***
Наверху что-то тяжело шмякнулось о стену, громко хлопнула дверь, звонко разбился об пол какой-то стеклянный предмет. Питер остановился у подножья лестницы, раздумывая, что же на этот раз происходит у его домовладельца. Но тут пронзительно завизжала Урсула, и он ринулся на крик. Выбежать в коридор он не успел, прямо на него спиной вперёд рухнул Диткович, нелепо размахивающий руками. Спасибо паучьему чутью — он успел как следует упереться ногами в ступеньку и поймать падающего домовладельца, перехватив его поперёк корпуса загипсованной рукой. Диткович повернул голову, загнанно глянул на Питера. Нос мужчины был разбит, он как-то жалко и тоненько всхлипнул, выдавив: — Это Эмерик… Тодд Эмерик поселился на четвёртом этаже меньше месяца назад, приехав в Нью-Йорк из какой-то глухой техасской провинции, где самым распространённым развлечением, по видимости, были пьянство и последующий дебош. Оказавшись в большом городе и найдя себе работу в бригаде по ремонту дорог, Эмерик не оставил былых привычек, исправно напиваясь каждый свой выходной, и терроризируя жильцов. К Дитковичу уже подходили несколько возмущённых квартирантов, требуя выселить дебошира, но домовладелец взял с того оплату за три месяца вперёд, а возвращать деньги, которые уже легли в карман, было не в привычках жадного Дитковича. Отодвинув его в сторону, Питер в два прыжка через ступеньки оказался наверху. Эмерик, пошатываясь, ломился в комнату Дитковича, дёргая хлипкую дверь, из-за которой слышался перепуганный голосок Урсулы. Похоже, девушка держала ручку со своей стороны, не пуская хулигана внутрь, но силы были не равны. — Эй! — Питер встал за его спиной, — У вас какие-то проблемы?! Сопя, как разъярённый бык, Эмерик тяжело развернулся, смерив Паркера презрительным взглядом налитых кровью глаз. Он был здоровым техасским мужиком, для которого тяжёлый физический труд стал частью жизни, а привычка надираться и чесать кулаки — лучшим способом скоротать выходной. Не говоря ни слова, он размахнулся, нанося удар. Питер левой рукой перехватил летящий ему прямо в лицо кулак, больше похожий на кузнечный молот, сжал пальцы и выкрутил кисть нападавшего дебошира, проводя болевой приём. Эмерик побагровел, согнувшись перед внезапным противником, заматерился, задёргался, но вырваться из хватки дохловатого, с виду, парня, не смог. — Ты кто?! — прохрипел он, — Спортсмен?! — Ага, шахматист, — отозвался Питер, — Вы зачем дерётесь? Эмерик заскулил, пытаясь освободиться, но только сделал себе больнее. — Отпусти, ну! — Отпущу, если прекратите драться, — спокойно ответил Питер, — И хватит приставать к девушке, она тому не рада. Дверь приоткрылась и в образовавшейся щели мелькнуло заплаканное личико Урсулы. — Давайте-ка, извиняйтесь, — Питер развернул скандалиста лицом к двери, всё так же удерживая его в железной хватке, — Вы её напугали, куда это годится? — И… извини, детка, — просипел Эмерик, поднимая к ней багровую рожу. Бедняжка взвизгнула и снова спряталась за дверью. — Ладно, сойдёт за извинения, — Питер развернул скрюченного дебошира к Дитковичу, который по стеночке подобрался к ним поближе, зажимая расквашенный нос ладонью, и спросил его, — Мистер Диткович, вы будете вызывать полицию? Я, конечно, могу его подержать некоторое время, но у меня и своих дел хватает. Так что? — Пусть проваливает, — гнусаво ответил Диткович, — И это был последний раз, Эмерик, понял? Ещё одна выходка, и я тебя выселю! И залог не верну, оставлю себе в качестве моральной компенсации. А если будешь хулиганить, Паркер тебе все кости переломает, ясно?! — Понял я, понял, отпусти! Больно!!! — заныл Эмерик, вяло дёргаясь. — Принесите свои извинения мистеру Дитковичу, и закончим на этом, — Питер слегка встряхнул его. — Простите, сэр, был неправ, — пробубнил хулиган. Питер, наконец, ослабил хватку, Эмерик отпрянул от него, растирая ноющее запястье. Он злобно зыркнул на Дитковича, на Питера, и поплёлся к лестнице, матерясь себе под нос. Похоже, неожиданный отпор несколько отрезвил его и остудил пыл. Диткович шумно перевёл дыхание, искоса посмотрел на Питера и изрёк: — Я тебе очень благодарен, Паркер, ты вовремя появился. Этот гад напугал мою дочку… — И чуть не спустил вас с лестницы, — кивнул Питер, собираясь уйти к себе, — Не за что, мистер Диткович, это ерунда. Немного растерянный домовладелец помялся в коридоре, словно он хотел добавить что-то ещё, но так и не решился, и ушёл к себе. Чуткий слух Питера уловил отзвуки его голоса и голоска Урсулы, похоже, он уговаривал её больше не бояться дебошира. Спустя пару секунд из-за двери Дитковича полились знакомые до зубовного скрежета аккорды «Суицидальной польки», заставившие Питера поскорее захлопнуть дверь. В тот момент он в чём-то понимал Тодда Эмерика, репертуар любимой музыки Дитковича был крайне паршивым. Собираясь в университет, Питер решил, что сегодня обязательно позвонит тому доктору, которого рекомендовал Норман, и сходит в клинику. Хватит корчить из себя сильного и независимого, можно разок воспользоваться благами, которые так настоятельно подсовывает ему мистер Озборн. «Расценивай это как проявление заботы», — говорил ему он, — «Единственный человек, о котором я хотел заботиться, умер восемнадцать лет назад…» Это, разумеется, было сказано о его покойной супруге и матери Гарри, дураку ясно… В душе шевельнулось неприятное чувство. Как он мог так сказать? А Гарри? О нём он не хотел заботиться? Родной же сын, единственный ребёнок, как можно? Усилием воли Питер заставил себя не развивать эту мысль. Семейные взаимоотношения Озборнов — тёмный лес и топкое болото посреди глухой чащи. Так много обид, взаимных претензий, нереализованных амбиций и обманутых ожиданий с обеих сторон, а сам он слишком заинтересован в них обоих, чтобы трезво оценивать ситуацию и делать правильные выводы. Чёрт… Заинтересован. Признался-таки самому себе… С Гарри как раз всё кристально ясно и понятно — он его лучший друг, у Питера в окружении было не так много людей, которых он мог считать хотя бы приятелями, и, безусловно, Питер дорожил их дружбой. Но вот Норман… С присущей только ему одному непоколебимой самоуверенностью, Озборн с энтузиазмом взялся за реставрацию их отношений. На свидание, вот, сводил. Накормил ужином, поди ж ты. Проводил до двери комнаты и отправил спать, даже не домогался. Напротив, развернул ситуацию с мелкими провокациями Паркера таким образом, что тот ощутил себя каким-то озабоченным типом, который не в состоянии определиться с собственными желаниями. А утром был так любезен, даже мил, да и вообще, на протяжении последнего времени он своими делами и поступками раз за разом доказывал Питеру, что изменился, что теперь он — другой человек, добровольно отказавшийся от ужасного прошлого. Может, что-то у них и получится… Питер помрачнел. Оно, конечно, может, и получится, но тут опять вырастает старая проблема — как быть с Гарри? — Я постоянно бегаю по кругу, — бормотал он, яростно дёргая молнию своего рюкзака, — Сначала всем вру из-за паучьих тайн. После путаюсь с отцом лучшего друга и вру ещё и по этому поводу… Потом, вроде, обрываю все связи с ним, и остаётся только одна большая ложь, но мне, похоже, этого мало, и я снова лезу… куда.? Что ж мне спокойно не живётся! Времени на рефлексию оставалось до обидного мало, пора было бежать в университет. Не хватало ещё опоздать на занятия и получить очередной нагоняй.***
Гарри в который раз глянул на часы, недоумевая. Раз в неделю они с отцом встречались за ланчем, и если у кого-то вдруг менялись планы, обязательно сообщали друг другу об этом. Норман никогда не опаздывал, напротив, являлся раньше назначенного срока минут на пять-десять и с недовольным видом ждал его, ничего не говоря, но ясно давая понять, что сын слишком легкомысленно относится ко времени. За плечом бесшумно появился официант, вежливо поинтересовался, не пора ли подавать ланч и не желает ли Гарри что-то ещё, кроме минеральной воды. Гарри отослал его, плохо скрывая раздражение, и взялся за мобильный. Первый звонок Норман просто сбросил. Гарри выждал ещё пять минут и снова позвонил. На этот раз отец ответил, правда, после шестого или седьмого гудка, когда Гарри практически отчаялся. — Да, — отрывисто раздалось в динамике. — Ты застрял в пробке? — немного смешавшись, выпалил Гарри, — Скоро будешь? — Буду где? — после секундной паузы напряженно спросил Норман. На заднем фоне слышались какие-то голоса и шум, совсем не похожий на звуки оживлённой улицы. — В ресторане, конечно, где же ещё? Совместный ланч, папа. Я тебя уже двадцать минут жду! — он честно пытался сказать это нормальным тоном, но обида так и сквозила в голосе. — Чёрт… — выдохнул Норман, — Совсем из головы вылетело… я забыл предупредить Фрэнсиса, чтобы он позвонил тебе и перенёс встречу. Я сейчас в Джерси на заводе. — Что?! — гости за соседним столиком оглянулись на возглас Гарри, и ему пришлось сбавить тон, — Что ты такое говоришь, ты забыл про меня? Опять?! — Не драматизируй, — холодно сказал Норман, — увидимся на следующей неделе, я здесь застрял дня на три, не меньше. — Папа, Джерси-Сити ведь не на Луне, неужели ты завтра не сможешь вырваться? — недоумевал Гарри. — Нет, не смогу. Пока мы не запустим линию, и первая смена не начнёт работать, я буду здесь. У тебя что-то случилось? — Случилось! — не сдержался Гарри, — Случился отец, которому на меня плевать! — и сбросил вызов. Он почти швырнул телефон на скатерть, уставившись в тёмный экран. Нет, Норман не станет ему перезванивать. Наверняка он брезгливо поморщился там, в своём долбаном Джерси, и вернулся к работе, полагая, как обычно, что у сына очередной заскок, который не стоит его пристального внимания. Было обидно. Так обидно, что даже в носу защипало. Опять им пренебрегают, опять у Нормана нет для него времени, снова его проклятая работа! Гарри зажмурился, загоняя внутрь подкатившую истерику, и жестом подозвал официанта. — Двойной скотч, пожалуйста. Безо льда.***
Питер позвонил в клинику доктора Прайса, воспользовавшись телефоном в секретариате университета, и договорился, что подъедет к пяти вечера. Осмотр у травматолога не занял много времени. Ему сняли гипс, сделали снимок и объявили, что рука в порядке. Теперь требуется физиотерапия, чтобы восстановить подвижность запястья и ослабленные связки. Питер покивал с умным видом, толком не понимая, что там могло ослабнуть за несколько дней, но вспомнил, как плёл доктору, что сломал запястье аж месяц назад, и вовремя прикусил язык. Врач выглядел несколько озадаченным, так и эдак вертя рентгеновские снимки и бубня себе под нос что-то на счёт «уникальной костной структуры» пациента. Потом внимательно разглядывал чёрно-белое изображение конечности в двух проекциях и показывал Питеру «застарелую травму, которую толком не лечили». Паркер живо вспомнил, как тяжёлый бронированный сапог Гоблина с размаху опустился на его запястье, как что-то хрустнул в руке, прошив его острой болью до самого плеча. И как он продолжил биться с врагом, запретив себе даже думать об этом. Потом стало совсем худо, когда врач заметил паутинную железу на запястье и начал тыкать в нее пальцем, спрашивая, откуда взялся такой странный шрам. Пришлось врать про несчастный случай в раннем детстве, но доктор смотрел так недоверчиво, что Питеру стало крайне неуютно, и он поспешил улизнуть из клиники под каким-то благовидным предлогом. Пока шёл к метро, с удовольствием растирал освобождённую от гипса кисть, сгибал так и эдак запястье, наслаждаясь свободой. Раздумывая, сойдет ли за физиотерапию его обычный паучий маршрут, и как поведёт себя после травмы рука, если её как следует нагрузить, он не заметил, что добрался до дома. Внутри разгоралось предвкушение. Сегодня он снова выйдет на улицы, снова почувствует упругое сопротивление ночного воздуха, ощутит бьющий в лицо городской ветер, и то особенное чувство, когда взмывая на тонкой паутинке над оживлёнными улицами, он на мгновение зависал в самой высшей точке траектории полёта, словно в невесомости, от чего становилось тесно в груди, а кровь вскипала от адреналина. И не было в тот миг ничего кроме полёта. Все проблемы и душевные метания обнулялись, жизнь казалась до смешного простой, оставалась только свобода и свист ветра в ушах. Как же ему этого не хватало! Питер ускорил шаг. Кто-то сидел прямо на холодных ступеньках его подъезда, низко опустив голову и бессильно свесив руки до самого асфальта. Не самое лучшее время для таких посиделок, февраль в этом году выдался промозглым и холодным, возможно, человеку нужна помощь? Чем ближе подходил Питер к дому, тем сильнее росло его беспокойство. Это же… это же определённо… — Гарри?! Вздрогнув, младший Озборн зябко повёл плечами, поднял лицо и попытался сфокусировать плывущий взгляд на источнике звука. Через короткое время ему это удалось, он криво улыбнулся и протянул совершенно пьяным голосом: — Пит… дружочек мой, а я тебя жду… — Господи, Гарри! Сколько ты тут торчишь?! У тебя же руки ледяные, скорее, вставай, пойдём наверх, ты заболеешь! — он подхватил друга подмышки, попытался поднять, но ворочать шесть с лишним футов пьяного в слюни Гарри Озборна, который, казалось, пустил корни прямо на треклятой лестнице, оказалось той ещё задачей. Гарри не помогал ему. Гарри хихикал и вёл себя, как набитое песком чучело, постоянно выскальзывая из рук. Умаявшись, Паркер кое-как подставил ему плечо, завалил на себя пьяную тушку товарища, благоухающего скотчем, как старая дубовая бочка, и поволок в свою комнату. — Меня выгнали, Пит, — жаловался он заплетающимся языком, — Представляешь? Сначала из ресторана, потом из дрянного бара, а потом от твоей двери… твой домовладелец — тот ещё тип. Почему ты переехал в такую дыру?! — Гарри неловко оступился на ступеньках и чуть не рухнул вниз, — Это ужасное место. У-жас-но-е! Возвращайся, а? Зачем мне квартира с двумя спальнями, если одна из них пустует? — Гарри, пошли, — упрямо тянул его наверх Питер, — Как ты умудрился так напиться?! И не шуми, пожалуйста, а то меня тоже выгонят. — И пусть! Пусть выгонят!!! — завопил нетрезвый друг, цепляясь за перила, — Вернёшься ко мне, домой вернёшься! Эй… ты чего делаешь? Ты какого хрена такой сильный?! Терпение Питера лопнуло, как мыльный пузырь, ему только проблем с Дитковичем не хватало, поэтому он обхватил Гарри за пояс, приподнял и потащил, как куль, поставив на ноги только возле своей двери. Торопливо отпер замок и затолкал пытающегося сбежать друга в комнату. Как только дверь захлопнулась, Гарри как-то поник, а потом и вовсе сел на пол, не жалея дорогущее пальто от Тома Форда, сгорбившись, словно под тяжестью непомерного груза. — Ну, чего ты? — Питер присел рядом с Гарри, осторожно потряс его за плечо, — Что случилось? — Ох, Пит… — он пьяно всхлипнул, — я такой дурак… Я всё жду и жду, всё надеюсь, что буду ему интересен, а он даже не помнит, как мы договаривались пообедать… И я… я столько раз обижал тебя своей ревностью… Ты поэтому съехал, да? Скажи, пожалуйста… Гарри поднял на него красные глаза. — Нет, Гарри. Я съехал потому, что пора жить самостоятельно, а не сидеть на шее у тёти или у твоего отца. Не придумывай всякого, — заверил его Питер, — Похоже, тебе лучше прилечь. Можешь подняться на ноги? Гарри то ли всхлипнул, то ли носом шмыгнул, прерывисто вздохнул. — Это ты так из-за мистера Озборна надрался? — осторожно спросил Питер. Гарри кивнул, мотнув растрепавшимися волосами, в беспорядке упавшими на потный лоб, — Слушай… я тебя понимаю, но и ты его пойми, у него действительно куча работы… — И один единственный сын! — он всхлипнул, и сказал совсем тихо, треснувшим от обиды голосом, — Который нуждается в нём… я всегда хотел лишь одного, чтобы он меня любил! А он меня… стыдится… понимаешь? Я всегда был лишним в его жизни. Лучше бы я тогда умер, а не мама! — А ну прекрати говорить так! — рассердился Питер, подавив острое желание отвесить ему затрещину, — Ты как избалованный ребёнок, Гарри, соберись, наконец! Он всегда будет таким, его не исправить, но у тебя хотя бы есть отец! И не городи ерунды, Норман никогда тебя не стыдился, у него это чувство, похоже, атрофировалось ещё на эмбриональной стадии развития, вместе с жаберными щелями! Гарри медленно моргал, глядя на него мокрыми глазами. Фокусировка зрения на чём-то конкретном давалась ему с большим трудом. Он вдруг обхватил себя правой рукой в области желудка, зажал рот левой и выдавил сквозь дрожащие пальцы: — Питти… меня… сейчас стошнит… — Да что б тебя!!! — Питер метнулся к мусорному ведру, хвала всем богам — пустому, и сунул его другу. Какой уж тут патруль. Похоже, ему придётся всю ночь нянчиться с Гарри!***
— Никогда в жизни, — бормотал Питер, домывая пол, — Никогда в жизни не буду пить! Это же кошмар какой-то… Угомонившийся Гарри мирно спал на диване, закутанный в одеяло. И не скажешь, что совсем недавно его полоскало, как от морской болезни, что он пытался куда-то уйти, плакал, отталкивал Питера, и всячески бузил, пока, наконец, не избавился от спиртного, что отравляло его желудок, и не вырубился, обессиленный. Питеру пришлось раздевать его и укладывать, а потом устранять весь тот бардак, что учинил в комнате пьяный Гарри, разрушительный в своей обиде на отца. — Нормана бы сюда, — цедил он сквозь зубы, — Тряпку бы ему в руки и пусть прибирается! Закончив с полом, Питер вынес ведро с грязной водой в уборную, неизбежно столкнувшись в коридоре с Дитковичем. Домовладелец не сказал ему ни слова, только осуждающе пялился, всем своим видом выражая недовольство. Надо было бы как-то объясниться с ним, наверное, и Питер даже замедлил шаг, лихорадочно соображая, что бы такое придумать, но, к счастью, в комнате надрывно зазвонил мобильный телефон Гарри, и он поспешил к себе. Телефон отыскался в кармане пальто, которое Питер успел пристроить на вешалку возле входной двери. Глянув на экран гаджета, он тихонько ругнулся и принял вызов. — Неужели ты соблаговолил мне ответить! — вместо приветствия сказал Норман раздражённым тоном, — Половина одиннадцатого вечера, Гарри, мог бы и перезвонить! Что за дурная привычка у тебя появилась — сбрасывать мои звонки? — Это Питер, Гарри спит. Повисла пауза. — О… с ним… с Гарри всё в порядке? — напряженно спросил Норман, на что Питер ответил: — Тебе сказать правду или то, что ты хочешь услышать? — Правду, разумеется! — Он не в порядке. Он напился, как рабочий из доков в день получки, где-то шлялся, а потом пришёл ко мне домой. И это, конечно, не моё дело, но он так ведёт себя потому, что ты опять про него забыл, — сурово сказал Питер. Норман только вздохнул. Возразить ему было нечего, сын был в своём праве обижаться, а Питер в своём — высказать недовольство происходящим. Истолковав его молчание по-своему, Питер сказал: — Понимаю, как это выглядит. Я не пытаюсь учить тебя жизни или тому, как общаться с сыном, я… — Ты прав, — перебил его Норман, — я — поганый отец, так всегда было. — Послушай… — Питер отошёл от дивана к окну, подальше от спящего друга, — Раз всё, что ты говорил про второй шанс — правда, если ты и в самом деле получил возможность искупить свои грехи, почему бы не начать с Гарри? — Это сложнее, чем кажется, — горечь, что звучала в голосе Нормана, можно было разливать в мелкую тару и продавать, как хинин, — Думаешь, мы не пытались наладить хотя бы подобие нормальных отношений? Перепробовали всё, включая сеансы семейной психотерапии. Но каждое наше перемирие заканчивается одинаково: мы срываемся друг на друга, сыпем взаимными обвинениями, ругаемся и кричим. И я не представляю, как преодолеть очередной кризис. — Ясно, — Питер хотел бы сказать что-то, что могло бы помочь двум небезразличным ему людям наладить отношения, но осознавал, что ничегошеньки не понимает в их конфликте. — Я поговорю с ним, — заверил его Норман, — Попробую в сотый раз объяснить, что не имел злого умысла и не пытался как-то унизить его. Вероятно, мне следовало бы взять Гарри на официальную работу в «Озкорп», чтобы он на собственном опыте убедился — деньги не падают с неба, а мои слова о занятости — не пустые отговорки. Подумаю об этом… Скажи-ка мне, Питер, ты был у врача? — Да, я в норме, спасибо. Гипс сняли, планировал сегодня патруль, но не выйдет — не могу оставить Гарри, — ответил он, — Как дела в Джерси? — Рад, что ты здоров. Дела… дел очень и очень много. Перезапустить конвейерную линию за короткий срок достаточно сложно, но мы работаем. Перешли на круглосуточный режим, надеюсь, что пуско-наладочные работы закончат к завтрашнему вечеру, и послезавтра первая смена приступит к полноценной работе, — рассказывал Норман, — И если всё пойдёт так, как запланировано, я вернусь в Нью-Йорк, в офисе тоже полно дел, которые требуют моего участия. И, Питер, я бы хотел встретиться. — Вот как? — улыбнулся Паркер, — Уже что-то запланировал? — Конечно, запланировал, тебе понравится. Постарайся не влипнуть в неприятности и не покалечиться, пока меня нет, договорились? — Договорились. — Доброй ночи, Питер, меня ждут. — Ночи, и… увидимся. Он отключился первым, оглянулся на Гарри. Тот крепко спал, дышал ровно и беззвучно, и если бы не крепкий запах спиртного, сошёл бы за мирно спящего человека. Питер положил телефон обратно в карман пальто и сел за стол. Раз патруль на сегодня отменяется, самое время взяться за учёбу, тем более, что курсовая сама себя не напишет.***
Когда-то Питер слышал утверждение, что сон алкоголика безмятежен и краток. Похоже, это было правдой. Друг очнулся в два часа ночи, хрипло попросил воды, не открывая глаз, и снова отключился. Вторая попытка вернуться в мир осознанных людей оказалась более удачной, около пяти утра Гарри сел, спустив на пол босые ноги, натянул одеяло на голову и сипло спросил: — Чего не спишь? Питер коротко глянул на него через плечо и вернулся к химии. — Домашки накопилось, задротствую, пока есть такая возможность. Ты как? — Плохо, — искренне признался он, — Есть пиво? — Есть холодная кола, — Питер сходил к холодильнику и принес ему банку шипучки, — И давно ты похмеляешься? — Давно, мамочка, — Гарри щелкнул ключом и жадно присосался к банке, — Как же башка трещит… Отпив половину, он приложил холодную жестянку ко лбу и со стоном прикрыл глаза. — Звонил мистер Озборн, — сообщил ему Питер, — Я ответил, сказал, что ты ночуешь у меня. Он хотел поговорить с тобой. — Ну, надо же, — глухо сказал друг, плотнее заворачиваясь в одеяло, — Вот уж не думал, что он вспомнит… Не буду ему перезванивать. — Гарри, это несерьёзно. — А я очень несерьёзный. То же мне, новости, а то ты не знал… Разговор не клеился. — У меня есть обезболивающее — хочешь? — спросил Питер, глядя на измочаленного друга. — Спрашиваешь! — немедленно откликнулся тот, — Давай скорее! Питеру пришлось лезть в стенной шкаф за аптечкой, судорожно соображая, висит ли паучий костюм на вешалке или, всё же, он не поленился убрать его в старый чемодан, доставшийся ему вместе с арендованной комнатой от предыдущих жильцов. К счастью, на вешалках не было ничего компрометирующего, только самые обычные вещи. Гарри следил за его перемещениями с какой-то чудовищной сосредоточенностью. С ним всегда было так: в состоянии похмелья он концентрировался на мелких деталях вокруг себя и замечал то, чего в трезвом состоянии не видел в упор. Вероятно, это позволяло ему не зацикливаться на всём том психологическом мусоре, который неизбежно преследует протрезвевших гуляк — чувстве вины и раскаянии. — Нафиг тебе столько перевязочных средств, Пит? — медленно спросил Гарри, пристально вглядываясь в содержимое прозрачного пластикового контейнера, который служил Питеру аптечкой, — Прям полевой госпиталь, а не аптечка. Или ты латаешь по ночам преступников, которых подстрелили копы? Обезболивающее отыскалось, конечно же, на самом дне ящика. — Скажешь тоже, — отмахнулся Питер, — Была распродажа в аптеке, вот я и закупился. Держи, прими это. Гарри закинул в рот сразу две таблетки и запил их водой из поданного Питером стакана, после чего завалился обратно на диван. — Полежу у тебя немного, хорошо? Потом вызову такси и уеду, похоже, я тут достаточно накуролесил… — пробормотал он, прикрывая глаза. — Оставайся, конечно, — Питер убрал аптечку на место и сел за свой стол, — Хочешь ещё чего-нибудь? — Нет… И… спасибо тебе. — А зачем ещё нужны друзья? Некоторое время Гарри молчал, а потом тяжело вздохнул и сказал: — Я знаю, почему Норману плевать на меня. У него кто-то есть. Кто-то, кто занимает все его мысли. У Питера, который как раз вернулся к своим заданиям, чуть не выпала ручка из враз ослабевших пальцев. — И… ты догадываешься, кто? — спросил он, не поворачиваясь. Гарри снова вздохнул. — Не-а, не знаю. Но это точно не та кудрявая благотворительница… как её звали? Рашель? Это не она, мой радар молчит. Если у них и был какой-то флирт, всё осталось в рамках взаимной симпатии, которая не стала чем-то большим. — Чего? Твой радар? — удивился Питер, поворачиваясь к нему, — Какой ещё радар? — Долго объяснять. Не знаю, с чем это связано, но стоит отцу завести серьёзные отношения, у меня внутри всё переворачивается, вот прямо как сейчас. И в прошлом году так было, где-то с октября, я места себе не находил. Даже застукал его один раз, представляешь? О, Питер представлял. Ещё как представлял! Ведь это именно он был в тот вечер с Норманом, когда Гарри явился в самый неподходящий момент из всех возможных. Будь у него поменьше такта и не запри Норман тогда дверь, Гарри довелось бы увидеть самую шокирующую картинку в своей жизни. Очень надеясь на то, что Гарри не видит, как пылают его уши, Питер осторожно спросил: — И… ты не знаешь, кто это был? — Нет, не имею ни малейшего понятия, я не стал вламываться в спальню. Не хватало ещё увидеть, как он кого-то трахает… Я ждал внизу пока он… они… ну, закончат. Блин, что я несу… Короче, Норман спустился с довольной рожей и даже не стал отпираться, что весело проводит время. А спустя пару недель всё рухнуло, — Гарри повозился под одеялом, устраиваясь поудобнее, — Тем отношениям, похоже, пришёл конец, а он чуть не спятил. Такой странный ходил, разговаривал сам с собой, пугал меня до чёртиков… Видел бы ты его, Питти, я до усрачки боялся, что он умом тронется… Потом всё как-то успокоилось, и он стал самим собой: холодным, даже отстранённым, зацикленным на работе. И вот опять. — Что — опять? — Он, похоже, сошёлся с той же пассией. Не думаю, что это кто-то другой, он не тот человек, что роется в партнёрах, как в мусоре, в вопросах отношений отец скорее старомоден… один партнёр и всё такое… Пит, он, блин, светится! Понимаешь?! Как тогда, в октябре. Я ему что-то говорю, а у него на лице такая улыбочка появляется, и нифига он меня не слушает, думая о… чём? О ком? Точно не обо мне! — обиженно сказал Гарри. Питер понимал, что ступает на минное поле, но остановиться уже не мог, поэтому спросил: — А почему ты так против того, чтобы мистер Озборн встречался с кем-то? Понимаю, раньше ты не хотел мачеху, в этом есть смысл, но теперь? Ты же взрослый, Гарри, совершеннолетний. Что такого страшного в том, если у твоего отца будут отношения? Гарри аж подкинуло. — Страшного?! Что страшного?! — взвился он, — А представь, если ему втемяшится жениться и наделать детишек?! Я и так, знаешь ли, не лучший сын года, он меня едва терпит. И куда пойдёт старый добрый Гарри, стоит только Норману обзавестись потомством посмышлёней?! Правильно, под мост! — Ты нагнетаешь, — спокойно сказал Питер, — Он тебя любит. На свой манер, разумеется, но любит. И никаких «детишек» не планирует, да с чего ты взял… — Я вот не пойму, — прищурился Гарри, — А не дофига ли ты осведомлён о планах Нормана? М, Пит? Ничего не хочешь мне рассказать? Питер прикусил свой болтливый язык и энергично замотал головой. — Вот что. Если я только узнаю, что ты спелся с Норманом за моей спиной — мы поссоримся. С него станется манипулировать тобой, использовать нашу дружбу, чтобы следить за мной, может, даже, влиять на меня. Смекаешь? Ты же умный, пошевели извилинами, — Гарри выразительно постучал себя пальцем по виску, — Он ничего не делает без умысла и выгоды, такой уж это человек. А ты — слишком доверчивый. Блин, Пит, как ты выживаешь с такой наивностью? Питер не нашёлся, что ответить. Гарри по-прежнему видел в нём школьного друга — зубрилу и скромника, который ничего не знает об этой жизни. Может, оно и к лучшему? Будто и не было ни радиоактивного паука, ни всех тех ужасов после Дня благодарения, ни Зелёного Гоблина, ни тыквенной бомбы, летящей в лицо… — Гарри, я бы не стал за тобой шпионить, — искренне заверил его Питер. — Конечно, не стал бы, — фыркнул друг, укладываясь на подушку, — Только ему и не нужно твоё согласие, всегда так было. Когда Норман решает, что пора прыгать, все спрашивают, насколько высоко. Он бы тебя заставил. Может, и правильно, что ты съехал… Я не рад этому, Пит, но так ты не попадёшь под его влияние. — Тебя послушать, так я какой-то бесхребетный тип, которым все вертят, как хотят, — фыркнул Питер, немного задетый умозаключениями друга, — не такой уж я наивный. — Конечно, — саркастично сказал Гарри, ослепительно улыбаясь и подмигивая Питеру, — конечно. — Ах ты..! — порыскав взглядом по столу, Питер смял лист бумаги и швырнул его в Гарри. Тот, смеясь, отбил невесомый ком и спрятался под одеяло. — Не бей меня, я почти умираю! — А вот нечего было бухать, — беззлобно сказал ему Питер, — Что думаешь делать дальше, Гарри? — Делать… да, ты прав, нужно что-то делать. Для начала постараюсь выяснить, с кем встречается отец. А потом подумаю, как избавить его от этих отношений. В любом случае, в двенадцать лет мне это удалось, получится и сейчас. Что? — спросил он, заметив удивлённый взгляд Питера, — Один единственный раз он познакомил меня со своей женщиной, которая мне жутко не понравилась. Насквозь фальшивая охотница за его деньгами, я хоть и был сопляком, сразу раскусил и её, и её грязные намерения. Вот… отец, конечно, не оценил моих стараний и сбагрил меня в школу-интернат. Но их намечающаяся помолвка расстроилась, так что я уезжал счастливым. Больше у него не было подобных отношений, на сколько мне известно, конечно, он с кем-то периодически проводил время, но это было несерьёзно. Не так, как сейчас. Слушай, давай оставим эту тему, а то моя голова снова начнёт трещать. Питер вернулся к своим заданиям. Гарри провалялся ещё с полчаса, потом нехотя выполз из-под одеяла, оделся, уточнил место расположение уборной и удалился в указанном направлении. Вернувшись, вызвал такси и уехал, бормоча что-то про сегодняшний зачёт и про то, что ему крышка. Проводив его, Питер прикинул, что у него есть ещё несколько часов до начала занятий, ведь ему лишь к третьей паре, а значит, патруль, всё же состоится! Никогда он не переодевался так быстро. Главной причиной, по которой он арендовал жильё именно в этом доме, был узкий балкон, по типу французского, прямо под его окном. С него было так удобно отправляться в путь, зацепившись паутиной за крышу соседнего здания, и возвращаться обратно так же на паутине, или спускаясь по стене — неширокий выступ надёжно скрывал Человека-Паука от любопытных глаз случайных прохожих, которые могли посмотреть наверх. Он шагнул за окно, прикрыв за собой створку. Наступил на низкий парапет, чувствуя шероховатую поверхность под тонкой подошвой. Прицелился, выпуская паутинку под самую кровлю соседней высотки и шагнул в пустоту, разрезая холодный февральский воздух пасмурного нью-йоркского утра. Из груди вырвался победный клич, сдержать эмоции было решительно невозможно, да и не нужно — его вопль утонул в мешанине звуков просыпающегося города: автомобильных клаксонах, рёве моторов, грохоте открытой линии подземки — обычной повседневной городской какофонии. Он добрался до Краун-Хайтс и лишь на крыше публичной библиотеки сообразил, что отсюда до Браунсвилла — рукой подать, и сейчас самое время наведаться по тому адресу, что сообщил ему Фредерик Фосвелл. Не лезть на рожон, разумеется, это было бы глупо, но просто посмотреть, что там и к чему. По возможности, не привлекая к себе лишнего внимания. Питер посмотрел на себя и сердито цокнул языком. Его патриотичный костюм на фоне серо-коричневого городского пейзажа выглядел кричаще-вызывающим. Не заметить героя мог бы только слепой, алый цвет не оставлял никаких шансов на скрытность. — Надо подумать насчёт костюма для слежки за плохими парнями, — сказал он себе под нос, — что-то серое, и незаметное, как раз для таких случаев. И полетел в сторону Браунсвилла.***
Автосервис на пересечении Чёрч-авеню и 94-й Восточной улицы оказался неприметным трёхэтажным зданием видавшим лучшие виды в году, эдак, семидесятом прошлого столетия. На обветшалом фасаде, выкрашенном такой же красно-коричневой краской, что и соседствующие с ним здания, красовалась немного облупившаяся вывеска: «Автоклиника Кембы». Лампочки, когда-то весело мигавшие по периметру прямоугольника вывески, не горели, а местами и вовсе отсутствовали. На серых воротах виднелась вмятина, кое-как выпрямленная, но так и не закрашенная как следует. Осторожно выглядывая из-за каминной трубы на крыше здания напротив, Паук вспоминал, как он несколько раз бывал в этом районе во время патрулей, именно на этой самой улице, но даже внимания не обращал на такое неприметное место. Он бы никогда не подумал, что старый облезлый автосервис — база одной из опаснейших банд города, что именно здесь творятся темные делишки и собираются настоящие гангстеры. Противно скрипнув, приоткрылась дверь в левой створке ворот, на улицу вышел мужчина средних лет в серой рабочей спецовке, испачканной машинным маслом, и закурил. У него зазвонил мобильный, он вытер руку о засаленную штанину, выудил из кармана телефон и принял вызов. Паук навострил уши: — Йо, Леброн. Да, всё в порядке. Да, они были часов шесть назад, забрали ящики. Нет, не спрашивали. Им нужно ещё столько же или больше, парни готовы платить. Нет, конечно, я ж не дебил. Сначала предложим товар мексикашкам, а уж если те откажутся — заломим русским полуторную цену. Ага. Угу. Нельсон подъедет сегодня? А, Майки будет… хорошо. Я понял, босс, всё готово. Угу, как скажешь. Он докурил, аккуратно затушил окурок и бросил его в урну. — Доброе утро, миссис Тейтум! — гаркнул он на ухо старушке с ходунками, которая со скоростью черепашки тащилась мимо него вниз по улице. — А?! — бабуся заозиралась, пытаясь понять, кто её окликнул, она носила очки с толстенными стёклами, но, похоже, почти ничего не видела, — Кто тут? — Это Джейлен, доброе утро! Вас проводить? Вы идёте в булочную? — он поддержал пожилую леди под локоть, но та решительно отстранилась. — Вернитесь к своим делам, юноша! — гордо сказала старушка, — Я ещё в состоянии сходить за хлебом своими ногами. Мужчина отступил, с улыбкой демонстрируя открытые ладони. — Хорошего дня, миссис Тейтум. Ворча себе под нос, бабуля продолжила путь, а Джейлен подпёр стену автосервиса и вытащил новую сигарету из пачки. Паук задумался. Этот тип явно говорил с Леброном Пэришем, обсуждал какую-то сделку, которую провернул этой ночью. Возможно, наркотики или оружие, которые банда толкает другим группировкам. А ещё должен подъехать кто-то из гангстеров, за которым можно будет проследить, вот ведь удача! Он устроился поудобнее на крыше и стал ждать, поглядывая на целеустремлённую старушку, которая почти добралась до пункта назначения. Бабуля вошла в пекарню на противоположной стороне улицы и минут через пятнадцать вышла с бумажным пакетом, пристроенным в корзинку между ручками ходунков. Она сошла с тротуара на мостовую, даже не посмотрев по сторонам, и двинулась обратным маршрутом. А Паука подкинуло, как от удара электрошоком, завыло его чутьё — под горку прямо на бабку нёсся неуправляемый фургон. Водитель, потерявший сознание, лежал на руле, зажав клаксон своим телом, машина отчаянно сигналила, но глуховатая старушка ничего не слышала, продолжая двигаться навстречу неминуемой гибели. У Джейлена выпала изо рта сигарета, но он не успел даже крикнуть. Красно-синяя молния мелькнула в воздухе, Человек-Паук выхватил бабусю прямо из-под колёс вместе с ходунками и хлебом, и аккуратно поставил на тротуар. Убедившись, что старушка в порядке, он рванул следом за фургоном, пока тот не вынесло на оживлённую улицу. Ему удалось запрыгнуть на крышу автомобиля, он перебрался к кабине, заглянул в окно, понял, что дело плохо и ударом кулака разбил стекло. Глядя, как Паук исчезает внутри кабины, а фургон начинает притормаживать, Джейлен переглянулся с доковылявшей до него миссис Тейтум. — Ты тоже это видел? — проскрипела старушка показывая скрюченным артритом пальцем на фургон, остановившийся в каких-то паре десятков ярдов от перекрёстка. — Ага, видел. Вот же пронырливый хер! — рявкнул Джейлен, торопливо вытаскивая мобильный и отыскивая нужный номер, — Давай же… ответь!!! Майки!!! Сукин ты сын, не смей сюда приезжать! Да, придурок, это Джейлен, кто ж ещё, сраный Билл Косби?! Здесь Паук, бро, не вздумай соваться в сервис!!! Он тебя спалит, а Леброн потом башку открутит. Кому-кому… тебе! И мне за компанию за то, что не предупредил! Я позвоню, когда можно будет, и передай Леброну, что нас слила какая-то крыса! — Вы дурно воспитаны, юноша, — поморщилась тугая на ухо миссис Тейтум, которая едва ли слышала и десять процентов из того, что говорил сейчас Джейлен, но не могла остаться в стороне, — Сквернословие — это грех. — Да-да, миссис Тейтум, гореть мне в аду, — отмахнулся он, открывая дверь в сервис. На улице Человек-Паук уже вытащил из фургона водителя и уложил его на мостовую, кто-то из очевидцев звонил в скорую помощь. Хоть лицо Паука и было скрыто плотной маской, Джейлен был готов поспорить на что угодно — ползучий гад выглядел крайне разочарованным. Хмыкнув, гангстер скрылся за дверью автосервиса и запер за собой замок.