* * *
— Я не сбегу, обещаю. — В голосе Джина слышалось недоумение и как будто немного строгости, которая вот-вот должна была вылиться в рекомендацию убрать руку, но заметив широко распахнутый взгляд Чонгука, он тут же смягчился. — Ты же все равно меня догонишь. — Тебе неприятно? — Чонгук спросил так, как будто уже приготовившись драться, если вдруг Джину на самом деле это не нравилось. Драться или плакать — сказать точно было в принципе невозможно. — Просто у тебя профессиональная хватка, а у меня тонкая анатомическая организация. Намного более хрупкая, чем твои накаченные руки. — Джин мягко улыбнулся, первым покинув впускающие и выпускающие желающих двери кампуса, до этого приложив пропуск к валидатору. Это был повод сбежать, но Чонгук был настойчив. Правда, теперь он был намного деликатнее. — Значит, буду защищать тебя. — Защищать меня? Да ты себя защитить не сможешь! Джин неожиданно резво и ловко вывернулся из тех самых сильных рук, чуть пригнувшись и начав тыкать Чонгука в живот, на самом деле рискуя сломать пальцы о жестко вытренированный пресс. И прежде чем оказать сопротивление, Чонгук засмеялся, пытаясь схватить Джина, который проявлял чудеса ловкости, за руки, но тот не унимался, начав его щекотать. Чтобы поднять настроение, потому что перед глазами до сих пор стояло его недовольно озлобленное лицо, с которым он вошел в комнату. — Джин! — Чонгук заливался, а потом, как будто до этого только усыплял бдительность, перехватил руки Джина, заведя их ему за спину. — Ай-ай-ай, ты поймал меня… — Джин поднял брови и поджал губы с таким неподдельным огорчением, что Чонгук уже собрался просить прощения, затем только заметив хитрый блеск в ореховых глазах. — Один-ноль в твою пользу, Чон Чонгук. — Ты поддался мне? — Чонгук не мог не воспользоваться возможностью, прижимая к себе Джина, перехватив его руки с запястий на предплечьях, чтобы случайно не травмировать и не оставить синяки. — Нет. Ты победил в честной схватке. — Джин почему-то самодовольно улыбался, затем вновь ловко выпутавшись из удерживающих его рук, при этом оглядевшись, чтобы убедиться, что у этого представления не было зрителей. — Значит, ты меня сегодня угощаешь. — Правильно, потому что я мужчина. — Чонгук гордо задрал подбородок, пока Джин резко выпрямился, нахмурившись. — Это на что это ты намекаешь? — Он подозрительно прищурился, пока Чонгук протянул руку, чтобы взять его за плечо, но Джин увернулся, продолжая смотреть непримиримо, но при этом все равно игриво. Однако от Чонгука нельзя было так просто уйти. И он доказал это, стремительно схватив Джина за находящееся к нему ближе всего предплечье, дернув к себе и развернув спиной, успев сжать и вторую руку. — Это арест? Я требую адвоката! — Джин пыхтел, пытаясь выпутаться, но делал это явно вполсилы, лишь создавая видимость. Чтобы Чонгук продолжал улыбаться. — Будешь наказан за сопротивление. — Чонгук сказал это уверенно, даже строго, прямо Джину на ухо. А Джин как будто только этого и ждал, начав вырываться увереннее, остановившись только в тот момент, когда Чонгук прикусил его за шею. Слегка, без сильного нажима, чтобы не оставить след, затем прижавшись к коже губами. — Мы уже обсуждали это, Гук... Однако, вопреки ожиданиям, Джин расслабился, перестав сопротивляться, но лишь для того, чтобы затем уверенно высвободить свои руки, развернувшись к Чонгуку лицом, гордо задрав голову. — Один-один. — Он торжествовал, пока Чонгук уже продумывал план мести. — Эй, не смотри так на меня! Мне страшно. Джин, будто уже защищаясь, выставил перед собой указательный палец, убедительно хмурясь. — Да ладно тебе, пойдем. — Чонгук взял его за выставленную руку, сделал несколько уверенных шагов вперед, заставив обескураженного Джина засеменить за собой. А потом Чонгук резко остановился и повернулся, от чего не ожидающий такой резкой остановки Джин врезался в его грудь, пока Чонгук, свободной рукой взял его за шею и поцеловал. Прижался губами к губам. Сорвал мягкий, вкусный поцелуй, не ограничившись одним и сразу, чтобы не дать время Джину одуматься, приложившись к сладким губам еще раз. Но Джин и не думал сопротивляться, вместо этого лишь прикрыв глаза и самодовольно улыбаясь. Недолго. Потому что его губы вновь накрыл новый поцелуй. Почти невинный, но все же не сжатыми губами, а чуть приоткрытыми, чтобы лучше распробовать. — Хорошо, Гук. Два-один в твою пользу. — Он смотрел на Чонгука так, как будто что-то знал или задумал или уже успел предпринять, чтобы сравнять счет, но это не было страшно — только волнующе. Особенно когда взгляд Джина упал на губы Чонгука, по которым Чонгук в неосознанном движении провел языком. — Но в следующий раз лучше поинтересоваться заранее, достаточно ли мы близки для оральных ласк. Чонгук задумался, что конкретно имел ввиду Джин под оральными ласками, затем сразу приготовившись отстаивать свои права, тем более, он не сделал на самом деле ничего преступного. — Это тот самый поцелуй, что ты мне обещал. И теперь просто скажи, что тебе не понравилось — я больше не буду так делать. — Мне не понравилось. Несмотря на вполне негативный посыл, Джин улыбался, в реальном времени наблюдая за тем, как убедительно надувались щечки обиженного Чонгука, в конце концов заставив Джина засмеяться. — Мне понравились твои губы, но не понравилось то, что ты не оставил мне выбора. А значит, следующий поцелуй будет за мной. В противном случае, мне придется говорить с тобой по-другому. — Звучит так, как будто этот поцелуй был последним. Но ничего, Чонгук настойчивый.* * *
День располагал к тому, чтобы вальяжно устроиться в парке на лавке, желательно, в тени, а воскресенье, в свою очередь, располагало к тому, что мест не было. Скамейки были заняты, даже те, что были лишены защиты от почти по-летнему жаркого солнца. Но шанс расположиться в тени все же оставался. — Я пожалею об этом. — Джин, передав Чонгуку свою порцию корн-догов и ярко плещущийся в высоком пластиковом стакане клубничный лимонад, усаживался на траве, пока Чонгук, логично предложивший именно этот вариант, победно наблюдал за ним. Уговорил. — Не пожалеешь. — Чонгук опустился рядом, проигнорировав протянутые Джином руки и самостоятельно справившись со стаканами и картонными коробками. — Видел, как умею? Он самодовольно улыбался, передавая Джину его порцию фаст-фуда, пока Джин не переставал умиляться, наблюдая за тем, с каким аппетитом Чонгук сразу же принялся за нанизанную на палку и зажаренную в хрустящей панировке сосиску. В здоровом теле — здоровый дух. И здоровый аппетит, и Джин долюбовался до того, что Чонгук округлил глаза, замерев с куском сосиски между зубов. Который оперативно быстро прожевал. — Что? — Он даже поднял брови, как будто приготовился услышать от Джина недовольство или какие-то возражения, но Джин только улыбнулся, вонзив зубы в свой корндог, вместо сосиски выбрав сыр. Который не разочаровал его, потянувшись путеводной нитью за его губами, во время того, как Джин эффектно уводил его от рта, затем забавно причмокивая губами, собирая образовавшуюся сырную ленту, от удовольствия прикрыв глаза. Чонгук даже рот открыл от того, насколько это вкусно выглядело. Именно вкусно, а не аппетитно, потому что аппетитно это было даже в тот момент, когда продавец протягивал им картонные упаковки. — Мммм… — Джин открыл глаза, облизав губы и сразу наткнувшись на завороженный взгляд Чонгука. — Хочешь? Чонгук был похож на попавшего под гипноз змеи кролика, и Джин почти ощутил в себе мотивацию вернуться к ларьку и взять для него дополнительную порцию. Но вместо этого протянул палочку с зажаренным и манящим даже с расстояния сыром. Чонгук отхватил половину, повторив всё то, что до этого делал Джин, очень забавно сведя глаза к переносице, пока следил за тем, как растягивался сыр. И Джин рассмеялся, пока Чонгук, продолжая торопливо и со вкусом собирать сырную ленту губами, поднял на него глаза. — Ты прелесть. Это все, на что хватило Джина, который пытался сдержать смех теперь, когда Чонгук, все с тем же расплавленным и тянущимся сыром наперес растянул губы в самодовольной улыбке. — Почему я взял другое? — Чонгук, вернув Джину его закуску, раздосадованно надул щеки. — Повод вернуться. — Джин быстро прикончил остатки сырного корндога, начав утираться салфетками, аккуратно сложив всё использованное в опустевший картонный поддон. — С тобой? — Чонгук нетерпеливо вонзил зубы в уже кажущуюся не такой вкусной в сравнении с сыром сосиску. — Можешь ответить мне на один вопрос? — Джин, еще раз вытерев руки, схватился за стакан с лимонадом, сделав пару глотков через трубочку, и Чонгук против воли уставился на его губы. — Можно? — Ага. — Чонгук на автомате кивнул, взявшись за свой второй корндог, до этого оправдавшись (и Джин до сих пор не мог понять, зачем) тем, что теперь усиленно тренировался и нуждался в энергии. — Почему ты такой нетерпеливый? — Джин согнул ноги, разложив руки на коленях, пока Чонгук задумался. — Ты торопишься. Ты всегда торопишься, когда дело касается… романтики? Кажется, это слово максимально близко для мировосприятия Чонгука (по воспоминаниям о том, как он смущался) описывало поцелуи и весь, по задумке приводящий к сексу процесс ухаживаний. — Тебе всё же было неприятно? — Чонгук смотрел на Джина с отчетливым сомнением, которое не терялось даже на фоне его увлеченно жующего рта. — Я задал вопрос, Гук. — Джин улыбался, чуть наклонив голову, как будто освободив ухо для более тщательного вслушивания в готовящийся ответ. — Я считаю, что если люди нравятся друг другу, ухаживания и прочее — это пустая трата времени. Ухаживания лучше отложить до момента, когда вы определились в чувствах — это будет намного приятнее. И надежнее. — Чонгук пожал плечами, теперь повторяя за Джином весь его ритуал очищения рук и приведения оставшегося мусора в порядок, который затем будет удобно донести до урны. — Я не говорил тебе, что ты мне нравишься настолько, что я готов с тобой лизаться. Или я чего-то не помню? — Джин звучал максимально нежно и неопасно для самолюбия, улыбаясь мягко, но Чонгук опустил взгляд, поджав челюсть, при этом зубами закусив трубочку от своего фруктово-ягодного напитка. — Я больше так не буду. Джину пришлось закатить глаза, потому что он тут же почувствовал себя виноватым, видя, как надулись щеки Чонгука. Разумеется, он полагал, что это может слегка подобидеть, но тем не менее, этот вопрос не мог остаться без выяснения. — Хорошо. — В смысле, хорошо? — Чонгук повернул к Джину голову, и в настороженном взгляде читалось искреннее возмущение. — Я на самом деле тебе настолько неприятен, что… — Гук, если ты думал, что купив на общую кухню сковородки, заслужил мою лояльность, вот в таком масштабе, у меня плохие новости. — Я купил сковородки, чтобы ты чаще готовил, а я вкуснее ел. А еще чтобы проводить с тобой больше времени и заслужить очки как новый сосед, потому что вы с Юнги успели за это время подружиться. Потому что я не хочу быть третьим лишним. — Чонгук чеканил слова, пока Джин не переставал удивляться такой… на самом деле заслуживающей уважения откровенности. Он ценил это. — Спасибо, Гук. Я оценил этот жест, как и Юнги. И я не позволю, чтобы в нашей общей комнате ты чувствовал себя лишним. — Джин хотел быть убедительным, а получился неожиданно ласковым, заставив Чонгука поднять на него свои округлившиеся глаза. — И не смотри на меня так, потому что… — Джин нахмурился. — Это нечестно! Ты слишком очарователен! — Зря ты это сказал. — Чонгук покачал головой, затем самодовольно улыбнувшись. — Только попробуй использовать это против меня. — Джин убедительно нахмурился, выставив указательный палец, которым, для пущей убедительности, потряс в воздухе. — Я разозлюсь. Чонгук отвернулся, а затем, повернувшись, уставился на Джина широко раскрытыми глазами, чуть приподняв бровки. А Джин надул щеки, показывая недовольство. И Чонгук широко улыбнулся, явно теперь пытаясь не смеяться. А улыбался он как кролик. Смотрел как олененок, а улыбался как кролик. Господи, ну и как здесь можно сохранять взрослое самообладание?! — А ты привык долго ухаживать? Мне кажется, тебе не составит труда соблазнить любого одним махом. — Чонгук вернулся к затронутой до этого теме, потому что, судя по его в один миг ставшему сосредоточенным подрумянившемуся лицу, она была актуальна. — Флиртовать. Мне нравится флиртовать. Точнее… — Это было слишком грубое определение, и Джин теперь пытался подобрать что-то менее претенциозное. — Мне нравится… игриво узнавать другого человека прежде чем перейти к чему-то сексуальному. Под сексуальным я имею ввиду всё, что может привести к сексу. Даже в отдаленной перспективе. — Что значит игриво узнавать? — Чонгук нахмурился, и Джину показалось, что если бы теперь при нем был рюкзак, он бы достал блокнот и начал конспектировать. — Ходить вокруг да около, не касаясь главного. — Джин смог сформулировать неожиданно точно и внезапно, успев удивиться собственной силе мысли. — Чтобы второй не вытерпел и сделал первый шаг? — О! — Джин удивленно поднял брови. — Точно! — Он самодовольно улыбнулся. — Очень удобно. И, кстати, эффективно, потому что позволяет на берегу оценить, насколько заигрывания взаимны. — И вновь Джин удивленно округлил глаза. — Заигрывания! Точно! Не флиртовать, а заигрывать. — Он удовлетворенно улыбнулся. — Кажется, что одно и то же, но… Заигрывать мне нравится больше. Это даже звучит увлекательнее, чем просто флирт. — То есть, по твоей логике, мне бы теперь стоило с тобой заигрывать, пока ты бы сам меня не поцеловал? — Чонгук по-прежнему был сосредоточен, пока Джин коротко кивнул. — Знаешь, твои методы тоже имеют право на жизнь, но если бы ты подкатил с такой тактикой к Юнги, совершенно точно бы огреб. — Джин усмехнулся. — И он, кстати, имел бы полное право на нежное и необидное рукоприкладство, потому что ты бы нарушил его личные границы. Чонгук слушал так внимательно, как будто собирался повторить такое и с Юнги. И Джин даже засомневался, но потом Чонгук закатил глаза, махнув рукой. Как будто для пущей убедительности. — Я не собираюсь целовать Юнги. Но с ним и заигрывать, знаешь ли, опасно. Джин засмеялся, пока Чонгук смотрел на него с недоумением. — Когда я только с ним познакомился, был такого же мнения. — Джин улыбнулся, ласково отсвечивая ностальгией в устремленных вдаль глазах. — И если ты думаешь, что у нас с ним сразу началась идиллия, ты ошибаешься. Он и мне показывал характер. И меня он пытался выжить. Но здесь как с любым котом, которые успел побывать в уличной драке — так просто на руки не возьмешь. Сначала подкормить, потом проявить заботу на вытянутой открытой ладони, чтобы не рисковать лицом… — Стараться так ради какого-то левого чувака, который только то и делает, что смотрит на тебя косо? Сомнительное удовольствие. — Чонгук хмыкнул. — По началу для меня это было просто испытание. — Джин отставил стакан, откинувшись на заведенные за спину руки. — Мне было интересно, смогу ли я его расположить к себе. А когда начал располагать, весьма удачно и продуктивно, понял, что мы с ним очень хорошо сочетаемся. Не одинаковые, а именно сочетаемся. И с этого момента всё стало просто и приятно. Хотя он и теперь иногда выпускает когти. Но это не напрягает. — У тебя настолько большой опыт… общения, что ты справился с Юнги, в отличие от четырех его несчастных сожителей до тебя? — Возможно, Чонгук хотел назвать это другим словом, но Джин интуитивно понял, что он имел в виду. — Достаточный. Но только не опыт общения. — Джин улыбнулся так, что сразу стало понятно — больше комментариев относительно этой темы не будет. И Чонгук решил немного сменить курс. — А опыт заигрываний? Судя по тому, как решительно я сделал первый шаг, ты точно специалист. Джин оценил этот ловкий маневр и посмотрел на серьезного Чонгука с оценивающей благодарностью. Оценивающей, потому что он теперь только начинал его узнавать. — Тоже достаточный. — Джин улыбнулся намного свободнее. — И я уверен, что в отношениях самый увлекательный и запоминающий период — это именно заигрывания. Всё то время до финального объяснения. Он самый волнительный, эмоциональный. Когда тебя буквально бросает то в жар, то в холод даже от неосторожно брошенного взгляда или оброненного в твоем присутствии слова. Чонгук вновь слушал очень внимательно, соглашаясь и кивая, затем подняв на Джина полные сомнений глаза. — А заигрывать можно научиться? Потому что я, очевидно, не умею. — Я не знаю. — Джин отнесся к вопросу вполне серьезно, пожав плечами. — Наверное. Но я не учился — оно всё само откуда-то берется. — Откуда? — Это был явно научный интерес, и Джин решил задуматься. — Любопытство. Интересно, какой будет реакция. И оценить ее, чтобы понять, какие у меня шансы на успех. А еще, возможно, побаловать свое самолюбие. Но, Гук. — Джин мягко улыбнулся, чуть больше развернувшись к Чонгуку. — Это не универсальный рецепт. В тебе и твоих методах своя прелесть. — Только они тебе не нравятся, да? — Ты не оставляешь мне места для заигрываний, Гук. — Джин покачал головой, пока Чонгук поднял на него недоумевающий взгляд. — Вот я, может, хочу пофлиртовать с тобой, но ты задаешь слишком прямые вопросы, а я не привык обманывать. — Ну, тогда ты можешь меня сразу поцеловать. — Чонгук пожал плечами, подозрительно быстро отведя глаза в сторону, что стало еще подозрительнее, когда Джин заметил, как дернулись вверх уголки его губ. — Вот ты хитрюга! — Джин нахмурился, и Чонгук не стал скрывать улыбку. — Поцелуй — это обещание. А я не люблю давать обещания, которые, возможно, не смогу сдержать. — Обещание чего? — Чонгук теперь был заинтригован. — Обещание того, что ты отстираешь от моих джинсов следы травы. — Джин собрался встать, но Чонгук, оперативно и со спортивной реакцией ухватив его за руку, этим самым его остановив. — Обещание взаимности, Гук. — Я не признавался тебе в чувствах, а, значит, формально ты не должен мне никакой взаимности. — Я читаю между строк. — То, что ты видишь между строк — только твоя интуиция, которая может не иметь ничего общего с действительностью. — То есть, я тебе не нравлюсь и ты не ждешь от меня взаимных чувств? — Джин, казалось, удивлялся так искреннее, как будто в один момент потерял всю уверенность в себе. — Нет. — Нет, не нравлюсь или нет, нравлюсь? — Прочитай между строк. Чонгук смотрел на Джина прямо, и по его блестящим глазам и таким же блестящим аргументам было понятно, что это всё на самом деле было состязанием для него, поводом испытать свои возможности. С одной стороны, это было грустно. С другой — увлекательно, потому что он… На самом деле, это был самый нетривиальный флирт, с которым Джину доводилось встречаться до этого. Основанный на логике. На аргументах. Джин не оставлял выбора, провоцируя, а Чонгук просто доказывал, что имеет на это право, на самом деле, так же лишая до этого подготовленных оснований для отказа. — Подвинься ко мне. — Джин положил руки на колени, по привычке, однажды перестав замечать это, сильнее выпрямив спину и расправив плечи. Чонгук не подвинулся, а переместился, встав рядом с Джином на колени, затем опустившись на пятки. Разумеется, он знал, что так будет. Но знание не мешает удовольствию, и находчивость должна быть вознаграждена. И только поэтому Джин положил свои ладони ему на шею, притянув к себе. Плевать, что Чонгуку будет неудобно, потому что теперь Джин давал ему то, чего он хотел. Губами в губы. Поцелуй из вредности. Джин до этого пытался позаботиться о чужих чувствах, как полагается любому воспитанному и сознательному гражданину, а теперь пытался сделать это прикосновение неизгладимым впечатлением, воспоминанием, волнением, зудящим в заднице при каждой мысли. Чтобы знал. Насколько мягкими и деликатными были губы Джина. Чуть приоткрытыми, бережно касающимися сначала верхней губы, затем нижней, чуть повернув при этом голову и заставив Чонгука, который одной рукой упирался в колено Джина, губы приоткрыть. Он дразнил его короткими, не задерживающимися надолго поцелуями, которые логично быстро закончились. — Хочу с языком. — Чонгук не открывал глаза, пока Джин отстранил его, самодовольно улыбаясь. — А я хочу стать богатым и знаменитым. Чонгук глаза открыл, прямо смотря на Джина, затем потянувшись руками к его лицу. — Не нужно, Гук. — Джин мотнул головой, мягко, но уверенно обхватив пальцами приблизившееся к нему запястье, опустив руку. — Я не люблю, когда касаются моего лица. — Не буду. — Чонгук смотрел на него широко раскрытыми глазами, но теперь в блестящем взгляде было другое настроение. — Но ты остановился на полпути. Это не целесообразно. — Мне не понравилось. — Джин улыбнулся, и Чонгук улыбнулся в ответ. — Не ври. — Он улыбнулся шире, видя, как Джин насупился, но возражать не стал. — Пожалуйста. Джин сомневался, выбирая между желанием угодить невинному капризу и нежеланием поддаваться на провокацию. Но он уже поддался, а значит, уже проиграл. А чем разгромнее итоговый счет, тем меньше горечь поражения, потому что все мысли обращаются к неминуемому реваншу. Джин чуть приподнялся, свободной рукой, пока другой все еще держал запястье Чонгука, прихватил его за шею и притянул к себе. Чонгук на самом деле приготовился к чему-то обстоятельному, прекрасно зная, что целоваться у него получалось достаточно хорошо, чтобы Джину захотелось еще, но Джин лишь провел языком по его губам, этих самых губ, которые Чонгук тут же бессознательно облизал, даже не коснувшись. Все равно что покорно идти на поводу, а в решающий момент свернуть и скрыться в неизвестном направлении, оставив после себя разочарование и коварно усыпленную бдительность. Но Чонгук не был разочарован. Потому что в любом случае победил. И проиграл. Потому что этот поцелуй всё-таки не был обещанием, о чем он сам позаботился.* * *
Вечер воскресенья прошел тихо, и эта тишина в комнате нарушалась лишь сосредоточенной работой мозговых извилин всех ее обитателей, которые с головой погрузились в дела учебные. Это был тихий вечер, и они даже не говорили друг с другом, поужинав по отдельности из-за разной степени вовлеченности в процесс подготовки к новой учебной неделе. Это умиротворяло. Как будто все разногласия и противоречия в один миг позабылись, сдавшись обязательствам перед системой образования. Понедельник, как водится, всегда был тяжелым днем, а для Джина вдвойне, потому что ему самостоятельно пришлось искать кабинет, в котором музицировал Юнги. А если учесть, что в корпусе музыкантов Джину приходилось бывать настолько нечасто, что почти никогда, это стало трудной задачей. — Извини. — Джин, который до этого аккуратно приоткрыл дверь, чтобы убедиться в том, что не ошибся, сразу заметил Юнги, который уже расположился за инструментом. — Задержались на изучении структуры сценария. — Ничего. — Юнги повернулся к нему, улыбнувшись. — Я не начинал без тебя. Эта перемена была заметна невооруженным глазом, особенно для глаза Джина, который до этого слишком был наметан на холодность и показную невозмутимость его дорогого соседа. Теперь Юнги был другим. Он даже говорил тише и мягче, от чего его шепчущий голос буквально зачаровывал. В маленькой комнате, в которой буквально помещалось только фортепиано, скамейка и небольшой стол, установленный прямо напротив окна, была своя атмосфера, которая самым волнующим образом никак не сочеталась с тем, что творилось за дверью, в постоянно суетящихся коридорах. И вполне возможно, виной этому особому настроению был Юнги. — Ты будешь просто смотреть? — Он повернулся к Джину, который аккуратно присел рядом, вынужденно к Юнги прижавшись. — И слушать. — Джин кивнул, с любопытством уставившись на установленную на подставку нотную тетрадь, в которой уже были какие-то музыкальные пометки. Ноты, очевидно. — Жаль, что пианино расстроено. — Юнги поджал губы, поставив на клавиши пальцы, которые тут же начали извлекать звуки, местами спотыкающиеся. Но Джин не обращал внимание, загипнотизированный тем, как легко и грациозно руки Юнги скользили прямо перед его глазами. И он даже не мог пошутить по поводу того, что настали настолько сложные времена, что расстраивались даже пианины. — Некоторые клавиши западают… Боюсь, скоро всё заменят электроникой. — А тебе нравится так, да? — Джин продолжал следить за пальцами, которые сплетали простые и незатейливые звуки в легкую, затейливую гармонию. — Да. Примерно такое пианино стояло у нас дома. Моя первая любовь. — Юнги с ностальгией улыбался. — Не хочу показаться дедом, но в музыкальном дереве больше души, чем в том, что включают в розетку. — Ты не кажешься дедом, ты и есть дед. — Джин не отрывал глаз от инструмента, но заметил, что Юнги улыбнулся. — Занятия по сольфеджио и основам полифонии заставили меня состариться раньше времени. И поседеть. — Юнги взялся за карандаш и нотную тетрадь, которую тщательно сложил по корешку. — Я обещаю не мешать. — Джин засунул сцепленные руки между коленей, расправив плечи и уставившись на клавиши. Юнги о чем-то думал, а затем вернул на место тетрадь, повернувшись к Джину. — Хочешь поиграть? — Я не хочу тебе мешать. — Джин почему-то виновато улыбнулся. — Я знаю, чего тебе стоит выбить время за инструментом, поэтому… — Пустяки. — Юнги закатил глаза. — И не беда. Давай руки. Джин нерешительно вызволил ладони, еще более нерешительно поставив их на клавиши. — Не бойся. Хуже ему уже не будет. Юнги просто наблюдал, пока Джин вспоминал те моменты из детства, когда им, детям, не разрешали касаться инструмента на занятиях музыкой в школе, от чего пианино сразу обретало статус чего-то священного. Он надавил наугад и сразу нарушил установленную Юнги музыкальную гармонию. А потом еще раз. А потом вспомнил, как это делала учительница, и сложил ноты во что-то отвратительное, тут же убрав руки, испуганно посмотрев на Юнги. — Неплохо. — Он мягко улыбнулся, еще мягче положив руку на колено Джина. — Попробуй повторить это. Три ноты, изящное движение длинных пальцев Юнги, и Джин неуверенно повторил. — Отлично получается. Давай теперь так. Кажется, Юнги нравилось так же, как Джину, потому что Джин на самом деле вернулся в детство. В ту его часть, которая не успела попасть под грозовые тучи и придавить его вместе с его детской непосредственностью. И стало нравиться больше, когда Юнги, потеряв смущение и пренебрежение тактильностью, взял его пальцы, начав их бережно переставлять по клавишам, накрыв своей широкой ладонью. Он что-то приговаривал, сосредоточенно улыбался, пока Джин переводил свой недоумевающий взгляд с собственных рук, на Юнги, на нем же взгляд остановив. — Ну, перестань так на меня смотреть. — Вопреки ожиданиям, Юнги не нахмурился, как делал обычно, а улыбнулся. Джин хотел что-то ответить, но вместо этого опустил глаза. Это было как-то… непривычно. Появилось ощущение, что Юнги всё это время лишь притворялся вредным сухарем, теперь только показав свою сущность. Мягкая сдобная булочка с игривой сахарной посыпкой. — Лучше поиграй сам… для меня. Джин нерешительно убрал руки на колени, удивившись своему волнению. С чего вообще?.. — Или я буду тебе мешать? — Джин оценил, что из-за него Юнги теперь будет сложнее добраться до края музыкальной клавиатуры. — Ты не можешь мне мешать. И мне не нужен верхний регистр, обойдусь без четвертой октавы. Джин быстро сообразил, несколько раз ударив по крайним нотам, едва-едва расслышав их натужный писк. — Сыграю тебе что-нибудь… — Юнги выпрямился и поставил на клавиши руки, пока Джин немного сдвинулся назад, упираясь руками в углы скамейки. Юнги теперь легко мог бы откинуться на его широкие плечи, но это был не тот момент. И Юнги думал о другом. А потом о другом заговорил, но только не голосом и словами, а музыкальными созвучиями, которые так ловко и так красиво, как искры, высекались из-под его пальцев, просачиваясь в уши Джина. Искрящиеся гармонией переливы, которые самым приятным образом щекотали заволоченные рутиной, как туманом, мозги. Джин прикрыл глаза. И музыка тут же стала звучать мягче и медленнее, связывая отскакивающие от пальцев звуки в нечто мелодичное, будто нанизав на нитку все задорно рассыпавшиеся до этого бусины. Ему захотелось положить голову на находящееся очень рядом опущенное плечо. И он положил. А Юнги сразу остановился. И Джин голову поднял. — Извини. — Верни на место. Я… — Низкий голос чуть-чуть дрогнул, чтобы затем вновь заурчать. — Послушай это. Джин вновь положил голову на плечо, и Юнги, выдохнув, заиграл новую мелодию. Она явно была сложнее предыдущей. — Это доминант септаккорд. — Юнги остановился на красивом созвучии, затем переведя его в похожее, как будто спускаясь вниз. И у Джина по спине забегали мурашки. — Теперь квинтсекст… — Он передвигал по одному пальцу, пока Джин пытался понять, как ему это удается без необходимости вывернуть суставы. — Терцкварт… И секунд аккорд. Джин собирался задать вопрос, но Юнги уже продолжил, перестав выкручивать мозги Джина своей техникой, став проще и понятнее перемещаться по клавишам. Легко и приятно. И Джин, улыбаясь, чуть подвинулся на плече, начав улавливать запах… Запах Юнги. Интимный момент, потому что до этого Джину редко удавалось задерживаться так близко и так долго на его шее. До этого он просто прижимал ухо к его плечу, лишь обозначая присутствие. А теперь… оно само получилось. Юнги подпустил его слишком близко и даже не испытал сердечный приступ. Но все же закончив играть. — Ну и как… — Он, явно забыв, что Джин был теперь в непосредственной близости, повернул голову, подбородком неожиданно уперевшись в губы. Очень мягко. Неожиданно мягко, и он невольно отшатнулся, тряхнув головой в противоположную сторону. — Извини. — За что? — Джин поднял голову, совсем не удивленный такой реакцией и потому не обидевшийся. — Моя вина. — Нет. — Юнги повернулся к нему. — Просто не ожидал. Резко… Не ударил? Юнги смущался, но теперь не пытался скрыть это за закатанными глазами — скорее за заботой. Забавной. И взволнованной. И Джин улыбнулся. — Можешь поцеловать, где болит. И всё пройдет. — Улыбнулся хитро, как всегда в игривой манере испытывая Юнги на прочность. И мысли сами собой вернулись в те теперь кажущиеся далекими и особенно прекрасными времена, когда они краснели, боялись и рисковали умереть от инфаркта просто… Коснувшись губ. Юнги его поцеловал. Юнги. Поцеловал. Его. Едва прикоснулся, едва задержался, но не отпрянул резко, а будто задумавшись, медленно отстранился, оставляя после себя на губах только постепенно остывающий горячий выдох. Джин был застигнут врасплох. Разговоры о границах, о том, что он не разрешал и всё прочее… Хотелось только спросить КАК. Как он смог решиться?.. — Ладно, а теперь займемся делом. И Юнги взялся за нотную тетрадь. Джин видел, что его пальцы слегка подрагивали. Наверное, он теперь осознавал, что наделал. Испортил их дружбу? Но ведь нет закона, который бы запрещал друзьям вот так слегка… Юнги сглотнул. Он просто поддался, вот и всё. Ничего такого. Позволил себе лишнее, но в этом лишнем еще чего-то… совсем лишнего не было. — Юнги. В голосе Джина слышалась улыбка, и Юнги повернулся к нему, на самом деле заметив самодовольно растянувшиеся губы. — А ведь реально не болит больше. Он пытался разрядить насыщенный эмоциями момент или заставить Юнги провалиться сквозь землю? — Извини. — Просто не делай так больше. Прозвучало так, как будто не о поцелуе. А о чем? О том, что Юнги до этого якобы причинил ему боль, на самом деле просто в решающий момент тупанув и в очередной раз оказавшись дураком? Не было времени поразмыслить, потому что нужно было писать. Сочинять. И не только музыку, но и оправдания, которые заставили Юнги неосознанно сжать челюсть. На которой, у самой мочки уха, он ощутил очень нежное касание губ. Как будто и не поцелуй вовсе, а лишь прикосновение чего-то мягкого и расслабляющего. — Расслабься, котик. И получай удовольствие. От чего именно? А что дальше? Всё это глупости. Но... обычно, чем дальше, тем глупостей больше.