* * *
— Знаешь, твоя мама очень хорошо готовит! — Чонгук уплетал за обе щеки жареную курицу, изредка прерываясь на глоток вовремя затерявшегося в холодильнике холодного пива. — Вообще, она моя мачеха, но я называю ее мама. И маме будет очень приятно узнать, что два очень хороших мальчика очень с аппетитом ели то, что она приготовила. — Джин с обожанием и чувством глубокого морального удовлетворения смотрел на аппетитно жующих и приятно чавкающих от удовольствия Юнги и Чонгука, поставив перед собой тарелку фруктов. Есть не хотелось, но хотелось жить. — Раз уж вы пожертвовали ради меня праздником, я… Хотите сказку? Она немного грустная, но у нее очень счастливый конец. Юнги и Чонгук, позабыв прожевать то, чем набили свои щечки, подняли головы и посмотрели на Джина, и Юнги первым отставил тарелку, тщательно работая челюстями. У него было предчувствие, что теперь они услышат что-то важное. — Хотим! — Чонгук вытирал руки, затем посмотрев на почти опустевшее блюдо. — Но только если ты съешь эту ножку! Мы оставили тебе самое вкусное. — Да, Джинни. — Юнги кивнул. — Потом закусишь персиком. Шефы говорят, сладкое и жареное вполне дружат. И в желудке не дерутся, пытаясь поскорее выбраться наружу. Джин смотрел с сомнением и без аппетита, но… Ему нужно было есть, чтобы скорее выздороветь, плюс к тому всегда было приятно пойти на поводу у этих двух, которые с самого начала сработались в отличную команду. И Джин даже изобразил аппетит, вгрызаясь в сочное и идеально приправленное мясо. Вкусно. И доедал Джин уже почти с удовольствием, затем схватившись за протянутую ему Юнги салфетку. — Ты уверен, что сказка тебе не повредит? Может, пойдем в комнату? — На лице Юнги отразилось деловое беспокойство неравнодушного к жизни и смерти пациента врача, которое отразилось и на лице Чонгука. — Мы с Гуком наелись, а пиво возьмем с собой. Джин сомневался, а потом неуверенно кивнул. — Тогда подожди нас немного. — Чонгук тут же вскочил, начав торопливо убирать со стола, пока Юнги направился к чайнику. — Я заварю тебе вкусные травки. — Юнги открыл шкаф, достав оттуда чашку и неприметную картонную коробочку. — Кибом разрешил добавить мяту и сахар. — На самом деле, настой Бома не такой отвратительный, как ты думаешь — Джин улыбнулся. — Надеюсь, ты поблагодарил его от меня. — Сам поблагодаришь, и расскажешь, что выжил, только благодаря эликсиру жизни его деда. — Юнги ухмыльнулся, улыбаясь, пока Чонгук уже во всю мыл посуду. Джин устроился самым удобным образом, спиной на подушке, легкими в посвежевшем воздухе, руками на горячей, ароматно пахнущей чашке, пока Юнги и Чонгук расположились на оставшейся кровати, чтобы он мог хорошо их видеть, пока они хотели быть к нему поближе. Джин тоже хотел, но отчаянно боялся их заразить, поэтому не смог удержаться от комментария по поводу полутора метров. — Вам удобно, малыши? — Джин до сих пор сохранял болезненную бледность, но с чисто вымытыми волосами, которые он зачесал от лица, выглядел все равно здоровее, чем до этого. Плюс к тому, температура так и не поднялась, так что он не только выглядел, но и был. Хотя чувствовал себя паршиво. — Итак... Жил-был в одном королевстве маленький принц. Маленький, потому что был пиздюком, у которого было всё, что только не пожелал бы любой среднестатистический пиздюк. Однако, мальчик был капризным. Ему не нравились игрушки. Он хотел родительскую заботу, которую всегда старался найти во всем, пока его родители старались найти друг в друге больше недостатков, закрываясь от него, чтобы перейти на повышенные тона. Мальчик сначала расстраивался, и потом начал привыкать, как вдруг его родители разъехались по разным королевствам. И мальчик остался с мамой, королевой, которая вдруг превратилась в злую ведьму. Возможно, она всегда ею была, но король сдерживал ее темные силы, которые теперь вырвались наружу, в темный окрасив и жизнь маленького принца. От и без того невеселого детства не осталось и следа. Он постоянно чему-то учился. Держать прямо спину, ходить бесшумно, чтобы не навлечь на себя гнев и руки ведьмы; исполнять все ее прихоти, чтобы она как можно меньше выпивала его крови каждый раз, когда открывала свой рот; научился есть мало и то, что терпеть не мог. Он научился сдерживать слезы, научился не поднимать голову в те моменты, когда хотелось бежать куда глаза глядят, ограничиваясь тем, что до спасительной боли заламывал руки. За что получал по лицу. За всё получал по лицу. И к этому стал привыкать, отчаявшись получить спасение. Никто ему не верил. Он разъезжал на самом породистом коне, был одет настолько роскошно, будто был не принцем, а королем, носил бриллиантовые запонки с десяти лет, и все вокруг даже не пытались заглянуть ему в глаза. Он шепотом молил о помощи, говорил, что живет с ведьмой, но когда люди не равнодушные все-таки встречались с ней, она как по злому волшебству превращалась в заботливую мать. И она заперла его в замке, пока он однажды не вырвался, на удачу нарвавшись на двух разбойников. Он не испугался их, потому что знал, что никто не сможет его обидеть больше ведьмы. И разбойники решили его спасти и забрать с собой. Маленький принц впервые за долгое время ощутил, как воздух вокруг него, даже когда он находился в замке ведьмы, посветлел. Он перестал ощущать липкий ужас смерти по ночам, перестал бояться умереть просто… от тоски и безысходности, которая всё это время сжимала его горло, не давая плакать. Теперь он лишь боялся того, что разбойники его оставят, но они не оставили. И научили его разбойничать. Смотреть прямо в глаза, говорить о том, о чем он хотел говорить, отказываться от того, что было ему больно и неприятно, принимать заботу, в которой он нуждался и которую не знал в лицо… Маленький принц превратился в разбойника, и однажды ведьма, в замок которой он продолжал возвращаться, начала его бояться, избегать. Перестала пить его кровь, лишь злобно и бессильно сокрушаясь в бесконечных проклятиях. Которые отлетали от маленького принца как горох от стены. Потому что теперь у него была компания. У него появились друзья, с которыми ничего не было страшно. Даже то, что… Стоило бы не делать, но делать очень хотелось. Хотя бы для того, чтобы понять, что это плохо. А что-то было очень хорошо… И однажды их трио расширилось, когда маленький принц случайно наткнулся на улице на другого маленького принца, который был еще меньше. Ему было больно и обидно, а маленький принц, который на тот момент уже был вполне красив и половозрел, знал, что когда любому человеку больно, он превращается в ребенка. А ребенка нужно любить, о нем нужно заботиться, как никогда не заботились о нем. Ведьма, его мать не заботилась, а он будет заботиться. Потому что он лучше нее, потому что он был совсем на нее не похож. Возможно, он был похож на своего отца, короля. С которым, достигнув совершеннолетия, стал регулярно встречаться, чтобы убедиться, что они были чужими людьми. Чтобы каждый раз винить его за то, что он не спас его от злобной ведьмы, хотя прекрасно знал ее темный потенциал. Маленький принц ходил к нему только для того, чтобы поиграть со своим младшим братом, которого королю родила другая женщина. Добрая красивая волшебница, которая боялась к нему подойти, потому что маленький принц все еще был разбойником. Вредным. Но не злым, и поэтому добрая волшебница разрешала ему играть со своим сыном, которого принц полюбил всей душой. Время шло, сменялись события, лица, мысли и чувства, и однажды… Злая ведьма вернулась. Не вовремя, как будто почувствовав, что маленький принц до этого познал на себе прелесть материнской любви, заботы, того, что было ведьме противно. Принц теперь мог дать ей отпор, мог сразиться с ней, но она была слишком сильна. И в момент, когда она вновь захотела сделать ему больно, случилось непредвиденное. Ее руку остановила рука его отца, который встал на его защиту, вспомнив о том, что он был могущественным светлым волшебником. Его свет защитил маленького принца и сокрушил ведьму, которая вынуждена была уползти в свое логово, чтобы никогда оттуда не выбраться, отравленная собственной злобой. И маленький принц вновь ощутил себя ребенком, который всегда мечтал, чтобы отец встал между ним и ведьмой. Чтобы закрыл собой. Чтобы уничтожил боль и всё то, что ее причиняло. И вот мечта стала явью. И именно в этот момент, когда чары ведьмы рассеялись, проклятие спало. Маленький принц перестал чувствовать злость, обиду, ощущая лишь, как внутри разливалось тепло и свет. Свет, который сделал его отец. И он простил его. А добрый волшебник раскаялся во всем, пообещав, что они теперь всегда будут вместе. И он всегда сможет защитить своего сына от всех бед. И маленький принц понял, что теперь он свободен. Свободен от своего отравленного ядом прошлого, которое несмотря на заботу разбойников, которые навсегда стали его братьями, продолжало очернять его изнутри. Затемнять тот свет, которым он всегда был наполнен, потому что был сыном своего отца. Теперь внутри было светло. Теперь у маленького принца была семья. Любящая, заботливая. Для которой он был драгоценностью, наконец, оцененной по достоинству. Так, проклятие злой ведьмы навсегда развеялось, а маленький принц… Стал большим принцем, который правда заболел немного под счастливый конец, но это лишь потому, что даже сказки не должны быть лишены некоторого реализма. Принц хоть и красивый, и крутой, но все же немножечко тупой, забывший в какой-то момент о чувстве самосохранения. Вот и сказочке конец. Чонгук и Юнги сидели молча, пока Джин допил свое волшебное снадобье, отставив чашку на прикроватную тумбочку. — Все совпадения с реальными людьми не случайны, но Хи скорее прекрасный эльф, в отличие от его братца, который, можете мне поверить, в своей молодости был диким. До сих пор молчание, и Джин даже забыл о том, что болел, настолько ему теперь было… неловко. За то, что заставил Юнги и Чонгука так усиленно думать. Но Чонгук поднялся, а затем опустился на кровать Джина, обняв его ноги, в которые уткнулся лбом, затем потеревшись щекой о прикрытые одеялом колени. А после поднял блестящие глаза. — Ты… такой сильный. Я… всегда догадывался, но… — Малыш. — Джин встревоженно коснулся щеки Чонгука, видя, как по коже покатились слезы. — Эй! Ну что такое! Блять! Ну… Джин хмурился, оторвавшись от удобной подушки, теперь обхватив лицо Чонгука двумя руками. — Всё в порядке! — Чонгук улыбнулся. — Я… Просто рад, что счастливый конец. Рад, что… Ну… Ты теперь счастлив. Вот и всё. Я не грущу и с настроением у меня всё в порядке! Джин смотрел на него с сомнением, а затем заметил, как до сих пор сохраняющий молчание Юнги поднялся, затем опустившись у ног Джина, воспользовавшись тем, что Чонгук немного подвинулся. Юнги взял руку Джина, задумчиво смотря на него, размяв пальцы, будто теперь пытаясь собраться с мыслями, а затем поднес ее к своим губам, крепко сжав. — Помотало тебя, конечно… Вот о чем можно было сценарий писать. И хэппи энд… жизненный. — Юнги покачал головой, несколько раз чуть судорожно вдохнув, как будто сдержав какие-то сильные эмоции. Джин широко улыбнулся, затем засмеявшись. Кажется, что-то такое он всегда хотел услышать после своей слезливой истории?.. — Вообще, у меня есть продолжение этой сказки. Точнее… — Джин задумался, пытаясь вспомнить киношные термины, затем очаровательно тепло улыбнувшись. — Спин-офф. Хотите? Чонгук и Юнги как по команде кивнули. Когда маленький принц вырвался из-под гнета злой ведьмы, окрыленный свободой и тем, чему его научили… разбойник и его брат эльф, он встретил другого принца. Тоже маленького, из другого королевства, который сразу дал ему понять, что при попытке подружиться можно обломать зубы. Но маленький принц был настойчивым, умел читать чужие мысли и располагать к себе, поэтому… зубы не обломал, успев проникнуться к строптивому, похожему на котика принцу теплыми чувствами. А потом к ним присоединился еще один принц, который котику сразу не понравился. По крайней мере, он делал такой вид, пока маленький принц начал примеряться к новому знакомому. Примерялся, примерялся, встав между ним и принцем-котиком, и они некоторое время пытались серьезно поссориться, а потом… Теплые чувства маленького принца стали такими большими и очевидными, что потопили в себе обоих его знакомых, которые начали находить общий язык, в какой-то момент став друзьями. И трем принцам зажилось очень хорошо вместе. Пока не захотелось приключений, когда они узнали, что маленький принц был еще и разбойником. Маленький принц сначала противился, но потом отпираться перестал, и началось самое интересное… Однажды он впервые почувствовал себя счастливым. С разбойниками он часто был радостен, весел, но счастья, чистого и неподдельного, не испытывал, вынужденный постоянно возвращаться к своему прошлому. А здесь… Это было новое чувство, которое очень понравилось маленькому принцу, но вместе с тем оно пугало. Пугала мысль, что маленькое счастье у маленького принца может закончиться или вдруг внезапно испариться. Пугала мысль, что подружившиеся принцы, у которых оказалось много общих интересов, оставят его. Так ведь было и с разбойниками, и маленький принц помнил эти моменты, когда ощущал себя неловко в их присутствии, несмотря на то, что они всегда были к нему добры и ласковы, искренне делясь заботой и теплом. А вдруг теперь будет также?.. Наверное, это были отголоски тени, оставленной злой ведьмой, в которой начали прорастать сомнения, вытеснив из сердца маленького принца маленькое счастье. Он начал замечать то, чего не было. Начал отдаляться, пытаясь со стороны увидеть еще больше и еще больше понять… Но его сомнениям никак не удавалось расцвести. Они держались корнями, но не могли вытянуться выше, обрести силу. Потому что маленький принц стал чаще думать о своем счастье. Каждый раз смотря на своих принцев, он возвращался мыслями к тому, как ему было… счастливо рядом. По-новому. Незнакомо, но жизненно необходимо. И вот после того, как проклятие ведьмы было окончательно разрушено, вместе с ним разрушились и сомнения, засохнув и растворившись в свете, которым теперь был наполнен маленький принц. И всё стало сразу ясно. — Что стало ясно? — Юнги теперь старательно взглядом и нервными пальцами изучал узор пледа, пока Чонгук рядом совершенно замер, готовясь услышать что-то важное. — Что я пошел по проторенной страхами прямой дороге, когда совсем рядом была цветущая, петляющая между райскими деревьями тропа. Ты знаешь, куда приведут страхи, а вот … чувства… Здесь всё сложнее. Но после всех испытаний и побед, кто я такой, чтобы бояться пройтись между благоухающими цветочками за руку с… самыми прекрасными принцами, которые… — Джин запнулся. — Впервые дали мне попробовать тихое, спокойное, маленькое, но такое нужное счастье. Каждый раз, когда… Я знаю о вашем разговоре с Саем. Сердце и так готовилось совершить сальто мортале из грудной клетки, а теперь и подавно, и даже Юнги прямо посмотрел на Джина, который позволил себе улыбнуться. — И о том, что я делал неправильные выводы всё это время. И Юнги, я не сказал ему о наших отношениях просто потому, что ты хотел это использовать как аргумент в вашем противостоянии. Меня это… Ну… немного разозлило, и я начал вредничать. А вы… Я знаю, что вы просто не знали что делать, пока я посыпал голову пеплом, то и дело окунаясь в свой жизненный опыт. Сая и Хи я смог отпустить, потому что у меня изначально не было к ним романтических чувств, пока они любили друг друга вполне нешуточно. Я подумал, что и здесь… Что у вас чувства друг к другу, а меня просто не хотите обижать. — Я же говорил тебе, что ты никогда не будешь третьим лишним. Ты думаешь, что я не хозяин своему слову? — Юнги нахмурился. — Вообще-то, я болею и меня теперь нельзя ругать. — Джин капризно надул губы, и Юнги не смог сдержать улыбку, которую очень старался подавить. — Я раскаиваюсь. И… Между нами всегда был не только секс. С самого начала. С того самого, когда мы начали целоваться. Другие чувства и эмоции. И они потом стали только ярче. У меня не было такого. И у вас, уверен, тоже. — И что это значит? — Чонгук теперь сидел в ногах Джина, смотря на него широко раскрытыми глазами, заставляя вернуться к самому первому впечатлению, оставленному им. Маленький оленёнок. — Что у меня чувства к вам обоим, от которых я не собираюсь отказываться. Что у вас чувства ко мне и друг к другу. Что у нас роман. Роман на троих. — Джин пожал плечами. — Отношения. Да, думаю, мы состоим в отношениях. Романтических. Если вы не против или согласны с формулировкой. — Ты до сих пор должен нам секс. — Юнги глубоко вздохнул, скрестив руки на груди, пытаясь поверить в то, что всем их сомнениям и подозрениям пришел конец. — И компенсацию за то, что мы теперь не можем тебя обнять или поцеловать. Изверг. Либо ты выздоравливаешь в ближайшее время, либо мы ставим тебя на счетчик. Джин засмеялся, тут же закашлявшись в согнутый локоть, чтобы вдруг не распространить заразу. — Поцелуйтесь с Чонгуком. И за меня тоже. — Мы уже. Пока ты плескался. Но без языка. — Юнги не знал, насколько нужно это уточнение, но все же решил его сделать. Чтобы было честно. Никаких секретов. — Хорошо. Теперь можете с языком. Только не слишком горячо, потому что у меня может подняться температура. — Глаза Джина блестели, и теперь нельзя было сказать наверняка, что только из-за болезни. — Так может лучше отложить? — С одной стороны, очень хотелось целоваться на глазах у Джина, а с другой — отчаянно не хотелось потом сбивать у него температуру или просто наблюдать даже малейшее ухудшение его состояния. — Нет уж. Я слишком соскучился по вам двоим. По нам троим. Давайте. — Джин сцепил руки перед собой, затем улыбнувшись так, что ему невозможно было отказать. И не только потому, что его очарование теперь сильно контрастировало с болезненной бледностью и впавшими с грустными тенями под скулами щеками. Юнги подвинулся к Чонгуку, затем, быстро просчитав вероятность того, что ему будет неудобно тянуться, забрался с коленями на кровать, аккуратно избегая поджавшихся, чтобы не мешать, стоп Джина, уже начавшего умиляться. Когда Чонгук повернулся, и Юнги положил ему руки на плечи, затем большими ладонями обрамив его довольно улыбающееся лицо. Он смотрел на него сверху вниз, затем посмотрев на Джина, который замер в предвкушении исполнения своего желания. — Точно целовать? — Юнги в сомнении прищурился, пока Чонгук неожиданно остановил свои руки на его ягодицах, убедительно сжав пальцы, прижимая его к себе. Юнги пришлось улыбаться. Пришлось улыбаться прямо в прижавшиеся к его губам губы, между которыми сразу появился язык, дразнящий, не дающий за него зацепиться и как следует поцеловать, в буквальном смысле сцепившись языками. И Юнги понял его замысел в тот момент, когда зубами мягко прихватил его нижнюю губу. Если они начнут целоваться так, как хотели, потом в обязательном порядке придется помогать себе руками, и что самое опасное, не только им, но и Джину, которому сексуальные потрясения были пока противопоказаны. — Ну всё, хватит. — На Джина произвели впечатления даже эти вполне игривые заигрывания языками, и он надул губы. — У меня зубы сводит, так хочется присоединиться. И сейчас точно поднимется температура. В трусах. — Мне кажется, или ты уже начал выздоравливать? — Чонгук вновь положил ладони на его колени, устроив поверх голову и очень любопытный взгляд, который побудил Джина запустить в его волосы пальцы, с удовольствием наблюдая за тем, как Чонгук прикрыл глаза, подавшись за ласковой рукой. — Только благодаря вам. Пусть Юнги сейчас его не касался и в принципе находился на безопасном расстоянии, они были… очень близки. Достаточно было посмотреть в его глаза, которые он тут же опустил, смущенно улыбаясь и покраснев, затем вновь подняв на Джина уже намного более многозначительный взгляд, который мог заставить покраснеть уже Джина, если бы в нем теперь была лишняя кровь. Они были близки. Стали близки после того, как уладили все формальности и выбросили все сомнения. Еще один хэппи энд, который еще предстояло заслужить.* * *
С одной стороны, теперь всё было просто, понятно и особенно приятно, после случившегося объяснения, которое всех оставило довольными. С другой стороны, это всё было невыносимо, потому что Джин продолжал методично и очень нахмуренно избегать любого их контакта, готовясь к посещению врача, который должен был вынести вердикт по поводу его болезни. Температура, после того вечера, когда они победили, больше не поднималась, на утро совершенно обосновавшись у отметки в 37 градусов. Джин подкашливал, но к нему постепенно начал возвращаться аппетит, и к ужину он уже первым поинтересовался, что они планируют поесть. Возможно, его окончательно покинул весь стресс, позволив организму в свою очередь окончательно прийти в себя, пока Чонгук и Юнги терпеливо ждали, решив не прикасаться даже друг к другу. Потому что это было честно и потому что в этом случае, когда они смогут, наконец, воссоединиться… Думать об этом было страшно. Страшно приятно. — Юнги. — Господин Пак не поднимал глаза от разложенных перед ним документов, не обращая внимание на приглашенного в его кабинет Юнги больше минуты. — Та музыка, что ты записал по моей просьбе, понравилась продюсеру, и он хочет с тобой встретиться. Новость была такая, что Юнги готов был обписать штанишки от радости, но нахмуренный и явно недовольный чем-то декан его отрезвлял. Кажется, его плохое настроение было связано не с Юнги, но… — Насчет документов можешь не беспокоиться – контракт тебе пока никто предлагать не будет, но… В общем, на месте всё узнаешь. — Пак тряхнул головой, стянув очки и двумя пальцами схватившись за переносицу, пока Юнги продолжал как школьник стоять у порога и откровенно охуевать. От представившейся внезапно возможности. — Хорошая работа. Но привилегии закончились, и тебе нужно будет на общих началах бороться за инструмент. А лучше обзавестись своим. Разумеется, только вот тогда ему придется выселиться из комнаты и спать на кухне. — Спасибо, господин Пак. Я обязательно что-нибудь придумаю. Господин Пак, наконец, поднял на Юнги задумчивый взгляд, который не вызвал внутри негативный отклик, а значит, был позитивным по настроению. — Надеюсь, у нашего факультета появится еще один знаменитый выпускник. И я смогу выбить, наконец, капитальный ремонт второго этажа и пару студий для кафедры звуковиков. — Декан покачал головой, затем устало улыбнувшись. — Иди. Все контакты по поводу работы тебе вышлет мой секретарь на учебную почту, которая указана в нашей базе. Ты не потерял к ней доступ? — Юнги отрицательно покачал головой, и декан улыбнулся. — Тогда удачи. — Всего доброго, господин Пак. Его личный сорт доброго волшебника, и, возможно, Юнги уже стоило начинать писать благодарственную речь, на всякий случай, если он вдруг высоко взлетит. Чонгук стоял за креслом своего преподавателя по монтажу, который теперь просматривал отснятый им материал, выбрав Чонгука первым потому, что возлагал на него надежды, а также успел наслушаться хвалебных отзывов от преподавателей операторского мастерства. И Чонгук пытался не подвести своего наставника, не стесняясь третировать Хи, который не подозревал, что всё будет настолько серьезно, однажды узнав, что Чонгуку нужна короткометражка на восемь минут. У Хи был сценарий и только закадровые реплики, поэтому они дополнительно писали на микрофон звук, заперевшись в шкафу на втором этаже их с Саем апартаментов. Чонгук управился за пару дней, а… — Что скажете, господин Гвон? — Чонгук сгорал от нетерпения, закатив глаза, увидев обращенные на него испуганные и при этом взволнованные взгляды сокурсников, которые для первого показа предпочли сделать работу на отъебись. — Отлично, Чонгук. — Господин Гвон откинулся на эргономичную спинку своего рабочего кресла, подняв на Чонгука глаза, упакованные в защищающие от излучения, отдающие зеленцой линзы. — С учетом предполагаемых обрезок и вставок, с учетом потенциально потерянных кадров… — Он закатил глаза, всерьез задумавшись и схватившись за подбородок пальцами. — Выйдет на полноценную короткометражку. И я позволю тебе выйти из первоначального регламента. — Господин Гвон придвинулся к столу, строго посмотрев на остальных студентов, которые жались друг к другу с флэшкартами наперевес. — Но это относится только к Чонгуку! Который может быть свободен. Господин Гвон кивнул и улыбнулся своему лучшему студенту, который уже по большой дружбе получил от него рассылку с голливудским учебным курсом по киномонтажу, который был приобретен им за его собственные деньги и открытое распространение которого могло караться законом об авторском праве. Но Чонгук не собирался распространять эту информацию дальше, с интересом окунувшись в тонкости и детали, которые как будто были очевидны, но лишь до того момента, пока ты не начинал вчитываться внимательнее. А уж когда брался за камеру… Это позволяло отвлечься. От всё разгорающегося в их комнате пожара. От скуки. И невозможности ее утолить. И всё равно, помимо костра, который очень качественно подпитывался вырабатывающимися, выбрасывающимися в кровь и не выветривающимися из нее гормонами (от все той же скуки и верности), воздух был пропитан нежностью. Они в любой момент могли разучиться целоваться и обжиматься, даже боясь вспомнить о тех временах, когда у них был секс, но научились смотреть друг на друга так, что не нужно было дотрагиваться, чтобы ощутить тепло. Вообще, всё само так получалось, стоило им только прояснить ситуацию и перестать таиться от себя и друг от друга. Всё гениальное просто.* * *
— Джинни. — Ким Канг, выруливая со стоянки больницы, в которой несколько минут назад Джин получил больничный лист, извещающий о том, что он полностью здоров и больше не рискует заразить окружающих, украдкой посмотрел на сына, который уже торопился обрадовать своих… парней. Парней. Это звучало и ощущалось намного лучше, чем тривиальное соседей, и самая главная магия заключалась в том, что чем больше времени проходило с момента этого решения, решения начать полноценные романтические отношения со всеми вытекающими в виде взаимно глубоких чувств последствия, тем крепче была уверенность в том, что всё было правильно. — Я могу напроситься к тебе в гости? Ненадолго. Просто хочу посмотреть, как живет мой сын. Обещаю, я не потревожу твоих соседей. Мой сын вызывало в груди Ким Канга необъяснимое чувство гордости, а на лице — улыбку, которую невозможно было скрывать. И Джин напрягся, потому что… Потому что ему тоже не хотелось скрывать. Что он состоит в отношениях со своими соседями. А еще ему хотелось быть честным. — Па. — Он вдохнул. — Я не только живу со своими соседями, а их двое, но и сплю с ними. — Джин выдохнул, уставившись на отца. — У нас серьезные отношения. На троих. Ким Канг напрягся, что было заметно по его сжавшейся челюсти и чуть ожесточеннее, чем до этого вцепившимся в руль пальцам. Он взял паузу, и Джин, разумеется, уже придумал несколько самых некрасивых сценариев. — Ты счастлив? — Остановившись на светофоре, старший Ким повернулся к Джину, смотря на него так серьезно, что Джин только кивнул. — Да. Я очень счастлив с ними. Впервые за всё время, без оглядки. — Нужно было подкрепить словами, и Джин… заметил на лице отца мягкую улыбку. — Ну и отлично! — И он задорно постучал пальцами по рулю, пока Джин удивленно выкатывал глаза, что не ушло от внимания его отца. — Что? Я сам добровольно отказался от возможности воспитывать тебя и учить. Самолично лишил себя этого права, поэтому теперь… Я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Вот и всё. — Его рука оказалась на колене Джина, его сжав, и Джин понял, откуда у него была такая привычка. — Я не могу тебя потерять снова. Не хочу и не буду. Так что… Познакомлюсь с твоими парнями. — Они замечательные, пап. Самые лучшие. — Джин улыбался, накрыв руку отца, которая затем нехотя выскользнула на рычаг переключения передач, дернув автомобиль с места. — Юнги занимается музыкой, и совсем недавно аккомпанировал скрипачу-виртуозу. А Чонгук учится на кинооператора и успел преуспеть настолько, что является лучшим студентом потока. А еще они оба играют в баскетбол. Чемпионы. — Джин не мог скрывать теплые чувства. — Мои чемпионы. — Замечательная компания. Серьезно. Только... — И Ким Канг неожиданно нахмурился. — При Даволе вы лучшие друзья и не больше. Это мое единственное требование. — Разумеется. — Джин кивнул. — Я понимаю. — Пусть это будет тайной для него. Хотя бы, до момента совершеннолетия. — А мама? — Джин с сомнением посмотрел на Ким Канга, который вновь улыбнулся. Это было вторым, что безусловно грело его душу — что его сын называл его любимую жену мамой. — Суха поймет. У нее нет предрассудков, и она ни в коем случае не станет судить тебя за твою сексуальную жизнь. Тем более, ты сам сказал, что отношения серьезные. Я, правда, не знаю, как такое возможно и даже представить себе не могу, но мне достаточно того, что ты счастлив. Всё. — Тогда… — Джин теперь размышлял, стоит ли предупредить своих соседей или же… Лучше предупредить. — Поехали знакомиться! Юнги и Чонгук сидели на кровати, синхронно и не сговариваясь вцепившись в свои колени. Каждый в свои. С одной стороны, то, что Джин открылся отцу по поводу их отношений, было явным показателем того, что он настроен серьезно, а также, судя по тому, что отец захотел с ними познакомиться, того, что он был не против. Но с другой стороны… — У меня пульс зашкаливает так, будто я пытаюсь побить твой рекорд на стометровке. — Юнги нервно выдохнул, посмотрев на часы. — Мы… — Чонгук сглотнул, чувствуя, как всё внутри ворочалось и перепутывалось с космической скоростью. — Сами этого хотели. — О, будем честными, мы хотели другого, после новости о том, что Джина… Юнги не успел закончить, так как раздался стук в дверь, и их с Чонгуком будто подбросило над кроватью. И Чонгук взял на себя смелость открыть, задержав дыхание, чтобы не сразу выдать свое волнение, хотя, кажется, его сердце теперь можно было расслышать с улицы. — Добрый вечер. Он тут же вернулся к Юнги, почти прижавшись к его плечу, пока Ким Канг, улыбаясь, с любопытством и без предубеждения оглядывался по сторонам. — Лучше, чем было в мое время. — И он сделал шаг к Юнги и Чонгуку, прямо смотря на них. Пока они пытались не впитаться в ковер. Джин встал рядом с отцом, и сразу стало понятно, что они были самыми близкими родственниками. Одна стать. Только Джин был более… тонким и легким в сравнении с отцом, солидности которому добавлял испытанный на себе жизненный опыт. И оба красивые. — Пап, познакомься. Это… мои парни. Юнги и Чонгук. — Джин улыбался максимально очаровательно, чтобы приободрить своих побледневших соседей, тут же оказавшись за их спинами, обняв за плечи. — А это мой отец, Ким Канг. — Очень приятно познакомиться, молодые люди. — Старший Ким очень доброжелательно и тепло улыбался, протягивая свою широкую жесткую ладонь для рукопожатия. — Можете называть меня просто Канг, без регалий и официоза. Или дядя Канг, так немного сентиментальнее. Как хотите. — Взаимно. — Чонгук не мог поверить, что теперь за руку здоровался с владельцем любимых отелей его семьи. И папа не сразу поверит. — Мы… Он тут же растерялся, и Юнги решил взять слово. — Кофе? — Он не мог улыбнуться, все еще волнуясь как черт, но кажущееся вполне себе искренним дружелюбие мужчины потихоньку его расслабляло. — Не откажусь. Спасибо. — Ким Канг с улыбкой кивнул, затем задумчиво нахмурившись. — Скажите, вам здесь не тесно? Все трое переглянулись. И Джин был удивлен этим вопросом не меньше его соседей. — Деловые люди всегда начинают с главного, а я с самого поступления сына занимался вопросом его комфортного проживания. — Джин разумеется не знал этого, не мог знать, потому что господин Ким так и не решился с ним заговорить об этом. — И интересовался после нашего примирения. Здесь в шаговой доступности есть прекрасные апартаменты, в новых жилых комплексах. Отдельная ванна, отдельная кухня, спальня, гостиная… Чонгуку срочно потребовалось, чтобы его ущипнули, и он растеряно посмотрел на Джина, который был растерян не меньше. — Я готов взять на себя все расходы, разумеется, потому что это для сына. И я буду совершенно не против, если вы будете с ним делить комфорт. Подумайте об этом. — Ким Канг с любопытством смотрел на молодых людей, которые переглядывались. — Здесь не о чем думать. И глупо отказываться. Если там будет ванна. — Джин взял всю ответственность на себя, на правах старшего. — У тебя будет возможность выбрать. Кажется, сказка Джина не заканчивалась на его избавлении и исцелении, потому что добрый волшебник на самом деле оказался всемогущим. — Кофе. — Юнги решительно направился к выходу. — Потому что я в шоке. — Не ты один. — Джин взял отца под руку. Это было приятное знакомство, и Юнги с Чонгуком единогласно сошлись на этом мнении. Чувствовалось, что Ким Канг был очень успешным деловым человеком, потому что он очень быстро смог расположить их к себе, несмотря на всё волнение момента, при этом успев ненавязчиво выведать основные их анкетные данные. И Джин не мог не нарадоваться тому, как всё было легко и непринужденно. Очередное облегчение, пусть он и не успел как следует задуматься о том, что скажет отец по поводу его выбора. Но теперь были дела поважнее. — Завтра выходной. — Джин быстро посмотрел на часы. — А я на удачу больше не заразен… Чем займемся? И сердце, которое до этого пыталось вырваться из груди от волнения и приятных переживаний, теперь изменило траекторию, начав биться где-то внизу живота, скручивая все его содержимое от нереализованного за все это время возбуждения, как назло подгоняя всю имеющуюся в организме кровь к члену. Билось глухо, отдаваясь… где-то в районе их седьмого секса. Потому что больше нельзя было ждать.