***
Если воскресные дни от бога, то понедельники точно выдумали где-то в аду. Следовало бы именно эти дни сделать выходными, чтобы простые люди сидели себе по домам и не влипали во всякое. Очередной понедельник начался не с ленивого валяния под одеялом и даже не с обычной паники, из-за того, что не услышал будильник и традиционно проспал. Проклятый понедельник начался ровно в полночь, с прыжка в тёмную реку. Удар об воду был похож на одно из его неудачных падений, речная вода показалась твёрже асфальта. Габаритные огни медленно и неотвратимо тонущего Форда всё ещё тускло светились сквозь мрачную толщу, течение под мостом было слабым, машину не сносило, и она погружалась на дно вертикально, задрав багажник к поверхности и устремив капот в тёмную непроглядную глубину, окруженная цепочками похожих на ртуть пузырьков воздуха, стремительно рвущихся к поверхности. Глазомер безбожно врал, сбоили все чувства — вода, ледяная вода вокруг, а генов серебрянки ему не досталось. Досада какая, утонуть в дурацком Гудзоне из-за того, что в той мешанине генетического материала, что попал в его кровь вместе с ядом радиоактивного паука, не оказалось генов крошечной серебрянки! Он бы рассмеялся, если б уже не проплыл добрый десяток футов вглубь реки в погоне за тонущей машиной. Красные огни габаритов мигнули несколько раз и погасли — вода добралась до электрики. Вода. Холодная мартовская вода. Все эвфемизмы про миллионы ледяных игл, вонзающихся в кожу, оказались правдой. Любое теплокровное создание, очутившееся в подобной среде, мечтало бы только об одном — убраться отсюда поскорее. Любое, кроме, пожалуй, белого медведя или какого-нибудь моржа, для которых купание в ледяной воде вполне естественное состояние. И кроме Человека-Паука, с его непомерным чувством долга и ослиным упрямством. Человек, запертый в тонущей машине, виделся неясной мутной тенью. Удары, которые он наносил в боковое стекло, сперва звучали часто и сильно, теперь же слышались всё реже и слабее. Отчаяннее. Так Человек-Паук узнал, как звучит безысходность. Он дотянулся до задранного багажника кончиками пальцев, прилип к гладкой полированной поверхности. Какая удача, даже под водой его способность держаться на любых, даже самых скользких плоскостях, никуда не делась. Одна крошечная искорка везения среди кромешного тлена, ну надо же. Не сказать, что стало проще или привычнее, лёгкие уже начинали гореть от нехватки кислорода, пульс бился в ушах, как кузнечный молот, мешая слушать. Он перебрался вдоль борта машины к передней двери. Внутри метался водитель — мужчина средних лет в деловом костюме и куртке с меховым капюшоном, его волосы колыхались в холодной воде, заполнившей салон, как речные водоросли, лицо, перекошенное ужасом, смотрелось зеленовато-бледным пятном, подсвеченное мертвенным прямоугольником экрана смартфона, каким-то чудом продолжавшего работать под водой. Паук дёрнул ручку двери — бесполезно, похоже, замок заклинило при ударе об воду. Времени, чтобы проверять остальные двери не было, мужчина отчаянно мотал головой, жестикулируя, но и без его мельтешений было понятно — воздух у него заканчивается и с минуты на минуту он утонет на глазах у своего спасителя. Он жестом велел водителю отодвинуться от стекла и ударил. По окну пошли трещины, и только. Гнев на собственную беспомощность вскипел в крови, переполненной углекислым газом, новый удар оказался сильнее и успешнее, стекло разлетелось на осколки. Паук схватил водителя за куртку и понянул на себя — тщетно. Ремень безопасности, всё ещё пристегнутый, не дал ему даже шанса вытащить несчастного из салона машины. Мужчина задёргался, судорожно хватаясь за руль, за собственное горло, в отчаянии попытался зажать рот и нос ладонями, но инстинкты оказались сильнее — серебристым комом из его рта вырвались пузыри воздуха, и он вдохнул тяжёлую речную воду. Человек-Паук рванул ремень, дёрнул ещё раз, чувствуя, как ломается механизм, удерживающий плотную нейлоновую ленту, уперся ногами в борт машины и что было сил потянул водителя на себя. Тот не помогал ему и не сопротивлялся, захлебнувшись, безвольный и безучастный к происходящему. Логично было бы избавить его от куртки, но у Паука плавали цветные пятна перед глазами от нехватки воздуха, а поверхность реки виделась такой же далёкой, как стратосфера. Курс оказания первой помощи при утоплении, как оказалось, намертво въелся в его память: мозг в условиях гипоксии сохраняет жизнеспособность не более пяти — шести минут. Холодная вода может увеличить это время, бывали случаи успешной реанимации спустя целых десять минут, но это, скорее, исключение, чем правило. Он не помнил, действительно не помнил, как преодолел последние футы, как вынырнул на поверхность, пытаясь сделать вдох. Мокрая маска облепила лицо, мешая дышать, его словно пытали в каких-то застенках, будто душили и топили одновременно, это было ужасно. Наплевав на анонимность, то и дело уходя под воду, Паук задрал маску до носа, жадно хватая холодный воздух ртом. Стало чуть легче. Он устроил голову захлебнувшегося мужчины на своём плече и попытался сообразить, в какую же сторону ему плыть. — Вот! Вот они!!! — закричал кто-то сверху. Металлической махиной рядом вырос борт катера, ночь над речной гладью вспорол яркий луч прожектора, сверху суетились и что-то кричали люди, кто-то, похоже, спасатель, спускался на тросах к самой воде, крепкие руки обхватили Паука и спасённого им человека. — Отпускай его, приятель, отпускай! Я займусь им, вот трос, держись! Сможешь держаться? Сейчас мы и тебя вытащим, ты только держись! И он держался. Уже на палубе катера, сидя в луже воды, которая натекла с его насквозь промокшего костюма, завернувшись в серебристое спасательное одеяло, он смотрел, как реанимируют водителя. В голове было пусто-пусто, его потряхивало от холода и стресса. По законам жанра, Человек-Паук должен был стрельнуть паутиной в ближайшую опору моста и скрыться в нью-йоркской ночи, подсвеченной жёлтыми уличными фонарями и неоновым светом рекламных вывесок, крикнув что-то дерзкое напоследок, но он не мог. Не мог оставить человека, который захлебнулся у него на глазах, не мог смалодушничать и просто удрать, не удостоверившись, что с водителем всё в порядке. Что он жив. Или… — Выпей это, — матрос, суровый мужчина в засаленном бушлате, сунул ему в руки термокружку с обжигающе-горячим кофе, — Тебя трясёт, как ту псину, что мы на днях выудили из залива. Я видел, как ты прыгнул за машиной, парень, до сих пор в глазах стоит. Тут же адова глубина, ты не знал? Паук помотал головой. От выпитого кофе сделалось чуточку теплее, но его продолжала бить мелкая дрожь. — Ч-что с с…собакой? — еле выговорил он. Почему-то было важно узнать. — С какой собакой? А, ты про ту дворнягу… да что ей сделается, проклятой… обсохла, натрясла нам воды и блох на палубу, сожрала все сосиски. Кэп отвёз её в доки, живёт теперь там у охраны. Считай, повезло ей… — Повезло… — эхом отозвался Человек-Паук, глядя, как бьётся спасатель над неподвижно лежащим на палубе человеком, делая непрямой массаж сердца. Руки водителя были раскинуты в стороны, Паук смотрел на пальцы левой кисти и видел на безымянном тонкий ободок обручального кольца. Этого человека где-то ждут, кто-то ведь звонил ему на мобильный и продолжал звонить, пока машина медленно и неумолимо погружалась на дно реки… — Пожалуйста… — прошептал он, глядя прямо перед собой, — Пожалуйста, не сегодня… Ведь нет ничего глупее, чем утонуть в понедельник, правда? Внутри у него словно свернулась тугая пружина, скрутилась так крепко, что её вибрация резонировала с нервными окончаниями, не давая унять дрожь. Тело на палубе содрогнулось. Спасённый водитель закашлял, освобождая лёгкие от речной воды, захрипел, спасатели повернули его на бок, укрыли одеялом, засуетились вокруг, выполняя стандартную процедуру после успешной реанимации. — Ну вот, а ты боялся, — матрос хлопнул Паука по плечу, — Сто семнадцатая бригада работает, эти ребята и не таких откачивали, понял? Но, ты тоже молодец, если б не вытащил его — всё, кранты… Паучара? Ты куда девался?! Фольгированное одеяло лежало на палубе, рядом стояла опустевшая термокружка. Лужа речной воды на том месте, где только что сидел Паук, вот, пожалуй, и всё, что напоминало о присутствии героя на борту катера. Матрос глянул в сторону моста, от которого они не успели отойти, но увидел только реющую на слабом ветру тонкую нить паутины, серебристо блеснувшую в свете прожектора. — Вот ведь прыткий сучок! — восхищённо сказал он, сдвигая на затылок шерстяную шапочку, — Расскажу после смены парням, что на борту был Человек-Паук, никто ж не поверит…***
Университет, после него — работа в пекарне Фаско. Время тянулось, как резиновое, а Питеру не терпелось скорее закончить с делами и рвануть в издательство, увидеться с Самантой и выяснить, что ей удалось узнать о том автомобиле. Поэтому он был такой рассеянный, никак не мог сосредоточиться на работе, раз за разом возя шваброй по одному и тому же месту. На кухне чем-то гремел Калеб, покупателей не было. Часы на стене лениво отщёлкивали минуты до закрытия, когда можно будет запереть входную дверь, спокойно снять кассу, убрать выручку в сейф, прибраться в кладовке и всё, свободен! Оставалось чуть больше четверти часа. Дверной колокольчик брякнул, оповещая о приходе покупателей. Питер поспешно убрал швабру за дверь подсобки и повернулся к прилавку, готовый принять заказ. Трое мальчишек лет четырнадцати нагло уставились на него. Двое были темнокожими, один, самый высокий и тощий, белым и рыжим, как морковка. Заводилой в этой компании оказался коренастый парнишка в чёрно-синем бомбере. Он презрительно обвёл Питера вызывающим взглядом и сплюнул себе под ноги, прямо на чисто вымытый пол. — Чем могу помочь? — сквозь зубы спросил Питер, стараясь выдержать максимально нейтральный тон. — Ты, блядь, кто? — быканул на него коренастый, его дружки оскалились за спиной главаря, как пираньи. Рыжий потянулся к полке с багетами и скинул один из них на пол. Не нужно было быть гением, чтобы понять — эта пубертатная троица и есть те мелкие ублюдки, что мстили Калебу за увольнение из пекарни старшего брата-недотёпы. Питер с тоской посмотрел на часы. Сраный понедельник, ему же оставалось каких-то пятнадцать минут до закрытия, и вот ведь… Пружина внутри противно зазвенела, скрутившись ещё туже. — Подними хлеб, — спокойно сказал он рыжему, — В мире тысячи людей голодают, а ты швыряешь на пол еду. Не стыдно? — Ты, блядь, кто?! — повторил свой вопрос парень в бомбере, а его кореш в красной бейсболке, повёрнутой козырьком назад, потихоньку вытащил из кармана куртки велосипедную цепь. Рыжий парень пошёл красными пятнами, уродливо смотрящимися на его веснушчатом лице. Питер перевёл взгляд на заводилу. — Я повторяю: чем могу помочь? — Ты чё, бессмертный?! — в руке подростка щёлкнул лезвием выкидной нож, — Жить надоело? Сраные малолетки. Сраный понедельник. Питер редко атаковал первым. Обычно его действия были продиктованы необходимостью помешать преступлению, остановить вершащийся здесь и сейчас криминал, спасти чью-то жизнь или имущество. Что ж, возможно, это был именно такой случай. Он перепрыгнул стойку, ногой вышиб нож из руки заводилы, воспользовавшись его секундным замешательством. Наглость слетела с сопляка, как шелуха, он завопил от боли, хватаясь за запястье. Красная бейсболка успел замахнуться на него цепью, но Питер подставил левое предплечье, приняв удар, и резко толкнул парня в грудь раскрытой ладонью правой руки, максимально контролируя силу. Даже при всех предосторожностях удар вышел сокрушительным, подросток отлетел к входной двери, сбив один из барных стульев у окна, скуля и подвывая. Питер повернулся к рыжему дылде, судорожно цепляющемуся за стену. — Ну?! — сказал он ровным голосом, даже не запыхавшись после короткой драки. — Прос… простите, сэр… — выдавил тот, поднимая с пола багет и пытаясь сунуть его обратно на полку. — Куда?! — рявкнул на него Питер, — На прилавок положи! — Извините… — забормотал он, положил хлеб куда требовалось, и попятился к двери. — Проваливайте отсюда, — сказал всем троим Питер, — Ещё раз увижу одного из вас или всех вместе — ноги выдерну. Вон пошли! Бормоча ругательства, подростки вывалились за дверь и рванули прочь от пекарни. Из кухни выглянул Калеб. — Был какой-то шум, Паркер? — спросил он, оглядывая помещение внимательным взглядом, — Или мне показалось? — Да, мистер Фаско, я случайно уронил стул, — кивнул Питер, ставя мебель на место, — Сегодня всё из рук валится… — А багет почему на прилавке? — сурово спросил Фаско. — Тоже уронил, представляете? Я заплачу, — смутился Питер. — Ладно тебе, оставь… — проворчал пекарь, — Пять минут до закрытия, постарайся ничего не разбить. И дверь запри, прежде чем браться за уборку, а то ходят тут всякие… — Да, конечно, — отозвался Питер, глянул в угол над входом и только сейчас вспомнил про камеру. Чёрт. Сраный понедельник.***
Здание штаб-квартиры «Дэйли Бьюгл» высилось на своём обычном месте, уродуя пересечение 39-й улицы и Второй авеню Манхэттена тридцатифутовым неоновым логотипом. Сорок шесть этажей, как прижизненный памятник тщеславию Джей Джоны Джеймсона. Питер остановился недалеко от центрального входа, ища в рюкзаке свой бейдж внештатного сотрудника. Возможно, он не собирался и дальше работать на Джону, но сдавать пропуск не спешил, пользуясь возможностью проходить в издательство тогда, когда ему это было нужно на почти легальных основаниях. Может, это было жульничеством, но куда меньшим, чем то, что практиковал Джеймсон, не доплачивая ему за фотографии и выходы на репортажи. А ведь мог и не быть жлобом — «Бьюгл» занимал лишь пять этажей в массивной высотке, остальные помещения успешно сдавались в аренду под разные офисы. Да и газета, несмотря на всю свою желтизну, хорошо продавалась, принося издателю стабильный доход от рекламы и дополнительных тиражей. Охранник, сидящий за стойкой возле центрального входа, скользнул по Питеру таким безразличным взглядом, будто тот был полупрозрачным. Пропуск сработал безупречно, открыв ему путь в издательство. Он привычно свернул на лестницу, всё ещё не желая сталкиваться с мисс Брант или ещё кем-нибудь, кого Джей Джей мог запрячь на поиски «провалившегося сквозь землю Паркера». В журналистском отделе не было никого, кроме мисс Коул. Увидев его, всегда бойкая Саманта приобрела растерянный, даже виноватый вид. — Привет, Паркер, тут такое дело… — немного нервно начала она, вертя в пальцах ручку. — Здравствуйте. Что-то пошло не так? — спросил Питер с нехорошим предчувствием. Ну конечно. Понедельник, чему он удивляется. — Да не то что бы не так, — продолжила Сэм, бегая глазами, — Юрико… детектив Ватанабэ уперлась, как овца на мосту. Подавай ей встречу с Пауком лично, видано ли! Я вот уже год как хочу попросить его об интервью, но я ж молчу и как-то сдерживаюсь… а она заладила, мол, договорись о встрече, где угодно, когда ему будет удобно, на любой крыше Нью-Йорка, конфиденциальность она гарантирует. Скажи мне, что это был за номер? Что за автомобиль такой, раз Юри не хочет передать информацию через меня? Ты не во что не вляпался, я надеюсь? Под её пристальным обеспокоенным взглядом её тёмных глаз Питеру сделалось неуютно. И одновременно он почувствовал, что напал на действительно стоящий след — будь то автомобиль мелкой сошки, полицейский детектив не стала бы искать личной встречи с Человеком-Пауком. Он всё ещё вне закона, не стоит забывать об этом! — Я точно не во что не вляпался, Саманта, — нетерпеливо заверил её Питер, — Говорил же, ту машину ищет Паук, а он не очень-то посвящает меня в свои планы. Я просто посредник, понимаете? — Понимаю, — нахмурилась Сэм, — Я-то всё понимаю. А ещё я два года отработала в разделе криминальной хроники и насмотрелась разного дерьма. Я не параноик, но машина может принадлежать кому угодно: крупному барыге, члену опасной банды, да мало ли! Паук — сильный малый, он — герой, а мы с тобой, Паркер, обычные люди. И кто знает, на кого обрушится гнев тех, кого он так настойчиво ищет. — Я вам благодарен за заботу, — искренне сказал Питер, — но не могли бы вы передать детективу Ватанабэ, что сегодня Паук будет ждать её на крыше многоэтажки, что на пересечении Парк авеню и 71-й Восточной улицы, с одиннадцати часов и до полуночи. Ему крайне важна та информация, которую она может сообщить. И если… если она решит, что явиться на встречу с группой захвата — это хорошая идея, скажите, что Человек-Паук сможет узнать об этом задолго до того, как нога первого спецназовца коснётся крыши. Само собой, в таком случае, встречи не будет. — Справедливо, — кивнула Сэм, — Слушай… раз мы тут так разговорились… Может, спросишь Паучка об интервью?.. — Нет, — отрезал Питер, — Никаких интервью «Дейли Бьюгл» не будет. Вы правда думаете, что Джеймсон напечатает то, что Паук на самом деле захочет сказать читателям?! — Нет, конечно, — Саманта прекрасно отдавала себе отчёт, где и на кого она работает, — Но «Бьюгл» не единственное издание в городе, я найду способ донести до людей правду. Спроси у него, Паркер, обязательно спроси, мне жутко надоела та холодная война, что развязал Джей Джей, даже преступнику в суде дают слово, а тут — оболганный герой. Спросишь? — Спрошу, — буркнул Питер, заранее зная, что ответ будет отрицательный. Но сейчас его больше занимала непреклонная Юрико Ватанабэ и информация о белом Шевроле Тахо, которую он так наделся получить. — Я позвоню ей, — заверила его Сэм, прекрасно понимая, чем сейчас так озабочен Паркер, — Скажешь Паучку, чтобы не сердился, ладно? Я действительно сделала всё, что смогла. — И я это очень ценю, — искренне сказал Питер, — Спасибо вам большое. И от него тоже. — Вот уж не за что, — фыркнула Сэм, — видит бог, я очень хотела помочь, но не всё от меня зависит. Питер попрощался с ней, и поспешил на улицу.***
Вечер стремительно опускался на город, приближая время, назначенное детективу Ватанабэ. Опаздывать было не только невежливо, но и опасно. Кто знает, как именно была настроена эта женщина, и что она на самом деле ждёт от их встречи. Многие в полицейском управлении спали и видели, как бы сцапать Паука и узнать, кто же скрывается за красной маской, ну и повесить на него несколько десятков нераскрытых дел, а после — упрятать за решётку на долгие годы. Потому за час до назначенного времени он оказался на месте. Тщательно проверил окрестности, возможные места засад, занял удобную позицию напротив того дома, где была назначена встреча. С этого места крыша просматривалась идеально, не оставляя и шанса затаиться. Юрико Ватанабэ оказалась весьма пунктуальной. Паук увидел её сразу, как только детектив вышла на крышу. Она осмотрелась по сторонам, поправила расстёгнутую кожаную куртку, под которой он заметил наплечную кобуру. Вооружена, что ж… это было ожидаемо, с его-то подмоченной репутацией. Нехорошо заставлять даму ждать. Пара длинных прыжков, и он уже на мачте телевизионной антенны, прямо над головой детектива. Юрико резко развернулась в сторону звука приземления Паука, сказалась профессиональная реакция, её рука машинально дёрнулась к пистолету, но замерла на полпути. Она пришла сюда не воевать, а говорить. — Вы хотели встретиться? — грубовато спросил Паук, не спускаясь с мачты. — А ты хотел узнать про одну машину, — парировала Юрико, глядя на него снизу вверх, — Слезай, познакомимся поближе. Он пружинисто спрыгнул на крышу, обмен «любезностями» состоялся, не было нужды корчить из себя крутого парня, ведь это он хотел получить информацию. — Человек-Паук, — сказал он, пряча за напускной нагловатостью настороженность. Руки, правда, детективу не подал. — Юрико Ватанабэ, — представилась она, тоже не делая попыток как-нибудь сблизиться. — Саманта Коул передала мне, что вы хотите лично сообщить мне информацию о том автомобиле, что я разыскиваю, — Паук скрестил руки на груди, пытаясь выглядеть уверенным. — Да, это так, — подтвердила Юрико, — Но сперва я хочу услышать причину, по которой ты ищешь эту машину. Начинается… И что все такие сложные? Разве нельзя элементарно помочь и рассказать то, что нужно? — Я разыскиваю одного человека, — уклончиво ответил Паук, — Информация о владельце автомобиля поможет мне выйти на его след. Если этого не сделать — могут пострадать люди, даже погибнуть, а этого допустить нельзя. Детектив Ватанабэ смотрела себе под ноги, слушая его. У неё была красивая стрижка, которая очень шла ей, кажется, каре или что-то типа того, Паук не слишком разбирался в названиях женских причёсок. Блестящие тёмные волосы скрывали её бледное лицо, как пелена, мешая увидеть выражение и понять, о чём детектив думает. Наконец, она подняла глаза на Человека-Паука и твёрдо сказала: — Брось эту затею. — Почему?! — возмущённо спросил Паук. — Я не вправе раскрывать всех подробностей, но если ты копаешь под банду братьев Пэришей — оставь это гиблое дело, — в миндалевидных глазах Юрико горела решимость, — Ты сунулся на территорию, где играют по-крупному. Это очень, очень плохие люди, слышишь? И если через пару недель я узнаю, что из залива выловили части тела с остатками красно-синих шмоток на них, у меня не будет сомнений, кто причастен к твоей безвременной кончине. Человек-Паук презрительно хмыкнул. — Вы говорите так, будто Пэриши вам приплачивают за свою спокойную жизнь! Разве не должен страж закона бороться с преступностью, а не покрывать её? Детектив Ватанабэ возмущённо вскинула голову. — Как ты смеешь! Ты видишь меня впервые в жизни и уже повесил ярмо продажного копа?! А ты не подумал о том, что полиция не сидит сложа руки? Что люди положили четыре года на то, чтобы накрыть эту проклятую группировку и засадить её главарей в тюрьму, где им самое место? Да что ты понимаешь в работе полиции, ты, самоуверенный юнец с непомерным чувством собственного величия! Если намёки до тебя не доходят, я скажу прямо — банда в полицейской разработке, и если ты сейчас вмешаешься, то угробишь работу нескольких десятков человек, многие из которых ежедневно рискуют своими жизнями! Это не карманники в Центральном парке, Паук, не мелкие барыги, толкающие самодельную кислоту в Гарлеме, не домушники, и не грабители, это — организованная преступность. С ней не борются, носясь на паутине, как умалишённый, это многоголовое чудовище, уничтожить которое можно только одним способом — взяв все ключевые фигуры одновременно. Старшего Пэриша давно засадили в Райкерс, но это не мешает банде успешно функционировать и богатеть, толкая оружие и наркотики. Как думаешь, почему? — Потому, что в городе остался его брат Леброн? — угрюмо ответил Паук, недовольный тем, что его отчитали, как мелкого школьника. — Именно, Леброн Пэриш, и ещё некоторые люди, от которых многое зависит в криминальном бизнесе банды, — кивнула Юрико, и добавила, немного смягчившись, — Я вижу, что ты пытаешься сделать для этого города. Я слежу за твоими делами и не считаю, что ты заодно с криминалом, как это пытаются преподнести широкой общественности некоторые газеты. Надеюсь, ты достаточно умён, чтобы правильно понять меня и послушаться, поэтому прошу ещё раз — не суйся в это дело. Вот, собственно, и всё, что я хотела сказать тебе, Человек-Паук. — То есть, информацию по машине я не получу? — на всякий случай уточнил он, заранее зная ответ. Ватанабэ отрицательно покачала головой. — Займись другими делами, а ещё лучше — перестань рисковать и живи нормальной жизнью. Полиция на то и создана, чтобы служить и защищать. Вся фигура Паука выражала упрямство. — Да? Вот так, просто? — саркастично сказал он, — А какую жизнь вы считаете нормальной? Может, ту, в которой любого человека может пристрелить какой-нибудь головорез лишь потому, что ему понадобилась его машина? Или что свора ублюдков может напасть на беззащитную девушку только из-за того, что она поздно возвращается домой по тёмной улице? Или в ту, где честного владельца магазина грабят и избивают чуть ли не каждую неделю всего лишь из-за того, что какие-то негодяи решили, что он им обязан платить за непонятную защиту неизвестно от чего?! Эту жизнь вы считаете нормальной, детектив Ватанабэ? Где и кого защищает ваша хвалёная полиция, пока эти люди кричат о помощи? — Ты — моралист, — припечатала она уверенно, — И я права, ты слишком юн, чтобы понять: мир не делится на белое и чёрное, люди гибнут и это — неизбежность, к сожалению. Всех не спасти. — Вы так уверены в том, что делаете, так уверены в полиции, — горько сказал Паук, — Как бы не настал тот день, когда вы также жестоко разочаруетесь, столкнувшись с отчаянием и бессилием от невозможности предотвратить трагедию, которая коснётся лично вас. Именно это и толкает людей к тому, чтобы взять всё в свои руки. И, детектив Ватанабэ, лучше я останусь бестолковым юнцом-моралистом, чем превращусь в степенного взрослого с камнем вместо сердца! Он с места прыгнул на мачту, с неё — на парапет крыши, пролетев прямо над гловой Юрико, и шагнул в пустоту.***
Четвертак, заранее спрятанный в перчатке и так отчаянно мешавший ему весь вечер, наконец отправился в монетоприёмник таксофона. Можно было, конечно, явиться в пентхаус без звонка, но ему не хотелось наткнуться на тёмные окна и пустые комнаты. Хотелось услышать знакомый до последнего обертона голос, и удостовериться, что его по-прежнему ждут. Гудок, второй, третий… Обычно, он отвечал сразу, как только видел номер таксофона на дисплее, это был своего рода тайный код, секретное уведомление, понятное им двоим… Четвёртый, пятый… Трубка дрогнула в руке. — Алло… — голос звучал глухо, словно его обладатель говорил сквозь… одеяло? — Ох, — смешался Питер, запоздало сообразив, что поддался порыву и позвонил поздней ночью, ведь на часах — почти полночь и все нормальные люди давным-давно спят… Хотя, кто тут нормальный? — Питер? — хрипловато уточнил Норман. — Это я… прости. Я тебя разбудил? — глупо спрашивать об очевидных вещах, но он решительно не понимал, что теперь говорить. — М… я немного не в форме, сложные сутки выдались. Хочешь приехать? Он не стал возмущаться внезапному звонку, отчитывать, а предложил приехать, несмотря на поздний час. От этого стало немного теплее на душе. — А можно? — неуверенно переспросил Питер. Норман вздохнул. — Открою окно в спальне. Поторопись, не хочу отапливать улицу, — и отключился. Человек-Паук пару мгновений смотрел на трубку таксофона в своей руке, сиротливо ноющую короткими гудками, потом осторожно положил её на рычаг и беззвучно взмыл на паутине в ночное небо. Было темно. Цепляясь рюкзаком с одеждой и учебниками за раму, Паук осторожно протиснулся в окно спальни. Плотно прикрыл за собой створку, спустил рюкзак на пол, стараясь не шуметь. Норман, похоже, спал, отвернувшись от окна, с головой накрывшись одеялом. Питер остановился возле кровати, глядя на него, медленно стянул головы маску. — Ложись уже, — раздался сонный ворчливый голос, — Ты шумишь, как прорвавшая осаду толпа захватчиков, и как тебя до сих пор никто не поймал? — Я очень быстрый, — хохотнул Питер, расплываясь в улыбке, — Мне бы в душ… — Ложись, говорю! — Норман откинул край одеяла и оглянулся на него, взъерошенный и недовольный, — Я работаю без выходных, провёл больше суток на ногах, это мои законные часы отдыха, которые я не собираюсь тратить на ожидание. Утром сходишь, у меня тут не ночлежка, очереди в санузел нет. — Ладно, — Питер потянулся к молнии паучьего костюма, а Норман снова уронил голову на подушку. Выпутавшись из спандекса, он скользнул под одеяло. Норман сразу сгрёб его рукой за пояс, притягивая к себе, окутывая своим теплом, как коконом. — Ледышка… — пробормотал он, утыкаясь носом в затылок Питера, — отморозишь себе… Что именно он себе отморозит, не смог разобрать даже паучий слух. Питер затих, согреваясь в его руках. Норман дышал ровно и глубоко, засыпая, не делая каких-то попыток приласкать или потрогать, похоже, он и правда был вымотан… Выпростав руку поверх одеяла, Питер таращился в темноту, разглядывая люстру на потолке, и думал. Сна не было ни в одном глазу, метафорическая пружина внутреннего напряжения так и не разжалась, а слова Юрико Ватанабэ никак не шли из головы. Он понимал, что сейчас ведёт себя, как эгоист, но ничего не мог с собой поделать. — Норман… — позвал Питер, не особо рассчитывая на успех. — М? — сонно отозвался тот. — Я… я в самом деле выгляжу, как бестолковый юнец с непомерным чувством собственного величия? Тяжелый вздох в волосы на затылке заставил Питера поёжиться. — Нет, — отозвался он после короткой паузы, — Кто тебе сказал такое? — Полицейский детектив, — не стал врать Питер. — Не общайся больше с этим придурком, — отрезал Озборн, крепче обнимая его. — Но ты ведь тоже не одобряешь то, чем я занимаюсь! — напомнил Питер, сердясь. — Не одобряю, — согласился Норман, — потому что это — опасно. Но ты не бестолковый юнец и с величием у тебя некоторые проблемы… Точнее, его попросту нет, величия этого… Ещё ты не спишь по ночам, а у меня глаза слипаются… мы ведь можем поговорить утром? — Да, конечно, — устыдился Питер, гладя его по руке. Норман снова уткнулся в его волосы и, похоже, задремал. Сон так и не шёл к Питеру. Вместо того, чтобы успокоиться и расслабиться, он стал думать о недавней встрече с Эм Джей и своих эмоциях. Ему ужасно хотелось и это обсудить с Норманом, но он опасался, памятуя о его реакции в тот раз, когда он признался, что поцеловался с девушкой… С другой стороны, тогда Норманом владел Гоблин, и его ярость было продиктовала скорее злобным альтер эго, чем настоящей ревностью… Питеру хотелось верить в это, очень хотелось… — Не попробуешь — не узнаешь, — прошептал он, решаясь, и позвал, — Норман! Он ощутимо вздрогнул, открывая глаза. — Что? Что-то стряслось? — Нет… да… я не знаю… Извини, что я такая заноза в заднице, но… я могу сказать кое-что? — Питер смотрел на него, повернувшись в пол оборота, плотно прижавшись плечом к груди. Глаза его лихорадочно блестели в темноте, и Норман осознал, что мальчишка не даст ему спать до тех пор, пока не уймёт все свои метания. — Говори, — устало согласился он. Один чёрт, выбора не было. — Я… мне… мне нравятся девушки.., наверное, — выпалил Питер, зажмурившись. И это всё? Поэтому он не даёт ему отдохнуть?! — И что? — невозмутимо отозвался Норман, — Мне тоже нравятся женщины. Они удивительны и прекрасны, я был счастливо женат на одной из них. В чём проблема? Похоже, мальчишка ожидал совсем другой реакции, опасливо замерев в его руках. — И ты… не сердишься? — Нет, — Норман закрыл глаза. Он был вымотан, прежде всего морально, а тут Питер со своей идентификацией сексуальных предпочтений, как невовремя… — Погоди, — он завозился, пытаясь сесть, но Озборн ему не позволил, крепче стиснув руки. Разумеется, Питер мог легко освободиться, но предпочёл не делать этого, покорно оставшись лежать рядом, — Может, я как-то не так выразился… — Питер, — устало вздохнул он, — я тебя понял. Тебе нравятся девушки, и это — нормально. Важно не то, кто тебе нравится, а то, с кем ты решил быть. Мне тоже нравятся женщины, но люблю-то я тебя. Спи, пожалуйста. Мне вставать в половину шестого, а я чувствую себя плохо переваренным овощем… Питер затих, осмысливая услышанное. Он же всё правильно понял? Норман его… любит? И только что сказал об этом? Просто и естественно, как делая вдох или глоток воды, не сомневаясь, не боясь услышать отказ, он просто сказал о своих чувствах и ничего не попросил взамен… И вот он спокойно и ровно дышит, проваливаясь в сон, слишком вымотанный, чтобы увидеть, в каком шоке пребывает Питер. И… и что ему делать? Какой тут сон… Он так и лежал, таращась в потолок, стараясь не ёрзать и не будить Нормана, который дремал рядом. Он не разжал рук, не выпустил Питера из своих объятий, даже не шевелился. Дышал ровно и глубоко, практически беззвучно, никакого храпа или сонного сопения… Этот человек и во сне себя контролировал, уму непостижимо. Что же его так вымотало? Это ведь не опасно для его состояния? О чём он только думает… Аккуратно, дюйм за дюймом, он перевернулся на спину, а потом на другой бок, лицом к Норману. Тот глубоко вздохнул, притянул ближе к себе, на свою подушку, ещё и ногу закинул поверх ног Питера. Не сдержавшись, Паркер хихикнул, чувствуя себя плюшевым медвежонком. Но было не так уж плохо. Нет, не правда, было хорошо. Тепло, комфортно, уютно. Он пялился на спящего Нормана, безнаказанно разглядывая его в упор. Такая банальщина, но во сне он в самом деле выглядел моложе и как-то мягче. «Я чокнулся», — думал Питер, осторожно убирая прядь волос с его лба, — «Точно, чокнулся». Как там говорил Гарри? Люди не меняются? Но вот же, совсем другой человек. Или это случайность? Норман вдруг содрогнулся, судорожно стиснул руки так, что у Питера затрещали рёбра. Ему явно снился кошмар — на лбу выступила испарина, челюсти сжались, глаза быстро двигались под веками, пульс подскочил в разы, сердце колотилось, как ненормальное, а дыхание стало хриплым и прерывистым. — Тише, тшшш, — Питер обхватил его лицо ладонями, прижался лбом ко лбу, — Это сон, просто сон, всё хорошо. Я здесь, я рядом, всё будет хорошо. Он не проснулся, но будто услышал его. Его хватка ослабла, он перестал стискивать Питера, задышал глубоко и ровно. Питер поёрзал, ложась повыше, Норман довольно пробормотал что-то нечленораздельное, устраиваясь на его груди, как на подушке. Всё, попался. Теперь не выбраться, пока Норман не повернётся и не отпустит его. А он, похоже, не собирался шевелиться в ближайшее время. Это было… мило, наверное, но совсем не помогало сегодняшнему состоянию Питера. Длинно выдохнув, он устроил руки на плечах спящего Нормана, снова уставившись в потолок. Ждать пришлось довольно долго. Наконец, Озборн зашевелился, сполз на матрас и повернулся к Питеру спиной. Осторожно, стараясь не шуметь, Питер выбрался из кровати. Подождал пару мгновений, удостоверившись, что не разбудил Нормана, тихонько приоткрыл дверь в ванную комнату и скользнул внутрь. Туго сжатая пружина внутри так и не исчезла, от этого напряжения пальцы рук противно подрагивали. Питер встал под душ, потом сел на пол, прямо под падающие струи, бездумно глядя, как потоки воды, омывая его ноги, устремляются в хромированный трап возле стены. Стеклянная перегородка, отделяющая душевую зону от остального помещения ванной комнаты, медленно запотевала, подёргиваясь туманом. Волосы облепили голову и лезли в глаза, Питер смаргивал капли с ресниц, таращась на извилистый узор мраморной плитки на полу. Льющаяся на голову вода была тёплой, совсем не похожей на ту, в которой он очутился почти сутки назад, но это оказалось слабым утешением. Под потолком зажужжал автоматический вентилятор, вытягивая наполненной влагой воздух, и этот тихий звук сработал, как выстрел стартового пистолета. Питера подбросило на ноги. Оставляя мокрые следы на полу, он вышел из-под душа и один за другим открыл несколько ящиков в комоде под раковиной, ища… — Вот оно где! Было хорошо. Нет, не правда. Было отлично. Влажно, мягко и чёрт-бы-подрал-того-кто-придумал-минет изумительно. И это точно не был сон, определённо, Норман проснулся, подаваясь в горячий мокрый рот, но, открыв глаза, никого не увидел. Сообразив, что к чему, он приподнял край одеяла и возмущённо сказал: — Какого чёрта, Питер! — М…на ау…ть ы о…ив… — Да какого… Не говори с набитым ротом! — он хотел отстраниться, но Питер железной хваткой вцепился в его бёдра и приподнял голову, с чмоканьем пропустив головку между сжатыми губами. — Я говорю: можно подумать, ты против! — повторил он, облизываясь. Голубые глаза сердито сверкали из-под свесившийся на лоб чёлки, — Или не нравится? — Мне нравится, ты же видишь, — кивнул на свой крепко стоящий член Норман, — Но это невежливо, понимаешь? Я, вообще-то, спал. У меня выдались крайне тяжёлые сутки, и я… — А я чуть не утонул прошлой ночью, знаешь? — угрюмо перебил его Питер, — На моих глазах захлебнулся человек, и стоит мне зажмуриться на мгновение, я снова вижу отчаяние на его лице, когда вместо воздуха он вдохнул реку. Мне это нужно. — Что тебе нужно? — спросил Норман, немного смягчив тон. — Всё это. Секс, — с вызовом ответил он, потираясь о влажный ствол щекой, — Хочу тебя и всё, что ты можешь со мной сделать. Так достаточно вежливо? Или мне поклониться? Сделать реверанс? Кувырок назад? Что мне сделать? Хочешь, стойку на руках? Невыносимый нахал. Вбил себе что-то в голову, такой настырный, но такой желанный. Норман криво улыбнулся, потянулся за второй подушкой и подложил её себе под голову, устраиваясь поудобнее. — Что ж, — он ногой отбросил одеяло в сторону, чтобы не мешало смотреть. Раз уж поспать не получится, нужно извлечь максимум пользы, — В таком случае, не смею тебя отвлекать. Можешь вернуться к своему занятию, Питер. — О, вот спасибо! — дерзко фыркнул он и медленно облизал член от основания до головки. А потом приподнялся на руках и отчаянно насадился ртом, пропуская в самое горло, спазматически сжимаясь и давясь. — Ну-ну, я ж не отберу его у тебя, не спеши, — Норман нежно погладил его по щеке, — Расслабься, Питер, мы ведь не на скороооость… чёрт!!! Питер приноровился. Вспомнил былые навыки, заскользил по стволу плотно сжатым кольцом губ, втянув щёки, одновременно умудряясь ласкать член языком, постепенно наращивая темп, мастерски пряча зубы. Разойдясь, опять насадился до основания, ожидаемо давясь, но борясь со спазмами, заставляя себя оставаться в таком положении снова и снова. Нормана выгнуло, это было слишком хорошо. Подавив скотское желание схватить мальчишку за волосы, натянуть как следует, и держать, держать в таком положении, пропихнув член ему в самую глотку, он глухо застонал. Снизу перестали доноситься давящиеся звуки, его юный искатель приключений с энтузиазмом взялся вылизывать яйца, то и дело возвращаясь к стволу, заливая слюной, иногда помогая себе рукой, надрачивая и без того каменный стояк. По ощущениям, до оргазма оставалось всего ничего, но Питер перестал отсасывать и вылизывать, переместился поцелуями на низ живота, поднялся к груди, ключицам, жарко задышал в шею. — Трахни меня, — шепнул он на ухо, щекоча дыханием, — Я готов, я был в душе… ну же… — Даже если так, — Норман поймал его за подбородок, всё ещё влажный от слюны, — тебя нужно растянуть. — Я сам всё сделал, — нетерпеливо мотнул головой Питер, вырываясь, — Давай. На грудь Норману лёг початый тюбик смазки, явно из старых запасов, похоже, кое-кто основательно порылся в ящиках комода в ванной. Он сжал смазку в кулаке, переводя взгляд с неё на Питера и обратно. Вся эта глупая ситуация была нетипичной. Питер был каким-то не таким. Странным. Надорванным, что ли… Отчаявшимся. Он снова нетерпеливо заёрзал, потираясь стоящим членом о член Нормана, и психанул: — Давай, я сделаю, — нетерпеливо выпалил он, вырывая пластиковый тюбик из руки Озборна. Щёлкнул крышкой, выдавил прозрачный гель себе на ладонь, сел, сдвинувшись чуть ниже, щедро смазал член Нормана. Отбросив ненужный лубрикант на матрас приподнялся, пристроился и стал насаживаться, помогая себе рукой. У него получалось, плохо, но получалось. На чистом упрямстве, стиснув зубы и практически не дыша, Питер опустился до конца и замер, низко склонив голову, упираясь ладонями Норману в грудь. — Могу я узнать, какого хрена ты творишь?! — зло спросил Норман. Его взбесила эта нелепая ситуация и изощрённый мазохизм Питера, которому было очевидно больно. Тот только головой мотнул. — А на что это, блин, похоже? — прошипел Питер, не поднимая лица, и попытался двинуть бёдрами. — Ну уж нет, — Норман сцапал его за талию и вдавил в себя, на корню пресекая все попытки начать насаживаться, — Залез — так сиди. Можем до утра проторчать, не проблема. Но я хочу внятно услышать: какого хрена ты сейчас вытворяешь?! Его плечи дрогнули. — Ответь мне, — приказал Норман тем тоном, которым обычно отдавал распоряжения на работе. Питер поднял голову, бесстрашно встретив его прямой взгляд. — Человек… человек почти умер на моих руках. Я держал его, а сердце не билось. Это было так… если бы я действовал чуть быстрее, если бы я успел немного раньше, он… — Он ведь жив? — спросил Норман, надеясь не услышать отрицательный ответ. — Жив, — кивнул Питер. — Выходит, ты справился, — сказал Норман, разглядывая его, как впервые. — Выходит так, — согласился Питер. — Так почему ты себя сейчас наказываешь? — гневно спросил Озборн, сжимая пальцы на боках Питера почти до боли, — Ты каждый день делаешь всё, что можешь, рискуешь собой на улицах этого проклятого города, и сам же себя обвиняешь во всех смертных грехах. Откуда это в тебе?! — Суть не в том, что я могу делать, — медленно сказал Питер, — Суть в том, что я должен! — Да кому ты должен! — окончательно разозлился Норман, резко садясь и хватая Питера под подбородок, не позволяя спрятать глаза или отвернуться, — Что ты себе выдумал — долги обществу, обязанности, откуда это патетическое дерьмо?! Ты один делаешь больше, чем всё полицейское управление, ты рискуешь жизнью, спасая тех до кого никому нет дела! И ты же сам себя уничижаешь. Знаешь, дорогой мой, я не против некоторых элементов грубости в постели, но то, что сейчас делаешь ты — неприемлемо. Питер угрюмо сопел, глядя ему в глаза. — Прости, — наконец выдал он, — Я, наверное, в самом деле творю что-то дикое. Ты… ты сказал, что любишь меня, а я… прости, я… мне лучше уйти. — Тихо, — вторая рука Нормана скользнула по его шее в волосы, — Ты, похоже, перекупался в ледяной воде, раз решил, что я куда-то выпущу тебя из своей постели. Он двинул на пробу бёдрами, скользнув наружу и снова внутрь, двигаться стало определённо легче. — Вот видишь, — торжествующе сказал Норман, — от наших душеспасительных бесед есть толк, ты привык и уже легче принимаешь меня. Больно? Отвечай, только честно. — Нет… нет, боже, уже нет, — он нетерпеливо заёрзал, — мы же можем продолжить, да? Норман хмыкнул, опускаясь спиной на матрас и закладывая одну руку за голову. — Помнится, ты говорил, что сделаешь всё сам, Питер, — он изобразил приглашающий жест, — Вперёд, мальчик мой. Покажи, на что ты способен. Закусив от усердия губу, этот несносный, невыносимый мальчишка кивнул и медленно приподнялся, приноравливаясь. Снялся почти до головки, не разрывая зрительного контакта с Норманом, и двинулся вниз. И снова скользнул вверх, сжимаясь вокруг члена. И опять вниз, уже быстрее. И опять. Норман больше следил за его действиями, нежели отдавался процессу. Усталость, раздражение, беспокойство за моральное состояние Питера, которое он никак не мог считать из-за элементарного отсутствия у себя эмпатии, как нельзя лучше способствовали критическому восприятию ситуации в целом, чем слепому следованию инстинктам. — Да чёрт бы всё побрал… — пробормотал он, одним резким движением опрокидывая Питера на матрас и подминая под себя, — Посмотри на меня! — он опять схватил его за подбородок, — Ты слишком много думаешь, Питер. Ты трахаешь себя моим членом, а я буквально слышу твои грёбаные мысли, которые только что из ушей не лезут. Это не секс, это какое-то мозгоёбство, уж извини за обсценную лексику, только другого слова я подобрать не могу. Не так я себе представлял нашу совместную ночь после долгого перерыва, не этого хотел. Лицо Питера болезненно исказилось, он закрылся ладонями, длинно всхлипнул. — Не могу больше, — тихим ровным голосом сказал он, — Я как муха, колотящаяся о стекло, и ведь всем плевать… Хочу всё бросить, а потом как подумаю о тех, кого я смог спасти… Они ведь живы, и это должно меня радовать, но не радует… потому что на одну спасённую жизнь приходится десяток тех, кого я не нашёл. К кому я не успел. Кто так и не дождался помощи. Может, они правы и в самом деле нельзя спасти всех? А мне действительно пора начать жить обычной жизнью? Только как мне жить эту самую обычную жизнь, когда я… такой… фрик?! Он убрал руки от лица, глядя на Нормана сухими глазами. — Ты совсем запутался, — прошептал Норман, склоняясь к его губам, — Тебе нужно перестать думать обо всём на свете сразу, милый. Решай проблемы одну за другой, начав с наиболее важной, иначе эта лавина снесёт тебя. Как ты думаешь, я справляюсь с управлением компанией? Я структурирую задачи, расставляю приоритеты и добиваюсь поставленных целей постепенно, не сразу, а в порядке очерёдности. Болезненное выражение на лице Питера истаяло, он сам потянулся за поцелуем, обнимая Нормана за шею, уже без отчаяния в каждом движении. Они целовались долго и нежно, и с каждым движением губ, Питер чувствовал, как медленно разжимается внутри него звенящая пружина. Уходящее напряжение искало выход. Плакать или скулить казалось недостойным, поэтому он закинув ноги Норману на поясницу, мелко подаваясь навстречу, насаживаясь на его член, позволяя себе только прерывистые выдохи и тихие редкие стоны. — Никогда, слышишь, никогда, — шептал Норман ему на ухо, горячо и интимно, не переставая двигаться, — никогда не смей называть себя фриком. Ты — чудо, ты уникален и прекрасен, единственный в своём роде… Да они паутинки твоей не стоят, слепые глупцы… умные все стали… Человек-Паук им уже не герой… Его уверенная ладонь нашла и обхватила член Питера, лаская по всей длине, движения стали настойчивее, упрямо подводя к черте. Тяжесть его тела, выверенные движения умелой руки, толчки, заставляющие тело плавиться от острого удовольствия, граничащего с болью, в какой-то миг этого стало слишком много, и Питер кончил, беспомощно выдыхая через рот, широко открыв глаза и запрокинув голову, судорожно сжимаясь вокруг члена, стискивая Нормана шелковистым горячим нутром. Он продолжал двигаться внутри, не сводя глаз с искажённого удовольствием лица Питера, ловя каждую эмоцию, продолжая ласкать ставший слишком чувствительный член, выжимая последние капли оргазма. Питер попытался отстраниться, но был пойман за запястья обеих рук, вжат и втрахан в матрас сильными резкими движениями. Рыкнув, Норман вышел из него и кончил на живот. Тяжело дыша, он навис над Питером, поймав его расфокусированный взгляд. — Ты как? Полегчало? Питер смог только кивнуть. — Отлично, — он слез с него, дотянулся до края простыни и вытер сперму с живота Питера, — Всё, я спать. Ты тоже, и только попробуй тут рефлексировать и ковыряться в своих мыслях — поставлю раком и выдеру уже без смазки. — Это угроза? — нашёл в себе силы повыпендриваться Питер, улыбаясь. — Это — обещание. И твоё вполне вероятное будущее, если ты не дашь мне поспать этой ночью. Он устроился на своём месте, укрывшись одеялом, действительно собираясь спать. Питер тихонько подобрался ближе, укладываясь у него под боком. — Норман… — Только попробуй! — Спокойной ночи. Он не ответил, лишь вздохнул, обнимая своего невозможного супергероя.