядеть их черты даже эльфу. Даламар терял их из поля зрения, глядя прямо в упор. Такая маскировка требовала многих сил. Подозрительно многих. Нужно было отходить дальше от этих двоих. Третья похожая тень боролась с кем-то на другом конце поля. Даламар направился прямо к ней, отмечая число участников: три тени из одной группы, один добровольно выходит из боя, ещё один старается отвести глаза сам, и один борется с третьей тенью. Осталось пятеро без Даламара. Он бросил взгляд на тень, на её соперника — их взгляды встретились. В лице человека отразилась сложная работа мысли. Даламар беззвучно произнёс заклинание, надеясь, что тот поймёт его. Лицо человека посветлело, он кивнул и, увернувшись от атаки, повторил парализующую формулу во весь голос. Завершение требовало касания, и тень метнулась назад, не услышав, как то же самое произнёс Даламар, не поняв, что прыгнула прямо к нему. Тень была побеждена. Человек хмыкнул. — Сын ночи. Наслышан. Даламар не стал отвечать. Их несчастную коллегу, которая собиралась скрыться, окружили и изводили атаками с двух сторон. — Интересно, как они думают потом делить место главы,— снова подал голос человек. Женщина заметила их и тут же переместилась к ним за спины. — Мои силы на исходе,— сообщила она.— А эти двое точно берут их извне. Даламар и сам уже успел увидеть это. На тенях не было никаких амулетов и артефактов, но их сила шла откуда-то со стороны, подпитывалась чем-то другим. Кем-то другим. — Тёмные жрецы,— шепнул человек.— Не думал, что они объявятся среди нас так скоро. После встречи с Тварью и чтения доносов с Эльдаром Даламар был готов ко всему. Убеждал себя, что был готов ко всему, но ожившие мифы из самого раннего детства шокировали его. Жрецы жили ещё до Катаклизма, во времена, когда боги отвечали молитвам... Война действительно уже стояла на пороге, если его собратья по ложе успели присягнуть той, что теперь давала им силу. — Жрецы — это сказки,— возмутилась женщина. Человек рядом с ней хмыкнул, и, не говоря ни слова, уложил её сном. Амулет сработал, перемещая бессознательное тело на трибуну. Их осталось четверо. Даламар набросил на себя щит, готовый к атаке со стороны недавнего союзника тоже, но человек не обратил на него внимания. Он развернулся к готовым атаковать теням, вскинул руки и прокричал заклинание тумана. Вязкие тёмные облака понеслись от его рукавов вверх, к концу купола, поглощая всё бурой темнотой. Туман просочился сквозь Даламаров щит, забил нос и рот солоновато-горьким вкусом. Даламар ужаснулся: он знал этот вкус, и знал, что никто из попавших под действие тумана не выживет. Белена не трогает только эльфов и кендеров. Тени ослабли и рухнули на землю, убитые, как и их собственные жертвы. По ним уж точно никто из ложи скорбеть не станет. Итак, их осталось двое. Даламар и человек, которого он не знал… Не знал же? — Некоторые старые трюки не теряют актуальности, да?— насмешливо спросил человек, входя в зону Даламаровой видимости.— Неужели ты всё ещё не вспомнил меня? Даламар сделал шаг назад. Расслабляться теперь не стоило. Голос человека был высоковат для мужчины, и белена не причиняла ему неудобств… — Давай, Даламар, я слышала, что ты умный. Я слышала, так он сказал. Даламар не был шокирован встречей. Он не думал об этой женщине, полагая, что она заляжет на дно на долгие годы. Он забыл, что прошло пять лет с их знакомства. — Бланка,— сказал он. Она искривила рот в усмешке. Новое тело не шло ей: человек был белокурый, с большими голубыми глазами, он совсем не сочетался с ядовитым голосом и хитрым оскалом. Когда они виделись в последний раз, Бланка была гораздо слабее. Теперь она могла выдерживать натиск тёмного жреца без единой царапины, и её марионетка ничем не выявляла себя. Нужно было придумать, что делать дальше. — Ну же, давай не будем позволять старым разногласиям мешать новой дружбе. Мы ведь были союзниками только что. Её голос звучал издевательски. Даламар продолжил отступать к краю арены, туда, где туман должен был быть жиже. — Говорят,— продолжила Бланка, ступая за ним,— что ты теперь тоже хочешь отменить Испытания. Это твой друг так на тебя повлиял или твой ученик? Даламар вздрогнул. Защитное поле они создавали всем составом, туман не должен был выйти за его пределы… Если только кто-то не сделал намеренно брешь, чтобы подсмотреть за ходом соревнований... Если только Эльдар не привёл с собой Рейстлина... Паника накатила легко, как весенняя буря. Колени почти подкосились. Он должен был убедиться, жив ли… — Ты знала, что за битвой подглядывают другие ложи,— прошипел он, уже собрав в пальцах молнию.— Ты не смеешь. Щит Бланки раскололся ровно посередине, и она спешно поставила зеркало. — Остынь!— рявкнула она.— Твой ученик жив. Я узнаю, кто умрёт от моего заклинания. Даламар увернулся от отражённой молнии. Он спиной чувствовал край купола, но туман стелился по нему, не давая ни заглянуть за него, ни убедиться, что брешей не было. Он вдохнул и выдохнул, заставляя себя думать. Вязкость во рту мешала, заставляла желать отплеваться. Рейстлин был сильным магом и знал, как защищаться от подозрительных магических туманов... Даламар мог не верить Бланке, но обязан был верить в силы Рейстлина. Хотя бы, пока не разберётся с ней. — Я сам пришёл к этому,— ответил он на заданный раньше вопрос, чтобы выиграть себе ещё время. Туман должен был рано или поздно утечь.— Можно долго закрываться от проблем и сбегать от них в леса, но однажды всё же приходится,— он усмехнулся,— взять ответственность. Вот так это называл Эльдар: ответственностью за других. Он, рождённый аристократом, привык равно использовать окружающих и заботиться о них. Даламар отличался: всё детство он был слугой. Едва выбравшись в свободные люди, он бросился в весёлую беззаботность, где больше никто не мог потребовать от него таскать котлы или потакать желаниям мерзавцев. Понадобилось выучить ученика и лишиться наставницы, чтобы понять, что с ответственностью приходила и власть менять мир, где он существовал. — Звучишь как взрослый,— одобрительно ответила Бланка.— Мне нравится твой настрой. — Не ты ли собиралась устраивать мировую революцию или что-то вроде?— спросил Даламар невинным тоном. Туман начинал рассеиваться. Нужно было дождать. Бланка выглядела почти смущённой. — Переворот всей магической системы снаружи оказалось провернуть сложнее, чем я полагала. Менять всё изнутри куда проще, но, вот незадача, для этого нужно иметь высокий статус и много сил. Вот так мы здесь. При всём уважении к её проклюнувшейся рациональности, Даламар не собирался доверять свою ложу этой женщине. Он снова встал в боевую стойку. Бланка отразила её, нахмурила брови, приготовилась атаковать, но вдруг словно учуяла что-то и расслабилась. — А впрочем…— сказала она,— тот, кто мне нужен, уже мёртв. И она подняла свой талисман, исчезая в тумане. Купол спал. Туман стремительно исчезал в вечернем небе. Бланка сдалась. Кто был тем, чьей смерти она добилась?.. Даламар, сбиваясь от напряжения, пустил нить поиска, пытаясь ухватиться за знакомое волшебство Рейстлина… Отклика не было, он почувствовал напряжение в лёгких, как будто почти задохнулся, без всякого тумана... И почувствовал ответ. Знакомая магия коснулась его. Рейстлин был жив. Можно было выдохнуть. Он, не тратя время на путь, переместился туда, где чувствовал Рейстлина, и увидел его, ошарашенного, рядом с Эльдаром и Пар-Салианом. Они посмотрели друг другу в глаза. Даламар плотнее окутал Рейстлина своей магией. Кулон Ладонны неудобно повернулся и врезался в ключицу, напоминая, кому мог бы сослужить действительно стоящую службу. — Поздравляю с победой,— прошептал Рейстлин.— Юстариус мёртв от отравления беленой.***
Вторая смерть главы ложи за месяц стала событием. Случай признали несчастным: тёмный чародей имел полное право использовать своё заклинание, а те, кто решил делать дырки в защитном куполе, сами виноваты в том, что получили. Рейстлин и Пар-Салиан поставили на себя щиты от отравления, а Юстариус принял ядовитый туман за поджигающий и, использовав не ту защиту, погиб. На Пар-Салиана теперь тоже смотрели кровожадно. Где погибли двое, там и до третьего недалеко. Особо остроумные из тёмных уже предлагали светлым свои скромные услуги за разумную плату. Антимодес тихо радовался тому, что всё сражение провёл в библиотеке. Эльдар рвал на себе волосы, подсчитывая, во сколько обойдутся конклаву ещё одни похороны, и строил страшный план мести. Даламар собственное назначение запомнил плохо. В голове было мутно от всего, начиная с тёмных богов, и заканчивая страхом за Рейстлина. Мысли вертелись вокруг одной простой идеи: если тёмные жрецы кому-то служили и получали помощь… значит, другие боги тоже могли начать возвращаться… и он мог сделать то, о чём думал уже, почти в шутку, вспоминая старые эльфийские легенды. Рейстлин чувствовал его настроение, старался держаться рядом. Праздник был весёлый, хоть и омрачённый несколькими смертями. Уставшие тёмные чародеи обменивались переживаниями, повторяли удары, обсуждали странных магов, использовавших чужую силу, разглядывали Даламара открыто и тайно. Даламар не думал о них. Он думал, как глупо будет обращаться к светлым силам в ночь после того, как его назначили главой тёмной ложи. Потом смотрел на Рейстлина. Потом улыбался поздравителям с лицом совершенно не убийственным и, наконец, решился. — Дорогой мой,— коварно предложил он,— не хочешь ли прогуляться со мной в рощу этим дивным лунным вечером? Рейстлин окинул Даламара оценивающим взглядом. — Это неприличное предложение? Поглощённый своими мыслями Даламар не сразу понял, о чём шла речь, а когда понял, искренне возмутился. — Какое ещё неприличное предложение, в лесу земля холодная, а я от твоего весеннего приступа болезни до сих пор седые волосы вытаскиваю. — Ну кто вас эльфов знает, с вашей любовью к природе… Зачем тогда? Даламар и сам не смог бы правильно объяснить. Проверить теорию? Успокоить разум? — Да или нет, Рейстлин?— твёрдо спросил он. Рейстлин закатил глаза с видом самого уставшего на свете человека и улыбнулся. — Конечно же, да. Как я могу отказать тебе. Так они, никем не замеченные, выскользнули из башни и направились в сторону рощи. Отойти следовало так, чтобы никто из случайных прохожих не почувствовал магии Даламара и не прервал ритуал. Решение, конечно, было необдуманным. Но такие заклинания и не создавали на трезвую голову: сначала долго рассчитывали, вынашивали планы, хранили заготовки, а потом срывались в один момент — и всё было решено. Неожиданно подумалось, что мудрые эльфы древности чувствовали то же волнение в свои золотые века, и стало немного проще. Даламар усадил Рейстлина на самый сухой пень в округе, помня о болезненной природе его тела. — Что ты будешь делать?— полюбопытствовал Рейстлин. Он не пытался предвидеть действия Даламара, не ставил щитов и даже не готовился отражать внезапную атаку. Во взгляде Рейстлина был только интерес исследователя. Он знал, что ему не навредят, и от этого на душе теплело. Всё же они стали очень близки. — Колдовство,— нервно ответил Даламар. Он не был уверен, что хоть что-то получится. Он казался сам себе смешным и глупым в его попытке воззвать к наследству предков — как будто предкам не плевать на него! — Это какой-то урок?— продолжал допытываться Рейстлин. Даламар всегда поощрял его неуёмное любопытство, но теперь хотелось, чтобы он ни о чём не спрашивал. Иначе Даламар сорвётся и действительно проведёт какой-нибудь новый урок. — Нет. Это, наверное, единственная магия, которой я не смогу тебя обучить,— усмехнулся он.— Или даже не совсем магия. Так что смотри и слушай, Рейстлин. Даламар достал подаренный Ладонной кулон. Серебряный круг с силуэтом дерева внутри. Ни листвы, ни знаков, только голый ствол и ветви. Заполнить его Даламару придётся самому материалом собственного разума. Сложное сочетание магии и молитвы, которое не сработает, если те, кто показался ему тёмными жрецами, на самом деле были просто сильными волшебниками, а старые боги не думали возвращаться на Кринн. Из всех чудесных амулетов, которыми славилось Сильванести, из всех способов, которыми можно было показать своё расположение к кому-то, этот единственный даже не предполагал ответа в сути своей. Только очень сильный волшебник-эльф мог сотворить такой оберег — который будет охранять только одно существо на всём свете. Этой магии никого никогда не учили, но Даламар помнил сказки своего детства и знал, что должен был делать. Он не умел петь и не знал подходящих слов. Всё, что он мог — отдаться голосу памяти, который шептал: не так важно, какие строки произнести. Гораздо важнее вложить в них суть. Кулон холодил ладонь. Рейстлин смотрел внимательно и удивлённо, и Даламар свободной рукой коснулся его лица. — Будет двое нас на одной тропе, на пути одном,— прошептал он.— Не смирится тот, кто во тьме ночей сотворён огнём. Будет двое нас меж корней берёз, меж ветвей дубов Кто увидит свет, что слепит до слёз, тот поймёт без слов… Даламар улыбнулся. Глаза Рейстлина, широкие и почти алые в свете Лунитари, смотрели на него, и слова какой-то песни, которую он, наверное, знал, приходили на ум. Рейстлин выучил эльфийский достаточно, чтобы понять их. Кулон в ладонях нагревался, впитывал в себя слова, и, наконец, засветился и взлетел над ладонями Даламара. Он всё делал правильно. Он чувствовал взгляд. Было так страшно, что даже смело: Даламар выпустил Рейстлина из своих рук. Сколько всего было повязано на этом человеке! Сколько было страха и тоски, и сколько злости на нерешительность, и сколько гордости и благодарности, и сколько любви. Если только план Рейстлина будет исполнен — Даламар никому его уже не отдаст. Даже смерти. — Держи свою погибель при себе!— почти выкрикнул он,— Не отпущу — и ты не отпускай, Нет времени противиться судьбе, Нет времени опять тебя искать. Держи, держи… Даламар сжал колосок под руками и тот, вытянувшись, легко оплёл кулон, становясь серебряной лозой. Рейстлин поднёс руки к лицу, но не решился себя коснуться, чтобы не спугнуть видение, казавшееся почти сном. Ветер усиливался, распахивал Даламарову мантию, а тот продолжал петь своё заклинание-молитву неизвестному смотрящему, чувствуя холодные касания на груди. Он сорвал цветок, и его лепестки стали листьями на дереве амулета. Он отвернул кулон к свету, и свет улёгся на него узором. — Будет двое нас после стольких зим, после стольких вьюг, Перекрестье слов, перекрёсток снов и скрещение рук. Будет двое нас после молний, гроз, ливней и огня. Кто увидит – пусть не отводит глаз, чтобы всё понять… Дыхание совсем кончилось: только азарт остался. Даламар почти захлебнулся ветром, но не прекратил. Второй раз в жизни такое едва ли удастся провернуть: древние боги капризны и слишком любят драматические сюжеты. Если бы он хоть на секунду отвёл глаза от Рейстлина, он бы увидел, как заискрилась золотом трава вокруг них, как вспыхнули огни на деревьях. Даламар не замечал ничего. Только Рейстлин видел беснование природы, шальной блеск в глазах Даламара, и то, как пустое ранее дерево амулета оплеталось листвой. В воздухе пахло зимой: холодом и снегом, мрамором, покрытым вековой пылью, и заиндевевшей листвой. Рейстлин почти был готов поверить, что видел, как за спиной Даламара стояли тени тысяч чародеев прошлого — как они протягивали ему руки и нити. Рейстлин чувствовал магию, светлую, едва ли не до слепоты. — Держи свою погибель при себе Не отпущу — и ты не отпускай, Нет времени противиться судьбе, Нет времени опять тебя искать… Кулон был почти полон: но Даламар вдруг накрыл его рукавом, и тьма, задрожав, удивлённая, вошла в узор такой же серебряной нитью. На Рейстлина полыхнуло теплом и тенью. По телу прошла дрожь, и он подался вперёд, чтобы не упустить ни мига. Даламар закрыл глаза и выронил последнее: — Держи… Застёжка сомкнулась на Рейстлиновой шее. Он почувствовал прохладу там, где его коснулся металл. Он почувствовал тьму, из тех, что скрывают от чудовищ и поят надеждами, а не тех, что приводят кошмары. Он закрыл глаза всего на секунду, а когда открыл, всё исчезло. Только запах светлой магии колол подушечки пальцев и Даламар устало развалился на примятой траве. Кулон выглядел как самый обычный кулон. Если не знать, что раньше дерево на нём было голым, едва ли в нём можно было различить что-то ещё. Даже магии от амулета не чувствовалось, хоть Рейстлин и знал: сила в этом сосуде была колоссальная. Он задумчиво провернул подвеску между пальцев, огладил цепочку. Даламар тяжело дышал, но выглядел умиротворённым. — Ты сделал оберег,— сказал Рейстлин. Даламар издал какой-то звук и не шевельнулся. Азарт колдовства уходил, и Даламар снова терялся, не зная, как объяснить, что произошло. Он и сам не понимал толком. Рейстлин подсел ближе, перекинул руку через Даламара, чтобы нависнуть над ним и разглядеть, как следует, порозовевшие уши. Он задумчиво убирал с лица Даламара пряди, ощущая, что что-то изменилось, но не понимая, что именно. — Эльфийская традиция? Что-то вроде камня-звезды? — Что-то вроде,— согласился Даламар.— Он настроен на тебя лично. И будет лично тебя охранять. Я не знаю, как именно это работает. Он перехватил Рейстлинову ладонь, коснулся губами. Хотелось быть ласковым и тихим, и чтобы умиротворение между ними не проходило. Но земля и вправду была холодной, а на утро намечались дела. — Надо возвращаться,— печально выдохнул он, поднимаясь. Рейстлин не отодвинулся, и они оказались чарующе близко друг к другу. Странная магия Даламара придала смелости. — Как по вашей традиции будет правильно ответить?— шепнул он, касаясь своим кончиком носа Даламарова. Даламаров нос был холодным. — Никак. Это… одностороннее. — Значит, я могу придумать сам,— заключил Рейстлин и наклонил голову так, чтобы поцеловать Даламара самым удобным образом. Вышло всё равно неудобно: отчасти из-за травы, отчасти из-за коленок, которых было как-то слишком много на них двоих, но Рейстлину всё равно было чарующе хорошо. — Завтра вечером — будем вместе,— предложил Рейстлин, когда они уже шли обратно. — Это непристойное предложение?— улыбнулся Даламар.— Я думал, тебе не очень интересно такое. Рейстлин беспечно пожал плечами. — Рано или поздно всё равно стоит попробовать. Тем более после этого эльфийского ритуала. А с тобой мне всё будет интересно. Даламар сжал его руку крепче. Неужели на Рейстлина так подействовала эта магия? Или день был слишком полон эмоциями? — У меня другое предложение,— заявил он,— мне уже выделили покои архимага с крайне удобной кроватью. Так что мы можем отправиться прямо туда и очень романтично спать всю ночь и выспаться. А завтра вечером будет всё, что ты пожелаешь. Глаза Рейстлина хищно блеснули: он многое мог пожелать, а идея разделить постель с Даламаром нравилась ему необычайно. Они оба так устали, что уснули, как только коснулись подушек. Даламар оказался в осиновой роще, похожей на ту, что росли в Сильванести. Рядом с ним стояла эльфийка с белыми ресницами и бровями. — Извини за вторжение в твой сон,— улыбнулась она,— уж очень мне хотелось увидеть первого, кто обратился ко мне. Даламар, значит, да? Это имя тебе подходит. — Так старые боги и вправду возвращаются,— выдохнул он. Её глаза стали печальны. — Кто-то не уходил, а кто-то уже не вернётся. Богиня излучала спокойствие и силу. Такими были все эльфийские королевы в песнях и балладах. Даламару казалось, что бог эльфов в легендах являлся в облике мужчины, но после Бланки его уже мало кто мог удивить таким простым несоответствием. — Я не думал, что вы откликнетесь на зов тёмного эльфа, госпожа,— вырвалось у него. — Не я поделила эльфов на светлых и тёмных,— отрезала она,— и за тебя я в ответе так же, как и за всех остальных. Богиня приблизилась. Её лицо смягчилось, а ладонь коснулась щеки Даламара. — Ты не вспомнишь это сновидение, дитя, но ты будешь знать: я исполню твою молитву и сохраню твоего человека. Стрела обойдёт его, и яд в его кубке прольётся. Богиня мягко толкнула его назад, и Даламар погрузился в мирный сон без сновидений, чтобы наутро забыть эту встречу. Наутро же Рейстлин постарался и вызнал у Эльдара всё, что мог, про полученный талисман. А вечером случилось то, что должно было случиться между двумя существами, которые любили друг друга и желали друг друга слишком долго, чтобы держать эти чувства в себе. А потом наступила осень.