***
Странно опять проснуться не дома. Открыть глаза и пару мгновений соображать, где ты находишься и как-чёрт-побери-попал-сюда, хотя по возрасту, вроде как, не должен страдать провалами в памяти, да и в злоупотреблении алкоголем никогда замечен не был… Тихий шум вентилятора ноутбука, звук клавиш, шорох одежды. А если прислушаться — дыхание и ровный стук сердца. Питер очень хорошо помнил, как открыл глаза в то утро после укуса радиоактивного паука, что разделил его жизнь на до и после, и как едва не спятил от обилия звуков и отзвуков. Он слышал, как тонко звенели пружины в его матрасе, как оглушительным тамтамом билось его собственное сердце, как текла по венам кровь, как внизу, на кухне, тётушка Мэй взбивала венчиком яйца для омлета, и каждое мимолётное столкновение невесомых прутьев венчика со стеклянной миской набатом отдавалось в ушах, а шорох газетных страниц в руках дяди Бена был сравним с треском льда, вспарываемого мощным ледоколом. Он едва не оглох, стоило по улице проехать старенькому автомобилю и чихнуть разок глушителем, в голове тогда зазвенело, как от выстрела. Ему потребовалось время, чтобы сжиться с этим. Ошалевший от обилия информации мозг постепенно справился, и Питер научился существовать в слишком громком мире, поняв, как отделять обычный рутинный шумовой фон от сигналов настоящей беды. И вот, вчера ночью, вдруг лишившись этого обострённого гипертрофированного чувства, он запаниковал. Понял, что смог бы обойтись даже без зрения, но не без слуха. Потому сейчас, тихонько лёжа рядом с ничего не подозревающим Норманом, он откровенно наслаждался восстановившимися способностями. — Ты подглядываешь, — раздался его спокойный голос. Выходит, всё-таки заметил. Ничего-то от него не утаить, вот же… — Я подслушиваю, — хрипловато признался Питер, улыбаясь. — Значит, со слухом всё в порядке? — сказал он ровным тоном, подразумевая своё коронное «я же тебе говорил!». — Да… — Питер вздохнул, зарываясь в подушку. Безмятежность первых минут пробуждения улетучилась, как невесомый туман, стоило только вспомнить о времени, — А который сейчас час? — Полдень. Я не мог тебя разбудить, несмотря на все приложенные усилия, что это было? Признаться, я беспокоился, — Норман, оторвавшись от экрана, внимательно смотрел на него, дожидаясь ответа. — Исцеляющий фактор в действии, — неохотно пояснил Питер, — лучше всего он работает во сне, когда организм не отвлекается на внешние раздражители. Вот меня и вырубает, как коматозника, стоит покалечиться сильнее, чем обычно… то есть, я не совсем это хотел сказать… — он стушевался, заметив, как испытующий взгляд Озборна становится суровым. — Да ладно тебе, не оправдывайся. В конце концов, паучьи особенности — часть твоей жизни, даже природы, я бы сказал. От того, что мне не нравится, как ты рискуешь своим здоровьем, ты не перестанешь быть собой. Остаётся смириться и минимизировать возможный вред, — Норман говорил очень спокойно, похоже, у него было много времени, чтобы поразмыслить над этим. Было приятно видеть, как этот несгибаемый мужчина идёт на уступки, принимает его таким, какой он есть, возится с ним, делает тысячу обычных мелочей, каждая из которых, если вдуматься, значит куда больше, нежели миллионы пустых слов о вечной любви. Растрогавшись, Питер подобрался поближе и уткнулся Норману в бок, свернувшись под одеялом. — Ты почему не в офисе? — спросил он осознав, наконец, что один из самых занятых людей Нью-Йорка валяется рядом с ним в одной постели, предпочтя удобную домашнюю одежду извечной броне делового костюма. — Не решился оставить тебя одного, вдруг бы потребовалась помощь. Работаю из дома, — он красноречиво приподнял ноут, на экране которого громоздились какие-то сложные графики, — Фрэнсис, должно быть, тихо меня ненавидит, ведь ему пришлось менять моё расписание и переносить все утренние встречи. О, не переживай о нём. Мой референт крепче чем кажется, и работу свою выполняет с полной самоотдачей. Но я беспокоюсь о твоей учёбе, Питер. — Вот уж не стоит. Сегодня две лекции, которые можно пропустить, ведь это не день Коннорса, — хмыкнул Паркер, довольный тем, что может безнаказанно валяться на ортопедическом матрасе и вовсю пользоваться лояльностью Нормана. — Какие славные новости, — Озборн улыбнулся, ласково погладив его по волосам, — Выходит, ты можешь остаться у меня на весь день? — Нет, к сожалению. Я должен выйти на работу, не могу подвести мистера Фаско. И рюкзак надо забрать с крыши, очень надеюсь, что он не упал в лужу, когда паутина исчезла, и не намок. Там мои книги, тетради с конспектами, одежда… что? — забеспокоился он, заметив, как внимательно смотрит на него Норман. — Опять Браунсвилл? — с явным неудовольствием спросил он. — Ага. Что поделать, если я там подрабатываю, — Питер пожал плечами. — Переходить в «Озкорп», нет? Представь себе карьерный взлёт — из кассира пекарни до лаборанта транснациональной корпорации. — После такого — только в президенты, — съехидничал Питер. — Пфф, Паук-президент! — развеселился Озборн, — Тогда я претендую на пост министра обороны. — Странное же это будет правительство, — сказал Питер, натягивая одеяло повыше. Вставать и куда-то идти абсолютно не хотелось. И в самом деле, провести бы так весь день… вот только… — Норман, а Бернард? — Не придёт сегодня, я дал ему выходной, — предвосхитил его переживания Озборн, параллельно щёлкая клавишами ноута, — А что не так с Бернардом? Ты уже один раз просыпался в моей постели, покуда он занимался обычными домашними делами, помнишь? Хотя, ремонт ванной комнаты, которую ты, дорогой мой, разнёс, нельзя считать таким уж обычным событием… — Я был отравлен и не контролировал себя, — напомнил Питер возмущённо, — а ты меня спас и нянчился всю ночь, как с младенцем. Я ж практически помирал! Вполне допустимая ситуация, не думаю, что кто-то что-то заподозрил. Но сейчас… — Я тебе миллион раз говорил, что плачу своему персоналу достаточно для того, чтобы они не имели своего мнения насчёт моей личной жизни, — в его голосе скользнуло давнее раздражение. — И всё же, — продолжал стоять на своём мнительный Питер. — Хватит уже, закроем эту тему. Тебе дискомфортно — я всех разогнал, доволен? — Норман с неудовольствием посмотрел на него, дождался хилого кивка и спросил, — Ты голоден? Можем заказать ланч или что-то другое. И скажи мне, как твоя спина? — Хорошо, — слишком поспешно ответил Питер, на что Озборн скептически хмыкнул и несильно надавил ладонью ему между лопаток, — Ай-яй! Ты чего?! — Вот и ответ на мой вопрос. Честный и конкретный, а не это твоё дешёвое «хорошо», — Норман передразнил его интонацию и враз посерьёзнел. Питер осторожно повёл плечами, оценивая ущерб. Мелкие порезы и ссадины затянулись, несколько глубоких ран на спине всё ещё болели, но не так, как ночью. Терпимо, с этим можно жить. Есть шанс, что к вечеру всё заживёт, а через неделю-другую сойдут и шрамы, оставив еле заметные отметины на коже. — Ничего себе, у тебя методы, — проворчал он, скорее из вредности, чем обидевшись по-настоящему, лег на другой бок и прижался к бедру Нормана своей задницей. — Что это? — на ягодицу уверенно и властно опустилась рука, — Зад мести? Провокация? Ты же знаешь, я не стану домогаться раненого, и теперь бессовестно пользуешься этим? — Да, это — зад мести, — не сдержавшись, Питер хихикнул в подушку, — Что ты там говорил насчёт доставки? Мы ведь можем заказать пиццу? Он даже оглянулся, невзирая на болезненные ощущения, ибо выражение лица Нормана в этот момент было по истине бесценным. Но тот был профессионалом, поэтому быстро справился с эмоциями и лишь презрительно изогнул бровь. — М-да. Я должен был готов к подобному начав встречаться с тем, кто недавно сошёл со школьной скамьи, — Питер хотел возмутиться, услышав такие слова, но стоило ему шевельнуться, как Норман сжал пальцы, тиская его за зад весьма фривольным образом, — Нет уж, лежи, как лежишь! Приставать к тебе я не могу, так хоть потрогаю. Да закажу я пиццу, закажу, не делай такие глаза! У меня тоже бывают напряжённые периоды на работе, как думаешь, что я заказываю своей команде, когда у нас случаются ночные авралы? — Устрицы? — предположил Питер, посмеиваясь, — Чёрную икру? Соловьиные язычки? — Пиццу, несносное ты создание! — Норман несильно, но звонко шлёпнул его по заднице и взялся за телефон. Пока к ним ехала доставка, было решено одеть Питера, так некстати оставшегося без единой нитки, хоть Норман ранее и высказал свою позицию на этот счёт: пусть лучше сидит голый в его постели, чем шляется одетый по крышам и влипает в неприятности. Питер на всякий случай уточнил, не шутит ли он, получил категоричный ответ что нет, не шутит, и быстренько замял эту тему. В гардеробной нашлась плотная белая футболка и спортивный костюм, чёрный и без каких-либо внешних лейблов, но судя по мягкости шелковистой хлопковой ткани, стоивший целую кучу денег. С обувью оказалось сложнее, Питер носил восьмой размер и рисковал вывалится из любых кроссовок Нормана. Тот что-то вспомнил, сходил в комнату Гарри и через некоторое время вернулся с парой новых черных кроссовок, которые были куплены юному моднику ещё в школе, но отвергнуты им по какой-то нелепой причине — то ли модель оказалась не той, которую он хотел, то ли бренд не соответствовал его представлениям об актуальности спортивной обуви. В любом случае, эта пара подошла Питеру идеально. — Посмотри-ка на себя, — довольный Норман поправил капюшон худи, стоя позади Питера в гардеробной и с удовольствием рассматривая его отражение в зеркале, — Прекрасно выглядишь. Возразить было нечего, он и в самом деле чертовских классно смотрелся во всех этих дорогущих вещах. — Не знал, что ты носишь спортивную одежду, — сказал Питер, вертясь перед зеркалом. — Иногда случается, — Норман коротко улыбнулся ему, весьма довольный тем, что видит в отражении. — Я на днях всё верну, — зачем-то начал обещать Питер, на что Озборн только поморщился. — Глупости. Мне приятно думать, что ты носишь мои вещи, хотя бы иногда, — он обнял Питера за пояс, осторожно привлёк к себе, помня о раненой спине, поцеловал в висок. — Спасибо, — сказал он, смущаясь. — Не за что. А, вот, — Норман снял с вешалки спортивную утеплённую безрукавку на молнии, — В любой моей верхней одежде ты будешь выглядеть нелепо, а это отлично подойдёт. На улице всё ещё холодно, лишним не станет. Идём вниз? Заказ скоро привезут.***
Это так удивительно — Питер сидит на его кухне, болтает о том и о сём, иногда забывая о хороших манерах и начиная активно жестикулировать, размахивая надкушенным треугольником пиццы. Норман слушает его, иногда кивает или вставляет своё замечание, но никак не может отделаться от чувства, что наблюдает за ними обоими со стороны. Разве это реально? Он действительно настоящий? И ни люди, ни обстоятельства не встанут между ними? Очень сложно поверить в такое тому, кто постоянно терял. — Подвезти тебя? — спросил он невпопад, прервав пространные рассуждения Паркера о том, что же им делать, если подавитель действительно окажется неэффективным, — Я заказал бизнес-такси на два часа, могу подбросить. — Я лучше на автобусе, поеду сразу на работу, заодно вещи свои с крыши заберу, — сказал Питер, — Вечером встречаемся в «Озкорпе», как и договорились? — Да. Приезжай, как закончишь. Скажешь на ресепшн, что тебе назначена встреча, а дальше они сами всё сделают. — Я уверен, что у нас всё получится, — со всей серьёзностью заявил Питер, а Норман горько усмехнулся: — Это проклятье какое-то… Мне нельзя быть счастливым, стоит только подумать — вот она, жизнь, которую я всегда хотел, как случается нечто кошмарное, и всё летит в пропасть. — Ты хотел жизнь с генетическим мутантом? — язвительно уточнил Питер, не сдержавшись. — Почему нет? — невозмутимо ответил он, не ведясь на провокацию Паучка, — Сам-то я недалеко от тебя ушёл… увидишь сегодня, насколько я не человек. Питер отвёл взгляд. Норман знал, какой болезненной была для него тема с мутацией, сколько сил уходило на то, чтобы выглядеть обычным студентом, а не супергероем со сверхспособностями, как неприятно и неловко ему было говорить о своих особенностях, случись спросить о чём-то. Он не понимал этого. В его глазах Питер был совершенством. Всегда был, даже в то время, когда он знать не знал о его тайной личности, и видел в нём лишь очаровательного юношу, умного, целеустремлённого, увлечённого наукой также, как и он сам, талантливого молодого человека, стремящегося самостоятельно найти своё место в этой жизни… — Все мы тут малость того… — пробормотал Питер, — Мне пора, Норман. Увидимся вечером, как и договорились. — Вот, возьми, — Норман положил на стол двадцатку, — Или ты планировал идти в Браунсвилл пешком? — Спасибо, мой бумажник остался в рюкзаке… — Который лежит на какой-то крыше где-то в Браунсвилле, помню-помню, — кивнул он, — Пойдём, провожу тебя до двери.***
Спустя четверть часа Питер уже ехал в автобусе. До Браунсвилла он добрался без приключений. Воровато озираясь, свернул в нужный переулок, лихо взобрался на крышу по глухой стене. Его рюкзак сиротливо лежал под вентиляционной трубой, рядом с тем местом, куда был приклеен паутиной, целый и нетронутый, лишь немного подмокший с одной стороны. Он поспешил открыть молнию и проверить свои вещи, к счастью, конспекты и книги не пострадали от дождя, их спасли туго свёрнутые джинсы. Обрадовавшись, Питер забросил рюкзак за спину и спустился вниз, так и оставшись незамеченным для редких прохожих. Выйдя на улицу, он отправился на работу. Не нужно было обладать паучьим зрением, чтобы увидеть новый «привет» от малолетних хулиганов, оставленный на фасаде пекарни Калеба Фаско. Фантазия у сопливых вандалов работала плохо, и сегодня на натёртом до блеска стекле витрины снова красовался огромный член, на этот раз не красный, а кислотно-жёлтый. Времени на граффити хулиганы не пожалели, тщательно закрасили своё «творение», подчеркнув детали белой и чёрной краской, добавив скабрезной картинке глубины, объёма и живости. Не Энди Уорхол, конечно, и не Бэнкси, но монументальность и размах граффити впечатляли — жёлтый член был даже больше красного. И Питер всерьёз разозлился, ведь ему опять предстояло отскребать эти художества от витрины! Калеб, стоя на стремянке и бормоча себе под нос разнообразные проклятья, уже приступил к делу. Он яростно тёр стекло пропитанной ацетоном тряпкой, даже со спины выглядя крайне подавленным. — Мистер Фаско, — позвал его Питер, подходя к пекарне, — Опять?! — Паркер, да мне тебя сам бог послал! Как хорошо, что ты сегодня пораньше! Это какие-то казни египетские: электричество дали лишь в половину одиннадцатого утра, я не смог вовремя испечь утренний замес, а потом сжёг целый противень булок, когда отвлёкся на витрину, пытаясь отмыть эти каракули! Чёрти бы их разодрали, малолетних ублюдков! — его лицо болезненно исказилось, похоже, нападки хулиганов, переросшие в неприкрытый вандализм, стали последней каплей, доведя этого сильного взрослого мужчину фактически до нервного срыва. — Достаточно, я вас понял. Возвращайтесь на кухню, сэр, я с этим разберусь, — Питер забрал у него из рук тряпку и бутыль с растворителем. — Спасибо, парень, — искренне сказал пекарь, уже не чаявший наладить торговлю, — Что бы я без тебя делал! Питер пожал плечами, смутившись, и подумал, что точно жил бы спокойнее, ведь это его недальновидные действия толкнули малолеток на тропу войны… Фаско спустился с лестницы и ушёл внутрь помещения, ворча, что все беды сегодняшнего мира происходят от недостатка воспитания, а Питер взялся за дело. Конечно же, он не мог удержаться от того, чтобы не поглядывать время от времени в сторону автосервиса. В пристанище бандитов было тихо, пару раз на улицу выходили покурить Маркус и Джейлен, но к ним никто не приезжал и не приходил. Похоже, ночное происшествие повлияло даже на гангстеров, раз они сидели в своей норе тихонько, как мышки… Почти два часа ушло на уничтожение дурацкого рисунка, и Питер был готов поспорить на что угодно и с кем угодно — за ним внимательно следят. Делая вид, что полностью поглощен своей работой, он заметил маячившего возле сквозного переулка рыжего парня, того самого, что бросил на пол хлеб во время вторжения пубертатной троицы в пекарню. Выходит, остальные тоже где-то неподалёку. Но на открытый конфликт не идут, значит, у них другие планы. — Определенно, для Человека-Паука здесь есть работа, — сказал сам себе Питер негромко, решив этой же ночью отвадить юных любителей рисовать на фасадах зданий всякие непотребства. Калеб Фаско прекрасно знал, кто портит ему жизнь, они поговорили об этом с Питером, решая, как же быть дальше, и пекарь поделился своими сомнениями. Он понимал, что надо заявиться к родителям того мелкого лоботряса, который вознамерился изгадить его бизнес, и заставить их взять на себя ответственность за действия бестолкового недоросля, да только… Только заставлять было особо некого. Отец Энди (его прежнего работника) и Теда (мелкого вандала) бросил своих пацанов лет семь назад, просто не вернувшись однажды домой с какой-то подработки, а мать особо не интересовалась, чем живут её сыновья, растущие, как сорная трава в придорожной канаве. Её больше волновали мужики и выпивка. Жалобы Калеба на хулиганство могли привести лишь к тому, что очередной «отчим», один из числа тех проходных мужиков, что менялись стабильно раз в несколько месяцев, решит взяться за воспитание подростка и, не приведи господь, поднимет на него руку. А этого Фаско совершенно не хотелось. Наверное, надо было набраться смелости и позвонить в социальную службу, но Калеб всё ещё сомневался, будет ли такой поступок правильным. У него самого подрастала дочь, которой едва исполнилось двенадцать, и волей-неволей Фаско пропускал ситуацию сквозь себя и призму собственного отцовства, не представляя, как можно допустить, чтобы его малышку чужие люди увезли куда-нибудь из дома. Паркер, похоже, понял его метания, попытался приободрить, сказав, что малолетки могут перебеситься и отстать, надо лишь набраться терпения. Калеб сурово заметил, что такие речи — типичное поведение школьной жертвы, которую не травил только ленивый. Услышав его, Питер погрустнел и замял разговор, Фаско же устыдился, решив, что сболтнул лишнего. Отпуская Паркера в конце рабочего дня, Калеб всучил ему целый пакет с сэндвичами, пытаясь как-то загладить свою неловкость, хоть тот и не выглядел обиженным. Должно быть, был слишком хорошо воспитан, чтобы демонстрировать такое. От этого пекарю и вовсе стало стыдно.***
Норман добрался до офиса к трём часам дня, собрав все возможные дневные пробки и окончательно растеряв положительный настрой. В свой кабинет он поднимался в довольно мрачном расположении духа, а нервный вид Фрэнсиса только усугубил его растущее раздражение. Дёрганый референт — это сущее наказание, оставалось лишь надеяться, что причина его переживаний не слишком серьёзная. — Сэр, — приветствовал его Джонсон, вставая со своего места и чуть не вытягиваясь по стойке «смирно», — Вы позволите зайти? — Пять минут, — бросил ему Озборн, проходя к себе, — И кофе принесите. Спустя оговоренное время, Фрэнсис вошёл в его кабинет, неся чашку кофе и увесистую папку с документами, что накопились за утро. — На вас лица нет, — с неудовольствием отметил Норман, обратив внимание, как дрогнула рука референта, когда он ставил чашку на стол, — В чём причина? — Мистер Озборн, я не решился сообщить по телефону, но… — Вы можете говорить конкретнее? — он начал терять терпение. — Да, сэр. Лучше будет вам самому взглянуть на это. Он открыл папку и подал Норману утренний номер «Дэйли Бьюгл». На первой странице красовался снимок полыхающего завода «Озкорп Индастриз» и броский заголовок: «Пожар на химическом заводе «Озкорп»: как долго жадные капиталисты будут травить простых людей ядовитыми выбросами? О чём молчат мэрия и Департамент природоохраны или власть денег». Норман отложил газету. — Роджера Борка ко мне и Джима Макинроя на громкую связь, ещё позовите Мендеса, мнение юриста будет нелишним, — распорядился он, — и, Фрэнсис. В следующий раз информируйте меня о подобных вещах незамедлительно. — Но… вы ведь однозначно распорядились не беспокоить вас этим утром… — замямлил референт, но своевременно заткнулся, увидев гневный взгляд босса, — Я хотел сказать, да, сэр. Незамедлительно. Простите, сэр. Он шустро ретировался в приёмную, исполнять поручение. Норман брезгливо развернул газету, пробежал глазами статью по диагонали, не слишком вчитываясь в писанину Джеймсона. Карательная журналистика в действии… И ведь каков мерзавец — с того пожара минуло несколько недель, уже и пепел развеялся, и пресса поутихла, решилась проблема со страховой, а на заводе начался ремонт. И именно сейчас «Бьюгл» решил сдуть пыль с никому неинтересного информационного повода, да потыкать палкой в улей. Джеймсону не о чем писать? Если вдуматься, газета давненько не публиковала свежих статей о Человеке-Пауке, не было новых фото гонимого героя, похоже, тиражи продавались из рук вон плохо, а добрые жители Нью-Йорка не хотели читать очередные сплетни о любовницах мэра, им по душе был настоящий скандал. Или… Или это не обычная статья. Заказная. Кто-то копает под Нормана? В дверь постучал Фрэнсис, сообщив, что все сотрудники явились, а телефонная связь с главным инженером производства установлена, и совещание началось. Все уже знали о статье и были морально готовы к волне гнева, которую Норман обрушил на издателя. Карлос Мендес сразу предложил подать на газету в суд за клевету и оставить Джеймсона без штанов, измотав судебными издержками, а Роджер Борк сказал: — Газетчики — что стервятники. Пока плетёшься через пустыню, изнывая от жары и жажды, они кружат над головой только и дожидаясь, что ты упадёшь и станешь для них лёгкой добычей. Я бы не стал сразу подавать в суд, ведь это именно та реакция, которую от нас ждут. Если это заказ, лучше будет занять выжидательную позицию и повременить. Пусть противник сделает ошибочный ход, пусть выдаст себя, и тогда посмотрим! — Согласен с Роджером, — подал голос Макинрой, слушающий их по громкой связи, — Все документы у нас в порядке, сразу после пожара на производстве работала комиссия из Департамента природоохраны, в их отчёте есть пробы воздуха, грунта, грунтовых вод и прочего, сэр, да они только что кровь на анализ у бродячих псов и помойных крыс не брали, с этой стороны мы прикрыты надёжней, чем форт Нокс, никто не подкопается. А что до обвинений во взяточничестве — это ещё нужно доказать. Норман задумался. В самом деле, рациональное зерно в рассуждениях Борка и Макинроя определённо было, спешка могла лишь усугубить ситуацию. Карлос уже взрывал землю, ему не терпелось затащить паскудника-Джеймсона в суд, на свою территорию, где он чувствовал себя, как рыба в воде, и хорошенько обглодать. Это понятно, даже похвально, но несвоевременно. — Хорошо, всем спасибо за участие, господа. Я свяжусь со своими контактами в Департаменте и прокуратуре, постараюсь выяснить, какие последствия имел этот информационный вброс. Торопиться мы не будем, но и сидеть сложа руки не станем, а Джеймсон… что ж, похоже, свобода слова вскружила голову нашему издателю, и нелишним станет напомнить ему, что иногда молчание — золото. Все свободны. Сотрудники разошлись, а Норман погрузился в текущие дела, которых накопилось столько, что оторваться от бумаг он смог лишь к концу рабочего дня. Фрэнсис как раз сообщил ему: — Мистер Озборн, звонили с ресепшн, некий Питер Паркер спрашивает вас. Говорит, ему назначена встреча, — референт забрал папку с подписанными счетами и замер возле стола, ожидая дальнейших распоряжений. — Прекрасно, — искренняя радость на лице босса удивила его куда больше, чем встреча, которой не было в сегодняшнем расписании. Но день с самого утра не задался, чего теперь удивляться, — Пусть кто-нибудь из службы безопасности подойдёт к нему и оформит временный пропуск. Уровень доступа — пятый. — Конечно, сэр, сейчас же всё сделаю, — сказал Фрэнсис, ушёл приёмную и тщательно прикрыл за собой дверь. Незапланированный визит смутил его, а неприкрытая радость всегда сурового босса так вообще выбила из колеи. Ещё и пятый уровень доступа, значит, поведёт гостя в лабораторию. Кто же этот Паркер? Какая-то шишка? Фрэнсис открыл файл со списком рабочих контактов мистера Озборна и просмотрел его, но никакого Питера Паркера в нём не обнаружил. Градус таинственности вокруг неизвестного гостя нарастал. А ничто в этом мире не раздражало Фрэнсиса Джонсона так, как неизвестность. «К дьяволу это всё! Не мой цирк, не мои обезьянки. Завтра Озборн притащит в компанию дрессированного жирафа и назначит своим замом, что ж, так тому и быть. Будь же профессионалом, Фрэнки, делай свою работу!», раздражённо думал он, набирая номер службы безопасности.***
Питеру не случалось раньше бывать в «Озкорпе», то есть, в самом здании. Снаружи он излазил его вдоль и поперёк, когда следил за Норманом, и знал, должно быть, каждую трещинку, которых, к слову, на фасаде было не так уж много. Внутри «Озкорп» оправдал все его ожидания: красиво, сдержанно, дорого и технологично. Полностью соответствует взыскательному вкусу Нормана. Ждать пришлось недолго, к нему подошла приятная женщина средних лет, представилась сотрудницей отдела безопасности и пригласила пройти с ней для оформления пропуска. В отдельном кабинете Питер заполнил анкету, его сфотографировали, занесли в базу данные удостоверения личности и вручили пластиковый пропуск. — Не теряйте эту карточку, мистер Паркер, — улыбнулась ему сотрудница, — Когда будете покидать «Озкорп» — сдайте пропуск охране. Теперь ваши данные внесены в базу и при следующем посещении эта волокита с оформлением не понадобится. Надеюсь, вам понравится у нас, а визит окажется плодотворным. Хорошего вечера. Она дружелюбно улыбнулась ему и ушла. Питер снова вышел в холл, немного растерявшись, куда ему теперь идти и где искать Нормана. Но этого не потребовалось, Озборн появился в холле собственной персоной. — Питер! Ты вовремя. Смотрю, пропуск тебе уже оформили, и мы можем сразу отправиться в лабораторию. Идём? У нас не так много времени, — он сделал приглашающий жест в сторону лифтов, и Питер последовал в указанном направлении. В кабине Норман нажал кнопку нужного этажа и приложил свою карту к считывателю. — Система безопасности, — пояснил он Питеру, — Тот у кого нет необходимого уровня доступа не попадёт на нужный этаж. — А у меня есть? — спросил Питер на всякий случай. — Разумеется, — улыбнулся ему Норман, — есть правила, которые соблюдаю даже я. От этих формальностей зависит слишком многое, чтобы ими пренебрегать. — Ясно, — кивнул Питер, — Как в целом твои дела? Всё хорошо? — Всё стабильно сложно, — уклончиво ответил Озборн, — разве бывает по-другому? Ты, например, можешь вспомнить хотя бы один спокойный день? — Нет, наверное, — задумался Питер. Его жизнь уже довольно давно похожа на какое-то экстремальное телешоу, какой уж тут покой... Лифт остановился, его двери бесшумно открылись, выпуская их в недра «Озкорпа». Норман уверенно двинулся вперёд, сказав Питеру: — Следуй за мной. Здесь немного запутанная система коридоров, но ты быстро привыкнешь. — С чего бы мне привыкать? — буркнул своенравный Паркер, но за Норманом последовал без возражений. В отделе исследований и в лаборатории никого не было. Это удивило Питера, он ожидал обнаружить здесь с десяток человек, увлеченных текущей работой, а не безлюдные помещения. — Разве лаборатория не работает круглосуточно? — Питер осматривался на новом месте, оживленно крутя головой, ему было интересно буквально всё. — Работает, отчего же, — Норман протянул ему белый халат с эмблемой «Озкорп» на груди, точно такой же, как тот, что сам надел минуту назад, — Я кое-что поменял в расписании, чтобы освободить нам пару часов. Времени мало, знаю, но сегодня можно сделать забор крови для анализов, а также провести визуальные исследования. Полный отчёт по химическому составу и концентрации веществ будет готов через восемнадцать часов, не раньше, я не могу заставить анализатор работать быстрее, не всё от меня зависит… к сожалению. — Это пустяки, — приободрил его Питер, — Начнём с малого. И они взялись за дело. Норман искренне любовался уверенными действиями Питера, сказывался опыт, приобретённый его мальчиком в университетской лаборатории. Напыщенный индюк Коннорс ещё сотню раз пожалеет, что выгнал вечно опаздывающего Питера, а мог бы подумать наперёд и проявить лояльность. С другой стороны, он, к счастью, не заинтересован в юном Паркере так, как заинтересован Норман, но всё же… Питер в самом деле сделал всё сам: и кровь взял для исследований, и анализатор запустил, и предметные стёкла для электронного микроскопа подготовил. Норману оставалось лишь контролировать его уверенные действия и подсказывать, где можно найти тот или иной предмет. — Посмотрим? — нетерпеливо спросил Питер, открывая на мониторе приложение электронного микроскопа, — Что-то мне подсказывает, что мы близки к решению проблемы… Ах, если б только ты ошибался, славный, умный мальчик с чистыми глазами и пылким сердцем! Как бы Норману хотелось, чтобы в следующую минуту Питер оказался как можно дальше от лаборатории, от этого треклятого монитора, и особенно от того, что отображалось на экране. — Я увеличу изображение, — озадаченно сказал Питер, внимательно вглядываясь в мешанину красного и зелёного, — Это очень странно. Вот угораздило же Нормана втрескаться в любителя биологии! В одержимого учёбой зануду, который в школьном кружке только что не ночевал, и, безусловно, прекрасно знал, как должны выглядеть нормальные клетки крови любого здорового человека. Ключевое слово здесь было «нормальные». То, что отобразил на экране электронный микроскоп, не было нормальным. Беглого взгляда хватило, чтобы понять — всё очень и очень плохо. Интенсификатор, намертво встроившийся в собственные клетки Озборна, выглядел изумрудно-зелёными нитями. Раньше, до того как он стал на регулярной основе принимать подавитель, эти нити ещё и светились. А вот последствия сыворотки Штромма — разрозненные вкрапления цвета хаки, острые, как шипы, тут и там пронзающие его эритроциты. Ещё на экране отобразились эритроциты, опутанные какой-то серой субстанцией, растекающейся по их поверхности неоднородной, комковатой плёнкой. Питер щёлкнул мышью ещё раз, давая максимальное увеличение. Они с Норманом подались ближе к монитору, и прямо на их глазах одна из клеток, оплетённая чужеродным серым белком, распалась на ошмётки, на жалкие хлопья, медленно кружащиеся в плазме. Повисла напряжённая тишина. — Вот чем кустарное производство препаратов отличается от серийного, — неловко пошутил Норман, встретив свирепый взгляд Питера. — Это, блин, что за хрень?! — прошипел Паркер, тыча пальцем в сторону экрана. — Ты мне скажи, — Норман невозмутимо полез в карман и достал флэшку, — Сперва я покажу тебе кое-что интересное, дай мне мышь. Нужный файл открылся, и Питер внимательно уставился на экран, где был запечатлён один из первых образцов крови Гоблина: плотная, сияющая ровным изумрудным светом структура, завораживающая своим зловещим совершенством. — Когда был сделан этот снимок? — сухо спросил он, увеличивая изображение. — На третьи сутки после введения интенсификатора, — ответил Озборн, — Как видишь, разница колоссальная. Теперь у меня, оказывается, вместо крови какая-то жижа. — Можешь пояснить принцип действия сыворотки? — Да, конечно, — Норман призвал на помощь остатки своего терпения и заговорил, — Действие интенсификатора, как и прочих сывороток подобного рода, основано на запуске в организме синтеза синтетических белков. Этот процесс увеличивает молекулярную плотность клеточных волокон кожи и мышц, соответственно, физические возможности пользователя возрастают в разы. Но синтез белка — это не предел. Интенсификатор естественным образом усиливает все процессы, происходящие в организме: химические, обменные, клеточные, что значительно повышает сопротивляемость неблагоприятным внешним факторам: истощению, усталости, а также обеспечивает ускоренную регенерацию, включая тот самый пресловутый исцеляющий фактор. И, разумеется, сыворотка оказывает мощное влияние на гормоны: дофамин, адреналин, тестостерон, эндорфины, их выработка увеличивается, фактически, неограниченно. Пользователь приобретает «суперспособности» — выносливость, неуязвимость, скорость, силу, да ты и сам это знаешь… В ходе эксперимента, как тебе известно, я испытал вещество на себе, и выявил неприятный побочный эффект — сыворотка спровоцировала стремительное развитие диссоциативного расстройства личности, что повлекло явление печально известного нам Зелёного Гоблина. Подозреваю, что именно неконтролируемое воздействие интенсификатора на мой гормональный фон и стало основной причиной этого кошмара… но, что сделано, то сделано. Штромм, который в своих изысканиях не продвинулся дальше опытов на приматах, отмечал, что объекты его исследований также выказывали высокую степень агрессии. Он пытался купировать этот эффект, меняя формулу, но так и не добился сколько-нибудь значимого результата. А я, когда занялся синтезом интенсификатора, решил, что добился. С мышами у меня всё получилось, понимаешь? Их физические показатели были на высоте, при этом уровень агрессии оставался стабильным. Контролируемым. Это и толкнуло меня на самый опрометчивый поступок в жизни — испытать сыворотку на себе… это, и ещё пара факторов, ведь в тот период я едва не лишился своей компании и буквально не видел другого выхода… В моём случае эффект от вещества оказался разрушительным для психики, следовательно, причина крылась не в интенсификаторе, а в том, что я изначально не должен был вводить его себе! — То есть… — Питер поднял на него глаза, — У тебя уже давно были проблемы с психикой, и тот эксперимент их только усугубил? Так получается? Норман смотрел в сторону, ему не хотелось поднимать эту тему, но раз уж дело обстоит именно так… — Я несколько лет на постоянной основе посещал психиатра и принимал назначенные мне препараты, обеспечивающие нормальную жизнь. Я вполне себя контролировал, не бросался на людей, знаешь ли, хоть и бывал резок… иногда. — Иногда! — фыркнул Питер. — Попридержи сарказм, для меня это трудная тема, — беззлобно сказал Норман, — Теперь о подавителе. Чудесными образом подавитель воздействовал не только на интенсификатор, он, фактически, вернул моё психическое здоровье в границы нормы: никаких голосов в голове, никаких галлюцинаций, навязчивых состояний и тому подобного. Полноценная жизнь обычного человека, вот что мне это дало. Ну, возможно, я чуточку здоровее физически, немного выносливее и самую малость сильнее остальных, что стало приятным бонусом. Это вещество, при всей своей простоте, гениально. Не буду вдаваться в пространные объяснения, его основной принцип действия заключается в упорядочении выработки гормонов и нормализации общего гормонального фона организма, а это влечёт за собой стабилизацию выработки синтетического белка. Если сказать грубо — меня больше не распирает от суперсилы, супермощи и сопутствующей им ярости, я лишь на несколько процентов превышаю верхнюю границу физической нормы, при этом остаюсь адекватным. — И ты говорил, я определённо помню, что ты говорил, будто я создал этот подавитель? — сказал Питер, но уже без тотального недоверия в голосе. Норман кивнул, подтверждая свои слова, сказанные ранее. Питер выглядел озадаченным. Он снова развернул на экране монитора увеличенный образец крови Нормана, и некоторое время молча наблюдал за гибелью ещё нескольких клеток. — Что же губит твои эритроциты? Смотри, вот здесь и здесь умирают клетки. Причём это клетки, которые не затронуты интенсификатором и варевом Штромма, а только те, что несут в себе этот странный серый белок… А вот клетка, в которую встроился только интенсификатор — она выглядит вполне здоровой. И ещё одна, но здесь я вижу белок сыворотки чокнутого профессора, и она тоже не собирается разрушаться раньше отведенного природой срока. Проблема в том, что таких клеток в твоей крови становится всё меньше, а этих серых — больше. Но ведь… ведь никаких новых веществ в твой организм не попадало, так? — Так, — подтвердил Норман, — Я принимаю только подавитель. — Подавитель… только подавитель. Вещество на постоянной основе поступает в кровь, где уже находятся две сыворотки, которые кое-как поделили территорию, если можно так выразиться и… и… я понял! Это не конфликт препаратов, Норман! Твою кровь уничтожает новый синтетический белок, появившийся в результате мутации обеих сывороток!!! Питер встал из-за стола и нервно заходил туда-сюда, лихорадочно развивая озарившую его идею. — Подавитель работает! Ты сказал, что он воздействует на гормональный фон, нормализует его и сдерживает синтез белка, так? В том ангаре подавитель сработал безупречно, и вчера ночью тоже, только вот справляется он с белком, получаемым от действия чистой сыворотки! Неважно чьей, твоей ли, Штромма, это не суть дела. Подавитель выступил катализатором, он запустив процесс мутации двух сывороток, в результате чего появился новый белок, который не может нормально существовать, ведь на него тоже влияет подавитель, в результате чего этот белок разрушается, а содержащие его клетки гибнут! Интенсификатор и сыворотка Штромма сумели встроится в твой геном, проникли во все клеточные структуры, стали неотъемлемой частью организма, и ты бы смог жить с этим, если б только Мендель что-то там намудрил со своей формулой сыворотки, применив какое-то вещество, которое запустило мутацию. Несколько неблагоприятных факторов сошлись в одной точке, вот что произошло, и в результате получился… — В результате получился яд, — закончил за него мысль Норман, — который медленно, но верно губит мой организм. И позволяет Гоблину прорываться время от времени. — Должен быть способ убрать этот новый белок! — с жаром воскликнул Паркер, — Но какой? Переливание крови? — Бессмысленно, интенсификатор и сыворотка Штромма в костном мозге, они всё равно будут продолжать участвовать в мутации, — парировал Озборн. — Пересадка костного мозга? А потом полное переливание, — не сдавался Питер. — Нет, — убеждённо возразил Норман, — Тогда придётся удалить все органы, участвующие в кроветворении. И если без селезёнки жить можно, то что прикажешь делать с лимфатическими узлами? Их нельзя удалить все разом, проще сразу зарыться в землю, чтобы не мучиться. Питер угрюмо молчал, глядя на него потемневшими глазами. — Нам нужны результаты анализов, — сказал он, наконец, после тягостных раздумий, — Возможно, с ними станет понятно, чего такого Штромм намешал в свою сыворотку, что запустило этот процесс. Клеток, несущих в себе мутировавший белок становится всё больше, они разрушаются, будучи не в состоянии прожить положенный цикл, и пока ты не ощущаешь физических последствий этого процесса лишь благодаря исцеляющему фактору. Кстати, то, что Гоблин пытается прорваться на твоё место, тоже может быть симптомом. Ты ведь говорил, что он, фактически, самостоятельная личность, вдруг он знает про всю эту ситуацию побольше нас? Об этом Норман никогда не думал. Он осознавал, что Питер может оказаться прав, но одна мысль о том, что может возникнуть необходимость снова общаться с Гоблином, ввергала его в уныние. — Я не думаю о том, чтобы его расспросить, — сказал Питер, заметив его реакцию, — Я, наверное, меньше всех хочу снова встретиться с Гоблином или увидеть, как у тебя опять протекает крыша! — Вот вымыть бы тебе с мылом рот, — не выдержал Норман, пассаж на тему текущей крыши его окончательно доконал, — Тебя же воспитывали приличные люди, откуда что берётся?! — Ты меня недооцениваешь, — невозмутимо отозвался юный наглец, — я и не такое могу. Но… может статься, что единственным действенным способом остановить этот разрушительный синтез будет… полная отмена подавителя. Повисла тяжёлая пауза. Они смотрели друг на друга, и Норман первым отвёл глаза. — Исключено. Я отказываюсь, — решительно сказал он. — Мы не станем спешить и принимать необдуманные решения. Дождёмся результатов анализов, всё взвесим и найдём выход. Один же раз получилось? Получится снова! Озборн помолчал немного, глядя на экран. Вид собственной крови, пожираемой мутировавшим белком, наводил на него тоску. — По всем канонам жанра я сейчас должен сказать тебе какую-нибудь глупость. Что-то на тему того, что у тебя вся жизнь впереди, а я уже одной ногой в могиле, но как-то не хочется. Я стал слишком жадным, Питер, не смогу отпустить тебя. — Похоже, эта дрянь и до мозга твоего добралась, — проворчал Паркер, — Я никуда не собираюсь уходить, понял? Как-то раз ты уже вышвырнул меня прочь, будто драную тряпку, так вот, Норман, заруби это на своём носу — второй раз поступить подобным образом у тебя не получится. Нет, сэр. Не в этой жизни. — Поцеловал бы тебя прямо здесь, если б не камеры, — честно признался Норман, мимолётно касаясь пальцев Питера своей рукой, — Поужинаем вместе? — Не сегодня, — решительно отказался его ответственный мальчик, — Я обязан выйти на улицы, ведь ты был прав — кто-то должен ловить мелкое жульё. Нельзя допустить, чтобы простые люди и дальше страдали от вымогателей, карманников, вандалов и прочего сброда. Но мы увидимся завтра, ведь я приду сюда, чтобы посмотреть результаты анализов и подумать, что же делать дальше. Но... разве в лабораторию не должны явиться твои сотрудники? Что станет, если кто-то полезет в анализатор? — Не полезет, — заверил его Озборн, — Во-первых, это не единственный анализатор в лаборатории, а во-вторых Борк в курсе, что я провожу свои исследования, в которые никто не должен соваться. Он за этим проследит. — Хорошо, — Питер защёлкал мышью, закрывая приложения, — флэшку не забудь. — Уже. Предметные стёкла отправились в утилизатор. Нужно было признать, что Паук оказался мастером по части заметания следов — он по два раза проверил, не забыли ли они чего компрометирующего на видном (и не очень) месте, даже стулья придвинул к столу именно так, как они стояли до их прихода. — Что? — Питер заметил внимательный взгляд Нормана, — Моя тётя может вывести на чистую воду кого угодно, а я до сих пор не попался ей только потому, что пристально слежу за мелочами. — Да разве ж я что-то сказал? — хмыкнул Норман, — Идём, раз закончили на сегодня? — Да, сейчас, — Паркер заинтересованно глянул в сторону подсобки, — А там тоже есть камеры? — Нет, там всего лишь стеллаж с пробирками и другой лабораторной посудой, а что? — На минуточку, — он потянул Нормана за рукав в направлении приоткрытой двери подсобного помещения. Внутри было темно. Он едва не оступился, когда Питер вдруг толкнул его, впечатав спиной в ближайшую полку, отчего тихо звякнули стеклянные пробирки, сгрёб обеими руками за грудки и начал целовать, жадно, страстно и несдержанно. Это будоражило: его отчаянный напор, горячие поцелуи, руки, сжимающие плечи, то, как он прижимался всем телом, цепляясь за Нормана, с каким-то отчаянием, даже с горечью. Озборн поймал Питера за подбородок, отстранился и спросил, едва переводя дыхание: — Надеюсь, это не из жалости? — Заткнись! — рассерженно прошипел Паучок, снова вовлекая его в поцелуй, — Прилепить бы тебя паутиной к стенке, чтобы не говорил ерунды! — Прилепи, — выдохнул ему в губы Норман, руками забираясь под одежду и касаясь такой желанной кожи, осторожно, чтобы не задеть оставшиеся повязки на заживающих ранах, — я не стану возражать… — Обязательно так сделаю, — жарко пообещал ему Питер между поцелуями. Им пришлось оторваться друг от друга, хоть это и было сложно, очень сложно для них обоих. — Видишь, я же говорил, что притягиваю неприятности, — сказал Норман, поправляя одежду Питера. Паркер перехватил его руки. — А ещё ты притянул меня. Но поскольку я сам не подарок, минус на минус должен неизбежно дать плюс. Мы справимся, Норман. — Ты не подарок, Питер. Ты — чудо, — искренне сказал Норман, целуя его в мягкие губы, и впервые обретая надежду, что он выберется из этой передряги, ведь больше он не одинок, и рядом есть тот, кто готов встать за него стеной.