***
Ветер крепчал. Если циклон задержится в городе на сутки-другие, неизбежны подтопления в прибрежных районах, а значит, у Человека-Паука прибавится забот — он уже вытаскивал нескольких горожан, застрявших в полузатопленном подземном переходе прошлой весной в такое же ненастье, но не это сейчас занимало его мысли. Борясь со шквалистыми порывами ветра, то и дело норовящего сдуть героя с маршрута, Паук стремился как можно скорее добраться до тайного убежища Штромма. Ему не понадобилось много времени, от квартиры Кэсси до Истерн Паркуэй путь занят не больше четверти часа. Дом, о котором говорила девушка, приземистый и одноэтажный, располагался точно по указанному адресу. Плешивая после зимы узкая лужайка, пара чахлых кустов возле крыльца и тёмные, тёмные окна. Притаившись на крыше трёхэтажного здания напротив, Паук решил немного осмотреться. Минуты тянулись одна за другой, но ни снаружи, ни внутри ничего не происходило. Неужели он опоздал? Или… Жалюзи на окне дрогнули. Одно короткое, почти незаметное шевеление тонких алюминиевых полосок, незаметное ни для кого, кто не обладает паучьим зрением. Внутри точно кто-то был! Ломиться через крыльцо было бы глупой затеей, можно попробоваться зайти с крыши или с чёрного хода, чтобы своим внезапным появлением дезориентировать гангстеров и выгадать пару секунд форы. Идея казалась здравой, и оказавшись на крыше, он бесшумно скользнул к заднему крыльцу, спустился по стене и заглянул в окно кухни. От увиденного сквозь мокрое от дождя стекло, Паук отпрянул. Помещение выглядело так, словно по нему пронёсся смерч: открытые шкафы, вывернутые ящики, обстановка кухни буквально кричала о том, что здесь кто-то собирал вещи и делал это в ужасной спешке. Он — что? Опоздал?! Нет-нет-нет, быть того не может! Профессор ускользнул из-под самого его носа! Что-то маленькое шмыгнуло возле кухонного стола, так быстро, что Паук едва успел заметить. Мышь? Дом, хоть и довольно старый, не выглядел дырой, кишащей грызунами, за ним явно следили: красили фасад, чинили крышу, чистили водостоки и стригли лужайку. Или это не мышь вовсе? Паук осмотрел раму — окно не было заперто, как непредусмотрительно… что ж, ему же проще. Он решительно открыл окно и скользнул внутрь. Изнутри дом действительно выглядел так, будто его только что покинули, даже электрический чайник не успел остыть, а в приоткрытой микроволновке стоял контейнер с готовым обедом, размороженным, но так и не съеденным. Тонкая полоска света пробивалась через щель незакрытой дверцы холодильника, Человек-Паук машинально потянулся к ней и прикрыл. Он всецело полагался на свой слух, который однозначно свидетельствовал об очевидном — дом пуст. Здесь нет людей, ни единого живого существа из плоти и крови, никто не прятался в укромных уголках, выдавая себя учащенным пульсом или сдержанным дыханием. Он в самом деле опоздал, пора признать очевидное. В соседней комнате что-то щёлкнуло. Паук всем корпусом развернулся в сторону источника звука, готовясь дать отпор кому угодно, но дверной проём по-прежнему зиял пустотой. Он пошёл на шум, ожидая абсолютно всего, кроме… пустой комнаты. Те, кто жил здесь (или скрывался от полиции), действительно ушли, забрав даже телевизор, след от которого отчётливо виднелся на запыленном комоде. Досада, разочарование, злость на самого себя за недальновидность и нерасторопность захлестнули героя. Он торчал в старом пустом брошенном доме, а Штромм в компании развесёлых гангстеров, поди, покатывался в это время со смеху, представляя, как в очередной раз облажался Человек-Паук! По полу прокатился странный звук, больше всего похожий на цоканье металлических ножек. Паук обернулся. На журнальном столике, косо притулившемся возле потёртого дивана, сидел маленький серебристый краб. Механическое существо замерло под пристальным паучьим взглядом, потом шевельнулось, подняло в воздух серебристые клешни и несколько раз щёлкнуло ими. — Вот кто тут шастает! Мелкий робот Штромма, ну надо же. Тебя здесь забыли? — Паук медленно развернул правую руку, готовясь выстрелить в механическую малявку паутиной. Пусть криминальная компания сбежала, но бот — это улика, это прямое доказательство причастности профессора к делишкам банды, нельзя упустить ещё и его! Краб забавно подвигал блестящими фасеточными глазками, установленными на длинных стебельках, а в следующий миг резко метнулся в сторону, свалился с крышки стола на пол и шмыгнул под диван. — Куда же ты?! Вот ведь шустрая игрушка! «Игрушка» оказалась не только шустрой. Сверкнув из темноты поддиванного пространства красными точками глаз, краб прыснул прямо в лицо склонившемуся к нему Пауку какой-то жидкостью. Герой резко отпрянул. Прозрачные капли, упавшие на пол, шипели и пенились, разъедая паркетную доску. — Вот, значит, как, — разозлился Паук, поднимая диван одной рукой и стреляя в краба паутинным зарядом. Бот зигзагами заметался по полу среди комков пыли, крошек, давно потерянных мелочей, вроде старой зажигалки, и прочего хлама, который обычно скапливается под тяжёлой мебелью, и шустро припустил к выходу в коридор, перебирая серебристыми ножками с такой скоростью, что их почти не было видно. Человек-Паук оттолкнул диван и бросился следом. Проклятый бот пронёсся по коридору, свернул за угол, лихо заскочив на стену, и юркнул в малозаметную щель, едва виднеющуюся между панелями. Первым порывом Паука было отодрать стеновую панель и ломануться следом за механическим беглецом, но он замер, будто натолкнувшись на невидимое препятствие. Последние крохи здравого смысла тоненько вопили где-то в подсознании, призывая одуматься и не прыгать отчаянно и оголтело вслед за сомнительным кроликом в весьма странную нору, однако неистовое желание докопаться до правды перевесило и на этот раз. Он, всё же, не стал лезть напролом. Осторожно отодвинул панель в сторону, открывая ход на узкую тёмную лестницу, ведущую куда-то вниз. Подвал. Конечно же, подвал, куда без него. Ни один ужастик категории «Д» не обходится без грёбаного подвала, в котором неизменно таится нечто жуткое: кровавый маньяк с бензопилой, слизистый монстр, питающийся любопытными подростками, зло, воплощённое в одержимой всеми демонами ада старинной кукле. Завалящий вампир, на худой конец. Переступив с ноги на ногу, Паук сделал первый решительный шаг, осторожно спускаясь вниз по лестнице. Он был скептиком, как любой человек, увлечённый наукой, потому не верил, что может встретить внизу нечто потустороннее. Правда, маньяка с бензопилой рановато было списывать со счетов, люди и не на такое бывали способны, но с человеком, даже с самым безумным и хорошо вооружённым, он планировал как-нибудь справиться. Лестница привела его в просторное тёмное помещение, наполненное тихими шорохами и цоканьем крошечных металлических ножек, резво перемещающихся по вертикальным и горизонтальным поверхностям. То тут то там вспыхивали алые точки глаз, выдавая местонахождение очередного бота. Металлическая мелюзга была крайне занята и чем-то чрезвычайно озабочена, раз не обратила на вторжение Человека-Паука ни малейшего внимания. Пользуясь тем, что никто и ничто не поливает его кислотой, и не собирается уничтожить ещё каким-то другим изощренным способом, Человек-Паук решил осмотреться. Это был не просто подвал, а полноценная мастерская. Несколько широких металлических столов, разбитый темно-зеленый армейский ящик с маркировкой Минобороны на боку, небрежно стёсанной ножом, стойкий запах оружейной смазки и большое количество металлической стружки на полу однозначно свидетельствовали о том, что именно здесь Мендель Штромм что-то делал с оружием. Что-то противозаконное, возможно, избавлялся от серийных номеров или нечто в этом роде. А мелкие боты, всё ещё снующие под ногами Паука, похоже, ему помогали. Ничего мало мальски ценного в подвале не осталось, отсюда тоже всё вывезли, так почему же остались боты? Паук обратил внимание на некоторую упорядоченность в хаотичных, на первый взгляд, перемещениях роботов, все они стремились к дальней стене подвала, в самое тёмное место, скрытое столами и металлическими стеллажами. Неяркие отблески мертвенно-голубого света, вспышками ложились на оштукатуренную стену. Паук, не медля, пошёл к дальней стене, напрямую, перепрыгивая через столы. Сдвинув с дороги стеллаж, он увидел целую стаю железных помощников Штромма, облепивших массивный металлический люк в полу. Сменяя друг друга, крошечные боты трудились над толстым сварным швом, намертво соединяющим створки люка. Одни поливали шов кислотой, другие высверливали грубую полосу металла, третьи, оснащённые крошечными фонариками, подсвечивали остальным, и вся эта дружная компания, действуя слаженно и согласованно, стремилась открыть проход… куда? Под подвалом было что-то ещё? Какой-то тайный ход или ещё одно помещение? — А ну, кыш! — топнул ногой Паук, разгоняя ботов. Металлические трудяги нехотя оставили свои занятия и отползли на пару футов, заняв выжидательную позицию. В общем-то, они сделали всю основную работу, от шва почти ничего не осталось. Паук примерился, встав половчее над люком, размахнулся и ударил прямо между створок. Наверное, в рейтинге самых глупых поступков Человека-Паука этот заслуживал гран-при, как безоговорочный победитель. Стоило массивным створкам провалиться внутрь, из тёмного проёма вырвались гибкие щупальца, бледные, жёлтовато-белые, состоящие из эластичных волокон, переплетенных с полосками серебристого металла, и обрушились на ошарашенного героя. Он отшатнулся прочь, успев уклониться от стремительной атаки, прыгнул в сторону, на стену, на потолок, снёс стеллаж, перевернул пару столов, убегая от змеящихся по полу щупалец, успев увидеть мельком, как из тёмного провала медленно и неотвратимо лезет жуткая металлическая махина. Человек-Паук ринулся к тёмному прямоугольнику выхода, до спасительной узкой лестницы оставались считанные футы, он рассчитывал, что габариты робота не позволят ему протиснуться в слишком тесный проход. Стены подвала выглядели достаточно крепкими, чтобы задержать железную махину внизу и позволить герою выиграть немного времени, чтобы сообразить, как же справиться с новой опасностью. Стоило пальцам Паука коснуться проёма, мелкие роботы, сбившиеся в кучу возле распахнутого люка, заверещали на одной пронзительно-высокой ноте, граничащей с ультразвуком. Вскрикнул от боли, Человек-Паук кубарем покатился по полу, зажимая уши руками, и тут же угодил в цепкие щупальца стальной махины. Боты не прекращали верещать, а он не мог даже выстрелить в них паутиной, слишком занятый тем, чтобы не дать себя задушить, мучаясь от невыносимого звука, рвущего барабанные перепонки. Отбиваясь от робота, Паук зацепился паутиной за низкую балку, нечеловеческим усилием оторвал железного болвана от пола и столкнул в разверстый люк. Робот, ожидаемо, уцепился несколькими щупальцами за края проёма, сопротивляясь, но герой несколько раз сильно ударил ногами по его цилиндрическому корпусу, довершая начатое. Они рухнули вниз вместе — щупальца робота намертво вцепились в ноги героя, пролетели пару десятков футов, прежде чем грянуть на каменный пол галереи канализационного коллектора. Робот заискрился от удара, конвульсивно дёрнув гибкими конечностями и на миг ослабил хватку, чем неприминул воспользоваться Человек-Паук, вырываясь из смертельных объятий. Он успел выпустить паутинку, цепляясь за проём люка, но щупальца снова сжались, лишая его возможности двигаться. Робот, гудя сервоприводами, скрипя и бряцая, поднялся на нижние конечности и сосредоточенно поволок Паука в темноту. Оборванная полупрозрачная нить паутины так и осталась висеть на кромке люка, сиротливо развеваясь на сквозняке. Паук отчаянно сопротивлялся, тщетно силясь разорвать оплетающие его щупальца, но невероятно прочные волокна лишь растягивались, не желая сдаваться даже под напором паучьей силы. Рёбра сдавливало так, что темнело в глазах, Паук смог ударить ногой в корпус машины, метя в тёмный монитор, по экрану которого тут же разбежались трещины. Роботу это очень не понравилось, он загудел сильнее, обвивая ноги Паука свободными щупальцами, и усилил хватку. Широкая галерея закончилась, теперь робот тащил его по довольно узкому коридору, ведущему непонятно куда. Почти теряя сознание от нехватки кислорода и боли в сдавленном теле, Человек-Паук уцепился паутиной за сводчатый потолок. Его механический похититель продолжал переть по одному ему ведомому маршруту с тупым упорством железного болвана. Старая кладка не выдержала двойного напора отчаянно цепляющегося за неё Паука и тянущего его робота, здоровенный фрагмент потолка с грохотом обрушился, увлекая за собой песок и грунт, наглухо завалив выход из коридора. Отчаяние и осознание того, что он в ловушке, придали Пауку сил. Он поменял тактику — вместо того, чтобы рваться из пут и пытаться оттолкнуть жуткое порождение больного разума Штромма, он попытался дотянуться до корпуса робота. Ему даже удалось ухватиться за край монитора и отогнуть угол металлической рамки, на что робот возмущённо загудел и ускорился, унося Паука всё дальше по тёмному переходу. Коридор становился заметно уже и ниже, щупальца железной махины то и дело задевали стены, но она продолжала неумолимо стремиться куда-то в темноту, безразличная к попыткам Паука вырваться. Его правая рука была плотно примотана к телу щупальцами, но левая-то — свободна! И он не придумал ничего лучше, чем выпускать паутину под нижние конечности робота, пытаясь стреножить его, заставить потерять равновесие и упасть. И тогда, быть может, ему удастся освободиться. Робот зашатался, спотыкаясь о липкую преграду, внутри него что-то громыхнуло, а корпус заискрил. — Давай же! Давай!!! — Паук снова рванулся из пут, и опять не вверх, а вниз, и стальная громадина начала заваливаться вперёд, теряя равновесие. Робот пытался зацепиться боковыми щупальцами за стены тоннеля, но лишь высек из кирпича искры, его удушающая хватка ослабла, и этого мгновения Человеку-Пауку хватило для того, чтобы выскользнуть. То есть, он было подумал, что ему это удалось, но робот рухнул сверху, придавив героя своим немалым весом к каменному полу… нет! К металлической решётке! Извернувшись, Паук упёрся обеими ногами в корпус железного болвана, а спиной — в решётку, и что было сил надавил, пытаясь выпрямиться. Робот пёр сверху, как асфальтовый каток, никто на желал уступать в этом противостоянии, в итоге первой сдалась решётка, лопнувшая прямо под спиной героя, и Человек-Пак полетел куда-то вниз, в кромешную темноту. Робот вклинился в образовавшийся проём, пытаясь добраться до потерянной добычи, но застрял, заклинив самого себя хаотичным переплетением щупалец в слишком узком тоннеле. Похоже, Штромм обучил своё изобретение убивать, но совершенно не позаботился о том, чтобы внедрить в программу колченогого болвана простейшие алгоритмы безопасности. Искря и скрипя металлом об металл, визжа сервоприводами, робот тупо рвался следом за Пауком, протягивая в темноту незажатые собственной тушей щупальца. Пролетев пару десятков футов вниз, Паук рухнул на самое дно трубы, в затхлую холодную воду. Вынырнул на поверхность, судорожно хватая ртом сырой воздух, но воды оказалось по пояс. Он прижался спиной к скользкой стене, глядя сквозь темноту наверх, где продолжал бушевать тупой робот, перевёл, наконец, дух, и с кристальной ясностью осознал, что вот теперь-то он влип по-крупному. Человек-Паук оказался в дренажном колодце городской ливневой канализации. Горловина колодца была прочно укупорена дребезжащей стальной хреновиной, упорно рвущейся вниз в тщетных попытках добраться до своей добычи. В верхней части ствола колодца угадывалось круглое отверстие дренажной трубы, забранное частой решёткой. Паук мог бы залезть повыше, вырвать решётку и попытаться выбраться через эту трубу, она обязательно привела бы его на поверхность, если бы не одно но — долбаный робот и его суперпрочные щупальца, перекрывающие заветный лаз. Настырная махина никак не оставляла попыток дотянуться до Паука, скребя щупальцами по стенкам колодца. Сквозь мокрую маску дышать было тяжело и неприятно, и он закатал её повыше, открывая половину лица. Следовало признать — он очутился в ловушке, куда залез по собственно вине, да что там, залез, он буквально вломился в этот долбаный колодец, на самое дно, и, похоже, падать ниже просто некуда. Но не это было самым поганым. Никто, абсолютно никто в целом мире не знал, где сейчас находился Питер. И ждать помощи было неоткуда. К металлическому лязганью копошащейся наверху махины добавился ещё один звук — звук бегущей воды. Над городом бушевал циклон, извергая тонны дождевой воды, и сквозь металлическую решётку дренажной трубы в колодец тонкой струйкой устремился весёлый ручеёк, обещающий в скором времени стать полноценным потоком. И перед Питером в полный рост встала очень сложная задача: что случится раньше? У настырного робота кончится заряд аккумулятора или же вода затопит колодец?***
И вот где, скажите на милость, газетчики берут такие мерзкие фотографии?! Норман бросил на стол свежий номер «Дейли Бьюгл» с очередным кричащим заголовком: «Сегодня «Озкорп» отравляет природу, а завтра — ваших детей!», и фотографией самого злодея-Озборна в половину первой страницы. На этом поганом снимке он выглядел сущим демоном, презрительно глядящим исподлобья, с пугающей полуулыбкой на губах и резкими тенями на лице, ещё больше подчеркнувшими его острые черты. Не хватало только языков адского пламени на заднем фоне и пары рогов для полноты картины, но и без этого антуража любой обыватель, купивший сегодняшнюю газету, мгновенно уверовал бы в злонамеренность бизнесмена. Сколько будет продолжаться эта травля? Ущерб, причинённый деловой репутации — это серьёзно. Это куда хуже, чем финансовый кризис, единожды потеряв доброе имя восстановить его будет практически невозможно. Вынужденное бездействие убивало. При другом раскладе, знай он доподлинно, кто под него копает, Норман не стал бы церемониться с Джеймсоном. Засудил его, пустил убогое издательство по миру, отобрал бы здание, возможно. Поставил в такие условия, что Джона сам бы приполз к нему на пузе, умоляя прекратить, и сдал заказчика этих статеек с потрохами. Возможно, Норману следует пересмотреть своё решение и заняться Джеймсоном вплотную… И какая же отвратительная погода! За панорамным окном бушевал циклон, заливая стекло потоками дождя, шквалистый ветер, неслышимый за толстыми рамами, атаковал высотку, налетая мощными порывами. Тащиться куда-то в такое ненастье — весьма сомнительное удовольствие, но сегодня запланирован их с Гарри еженедельный совместный обед, придётся ехать. Озборн взял со стола телефон и отправил короткое сообщение Гарри: «Что насчёт обеда? Встретимся?». Подспудное беспокойство не отпускало его с прошедшей ночи, не то, чтобы он мог как-то повлиять на желание или нежелание сына оставаться трезвым, просто предпочитал быть в курсе. Новые сюрпризы в это и без того нелёгкое время, ему были не нужны. Телефон завибрировал. «Нет. Я занят.» сухо ответил Гарри, вызвав недоумение и даже досаду. Занят?! Чем таким он занят? Хорошо, если учёбой, надо бы расспросить Питера, возможно, тот знает больше о «занятости» сына… Питер. Питер Паркер и его ночные приключения. Вот ещё одна головная боль, дополнительная проблема, решить которую раз и навсегда Норман был не в состоянии, и это выводило его из равновесия похлеще, чем поганые статейки «Бьюгл». Радовало лишь то, что хотя бы один из его бой-скаутов постоянно оказывался на глазах, по собственной воле являясь каждый день в лабораторию. Это создавало иллюзию контроля, очень призрачную иллюзию, но всё же. Возможно, если так пойдёт и дальше, Паркер перестанет шарахаться от предложений о работе и в конце месяца подпишет-таки контракт. А там — кто знает. Может, не за горами тот день, когда строптивый Паучок перестанет бороться за собственную независимость (кому бы она была нужна?), и переедет к нему. Да, вот так. И чихать он хотел на общественное мнение, кого вообще должно волновать, что происходит в его доме за закрытыми дверями?! Так думал Норман, возвращаясь к работе и неотложным задачам, коих накопилось великое множество. Отчёт лаборатории о новом исследовании по заказу Пентагона следовало изучить ещё вчера, ведь команда Борка столкнулась с проблемой в ходе испытаний, а полученные результаты были так же далеки от технического задания военных, как Небраска от Нью-Йорка. Сосредоточившись на работе, он не заметил, как пролетело время, пока его не отвлёк деликатный стук в дверь. Явился Фрэнсис с документами на подпись, ежемесячным отчётом благотворительного фонда мисс Гринберг и новостью: Нормана и Рашель приглашают на интервью в телешоу «Доброе утро, Америка». Это известие сперва вызвало раздражение, но поразмыслив, Норман решил не спешить с выводами. «Озкорп» спонсирует деятельность фонда, несколько подопечных Рашель получили шанс на нормальную жизнь благодаря инновационным методам лечения, основанным на разработках компании. И интервью могло стать очень неплохим шансом заявить широкой общественности, что «Озкорп» никого не травит, они спасают жизни, чёрт побери! — Вы связывались с мисс Гринберг? — спросил Фрэнсиса Норман, просматривая предварительный перечень вопросов, которые планировалось обсудить на телешоу. На первый взгляд всё выглядело пристойно — никаких упоминаний о пожаре, скандале в прессе или подозрений во взяточничестве. — Да, сэр, она согласилась на интервью, — кивнул референт. — Хорошо. И когда планируется съёмка? — На следующей неделе, сэр, в понедельник. Что мне ответить студии? — Подтвердите моё участие, — сказал Озборн, — Нельзя упускать предоставляющуюся возможность напомнить всем о благородной миссии компании по спасению жизней людей. — Я понял, сэр, сейчас же напишу и отправлю ответ. Будут ещё распоряжения? — Нет, Фрэнсис, идите, работайте, — отпустив референта, он вернулся к отчёту Борка. Норман понял, на каком этапе лаборатория допустила ошибку, но любом случае ему придётся спускаться вниз и разбираться с Роджером более предметно. Остаток дня прошёл в поисках проблемы и путей её решения. И когда Норман, наконец, посмотрел на часы, он обнаружил, что рабочий день давно закончился, а до прихода Питера остались считанные минуты. Он отпустил Роджера Борка домой, позвонил в службу безопасности и распорядился предупредить его, когда в здание «Озкорпа» войдёт Паркер. Незаметно минул ещё один час, а Питера всё не было. Это было странно. Сегодня они планировали начать работу над новым подавителем и взять у Нормана первую пинту крови. Время здесь играло решающую роль — вечером концентрация старого подавителя в крови максимально снижалась, и шансы выловить нужные клетки значительно возрастали. Питер знал об этом. Он не мог забыть, спасая от уличного грабителя очередного бедолагу или… мог? Норман ведь никогда не задумывался, что же на самом деле является приоритетом для юного Паркера — здоровье и жизнь Нормана или, всё же, супергеройские кульбиты? Мрачнея, он вышел в комнату для персонала лаборатории, где готовилась приступить к работе ночная смена, и услышал конец разговора двух техников: —… буквально, Чикаго двадцатых годов! Как меня не спихнули с моста — одному богу известно, куда вообще смотрит полиция? Они палили из своих стволов, словно в грёбаном тире, бедолага Паук еле уворачивался, прыгая по фонарям, как цирковая блоха. Нет, я решительно не понимаю, куда идут мои налоги, раз полиция не в состоянии обеспечить элементарную безопасность на улицах и не допускать… о, добрый вечер, мистер Озборн, — смутился техник, прервав свою пламенную речь, заметив, наконец, Нормана. — Добрый, — недружелюбно отозвался тот, забрал нужную папку с протоколами и вернулся в кабинет Борка. Открыть в браузере страницу новостного портала было делом одной минуты. Просмотрев по диагонали статью о ночной перестрелке, Норман помрачнел ещё больше. Вот ведь безответственный, незрелый, импульсивный сопляк с комплексом спасителя! Сказано же было — не лезь к банде, оставь Штромма в покое, позволь взрослым самостоятельно разобраться со своими проблемами, что же ты пытаешься заткнуть каждую бочку на свете?! Неужели это так сложно — раз в жизни послушаться и поступить правильно? Где теперь его искать? Воображение услужливо нарисовало несколько жутких картин, где изрешечённый пулями герой, неподвижный и однозначно мёртвый, драматично лежал в луже собственной крови на фоне каких-то трущоб. Невыносимо. Это незнание — невыносимо, худшая пытка из всех возможных. Как он может так с ним поступать?! Разве Норман заслуживает подобного отношения? Всё это время он только и делал, что спасал паучью задницу то из одной передряги, то из другой, оберегал, заботился в меру своих возможностей, выходит, зря? Получается, этого недостаточно? Норман почувствовал себя обманутым, а это было отвратительное чувство, эмоция, которую он старательно избегал долгие годы, не позволяя кому бы то ни было влезть к нему в душу и причинить боль. Он совсем размяк. Непостижимым образом он терял здравый смысл, рациональность и логическое мышление, стоило только увидеть обращённый на него светлый взгляд. Но что стоит за этими чистыми глазами? Как Питер относится к нему на самом деле? Кто он, чёрт возьми, для него?! Сейчас он совершенно не представлял, что ему теперь делать и где искать Паркера. Из прочитанной статьи стало понятно, что перестрелка закончилась где-то на въезде в Дитмарс Стейнвей, но эта окраина Нью-Йорка огромна и искать там Паука всё равно, что пресловутую иголку в стоге сена. Сидеть без дела и страдать было не в привычках Озборна. Как всегда в условиях кризиса он мобилизовал свои ресурсы и брался за дело с удвоенной энергией. Рядом нет Питера — не проблема. Сделать забор крови, запустить центрифугу — это банальные манипуляции, с ними он прекрасно справится и сам. Идея Питера о создании нового подавителя, действующего как вакцина против всей той дряни, что оказалась в крови Нормана, прогрессивна и, без сомнения, сработает на все сто процентов, вот только подготовка необходимых компонентов может занять слишком много времени. А он не был уверен в том, что у него есть это время. Было бы большой оплошностью расходовать впустую этот ценный ресурс. Закончив все необходимые манипуляции в закрытом отделе лаборатории, доступ к которому имел только он сам, Норман тщательно мыл руки. Бросив короткий взгляд в зеркало над умывальником, он даже не удивился, увидев в отражении Гоблина. Злобное альтер эго не могло не явиться: подходило время приёма вечерней дозы подавителя, а вынужденная кровопотеря ослабила Нормана, позволив его двойнику вырваться за пределы ночного кошмара. — Что? — буркнул он, отрывая бумажное полотенце. — Он тебя бросил, — оскалился Гоблин, сразу переходя к делу, — Как ожидаемо! — Не неси чушь. Он в беде. Гоблин нетерпеливо повёл плечом, закованным в зелёный доспех. — А почему он в беде, Норман? Не потому ли, что не послушал тебя? А не послушал не потому ли, что ему на тебя плевать? — Досужие домыслы, — категорично отрезал он. — Домыслы это то, чем ты тут занимаешься, — угрюмо отозвался Гоблин, глядя за спину Нормана на мерно гудящую центрифугу. — Испугался? — верно истолковал его настрой Озборн, — Получается, мы на правильном пути, и на этот раз мне удастся гарантированно избавиться от тебя? Теряешь хватку, ты стал предсказуемым. Гоблин оскалился, как барракуда, демонстрируя клыки. — Нельзя избавиться от самого себя, умник, сколько раз тебе повторять? Но я сегодня добрый. Погода, что ли, влияет? Вот что, Матушка Гусыня, хочешь сделку? Я помогу тебе вытащить Паука, а ты уступишь мне место на пару часов, идёт? Просто не коли себе ту подавляющую дрянь, и предоставь мне пространство для манёвра. Хорошо я придумал? — Плохо, — Норман нарочито медленно вытащил из кармана футляр с заправленным подавителем шприцем, — Я понятия не имею, где сейчас Питер, значит, это не известно и тебе. Пытаешься меня надурить? — О, Норман, грех было не попробовать, — глумливо отозвался Гоблин, щерясь во все зубы, — Правда, мне придётся занять очередь за одним сопляком с паучьими наклонностями, но что поделать? — Свали уже! — прошипел он, вонзая иглу в свою шею. — Он использует тебя! — успел крикнуть Гоблин, прежде чем исчезнуть. — Кто ещё кого использует, — огрызнулся Норман, выбрасывая использованный шприц в утилизатор. Он понимал, что это провокация, но слышать такие слова было неприятно. Плохо было и то, что Гоблин, являясь порождением его больного разума, вполне мог транслировать те мысли, что Норман упорно гнал от себя прочь, озвучивать его сомнения на счёт Питера и их запутанных отношений. С другой стороны, никто и не обещал, что будет легко. Когда ты старше партнёра на целую жизнь, отношения не могут быть простыми. Теперь следовало решить, что же делать дальше. Он хотел было позвонить Чарльзу и отпустить водителя, решив остаться на работе, но передумал. Оборудование частично автоматизировано и запрограммировано так, что стоять над ним не имеет никакого смысла. А вот Питер вполне мог явиться к нему домой, нуждаясь в помощи, так что логичнее будет ждать его именно там.***
Последние пятнадцать футов трубы стали самыми трудными. Питер уже потерял счёт времени и не чувствовал ни рук ни ног от холода, шутка ли — почти сутки проторчать в холодной воде. Будь ты хоть трижды супергерой, такое не может пройти бесследно. На дне дренажного колодца он познал разные степени отчаяния, пытаясь разрядить аккумулятор треклятого робота: подбирался к нему поближе, оскальзываясь на водорослях, густо облепивших стенку, дразнил, заставлял тянуться и ловить себя. Тупая железяка хрипела и трещала, рвалась в слишком узкий ствол колодца, застревая ещё сильнее, но упорно отказывалась вырубаться. Сколько длились эти скачки, он не мог сказать, под землёй, в плотной темноте время, казалось, шло по-другому, нежели на поверхности, минуты растягивались, как резиновые, а связь с реальностью то и дело опасно истончалась. В какие-то моменты ему начинало казаться, что он не выберется. Тогда Питер вспоминал об обещании, данном Норману, о том, что он должен помочь ему с новым подавителем, что у них есть шанс окончательно победить Гоблина, и это придавало сил. Сил, чтобы вставать из холодной воды, чтобы карабкаться по осклизлой стене, чтобы снова и снова уворачиваться от хищных щупалец дурной машины. Заветная решётка дренажной трубы была так близко и, одновременно, так далеко, недосягаемая из-за свисающих цепких конечностей железного болвана. А дождевая вода, между тем, уже не сочилась тонкой струйкой, она бежала бодрым ручейком, постепенно наполняя колодец. И если в самом начале его вынужденного заточения уровень воды был по пояс, теперь же Питер, прыгая или падая вниз, погружался по шею. Казалось, он всё уже перепробовал. Он не только провоцировал робота и заставлял его ловить себя, он пытался связать паутиной проклятые щупальца, беспрестанно извивающиеся и обшаривающие пространство, но железяке это не слишком мешало: гудя от напруги, дурацкий робот методично рвал паутину. Какую же силищу вложил Штромм в своё творение?! Стальной болван и Питера без проблем удерживал, а это вообще никому не удавалось, кроме, пожалуй, Зелёного Гоблина… Когда он почти потерял надежду вырубить живучую железку, движения робота стали замедляться. Рискнув, Питер приблизился, снова стянул пару щупалец паутиной и прилепил к стенке колодца. Робот гудел, как перевёрнутый на спину жук, дёргая конечностями так и эдак, силясь высвободиться, но силы покидали его. Да неужели! Питер ощутил небывалый подъём, ещё немного, и он выберется из ловушки! Новые нити паутины оплетали щупальца, образуя плотный кокон. Робот начал искрить, гул сервоприводов превратился в прерывистые хрипы, в воздухе поплыл резкий запах плавящейся термоизоляции, внутри железяки что-то грохнуло и, наконец, взорвалось. Питер сорвался со стенки колодца, рухнул вниз, в очередной раз с головой уйдя под воду. Вынырнув, он не смог удержаться от победного вопля, дурная машина была побеждена! Воняя горелым пластиком, робот безжизненно свесил вытянувшиеся на всю свою немалую длину конечности, неподвижный и неопасный. Вожделенная решетка, перекрывающая его путь на свободу, нехотя поддалась. Отшвырнув её за спину, Питер полез в трубу, всем сердцем надеясь, что она не сужается где-то впереди настолько, чтобы он не смог протиснуться. Ползти пришлось на четвереньках, толком не понимая, куда его выведет тесный лаз и выведет ли вообще куда-нибудь. — Надо быть оптимистом, — бормотал себе под нос Питер, уверенно продвигаясь вперёд, — Это могла быть не ливневая труба, а, скажем, канализационная. И полз бы я тогда не по дождевой воде, окуркам и мелкому мусору, а по дерьму! Питер выбрался на поверхность в трёх милях от брошенного логова бандитов и едва не пожалел об этом. Под землёй была хоть какая-то иллюзия порядка — вода снизу, плесень сверху, никакого шквалистого ветра и хлещущего дождя. И зря он думал, что промокнуть сильнее уже невозможно, оказалось, очень даже возможно. Возникло стойкое ощущение того, что если нечто касалось самого Питера и его дискомфорта, никаких границ не существовало в принципе. Клацая зубами от холода, мокрый до последней нитки, он еле прорвался сквозь циклон к своему дому. Влез по стене, то и дело оскальзываясь, и ввалился в комнату, едва не расколотив окно. Внутри было немногим лучше, чем снаружи — отопление отключено, холодно почти так же, как на улице, разве что ветра нет и на голову не льёт. Питер захлопнул окно и снял, наконец, маску. Мокрый спандекс лип к ледяной коже, трясущимися руками он стащил с себя паучий костюм, бросил его на пол. Под ним тут же образовалась лужа. Глянув на себя, Питер присвистнул — от щупалец робота по всему телу остались длинные тёмные синяки, резко выделяющиеся на его бледной коже. А ещё от него несло затхлой водой, плесенью, тиной и бог весть какой дрянью, и как бы Питер не замёрз, чувствовать этот смрад было категорически невыносимо. Он прошмыгнул в душ и остервенело тёр себя мочалкой, изведя почти всё мыло, не обращая внимания на еле тёплую воду и слабый напор, пока, наконец, не перестал ощущать на собственной коже запах колодца, едва не ставшего ему могилой. Дрожа, он наскоро вытерся полотенцем и натянул бельё и футболку, махровые носки и спортивный костюм Нормана. Шелковистая ткань обняла его, как лучшие в мире объятья, Питер накинул на голову капюшон, собрал в кулак остатки мужества и пошёл звонить Озборну. В коридоре никого не было, тускло горела лампочка над исцарапанным древним телефоном. Четвертак с металлическим скрежетом ухнул в монетоприёмник, пальцы сами набрали номер, и в тот момент Питер почти гордился собой, ведь он сумел унять дрожь. Озборн ответил почти сразу, из-за чего болезненно кольнула совесть — он не спит из-за него, опять Питер наломал дров, опять заставил Нормана волноваться… Шутка ли, почти сутки проторчал под землёй, пропустил учёбу, работу, не пришёл в лабораторию, а ведь они договаривались! — Эт… это я, — виновато сказал он различив, как на другом конце провода Озборн перевёл дыхание. И тут же выпалил: — Прости! Я не мог предупредить, что не приду, я… — Я знаю, — прервал его Норман, — В новостях были кое-какие подробности. Ты пострадал? — Нет! — поспешно ответил Питер, ковыряя стену рядом с телефоном, — Я цел. — Очень хорошо, Питер. Я рад, что ты в порядке, — в его голосе что-то было… эти металлические нотки, которые Питер давненько не слышал. — Мы… увидимся завтра в лаборатории? — спросил Питер, всё ещё надеясь, что ему показалось, но Норман развеял его сомнения: — Завтра не выйдет, я крайне занят. Позвонил бы тебе, чтобы назначить другое время, да некуда. Три часа ночи, Питер, ложись спать. Несмотря на то, что руки Паркера были холодны, как лёд, его лицо запылало от прилива крови. — Что это за разговор такой?! — зло прошипел он в трубку, — Ты сердишься на меня? Я могу всё объяснить! Норман саркастически хмыкнул и сказал: — О, даже не сомневаюсь. У тебя было достаточно времени, чтобы придумать целую речь в оправдание своего безответственного поведения, но, боюсь, у меня нет ни малейшего желания выслушивать твои жалкие отговорки. В любом случае, рад, что ты жив и цел. Доброй ночи. И отключился. Питер во все глаза смотрел на трубку и поверить не мог, что Озборн его вот так отшил! Он устал, он замёрз, больше всего на свете он хотел сейчас залезть под одеяло и вырубиться до утра, пока не запищит будильник, но Питер не мог оставить последнее слово за Норманом, даже руку поднял, чтобы снова набрать его номер, подумал секунду и вместо звонка повесил трубку на рычаг. Ну уж нет, такие вопросы следует выяснять лично!***
Норман вышел из ванной комнаты в тёмную спальню. Он не успел коснуться выключателя, как мигнул и погас свет, видимо, буря добралась-таки до проводов. Что ж, ожидаемо, это было лишь вопросом времени, при таком-то ветре. Окно в комнате оказалось открытым настежь, тонкая занавеска трепетала под порывами ветра, на подоконник натекла целая лужа дождевой воды. Озборн тяжело вздохнул. — Мог бы и прикрыть, — сказал он в темноту. Питер на паутине спустился с потолка вниз головой, завис на уровне его глаз и огрызнулся: — Много чести! На нем не было паучьего костюма, не было маски. С волос капало, одежда была мокрой, худи и футболка задрались, открывая вид на полоску кожи на животе. И он был зол, так зол, что только искры не летели. Норман обошёл его с невозмутимым видом, чтобы закрыть окно. Питер следил за каждым движением Озборна, не спускаясь со своей паутины. — Так и будешь висеть? — хмуро уточнил Озборн. — А что? — в голосе Паучка прозвучал вызов, — Тебя что-то не устраивает? Это в моей природе, мне комфортно. Такой уж я есть. — Спасибо, что напомнил, — с некоторой насмешкой произнёс Норман, — но в чём смысл демонстрации паучьих умений? Я всё сказал по телефону, добавить мне нечего. — А мне вот есть что добавить, Норман. Ты снова взялся за старое, да? Говоришь со мной, как с пустым местом, смотришь, как на вошь, да чем я заслужил такое?! Подумаешь, не пришёл один раз, велико дело, я на тебя не работаю, чтобы ты мне тут предъявлял за прогулы! — ярился Питер, сверкая глазами. — Придержи-ка язык и сбавь тон. Ты пока не дорос до того момента, когда сможешь безнаказанно мне хамить! — холодно осадил его Озборн. — Ха! Подъехали аргументы про возраст! — Питер разошёлся не на шутку, сказывался пережитой стресс, — Вот и встречался бы с кем-нибудь повзрослее, какие проблемы?! Сидели бы вдвоём по вечерам, играли в бинго! Зачем тебе такой, как я?! От меня же одни проблемы, я порчу всё к чему прикасаюсь, для чего тебе всё это?! Он почти выкрикнул последние слова и замолчал, переводя сбившееся дыхание. — Иди домой, Питер, — спокойно, даже отстраненно сказал Норман, — Ты устал и плохо понимаешь, что говоришь. — Хрена с два! — огрызнулся Паучок, — Я тащился на сраный Манхэттен в бурю не для того, чтоб ты меня выставил! — Хорошо, тогда уйду я, — он пошёл к двери, намереваясь выйти из спальни, но стоило Озборну взяться за ручку, его пальцы и вся кисть целиком оказались приклеены к двери паутиной. Не веря своим глазам, он повернулся к Питеру, весьма довольному своим ребяческим поступком. — Убери это! — прорычал он, стервенея. — А если нет? — с вызовом сказал Питер. — Ты пожалеешь! — Обещания, обещания, — Паук плавно взмыл под самый потолок, потянув за полупрозрачную нить, переполз ближе к двери и снова повис вниз головой, но уже вплотную к Норману, — Вот он я. У тебя одна рука свободна, у меня — обе заняты, считай, я уровнял наши шансы. Давай, заставь меня пожалеть или это пустые угрозы?! — Прекрати ёрничать, ты, безответственный паршивец, и убери, наконец, эту липкую дрянь! — взвился Озборн, пытаясь вырваться из паутинной ловушки. Дверь жалобно скрипнула. — А ты прекрати вести себя, как мудак! — не остался в долгу Питер, — И эта «липкая дрянь», вообще-то, часть меня! — Гордиться тут нечем! — выпалил Норман, не успев придержать свой острый язык. Питер сузил глаза, колкая фраза ударила по больному. — А я и не горжусь, — прошипел он Норману в лицо, — Это ты у нас тщеславный ублюдок, который никак не может расстаться с долбаным глайдером! Что, собираешься устроить второе пришествие Гоблина за моей спиной?! — Не смей меня обвинять в подобном! — оскорбился Норман, — Держи ты свои обещания, знал бы побольше о моих планах, мелкий обманщик! — В чём я тебя обманул?! Это ты постоянно врёшь мне или не договариваешь, при этом требуя, чтобы я каждый раз наизнанку перед тобой выворачивался! Не приписывай мне свои пороки, не я в этих отношениях контрол-фрик и не моя вина, что мой парень двинутый! Норман хотел сказать в ответ что-то очень грубое, но осёкся, уловив смысл сказанного. — Твой… парень? — переспросил он, приподняв бровь. Питер стремительно покраснел и это не имело ни малейшего отношения к тому, что он висел вниз головой. — Ну… парень, мужчина, блин! — выпалил он, — Какая разница?! Это не отменяет того, что ты… Дальше Норману стало неинтересно слушать. Он схватил Паучка за ворот худи, притянул к себе и закрыл рот поцелуем. Питер опешил, он-то готовился к потасовке, не меньше, но никак не к тому, что язык Нормана окажется у него во рту. Ему следовало бы отстраниться, залепить ему оплеуху за наглость и нежелание дослушать, но Озборн целовался, как бог. Или как дьявол, что куда больше соответствовало действительности. Повернув голову немного на бок, чтобы было удобнее, он самозабвенно целовал Питера, лаская языком его язык, оглаживая нёбо и нежную внутреннюю поверхность щёк, всасывал в рот нижнюю губу, крепко удерживая подле себя, не позволяя отстраниться ни на долю дюйма. Питер отвечал, теряя голову от его напора, злость улетучивалась с каждой секундой, уступая место совсем другим чувствам. Он оторвался на мгновение от Нормана, но лишь для того, чтобы спрыгнуть на пол, и снова рухнуть в поцелуй, прижимая его к двери всем телом. Не особенно церемонясь, Норман подцепил его худи и футболку за край и одним движением стащил с Питера. Горячая ладонь властно легла на поясницу, скользнула под пояс спортивных штанов и жёсткие пальцы сжали ягодицу. Питер рвано выдохнул прямо в поцелуй, подцепил кончиками пальцев свою паутину и резко рванул, сдирая, как пластырь. — Ауч! — не сдержался Норман, было больно. — Поделом тебе, — шепнул мстительный Паучок, усмехаясь. Норман развернулся, впечатав наглеца спиной в дверь, потянул его штаны вниз вместе с бельём, наступил на сбившуюся в области щиколоток одежду ногой, спутывая лодыжки Питера, и снова впился в его губы. Между ними оставалась только одна преграда — пижама Нормана, которая давненько бесила Питера, решительно не понимающего, как можно спать в таких чопорных шмотках и не задыхаться при этом. Пуговицы разлетелись в разные стороны, когда он дёрнул за полы пижамной рубашки, хлопковая ткань затрещала, и в руках Питера оказались две половины раздражающей тряпки. Он решительно взялся за пояс штанов, но Норман перехватил его руки. — На кровать, быстро, — не терпящим возражения тоном сказал Озборн, отрывая Питера от двери и толкая в сторону постели. Он сделал несколько неловких шагов, больше от инерции толчка, окончательно запутался в своей одежде и рухнул на кровать, утонув в мягком одеяле. Норман не терял времени даром, стащив с него обувь и штаны с бельём, бесцеремонно перевернул лицом вниз и навалился сверху, раздвигая ноги Питера своими ногами. Шея Паркера оказалась в сгибе его левого локтя, и сожми Норман руку чуть сильнее, он вполне мог бы его придушить. — Видишь, как всё получается, — прошептал Озборн ему на ухо, — Сколько бы ты не выделывался, всё равно оказываешься в моих руках. А теперь, Питер, открой рот и хорошенько оближи мои пальцы. Мы ведь не хотим, чтобы ты поранился, верно? Указательный и средний палец коснулись его губ, и Питер покорно разомкнул их, позволяя скользнуть внутрь. — Вот так, — продолжал говорить ему Норман, плавно двигая рукой, словно трахая пальцами его рот, — ну же, не жадничай, сладкий. У тебя во рту пересохло, м? Извёл всю слюну на яд, пока говорил мне те ужасные вещи? — Питер протестующие замычал, пытаясь возразить, но Озборн мстительно двинул пальцами глубже, коснувшись корня языка и спровоцировав спазм, — Тшш, хороший мой, лучше молчи. От неторопливых движений руки Нормана, от его тёплой тяжести на спине и того, как он прижимался вставшим членом к беззащитной заднице Питера через тонкую ткань пижамных штанов, от своей мнимой беспомощности и властных ноток тихого голоса, шепчущего ему в ухо всякие непристойности, Питер завёлся до красных пятен под зажмуренными веками. Подбородок стал влажным от слюны, что удовлетворило притязания Нормана, он отнял руку от губ Питера и с нажимом погладил между ягодиц. — Расслабься, детка, — сказал он, целуя Питера в висок и за ухом, проталкивая один, а следом и второй палец внутрь, — вот так, не зажимайся, впусти меня. Питер хватал воздух открытым ртом. Было больновато, проникновение ощущалось слишком остро, он хотел сказать, чтобы Норман перестал экспериментировать и взял смазку, но тот дотянулся-таки до нужного местечка и надавил на простату. Питера подкинуло, он вскрикнул, выгибаясь, попытался свести ноги, но не смог, Норман ему не позволил, продолжая снова и снова гладить изнутри, то обводя чувствительный бугорок по кругу, то принимаясь потирать подушечкой пальца, отчего Питера прошивало, словно электричеством. Возбуждённый член, зажатый между животом и одеялом, истекал смазкой, отчаянно требуя внимания, он потянулся было вниз, пытаясь коснуться себя, но Норман пресёк это движение, несильно сдавив его горло в сгибе локтя. — Не трогай себя, — шепнул Норман, интенсивнее двигая рукой, — Ты ведь ни разу не кончал только от этого? Попробуем сегодня. — Ах… ммнх… я не смогу! — Сможешь, Питер, сможешь, тебе придётся. Давай, сделай это для меня, сосредоточься на ощущениях. Ты слишком много думаешь. И слишком рискуешь. И это так меня бесит, что я буквально теряю контроль! — рыкнул ему в ухо Норман, не прекращая ласкать и дразнить, — Нравится? Ты так стонешь, милый, я едва сдерживаюсь, чтобы не засадить тебе прямо сейчас. Такой нежный внутри, такой тесный. Стоит представить, как ты сжимаешь меня, в глазах темнеет. Может, мне трахнуть тебя прямо так? Без смазки? О, как бы это было… Питер застонал в голос, цепляясь за одеяло, спазматически сжался на пальцах Нормана и кончил так сильно, что на мгновение оглох и ослеп. Какими-то крохами сознания он понял, что Норман дотянулся до прикроватного столика и что-то взял в ящике, видимо, лубрикант, потому что сразу после этого в него толкнулся скользкий горячий член, выбив остатки связных мыслей. Всё, на что хватило Питера, это приподнять бёдра, подставляясь, и уцепиться за одеяло, чтобы не проскальзывать по кровати при каждом новом толчке. Норману было этого мало. Отстранившись, он повернул Питера на спину, подхватил под коленями и задрал ноги к плечам, складывая податливое тело пополам. — Готов? — зачем-то спросил он у плохо соображающего после оргазма Питера и скользнул внутрь. Угол проникновения был идеальным, он снова и снова толкался в ставшую слишком чувствительной после оргазма простату, и Питер ничего не мог поделать с собой, кроме как беспомощно стонать, принимая его. Толчки стали резче, он отпустил ноги Питера и навалился сверху, втрахивая в матрас, целуя в открытый рот глубоко и влажно. Питер обхватил его ногами, оплёл руками шею, прижимаясь к груди, вплавляясь в мокрое от испарины тело, как потерянный кусочек пазла, яростно целуя в ответ, с готовностью принимая всё, что давал ему Норман. Он не позволил ему отстраниться в момент оргазма, ощутив, как внутри разливается горячая влага, и лишь после этого разжал руки и одну за другой опустил ноги на кровать. Норман, всё ещё не выпуская его из объятий, приподнялся на локтях, нежно погладил Питера по щеке, бесконечно бережно и медленно целуя в губы. — Люблю тебя, Паучок-Питер, — прошептал он в поцелуй, — Как же я тебя люблю… Питер смотрел на него сквозь темноту, и Норман не мог ручаться, но был почти уверен — он покраснел, услышав эти слова. Его лицо озарила светлая улыбка, он зажмурился на секунду, словно собираясь с духом, и сказал: — Я тоже тебя люблю.