***
Марк открыл дверь квартиры сестры в Верхнем Ист-Сайде своим ключом и наткнулся на чемодан, аккуратно стоящий в прихожей. Хмыкнув, он отодвинул его и прошёл в гостиную. Рашель сидела на белом диване, так и не сменив своего роскошного платья на более удобный наряд. Она подняла голову, услышав его шаги, и устало посмотрела на брата. Черные потёки туши под затравленными глазами добавляли её образу драматизма. Марк плюхнулся в кресло, вальяжно закинув ногу на ногу. — Что за спектакль? — небрежно спросил он. — Ты уезжаешь, Марк, сейчас же. Вот твой билет, — она кивнула на журнальный столик, — Бизнес-класс до Чикаго, всё как ты любишь. Вылет через четыре часа. Я уже заказала тебе такси и позвонила отцу. — С чего ты решила, что я уеду? — развязно проговорил он. — Уедешь. Я не желаю больше видеть тебя в моём доме. Годами ты творишь ужасные вещи, прикрываясь нелепыми отговорками и враньём, хватит! Я устала быть сообщницей в твоих преступлениях. И я — не отец, я не стану тебя покрывать. Если ты не уедешь, я пойду в полицию, — твёрдо сказала Рашель. — Очень интересно, и что же ты там скажешь? Что я, якобы, кого-то домогался? У тебя нет доказательств, дурочка! — рассмеялся Марк. Рашель вытерла тыльной стороной ладони слезу, скатившуюся по щеке, и положила на стол планшет. — Это запись с камеры наблюдения, смотри. Здесь прекрасно видно, как ты что-то подлил Питеру в бокал с шампанским, а остатки выплеснул в стакан. И как ты… как ты лапал его, тоже видно. Это не я дурочка, это ты идиот. Общественные места сейчас нашпигованы камерами слежения, даже если ты не видишь объектив, поверь, за тобой наблюдают. Ты — больной ублюдок, Марк, тебя надо лечить, — голос Рашель звучал удивительно спокойно, но по её лицу то и дело текли слёзы, — Что ты делаешь? Брат судорожно тыкал пальцем в экран планшета, пытаясь удалить видео. — Бесполезно, — она устало качнула головой, — Я сделала копии записи, много копий, и отцу тоже отправила. Теперь он сможет держать тебя в Чикаго на коротком поводке, раз ты не в состоянии контролировать себя. — Сука… — злобно сказал он, — Если постараться, можно и все копии найти! — Попробуй. Они спрятаны в разных местах, в том числе в облачных хранилищах. — Ты… ты конченая?! Нельзя выкладывать такое в сеть, эти грёбаные облака постоянно взламывают, о чём ты думала?! — взорвался Марк. — Это ты — конченый. И это ты не думаешь ни о чём, кроме своей похоти! — Чёртова гомофобка! — рявкнул он. — Нет, — твёрдо возразила Рашель, — Я не гомофобка, мне дела нет до твоей ориентации, это ты — насильник. Признай уже, Марк, с тобой творится что-то ненормальное. — Со мной?! Со мной творится?! Я, в отличии от тебя, принял себя таким, какой я есть, и я не пытаюсь быть хорошеньким для всех: для общества, для отца, да мало ли! Только святая Рашель у нас в семье эталон, а все остальные — мусор под её ногами! Строишь из себя идеальную дочь, всю жизнь стараешься казаться хорошей на контрасте со мной! Как ты живёшь с этим?! — его голос срывался от ярости, — Тебе не надоело притворяться?! — Я не притворяюсь. Я живу так, как считаю правильным, а ты не можешь этого понять, ведь ты прогнил, насквозь прогнил! Люди для тебя — игрушки, средства для удовлетворения низменных потребностей, так нельзя. Женщины, мужчины — какая разница, насилие всегда остаётся насилием, кто бы от него не страдал. Убирайся в Чикаго и сиди там, тише воды. Если я услышу, что ты взялся за старое — я дам делу ход, Марк. Между ними повисла тишина. Осязаемая, наполненная болью и яростью, ранящая обоих. Звонок смартфона Рашель прозвучал слишком громко в холодном молчании. Она ответила на вызов. — Это такси, тебе пора, — сказала она, отключая гаджет. — Весьма вовремя! — взвинченный Марк вскочил, схватил свой билет на самолёт и направился к двери, — Счастливо оставаться, сестрёнка. Очень надеюсь, что мы нескоро увидимся! — Ключи оставь, — вслед ему сказала Рашель, не делая попытки встать с дивана. — Да подавись! — он швырнул связку на пол, с мстительным удовольствием отметив, что на паркете осталась глубокая вмятина. Хлопнула входная дверь. Рашель ещё долго сидела в пустой гостиной, закрыв лицо руками.***
Пробуждение было плавным, таким, что не хотелось сразу открывать глаза и расставаться с блаженным сонным беспамятством. Питер натянул одеяло на голову, стараясь продлить это волшебное ощущение, но вспомнил, что произошло накануне, и осознание произошедшего жестоко вышвырнуло его в реальность. Думать, вспоминать и уж тем более переживать случившееся не хотелось, поэтому он сосредоточился на ощущениях. Упругость матраса, комфортного, в меру жесткого. Шелковистый хлопок постельного белья. Удобная подушка — поспишь на такой и проснёшься отдохнувшим, никакой головной боли или затёкшей шеи. А одеяло — тёплое, мягкое, как облако, так и манит закутаться в него… Так, минуточку. На свете была только одна известная Питеру кровать с такими потрясающими характеристиками и стояла она в спальне Озборна!!! Он осторожно выглянул из-под одеяла. Ну, точно… вот же чёрт! Комната, знакомая до последней детали интерьера. Сколько раз они тут… к-хм… да. Питер рывком поднял одеяло и взглянул на себя. Выдохнул с облегчением — он был одет в белую футболку и темно-серые боксеры. Одежда ему не принадлежала, похоже кто-то переодел его, пока он был в отключке. Ведь только переодел же, правда? В голове был полный сумбур. Он помнил, что случилось вчера на террасе в Ист-Ривер Парке, и помнил отчётливо, но всё, что произошло после появления Нормана, смешалось в неопрятную кучу разрозненных обрывков мутных образов. За дверью послышались шаги. Он зачем-то зарылся в подушку, натянул край одеяла повыше и притворился спящим. Очень логичное поведение, ничего не скажешь, но Питер не хотел сейчас мыслить критически. Он вообще не хотел функционировать, как разумная форма жизни. Озборн вошёл в комнату, приблизился к кровати и остановился над ним. — Вылезай. Я знаю, что ты проснулся, — спокойно сказал Норман. — Откуда? — хмуро ответил Питер из-под одеяла, — Я сплю. Упруго спружинил матрас под тяжестью присевшего на кровать мужчины, Паркер отодвинулся чуть подальше, избегая возможного прикосновения. — Вылезай, вылезай, я тебе принёс кое-что. Взъерошенный Питер недоверчиво выглянул из своего укрытия. Норман протягивал ему пол-литровую бутылку с каким-то напитком кислотно-голубого цвета. — Нет, — наотрез отказался он, — Я это пить не стану. — Питер, хватит капризничать. У тебя обезвоживание, а это изотоник, спортсмены пьют такое, чтобы восстановить водный и минеральный баланс. Бутылка абсолютно новая, Бернард купил её пару часов назад, крышку никто не открывал. Да и не стал бы я тебя опаивать какой-нибудь дрянью, что за нелепость?! Ты несколько часов валялся в моей кровати в полной отключке, как думаешь, я бы упустил шанс воспользоваться представившейся возможностью, если бы хотел? — высказал ему Норман. — И ты… воспользовался? — решился спросить Питер. — Разумеется нет! За кого ты меня принимаешь?! — раздраженно ответил Озборн, — Возьми чёртову бутылку, ты же хочешь пить! Его и правда мучила жажда. Он выдернул бутылку из его рук, свернул крышку и решительно сделал первый глоток. — Вот и молодец, — похвалил его Норман. — Который час? — хрипловато спросил Питер. — Половина четвёртого вечера. — Ох… Здоров же я спать, — вздохнул он, потирая лоб, — Что было ночью? Только сейчас он заметил ссадину на лице Озборна и две длинные косые царапины на его левой скуле. — Я тоже хочу знать, что ты помнишь? — спросил Норман. Питер пожал плечами. — Последнее, что я помню отчётливо — это твой автомобиль. Потом какие-то смутные обрывки. Что с лицом, кстати? Надеюсь, ты не дрался с тем типом? — Нет, — Норман коснулся царапин кончиками пальцев, — Разбил перегородку в душевой. — Ого. Зачем? — У тебя начались судороги, я пытался тебя удержать, но ты меня оттолкнул, — сказал Норман таким тоном, будто они обсуждали прогноз погоды. — Так, стоп. Давай с самого начала! — Питер сел, прислонившись спиной к изголовью. Искусственный подсластитель в напитке горечью оседал на языке. — Не знаю, захочешь ли ты всех подробностей… Ну да ладно. Тот урод тебя чем-то отравил. Я не знаю, что это за вещество, похоже на действие синтетического наркотика, но без анализа крови мне не сказать точнее. Разумеется, никаких исследований я не делал, не до этого было, не смотри на меня такими глазами. Тебя отчаянно тошнило, паутина текла из рук, твой организм всеми доступными способами пытался избавиться от отравы. Похоже, ты ничего не ел накануне, и это усугубило ситуацию — пустой желудок беспрепятственно всосал яд. Будь на твоём месте обычный человек — он бы умер. — Ты же не серьёзно, — сказал Питер, не слишком доверяя услышанному. — Куда уж серьёзнее, — грустно улыбнулся Норман, — У тебя была передозировка. Я знаю, о чём говорю, видел такое. Гарри было пятнадцать, когда он сбежал из частной школы и неделю шлялся по каким-то притонам в сомнительной компании таких же оболтусов. Я был в командировке в Токио когда это произошло, мне позвонили, пришлось срываться и нестись обратно в Нью-Йорк. Когда я добрался, его уже нашли в грязном переулке возле ночного клуба и отправили в больницу. Он наглотался таблеток с наркотой и чуть не умер в погоне за кайфом. С ним было почти тоже самое, что и с тобой — рвота, конвульсии, пена изо рта. Повезло, что ему вовремя оказали медицинскую помощь. В твоём же случае я мог только следить за тем, чтобы ты не захлебнулся и не разбил себе голову об пол во время судорог, а ещё надеяться, что твой исцеляющий фактор справится с отравой. Было страшно смотреть и не знать, чем помочь. Не думал, что снова переживу такое. — Гарри мне никогда не рассказывал об этом, — растерялся Питер. — Он не любит вспоминать, и я его понимаю. Я тоже предпочёл бы забыть тот эпизод, но у меня слишком хорошая память. Ещё изотоника? — спросил Норман заметив, что бутылка в руках Питера опустела. — Лучше воды, у него мерзкий привкус, — отказался Питер. Получив бутылку простой воды, он сразу жадно выпил треть и спросил, — А меня… то есть, мои проблемы с паутиной… никто не видел? — Никто, не беспокойся. Это началось в роллс-ройсе, когда мы ехали домой. Мне пришлось наорать на Чарльза и выгнать его из машины, чтобы он не увидел паутину на заднем сидении. В пентхаус мы заходили через черную лестницу. Бернард пришёл к девяти утра, к этому времени от паутины и следа не осталось. Кстати, она исчезает через два часа тридцать восемь минут, ты знал? Я вот теперь знаю, видишь ли, влип в гостевой ванной комнате, пришлось ждать и засекать время. Питер запустил пальцы в свои волосы, окончательно растрепав их. — Я поэтому в твоей постели? Я разнёс ту комнату? — догадался он. — Да. Я хотел разместить тебя в комнате для гостей, считая, что ты будешь испытывать неловкость, если очнёшься утром в моей кровати. Но всё пошло не по плану: тебя корёжило, тошнило, ты отбивался, швырял меня сквозь перегородки, в целом, интерьер этого не пережил. Да и чёрт с ним, если честно. Мне всё равно никогда не нравился тот дизайн, вот и нашёлся повод всё переделать. — Ясно, — скупо сказал Питер, вертя в руках недопитую бутылку с водой. — Когда ты окончательно отключился, а я смог выбраться из паутины, пришлось перебраться в мою спальню. В конце концов, мне здесь удобнее, уж извини, — продолжал говорить Озборн. Питер как-то сник, опустив плечи и пристально разглядывая этикетку на бутылке, которую всё ещё держал в руках. — Как ты? — тихо спросил его Норман, пытаясь заглянуть в глаза. Паркер коротко зыркнул на него из-под чёлки, дёрнул плечом. — Нормально, наверное. Я… я не знаю. Прости за бардак и за то, что тебе от меня досталось… — Я не об этом спрашиваю, — Озборн проигнорировал его вялые извинения, — Как ты, Питер? Он судорожно выдохнул, скрестил перед собой руки, инстинктивно защищаясь. Видеть Питера таким было невыносимо. Неправильно. Норман чувствовал, как внутри закипает глухая ярость. Тот ублюдок посмел тронуть его мальчика. Сделал с ним нечто омерзительное, ранившее настолько, что теперь Питер сидит в его постели, больше похожий на жалкую тень самого себя. — Дело не в том, что он меня лапал, — глухо сказал Питер, кое-как справившись с собой, — Из-за той наркотической дряни я был абсолютно беспомощен и не мог помешать ему. Понимаешь, я… Я такой с шестнадцати лет. Я почти не помню, как это — быть слабым, быть не в состоянии защититься, постоять за себя. А этот гад… Он… Паркер низко опустил голову и замолчал. Норман не отрываясь смотрел на его лохматую макушку. — А сейчас? — спросил он, — Сейчас твои силы вернулись? — Думаю, да. Чувствую себя как обычно, голова немного кружится, но это пройдёт. Я пойду, хорошо? — сказал Питер, наконец, выбираясь из кровати, — Где моя одежда? Нельзя было его отпускать в таком состоянии. Нельзя, чтобы Человек-Паук выглядел и чувствовал себя, как жертва насилия. Норман не был силён в психологии, у него не было времени на то, чтобы держать Питера за руку и прорабатывать с ним полученную травму, шаг за шагом. Он знал лишь один способ справиться с подобным — выбить клин клином. И обрушить его гнев на себя. — Знаешь, Питер, — медленно произнёс он, — Столько всего случилось за последнее время, в том числе между нами. Может быть, я утратил право на твою любовь, пусть так. Но никто в целом мире не отберёт у меня право на твою ненависть! Питер не успел ничего ответить, Озборн бросился на него, впечатал в закрытую дверь комнаты, заламывая правую руку за спину, и крепко вцепившись в плечо. — Говоришь, стал слабым? Беспомощным? — прошипел он на ухо Питеру, вжимая его в дверь, протискивая своё колено между его ног, — Давай проверим, насколько! — Норман… — задёргался ошарашенный мальчишка, — Отпусти! — Заставь меня, — усмехнулся Озборн, прижимаясь губами к впадинке под его левым ухом. Под нежной кожей бешено бился пульс, хотелось укусить это местечко, но он не стал так делать, — Давай, сладкий, заставь меня прекратить. Он отпустил плечо Питера и впился пальцами в упругую ягодицу. — Отвали от меня!!! — задёргался тот, срываясь на крик, — Отвали!!! — Не шуми, а то сюда явится Бернард и бригада рабочих, они как раз восстанавливают ванную комнату в гостевой! Что подумают люди, увидев тебя в таком положении? — продолжал наговаривать ему на ухо Норман, скользя ладонью под резинку трусов. — Да мне насрать! — Питер вывернулся из его хватки, прижался спиной к двери и вцепился Норману в горло, — Никогда не смей лапать меня, понял?! И если я говорю «отвали» — отваливай!!! С перекошенным от ярости лицом, Питер оторвал его от пола, поднимая на вытянутой руке. Озборн схватился за его запястье, задыхаясь, промелькнула мысль, что, возможно, он перегнул палку и сейчас получит по полной. Питер не стал калечить его или душить, только швырнул на кровать со всей силы, так, что каркас жалобно затрещал, придавил своим телом, усевшись верхом на бёдра, и заломил руки за голову, прижимая скрещенные запястья к матрасу. — Как вы мне все надоели, — зло сказал Питер, перехватывая запястья Нормана одной рукой и возвращая левую на его шею, — Когда вы уже запомните, что я — не подстилка, что я могу всем вам глотки повырывать! Чё ты улыбаешься?! Весело тебе?! Он встряхнул его, как делают хищники с пойманной добычей. Ярость в глазах Питера была почти осязаемой, его взгляд потемнел. Он жадно разглядывал распростёртого под ним мужчину с новым, незнакомым выражением на изученном до последней чёрточки лице. И раскалённая добела атмосфера между ними едва заметно изменилась. Глаза Питера заблестели, он склонился низко-низко, касаясь кончика носа Нормана своим, переместил руку с его горла на подбородок и повернул голову на бок. — Это я сделал? — заворожённо спросил он, разглядывая царапины на скуле, — Как же это… заводит!.. Он медленно провёл по ссадинам языком, оставив на воспалённой коже влажный след и недвусмысленно двинул бёдрами, потираясь. У Нормана перехватило дыхание. В дверь спальни деликатно постучали, раздался голос Бернарда: — Извините, сэр, могу я… — Позже! — синхронно рявкнули Питер и Норман. — Прошу прощения, — отозвался мажордом, удаляясь. Питер смотрел на Озборна несколько секунд, тянувшихся, как липкая патока, а потом со вздохом уткнулся ему в шею, влажно дыша, обмякнув, будто лишившись разом всех костей. Хватка на запястьях ослабла, и тот смог высвободить руки. — Всё хорошо, — шепнул Норман ему на ухо, садясь на кровати и вжимая в себя расслабленного Паука обеими руками, — Ты будешь помнить только мои прикосновения. Только я могу тебя трогать. Горячие ладони проникли под футболку, оглаживая тёплую спину, скользя вверх, до выступающих лопаток и вниз, вдоль позвоночника, на поясницу. Питер вцепился в его плечи, прерывисто выдыхая, не сопротивляясь и не пытаясь отодвинуться. И это молчаливое разрешение смело все барьеры. Норман что-то шептал ему, какую-то невнятную чушь, сам не понимая, что он несёт, но это не было важно. Важны были лишь распалённое тело в его руках, и прерывистые движения Питера, который самым бесстыдным образом обтирался об него вставшим членом сквозь тонкий трикотаж белья и мягкую ткань домашних брюк Озборна. Снова чувствовать его возбуждение и быть тому причиной, снова стискивать гибкое, сильное тело в объятьях, касаться судорожно расширяющихся рёбер раскрытыми ладонями, скользить по груди и жёсткому прессу, ниже, туда, где твёрдо и влажно, не встречая отказа или сопротивления, сжимать жаждущую плоть в ладони, немного подкручивая кисть на каждом новом движении, ловить первый хриплый стон, прижимаясь губами к напряженной шее, проникать свободной рукой за край приспущенных боксеров, оглаживая соблазнительную ягодицу, и дальше, к ложбинке, кончиком пальца кружа вокруг входа, потирая и поглаживая чувствительное местечко. Питер застонал тихонько, отодвигаясь, уходя от откровенной ласки, но горячечный шёпот: «Я не буду вставлять, просто поглажу, не бойся», остановил его. Он снова двинул бёдрами, ища желанного трения, подаваясь навстречу ласкающей его член руке, сжимающей именно так, как нужно, плотно, сильно, по всей длине, уткнулся носом в висок Нормана. До одури хотелось целоваться, но какая-то тупая уверенность, что это будет равноценно полной и безоговорочной капитуляции, удерживала Питера от того, чтобы впиться в такие желанные губы. Норман не настаивал, удовлетворившись тем, что ему дозволено, не пытался сделать что-то ещё, доминировать или заходить дальше. Это будоражило. Он словно провалился в свой недавний сон. Норман, всегда такой напористый, самоуверенный и властный, опытный, точно знающий, как заставить Питера несдержанно стонать, теперь обращался с ним с благоговейным трепетом, словно признав, за кем сейчас преимущество в силе. И осознание этого кружило голову не хуже, чем умелые ласки. — Сильнее… — выдохнул Питер, чувствуя, как подступает оргазм, хотелось жёстче, плотнее, безжалостнее, под зажмуренными веками вспыхнули белые пятна, он судорожно забился в крепких руках, изливаясь шелковистой влагой на ласкающие его пальцы, не сумев удержать голос. Норман перестал поглаживать и трогать его, ставшего слишком чувствительным после оргазма. Питер без сил повис на нём, не желая шевельнуть даже кончиком пальца. В голове звенело и не было ни одной внятной мысли, и как же ему этого не хватало! Он отчётливо чувствовал чужое возбуждение и бешеный стук сердца Нормана, колотившегося прямо в его грудь, но сегодня ему хотелось побыть эгоистом. Просто наслаждаться теплом и ласками, бережными прикосновениями горячих ладоней, нежными поцелуями в шею и ключицы, просто принимать эту заботу. Как же здорово отключить, наконец, разум, и поддаться желаниям плоти! Было чудесно сидеть вот так, в объятьях, закрыв глаза и пристроив голову на жестком плече. Норман не возражал. Не делал попыток освободиться или как-то решить вопрос с собственным возбуждением. И Питер был ему весьма благодарен за такую жертвенность. Он только дотянулся до тумбочки, за салфетками, вытер свою руку и снова стал поглаживать спину Питера снизу вверх через футболку. — Специально выбесил меня? — спросил Питер, восстанавливая сбившееся дыхание. — Ага, — подтвердил Норман. — Сумасшедший. А если бы я тебя покалечил? Не буду ничего для тебя делать, — мстительно сказал он, напирая на пах Озборна чуть сильнее. — Я уже понял, обойдусь, — отозвался тот, мучительно выдохнув. — И это ничего не значит. Не думай, что я растаю, как пломбир на солнышке, от хорошей дрочки. Хоть ты и был паинькой в последнее время, я всё ещё тебе не доверяю, — глухо сказал Питер, продолжая обнимать его. Норман усмехнулся, возразить ему было нечего. — Вот же блин… — Питер поднял голову. — Что? — А где мой фотоаппарат? — спросил он с налётом паники в голосе. — Я отдал камеру мисс Коул, — ответил Норман, — Я правильно сделал? — Правильно… Спасибо, а то Джеймсон сожрал бы меня… — с облегчением сказал Питер, снова укладываясь на его плечо. Норман крепко обнял его, скрещивая руки за спиной. — Питер… — М? — Ответь, только честно, хорошо? — Хорошо. — Когда мы с тобой были вместе… бывали моменты, когда я делал что-то, чего тебе не хотелось? Наверное, следовало слезть с колен Нормана и сесть рядом, или хотя бы натянуть трусы на задницу, разговор, похоже, планировался серьёзный, но Питер предпочёл не шевелиться. — Ты про постель или про то, как возил мной по битому кирпичу? — лениво спросил злопамятный Паук. — Про постель. — Ммм… Нет, пожалуй. Если ты беспокоишься, что принуждал меня к чему-то, это не так. Я сам пришёл к тебе, помнишь? Так что не надо присваивать себе лавры великого соблазнителя и думать, что между нами всё началось только потому, что ты этого захотел. — Самоуверенный юнец, — улыбнулся Норман. — Нет, ну а что? Скажешь, я не прав? — Питер сел ровно, глядя Норману в лицо, по-прежнему держа руки на его плечах. — Может, и прав. Помнишь тот день, когда мы впервые встретились? — спросил он Питера. — Это… это когда ты подвозил Гарри на школьную экскурсию? — Именно. — Помню, конечно. Я тогда обалдел от радости, собственными глазами увидев самого Нормана Озборна, статьи которого читал и перечитывал. И что? — Ты мне сразу понравился. Ты до сих пор не осознаёшь, насколько ты привлекателен. — Эй! — Паркер легонько шлёпнул его ладонью по плечу, — Мне было шестнадцать! Что за набоковщина?! — Староват ты для Лолиты, это да… — вздохнул Норман с деланным сожалением, утыкаясь в его грудь, — Но, как видишь, я умею ждать и добиваться поставленных целей. Я очень настойчивый. — Хочешь сказать, ты уже тогда положил на меня глаз, — не унимался Питер, — На невинного школьника?! Ты страшный человек, Норман. — Ты только что это понял? — спросил он, глядя на Питера снизу вверх и улыбаясь. Питер облизнул губы, собираясь с духом, и решился задать тот самый вопрос: — Почему ты решил, что я тебя ненавижу? Норман посерьёзнел, улыбка сошла с его лица. — Я пытался тебя убить. Это достаточное основание, на мой взгляд. — Знаю. Но ненависть — это слишком. Мой дядя Бен говорил, что ненависть разрушает, что нельзя жить с таким страшным чувством в душе, ведь рано или поздно она отравит тебя самого, — ответил Питер, — Я злился на тебя, очень сильно злился. Я по-прежнему не доверяю тебе, Норман, но я тебя не ненавижу. — Ты не представляешь, как я хотел это услышать, — серьёзно сказал он. Питеру стало неловко. Пора заканчивать этот обмен откровенностями, пока они не углубились в запутанные дебри своих сложных отношений и не начали выяснять кто и что чувствует. Он не был готов. — Раз мы всё выяснили, отпусти меня. Озборн с сожалением разжал руки. Питер слез с его колен на пол, поправил одежду. — Мои вещи…? — В гардеробной. Ты действительно хорошо себя чувствуешь? Паркер остановился в дверях, оглянулся, улыбнулся ему своей застенчивой улыбкой, так, как не делал с того проклятого Дня благодарения, и беспечно пожал плечами. — Я чуть не умер, везде опоздал, разгромил твой дом, съездил тебе по лицу, и мне перепало что-то вроде секса. Вот бы ещё перекусить и тогда — да, я буду в полном порядке, — он скрылся за дверью гардеробной. Норман легко рассмеялся, говоря ему в след: — Это можно устроить, пойдём на кухню. Бернард наготовил всякого, выберешь то, что понравится. Он не расслышал ответ Питера из-за зазвонившего мобильного, на экране высветился номер Макинроя, главного инженера «Озкорпа», и Норману пришлось ответить. Когда Питер вернулся в комнату, Озборн сидел на кровати, задумчиво глядя на пустой экран смартфона. — Что? Плохие новости? — спросил он, подойдя ближе. — Макинрой звонил, — ответил Норман, глядя в сторону. Улыбка сошла с его лица, черты заострились, он выглядел хищно и сосредоточенно, — Они что-то нашли в сгоревшем цехе.***
Майкл Янг был немного суеверным. Он носил в кармане кроличью лапку, оправленную в серебро, чтобы в делах всегда сопутствовала удача, никогда не ходил под стремянками, а заметив на мостовой монетку в один цент всегда подбирал её. И никогда не убивал пауков, чтобы не навлечь на свою голову семь лет несчастий. Так научила его горячо любимая бабуля Тайиба Янг, которая заботилась о нём и растила, пока господь не забрал её душу. Когда под каблуком его ботинка противно хрустнуло, Майкл расстроился. Он спускался в подвал по полутёмной лестнице и почти ничего не видел. Подсветив себе зажигалкой, Янг обнаружил, что раздавил какой-то хитрый механизм, и впрямь похожий на паучка. — Что за хрень… — пробормотал он, пряча зажигалку в карман. Он двинулся вниз по лестнице, но замер, не сделав и пары шагов. На ступеньках, ведущих в подвал, что-то шевелилось. Клацали по бетону крошечные металлические ножки, красные огоньки зловеще поблёскивали то тут то там, отчётливо слышалось тихое жужжание механических приводов. — Эм… док! — испуганно позвал Майкл, отступая от надвигающихся на него стальных насекомых, — Док!!! Это я, Майкл! Отзови своих таракашек, я пройти не могу! Похоже, его услышали. Лестница очистилась от механизмов в считанные мгновения, но Янг всей шкурой чувствовал — за ним следят. Было темно. И как док тут перемещался, не врезаясь в столы и не наступая на своих букашек?! — А свет включить можно? Я ж не вижу ни хрена! Над несколькими столами зажглись лампы. Штромм обнаружился в самом дальнем углу, погружённый в работу. Перед ним на столе лежали какие-то разрозненные детали будущего творения, рядом трудились несколько мелких паукообразных роботов, похожих на того, которого Майкл раздавил на лестнице. Они оплетали желтоватыми нитями зайлона длинный гибкий металлический щуп. — Привет, Майкл, — поздоровался Мендель, следя за работой механизмов. — Ты чего в темноте сидишь? — спросил его Янг. — Усовершенствовал глазной протез, тестирую функцию ночного видения, — как обычно мудрёно ответил Штромм, — А роботам свет не нужен, они прекрасно справляются со своими обязанностями и без него. — Ясно, чё, — важно кивнул Майкл, — Над чем трудишься? Как зайлон, подошёл? — Скоро узнаем, — сказал Мендель, — Проведем полевые испытания моего нового изобретения и, если повезёт, избавим этот город от назойливого Паука. Мендель подошёл к компьютеру и застучал по клавиатуре. За спиной Майкла ожило и зашевелилось что-то большое, он резво отпрыгнул в сторону, споткнулся об ящик с оружием и шлёпнулся на пол. Мелкие роботы так и прыснули в стороны. — Э…это что?! — завопил он, показывая на копошащуюся металлическую махину, — Срань господня! — Ну что ты, это всего лишь робот. Я его программирую и пока не собрал до конца, не бойся. На данном этапе он совершенно безопасен. Кстати, передай Леброну, что новая партия оружия готова. А ещё я усовершенствовал несколько винтовок, пусть посмотрит. Если понравится, можно поставить на поток и продавать их в полтора раза дороже. Майкл поднялся на ноги, отряхнул свои новые кожаные брюки и спросил: — Ты вообще спишь? Когда ты всё успеваешь? Я как не заеду, ты всё трудишься над заказом или вот эту хренотень собираешь. — Нет покоя грешникам, — ухмыльнулся Мендель, — Майкл, я тут новый список составил, мне нужно кое-какое дополнительное оборудование. Это возможно? Он протянул Янгу лист бумаги. Майкл внимательно изучил список и изрёк: — Я постараюсь, док. Когда это нужно? — Как можно скорее, ты уж похлопочи. — Сделаю всё, что от меня зависит, док. — Вот и чудненько, — растянул рот в зловещей улыбке Мендель.***
Поздним субботним вечером в лаборатории «Озкорп Индастриз» Норман Озборн, Джим Макинрой, Роджер Борк и ещё несколько сотрудников собрались в лаборатории. На металлическом столе перед ними лежал фрагмент вентиляционной трубы, который нашли на месте пожара. Тонкий алюминий обуглился и местами прогорел от мощного пламени. Норман молча рассматривал аккуратные прямоугольные отверстия, расположенные в верхней части трубы. — Видите, сэр, — Борк указал на отверстие, — Пропил был сделан изнутри, режущая кромка инструмента, которым это сделали, была очень острой. Края не имеют зазубрин, они чрезвычайно ровные. — Это был какой-то вращающийся инструмент, имеющий высокие обороты, — предположил Норман, — Алюминий — мягкий металл, его легко разорвать, но этого не случилось. Мы ведь думаем об одном и том же, господа? Он обвёл собравшихся внимательным взглядом. — Что-то вылезло из вентиляционной трубы через эти отверстия, — сказал Макинрой. — Вы брали образцы на анализ с внутренней поверхности трубы? — спросил Норман Борка. — Да, сэр. Обнаружены продукты горения и микроскопическое количество бутилена, — ответил руководитель лаборатории, протягивая Норману отчёт. — Бутилен? — Озборн пробежал глазами заключение эксперта и указал на формулу обнаруженного вещества, — Это же синтетическая масляная основа. В трубе — остатки машинного масла! Макинрой нахмурился и вымолвил: — В вентиляции было какое-то устройство. Оно выбралось наружу, прорезав стенку трубы, и устроило поджог. Получается, всё было именно так. — Площадь цеха слишком большая, а огонь распространился в считанные секунды. Это не могло быть одно устройство, их должна была быть целая армия, — Норман ещё раз пролистал отчёт, — И у нас по-прежнему нет ответа на главный вопрос — как эти устройства попали в вентиляцию. Мистер Макинрой, ещё раз опросите всех, кто был тогда в цехе. Очень тщательно опросите, пусть вспомнят самые незначительные детали, всё, что угодно, быть не может, чтобы никто ничего не заметил. — Да, сэр. Я займусь этим завтра же, начну опрашивать работников предприятия, но как быть с мисс Гринберг, вашим сыном и мистером Паркером, может, они тоже что-то видели? — уточнил главный инженер, беспокоясь. — С ними я поговорю сам, — сказал Норман, — Детали, господа. Мы постоянно упускаем незначительные, на первый взгляд, детали. А из них складывается полная картина происшествия, восстановив которую мы выйдем на след поджигателя. Мистер Борк, повторите анализ веществ из трубы. Разберите на молекулы всё, что удастся найти, займитесь этим самостоятельно, самым тщательным образом. Отчёт сразу мне на стол, по готовности. Есть что-то ещё? — Блок управления пожарной сигнализацией, — ответил Макинрой, — Сейчас с ним работают программисты, и по их предварительному заключению, он был взломан. Они разбираются в нюансах взлома, ответ дадут через пару дней. — Хорошо. На сегодня все свободны, кроме дежурной смены. Работаем, как обычно, мы обязаны вернуться в график и выполнить обязательства по контрактам в установленные сроки. Следите за этим. У нас сложный период, но репутация компании зависит от усердия каждого специалиста. Совещание в понедельник, в девять утра. Всем доброй ночи.