***
«Я тоже тебя люблю». Эти короткие слова стоили всех сомнений и переживаний, в тот момент, когда Норман услышал признание Питера, он был абсолютно счастлив. Хрупкое чувство теснило грудь, хотелось утопить мальчишку в нежности, заласкать его так, чтобы он имя своё забыл, потерявшись в наслаждении, и Норман не видел никаких причин, чтобы не сделать этого. — Люблю тебя, — шептал он между поцелуями, дурея от того, что теперь можно не сдерживаться, а открыто говорить о своих чувствах, — люблю… — повторял он, осторожно подаваясь в обволакивающе-влажное тепло его тела, снова заводясь от такого расслабленного, на всё согласного Питера в своих руках. — Поцелуй меня, — нежно говорил он в приоткрытые губы, — скажи, что не уйдёшь из моего дома… давай жить вместе, тебе понравится, только представь… Питер… спать в одной кровати, выбираться куда-то вместе на выходных, да просто проводить время, Питер… Питер? Распростёртый на спине Питер неподвижно лежал под ним, закрыв глаза. Его грудь мерно поднималась и опускалась, выдавая глубоко спящего человека. — Да вы шутите! — пробормотал Норман, вглядываясь в расслабленные черты любимого лица, — Ты реально отключился прямо во время секса? Чёрт… Он с сожалением отстранился, всё же, трахать спящего было чем-то неправильным, ему хотелось чувствовать живой отклик, видеть адекватную реакцию на свои действия, а не ворочать неподвижную сопящую тушку. — Ну, знаешь, дорогой мой, — проворчал Озборн, дотягиваясь до салфеток, чтобы вытереть Питера, — сегодня ты превзошёл самого себя. Ничего не оставалось, как привести крепко спящего Паучка в порядок, укрыть поплотнее одеялом и устроиться рядом, коротать оставшиеся часы беспокойной ночи. Может, Гоблин не так уж и не прав — Паучок действительно вьёт из него верёвки. Он даже всерьёз рассердиться на него не может, что за наваждение такое… Питер сказал, что он поехавший. Ну, не так уж он и не прав. Поспать бы пару часов, а он лежит и таращится на спящего Паркера, как на чудо господне, хоть и не верит ни в бога, ни в чёрта, ни в прочую околорелигиозную белиберду. Он и есть чудо. Руки чешутся сграбастать тёплое расслабленное тело объятья, подмять под себя, как ту японскую подушку, зарыться носом в волосы на макушке, и так провести оставшееся до утра время. Да что там, до утра, всё отпущенное ему время! Ни на миг не выпускать из своих рук, из своей постели, дома, из жизни. В десятитысячный, должно быть, раз, он скользнул взглядом по мягкому абрису профиля Питера, злясь на самого себя за одержимость. Теперь, когда влияние Гоблина на его эмоции свелось к нулю, он с кристальной ясностью осознал, как крепко влип. Сам не заметил, когда юный Паркер вплавился в его кости, сладкой отравой побежал по венам, врос под кожу и прочно оккупировал место рядом с сердцем. Врут, что самое сильное чувство — это первая любовь. Полюбить в зрелом возрасте — вот самый глубокий омут, от падения в который не спасут ни жизненный опыт, ни прагматизм, ни здравый смысл, и от этого становится немного жутко. Самую малость. Не настолько, чтобы хотелось всё прекратить, вовсе нет, ему даже начинало нравиться это новое ощущение падения в неизвестность. Питер ведь уникальный. Ни на кого не похожий. Единственный в своём роде. Отчаянно-смелый. Супергерой. Прекрасный. И умный. При этом абсолютно неуправляемый, строптивый, упрямый, непредсказуемый, порой раздражающий так, что в глазах темнело от ярости, но он не променял бы и единой минуты их запутанных отношений на скучное болото своей прежней одинокой жизни. Вот только… Вот если бы не было Гоблина. Совсем. Если бы у Нормана была одна единственная крошечная возможность вернуться в тот судьбоносный момент, когда он решился испытать интенсификатор, и до основания разрушил собственную жизнь, если бы в тот миг он мог сделать другой выбор! Остаться самим собой. Да, с толикой безумия, что поделать, но банальное психическое расстройство вполне поддавалось контролю до тех пор, пока мания не обрела почти физически осязаемую форму, воплотившись в злобного двойника, и все лекарства стали бесполезными. Он был уверен, абсолютно уверен, что смог бы заполучить Питера и без мрачного гоблинского очарования, харизмы у него бы хватило. — Я отдал бы всё за этот шанс, Питер, — едва слышно прошептал Норман, — Абсолютно всё.***
Питеру было неловко. Коннорс распекал его, взывая к остаткам совести, напоминал, что до сессии осталось всего ничего, а у Паркера образовался «хвост» по физике, и вообще, виданное ли это дело — прогуливать зачёт?! Зачёт, конечно же, зачёт. Вчера он должен был сдать его, но вместо этого, какая неприятность, воевал с тупым роботом, застряв в дренажном колодце, как глупая мышь в пустом ведре. А неловко было от того, что мыслями Питер был весьма далёк от аудитории и кипящего праведным гневом преподавателя, возвращаясь к событиям прошедшей ночи, и их с Норманом совместному признанию. — Да что с вами, Паркер?! — недоумевал профессор, — Вы где-то витаете, пока я здесь распинаюсь, вы хоть одно моё слово слышали? — Нет… То есть, да, в смысле, я всё слышал, сэр, и мне очень жаль, простите. Готов хоть сейчас пересдать, только скажите! И… и мне действительно стыдно, но так сложились обстоятельства, я был, в некотором роде, в безвыходном положении и не мог… — Опять ваши оправдания! — возмутился Коннорс, плюхая на стол перед Питером стопку листов — контрольную работу, которую студенты сдавали вчера, — Вот что, даю вам один час. Справитесь — поставлю заслуженную оценку и допущу к итоговому экзамену за курс, нет — вы переводитесь на другое направление обучения или забираете свои документы и отправляетесь на все четыре стороны, в новый мир, свободный от такой досадной обузы, как учёба. Вы разочаровываете меня, Паркер. Студент с полутора тысячами баллов за SAT и грантом на обучение в одном из лучших ВУЗов страны ведёт себя самым вызывающим образом в надежде на что? На исключение? Если это ваша цель, то поздравляю, вы буквально в одном шаге от её достижения. Перестаньте краснеть и потеть, я не школьный учитель и у меня нет цели читать вам нотации, вы уже достаточно взрослый, чтобы правильно расставлять приоритеты. Приступайте к контрольной, время пошло. Питер добросовестно готовился к вчерашнему зачёту, поэтому предложение Коннорса воспринял, как вызов. Недовольный профессор ушёл на своё место, проверять работы других студентов, и шелестя бумагой, грозно поглядывал с кафедры на погружённого в контрольную Паркера. Безответственный студент, явившийся далеко за полдень, без конспектов, без учебников, без рюкзака и даже без паршивой ручки, сосредоточенно корпел над работой. Это бы рвение, да в нужное русло! Когда время вышло и Паркер сдал законченную контрольную, Коннорс велел ему подождать, пока он проверит. Немного нервничая, Питер ждал вердикт, вертя в пальцах одолженный у профессора карандаш. — Что ж, — нехотя признал Коннорс, поднимая глаза от контрольной, — заслуженная «А», Паркер. Но вы ведь понимаете, что это лишь первый курс, и в дальнейшем удача не будет улыбаться вам так же часто. Паркер гневно сверкнул глазами, поднимая на него мятежный взгляд: — Удача?! Да я… — Учили, да. Протирали штаны в библиотеке, быть может, — кивнул Коннорс, — Похвально, что вы находите время открыть учебники, даже с учётом тотальной непосещаемости. Беритесь за ум, Паркер. Лень ещё никому не помогла получить образование или построить карьеру. — Лень… — буркнул себе под нос Питер, глядя в сторону. Коннорс и десятой доли не знал о его жизни, но так легко делал обиднейшие выводы. — В любом случае, вы уже подумали о выборе предметов для следующего семестра? — поинтересовался профессор, смягчившись, — Возможно, стоит подумать о механике? Робототехника, быть может? Весьма перспективное направление. Паркера передёрнуло при одном упоминании о роботах. — Нет, — кашлянул он, — только не робототехника. Я думал об органической химии и биоинженерии, как об основных направлениях обучения. И о физике, разумеется, вам придётся и дальше терпеть мою лень, доктор Коннорс. — Я химию тоже преподаю, так что да, терпение мне понадобится, — улыбнулся профессор, — Кстати, что с летней стажировкой? Вы задумывались, куда устроиться? Могу помочь с рекомендациями, если есть необходимость. Я требователен к вам, но я не тиран, Паркер. И просить о помощи не стыдно, это нормальная форма коммуникации между взрослыми людьми. Так что? — Спасибо, но нет, — вежливо отказался Питер, хрустнув какой-то бумагой в кармане худи, — С большой вероятностью, летом я буду стажироваться в «Озкорп Индастриз». — «Озкорп Индастриз»? — искренне удивился Коннорс, — В самом деле? Если вам удастся, вы станете первым студентом Колумбийского, которого примут в эту неприступную цитадель тщеславия имени Нормана Озборна! До сих пор никому не удавалось, хотя пытались многие и не раз. Самая оснащённая лаборатория в стране, гигантский бюджет на исследования, контракты с правительством и военными — воплощенная мечта любого учёного, настоящего или будущего. Буду с нетерпением ждать ваш отчёт о стажировке. И не забудьте сдать мне на утверждение развёрнутый план курсовой к концу следующей недели, это крайний срок, поблажек не будет. Можете идти, наверняка у вас есть что сказать другим преподавателям. — Да, сэр, и спасибо вам, — искренне поблагодарил его Питер. Коннорс бывал порой занудой, но в нём не было подлости, он искренне переживал за своих студентов и боролся за каждого. Возможно, иногда его требовательность зашкаливала, но придирался он лишь к тем, в ком видел настоящий потенциал. Выйдя в коридор, Питер сел на подоконник и вытащил из кармана сложенный вчетверо листок. Сегодня он едва продрал глаза в начале одиннадцатого, и с некоторым разочарованием понял, что находится в пентхаусе абсолютно один. На подушке Нормана обнаружилась записка — несколько строк, написанных элегантным почерком:«Не смог тебя разбудить, уехал в офис. Бернард будет не раньше двух часов после полудня, дом в твоём распоряжении.
P.S. Вечером жду в лаборатории. Р.Р.S. Ужасные синяки. Н.» Питер посмотрел на себя: следы от щупалец робота всё еще отчетливо виднелись на коже, хоть и перецвели в зеленовато-жёлтую гамму. Оставалось только догадываться, как они выглядели несколькими часами ранее, раз Норман не преминул упомянуть об увиденном в записке. Одежда аккуратно висела на вешалке, хотя прошлой ночью разлетелась по всей спальне. Прошлая ночь… Чёрт!!! Питер натянул на голову одеяло, влез под подушку и заорал в матрас. Можно было бы так не утруждаться и не прятать эмоции, он же был один. Но… ему же не приснилось, правда? Они оба сказали то, что сказали. И это было… это было… так… здорово-классно-смущающе-обалденно-искренне и… наконец-то! Он вынырнул из-под одеяла, немного успокоившись. Нужно брать себя в руки, приводить в порядок и возвращаться к обычной жизни, ведь столько всего предстоит разгрести: пропущенный учебный день, работа у Фаско, всем нужно дать разумные объяснения, извиниться, принять на себя ответственность, в конце концов. Эти моменты он терпеть не мог, супергеройская работа слишком часто вмешивалась в размеренный ход его жизни, рушила планы, заставляла лгать и пренебрегать обязательствами. Норман вполне ожидаемо взбесился из-за его вчерашнего отсутствия, и его тоже можно понять: Питер сам навязался помочь с новым подавителем, вызвался решить проблему, а как дело коснулось реальных действий — исчез без объяснения причин на целые сутки. Странно было бы ожидать вселенского понимания и прощения от вспыльчивого и резкого Озборна, так что Питер ещё легко отделался. Всё же, правильно он поступил, что заявился в пентхаус среди ночи, в непогоду. Очень правильно. Чуть не сцепились, зато всё выяснили. И кто бы что не говорил, секс с взбешённым Норманом — это нечто… Надо будет повторить как-нибудь, с риском для жизни. Как бы ему не хотелось и дальше валяться в уютной постели, пришлось вставать, тащить свой зад в душ, одеваться и ехать в университет, вымаливать прощение у Коннорса. И вот, зачёт сдан, наставления получены, нотации прочитаны, можно выдохнуть — ведь одной проблемой стало меньше. — Пит! — по длинному коридору к нему стремительно приближался Гарри, — Вот ты где! Что с твоим расписанием, приятель? Я бегаю по этажам минут сорок, а тебя нигде нет, дважды нарвался на коменданта, тот сразу просёк, что я здесь не учусь и теперь таскается за мной по пятам. Чёрт, это свободная страна, я что, не могу зайти в универ, где проторчал полсеместра?! Когда ты уже заведёшь себе мобильник? Очень неудобно, знаешь ли, рыскать по городу в поисках твоей задницы всякий раз когда ты мне нужен! — Привет, Гарри, — Питер спрятал записку Нормана поглубже в карман спортивных штанов, — Что-то случилось? — Случилось, — Гарри сел на подоконник рядом с Питером, — Вот. Он передал Питеру театральный билет. — У Эм Джей дебют, балбес ты эдакий. Через две недели театр представляет новую постановку с нашей дорогой подругой в главной роли, мы приглашены. Лучшие места, прямо перед сценой. Твоей милой тётушке тоже достался билет, Эм Джей сама отнесла на днях, и миссис Паркер обещала непременно быть. Понимаешь, к чему я клоню? Мама Эм Джей, твоя тётя, я — мы все знаем о важном событии в жизни близкого нам человека и планируем поддержать её в этот значимый день. А ты? Тебя же невозможно поймать, Пит! — Извини, — только и смог вздохнуть он, разглядывая клочок картона в своих руках, — я был чертовски занят эти дни, ты даже не представляешь, что вокруг творится… — Я?! Я не представляю?! — возмутился Гарри, — Не у тебя одного куча проблем, может, у меня тоже мир перевернулся, но я же не заползаю в ракушку и не бегу от друзей! — Что случилось? — забеспокоился Питер, ловя его взгляд, — У тебя неприятности? Гарри осёкся, сообразив, что сболтнул лишнего и поспешил замять тему, отводя глаза: — Всё у меня нормально! — Не трынди! — грубовато сказал ему Питер, продолжая давить, — Может, я могу помочь, скажи мне! — Помочь… — горько усмехнулся друг, — Тут никто не поможет, Пит. Все мои проблемы имеют одну единственную причину и разрубить этот узел не под силу никому в целом мире. — Поругался с отцом? — с уверенностью предположил Паркер. — Вот чего ты такой догадливый? — пробормотал Гарри в сторону, — Мы с ним даже не пересекались, так что нет, не ругался. — Я же вижу, что вы поругались, но из-за чего? Учёба? — Нет, мистер Кейси, не угадал, теряешь хватку, — он замялся, подбирая слова, — Я… мне трудно говорить об этом… я узнал кое-что, связанное с Норманом, и пока сам не знаю, к этому относиться. Я в некотором моральном раздрае, понимаешь? — Не очень, — честно признался Питер, — Что за информация? Что-то… что-то плохое? Он произнёс это внутренне замирая, желая услышать ответ и одновременно надеясь, что Гарри пошлёт его куда подальше, передумав откровенничать. — Плохое… хорошее… это всё так относительно и так мало значит, — в голосе друга звучала настоящая горечь, — Давай не сегодня, а? Мы с тобой должны радоваться успехам Эм Джей, а не торчать тут на подоконнике, как два сраных голубя, и сплетничать о моём отце за его спиной. Наверное, я в самом деле должен повзрослеть, раз все вокруг только об этом и твердят. — Мне это не нравится, — честно признался Питер, — Что с вами, Озборнами, не так? Почему нельзя жить дружно, я понимаю, между вами не всё так просто, но вы же семья! Вы с ним единственные по-настоящему родные люди, можно же… не знаю… поговорить. Выяснить всё, высказать друг другу, найти общее решение. Гарри со вздохом закатил глаза. — Думаешь, я не пытался?! Не воспитывай меня, Паркер! Это никому не удавалось на протяжении девятнадцати лет, не выйдет и у тебя! Слушай, выходи уже из роли моей бабули, и снова становись занудой-задротом, к которому я так привык. Ну? Перестанешь пилить меня? Хоть ты не пили! — Ладно, не буду, — улыбнулся Питер, — Но позже ты мне всё расскажешь, я ведь не отстану. Не тебе одному есть дело до всего на свете, понял? Гарри беспечно отмахнулся и окинул приятеля внимательным взглядом. — Смотрю, дела у мелкого бизнеса Нью-Йорка идут в гору, — сказал он, ехидно ухмыляясь. — В смысле? — не понял Питер. — Твой прикид, — Гарри выразительно подвигал бровями, — Этот спортивный костюм, это же Богнер, нет? Точно Богнер, у отца есть пара таких, я знаю. Ценник стартует от восьми сотен баксов и стремится к бесконечности, ты в курсе? У тебя хороший вкус Пит. И стабильный заработок, рад за тебя. Чёрт… Похоже, кто-то основательно облажался. Питер настолько замотался, что напрочь забыл, что на нём одежда Нормана. И кроссовки Гарри, блинский ты блин, он же спалит его, как пить дать, спалит! Питер незаметно задвинул ноги подальше под подоконник и сделал невинное лицо. — Знать не знаю, что за Бёрнер, — беспечно ляпнул он, намеренно коверкая название бренда, — Недалеко от моей бруклинской квартиры открылся лучший секонд-хенд в мире, там такого барахла — навалом, продают на вес, давай вместе сходим? Может, ты и себе что-то подберёшь. — Что?! Секонд? — Гарри смотрел на него с оскорблённым видом. Предложить этому моднику покопаться в ношенной одежде было чем-то немыслимым, — Не в этой жизни! — Ну, как хочешь, — с деланным сожалением сказал Питер, тихо радуясь, что его расчёт оказался верным, Гарри и думать забыл про спортивный костюм, — Так что? Нас ждёт культурный вечер в театре? Нужно напялить на себя какие-то пингвиньи одёжки или как? — Это ж не опера, зачем? Обычный бродвейский театр, никто не носит перья и смокинги в таких местах, достаточно чистой опрятной одежды в стиле кэжуал, это будет куда уместнее, — снисходительно пояснил Гарри, — Ты точно придёшь? Эм Джей велела мне взять с тебя слово. Она жутко волнуется, боится всего на свете: что забудет свою роль, что невовремя выйдет на сцену, что наступит на ногу партнёру в танце. Не ест, не спит, похудела фунтов на десять, одни глаза остались. Если так пойдёт и дальше, её сдует с подмостков грёбаным сквозняком. Понимаешь, как ей нужна наша поддержка? Осознаёшь, какая на нас лежит ответственность? — Даже так… Тогда передай ей, что я обязательно приду, дело, похоже, серьёзное, — Питер почувствовал себя виноватым, он не задумывался, как Мэри Джейн переживает за свой дебют, и насколько для неё это важно. — Ловлю тебя на слове, — Гарри шутливо пихнул его локтем в бок и полез в карман пальто за телефоном. — Может, сходим вместе на ланч? — предложил Питер в полглаза наблюдая, как друг строчит кому-то сообщение, — В буфете вполне пристойные сэндвичи и отличный кофе. — Ммм, нет, откажусь, — Гарри дождался ответа, прочитал сообщение, хмыкнул и спрятал гаджет в карман, — Меня ждут, не могу опаздывать. — Девушка? — спросил Питер, на что Гарри сделал неопределённый жест. — Не в этот раз, хотя девушка тоже есть. Всегда есть какая-нибудь девушка, если ты понимаешь, о чём я. Но это просто старый знакомый, мы условились встретиться сегодня, если у него будет время, и, похоже, время нашлось. — Да? — заинтересовался Питер, — А я знаю этого старого знакомого? — Нет, не знаешь. Это человек из далёкого прошлого, — загадочно ответил Гарри, — Знал мою маму и меня, пока я был мелким сопляком, ноющим по поводу и без. Он долго отсутствовал по не зависящим от него обстоятельствам, а сейчас вернулся и мы возобновили общение. — А имя у этого давнего знакомого есть? — спросил Питер, ощущая некоторое подспудное беспокойство. Не то что бы это было паучьим чутьём, просто что-то его напрягало, словно друг мог влипнуть в неприятности, но пока не подозревал об этом. — Разумеется, — Гарри неуловимо похолодел, цепляя свою непроницаемую маску и закрываясь от общения. — Но ты мне не скажешь, — догадался Питер. — А я и не обязан, Пит. Не у тебя одного есть секретики, м? Вот что, — он хлопнул Питера по плечу, — Пойду я, меня ждут. Не забудь о премьере, а то Эм Джей спустит с меня шкуру. И давай выберемся куда-нибудь вместе, мы тысячу лет так не делали. — Конечно, — искренне ответил он, — мне жуть как не хватает нашего общения, приятель. Гарри… — Всё, хватит этого дерьма! Я сегодня уже поработал курьером, могу заняться своими делами, — Гарри встал, глянул по сторонам и протянул Питеру руку для прощания, — Увидимся, Пит. Он пожал твёрдую ладонь, на мгновение задержав руку Гарри в своей руке. — Ты можешь рассказать мне всё, помнишь? Вообще всё, Гарри. Я твой друг, я всегда на твоей стороне, и готов прийти на помощь. — А если я захочу закопать чей-нибудь труп? — прищурился Гарри. — Ну… наверное, в этом случае мне понадобится лопата и большие чёрные мусорные мешки, — пожал плечами Питер, — Я тебя не брошу, понял? — Понял, — Гарри вдруг сгрёб его в объятья, — Ты такой засранец, Паркер, но я и дня не могу представить без тебя в моей грёбаной жизни. Да, девочки, это мой друг, и мы не геи, что бы вы там себе не придумали! — рявкнул Гарри компании из четырёх симпатичных студенток, которые, не слишком скрываясь, обсуждали их, хихикая и перешептываясь. — Гарри, хватит! — осадил его Питер. — Вот сучки, — процедил юный Озборн, — Куда катится этот мир?! Я уже друга не могу обнять, что за нафиг?! Обязательно появятся какие-то озабоченные, которые напридумывают себе бог весть что! — Хорош, приятель, не обращай внимания, — Питер развернул его спиной к девчонкам, — Пошли, провожу тебя. Да, да, девушки, очень смешно, два парня обнялись средь бела дня, невидаль какая! Они прошли мимо сплетниц, как сквозь строй, стараясь не обращать внимания на смешки, несущиеся вслед. — Увидимся, Пит, — попрощался Гарри, — Не забудь о своём обещании. — Не забуду, — кивнул Питер, — До встречи.***
К счастью, с Фаско проблем не возникло. Буря и ливень разогнали покупателей, за целый день и трёх человек не добралось до пекарни. Калеб поворчал для порядка, что Питер мог бы и предупредить его, чтобы он не волновался понапрасну и не переживал, а не смыло ли его помощника куда-то в канализацию. Услышав это, Паркер вдруг покатился со смеху и не мог никак успокоиться, пока Фаско не налил ему водички. — Ты весёлый парень, — сурово сказал пекарь, — В следующий раз предупреждай заранее, если пропускаешь работу. Проржался? Молодец, вставай за кассу. Работы сегодня привалило достаточно, жители Браунсвилла, похоже, оголодали за время шторма и отчаянно стремились восполнить запасы углеводов, сметая сэндвичи, бейглы, пончики и багеты. Пару раз даже очередь выстраивалась, тогда к делу подключался Фаско, вставая за кофемашину. — Отлично поработали, — сказал довольный пекарь, выслушав отчёт Питера по кассе после закрытия, — пара таких дней, и я отобью провальную неделю, когда торговля шла еле-еле из-за художеств тех малолетних обормотов. Ты мне здорово помог, Паркер, давно у меня не было такого толкового работника. Надеюсь, ты не планируешь уволиться? — Раз уж речь зашла об этом, мистер Фаско… — замялся Питер, — Я доработаю до конца месяца и, скорее всего, уйду. Мне предложили работу, связанную с будущим образованием, и я подумываю принять предложение… как раз собирался вам сказать… Калеб нахмурился, но согласно кивнул. — Это правильно. Не стоять же тебе за кассой всю жизнь, в самом деле. Молодец, что предупредил, будет время подобрать тебе замену. Заканчивай тут и можешь быть свободен на сегодня. Как-то слишком всё удачно складывалось. А удачливость — это не про Питера Паркера, поэтому явившись в «Озкорп» он был почти готов к тому, чтобы услышать от Роджера Борка, с которым столкнулся на входе в лабораторию: — Мистера Озборна сегодня нет. Питер запнулся в дверях. — То есть как нет? — Вот так, — руководитель лаборатории «Озкорпа» снял очки, устало щурясь, протёр стёкла салфеткой, и снова нацепил на нос, — Пару часов назад сюда явились два агента ФБР и он уехал с ними. Подозреваю, что на допрос из-за того дела о пожаре и взятке, которой не было, чёртовы федералы и тот, кто натравил их на нас… Он успел предупредить меня, что вы придёте и продолжите работать над его новым проектом, необходимый допуск у вас есть. — Вот как… — только и мог сказать Питер, осмысливая услышанное. Он и подумать не мог, что всё настолько далеко зайдёт. Норман говорил, что разберётся, что такое бывало раньше и не раз, но ФБР… всё настолько серьёзно?! — Не буду вас задерживать, Питер, — сказал Борк, пропуская его в лабораторию, — Похоже, мистер Озборн очень вам доверяет. Его индивидуальные проекты и новые разработки всегда секретны, и раз он допустил вас в святая святых… Слышал, что вы получили предложение о работе в «Озкорпе», и вот мой совет, если он нужен: соглашайтесь. Если бы мне в мои студенческие годы предложили место в компании, подобной этой, любое место, любую работу, пусть даже в клининговой службе, я бы согласился не раздумывая. Это золотой билет в светлое будущее, тот самый шанс, что выпадает лишь единожды. Не спешите отказываться, думая, что не справитесь. Вы справитесь, в вас есть потенциал, раз он настолько вам доверяет. Доброй ночи, Питер. — До свидания, сэр, — попрощался Питер, немного ошарашенный проникновенной речью мистера Борка, — Спасибо вам большое, мне было важно услышать нечто подобное. Роджер Борк кивнул ему и вышел в коридор. В закрытом отделе лаборатории Питера ждали новые неудачи. В препарате крови, который оставил ему Норман, он смог обнаружить ничтожное количество подходящих для создания нового подавителя макрофагов. Если так пойдет и дальше, у них уйдёт чёртова уйма времени для дого, чтобы наскрести необходимый минимум клеток для одной единственной дозы сыворотки! Он заморозил драгоценную пробирку, запер холодильник на кодовый замок, прибрался и засобирался домой, решив позвонить Норману через пару часов и узнать, как всё прошло с федералами. Питер позвонил прямо во время патруля, отыскав таксофон в безлюдном переулке. Выслушал механический голос, известивший его, что абонент вне зоны действия сети, понадеялся, что включится переадресация на голосовую почту, но этого так и не произошло. Стало не по себе. Дурное предчувствие грызло его изнутри, не давая сосредоточиться на обычной паучьей работе, ведь он не знал, даже не догадывался, что сейчас происходит с Норманом и к чему это всё приведёт.***
Агент Фрост полностью оправдывал свою фамилию: такая же неприступная глыба льда, как коварный айсберг в ночном море, вспарывающий корпус беззащитного судна, даром, что агент был чёрным. Они беседовали уже четвёртый час, двигаясь по одному и тому же списку вопросов, которые Норман вызубрил наизусть уже на третьем круге. Наверное, агент работал какое-то время в Гуантанамо, где специализировался на разного рода невыносимых пытках, в том числе психологических. Норман не вёлся на провокации. Отвечал заученными фразами, не зависимо от того, в каком порядке грёбаный агент задавал свои поганые вопросы, погрузившись в состояние, близкое к трансу. На самом деле, его мысли занимал не бессмысленный допрос, а совсем другая проблема — подходило время приёма вечерней дозы подавителя, а его мучитель не собирался останавливаться или делать перерыв, заходя на очередной круг абсурдного допроса. — Агент Фрост, — перебил его Озборн, — Мне доставляет невыразимое удовольствие наша беседа, но к чему всё это? Я выучил наизусть ваши вопросы, вы — мои ответы, мы крутимся, как на грёбаной карусели, но не продвинулись ни на шаг. Может, сделаем перерыв? Мне нужно принять лекарство, вам — отдохнуть от моего общества, пяти минут нам обоим должно хватить. Презрения в глазах Фроста должно было хватить, чтобы вызвать несварение у доброй половины города. Норман не зря большую часть жизни общался с разного рода мудаками, облечёнными властью, чтобы успешно игнорировать такие взгляды. — Согласно имеющейся у Бюро информации, вы не страдаете каким-либо хроническим заболеванием и не нуждаетесь в систематическом приёме лекарств. Бросьте свои уловки, Озборн, они не сработают. Советую прекратить увиливать и искать предлоги уклониться от беседы. Норман прикинул, что у него осталось не более двух часов, пока действие подавителя окончательно сойдёт на нет. — Так мы беседуем? — саркастично поинтересовался он, — Я не на допросе? Выходит, я могу уйти, раз мне больше нечего вам рассказать? — Нет, вы не можете, — агент Фрост в который раз перелистнул бумаги в своей папке — чёрной кожаной папке, где были аккуратно подшиты материалы о пожаре на заводе, личные данные самого Нормана и всего руководящего состава «Озкорпа», — по закону я имею право задержать вас на двадцать четыре часа без предъявления обвинения. Норман смерил его тяжёлым взглядом, откидываясь на спинку неудобного стула. — Я имею право на один телефонный звонок, — проговорил он с угрозой в голосе. — О да, разумеется, — Фрост хлопнул папкой, закрыв её, — Но в законе не обозначен точный временной промежуток, когда я могу позволить вам воспользоваться этим правом. Вставайте, Озборн. Провожу вас в другое место, более подходящее для раздумий на тему откровенности и признания. — Мне не в чем признаваться! — Да-да, помню, все так говорят. Посидите внизу, у нас весьма некомфортабельные комнаты для раздумий, а я пока получу ордер на ваше задержание и продление нашего «дружеского» общения ещё на семьдесят два часа. И по окончании этого срока, я надеюсь, в вас проснётся понимание. И, возможно, смирение. Ведь этого качества так не хватает разным заносчивым ублюдкам, согласны? Норман молча встал, демонстративно сложив руки за спиной. Агент Фрост хмыкнул, оценив посыл, вызвал охрану и Озборна повели куда-то вниз. Назвать эту комнату камерой не повернулся бы язык — узкое, тёмное помещение, скупо освещённое тусклой лампой под потолком, больше походившее на какую-то кладовку для инвентаря уборщика. Из удобств здесь имелся лишь металлический туалет в углу, намертво вцементированный в пол, и узкая деревянная лавка вдоль противоположной стены. Нормана бесцеремонно втолкнули внутрь. Охранник сурово приказал ему отдать галстук, ремень, часы, шнурки и пиджак. Пришлось подчиниться, ведь в качестве аргумента убеждения под нос ему сунули шокер. Агент Фрост наблюдал за унизительной процедурой изъятия личных вещей с каменным выражением лица, лишь сытый блеск тёмных глаз выдавал его довольство происходящим. Норман отчётливо осознал: он наслаждается. Гнев гейзером вскипел в его крови, слова сами вырвались изо рта, минуя мозг: — Момент вашего триумфа, не так ли, агент? Нравится унижать богатого белого, чувствуя при этом свою власть и превосходство? Вы прекрасно выучились, не сомневаюсь, в академии были лидером курса и наверняка вошли в число лучших выпускников, но есть отдельные моменты… эдакие маячки, от которых вас не спасут ни достойное образование, ни костюм за полторы тысячи долларов. — Это какие же? — набычился агент, задетый за живое. — У вас иногда проскакивает в речи эдакий говорок, словно акцент, едва уловимый для нетренированного уха… Вы ведь из Чикаго, я прав? Вероятно, выросли в гетто? Саут-Сайд или другая дыра, я прав? Картонные дома с ржавыми трубами, грязь на улице, банды, наркотики, криминал, нищета и безысходность. Дрянная школа, никаких перспектив, а в будущем вас ждала низкооплачиваемая работа на тяжёлом и, скорее всего, вредном производстве, или смерть от иглы, или случайной пули, так? Но вы как-то выбрались. Были чуть умнее и немного амбициознее своих сиблингов… сколько вас было в семье, кстати? Пятеро? Шестеро? Родители, поди, наркоманы или алкаши, они хотя бы смогли обеспечить каждого отпрыска собственной парой обуви? Или по утрам вы дрались за ботинки? — Ах ты, кусок дерьма! — потерявший контроль Фрост налетел на него, хватая за ворот рубашки и впечатывая в спиной в стену, — Да я тебя… — Агент! — охранник повис на плечах дюжего фбровца, оттаскивая его от Нормана, — На это уговора не было, остыньте! Норман поправил свою одежду, освободившись от цепкой хватки, и прищурился: — Уговор? Так вы действуете по чьему-то указанию? Сколько вам платят, Фрост, назовите имя заказчика и я удвою эту сумму. — Выкуси, богатенький белый ублюдок, — оскалился агент, — Посидишь здесь положенный срок, а как только я получу ордер, организую тебе поездку в самую отвратительную дыру, какую только смогу найти в городе, и следующие семьдесят два часа ты запомнишь на всю оставшуюся жизнь! — Это злоупотребление властью, — холодно ответил Норман, — И если вы хотите меня запугать… — Запугать? О нет, это было бы слишком просто. Я хочу, чтобы ты пребывал в самом настоящем кошмаре, — процедил злобно Фрост, сверкая глазами, впадая в настоящий раж, — Ведь по упорству твоему и нераскаянному сердцу, ты сам себе собираешь гнев на день гнева и откровения праведного суда от Бога, Который воздаст каждому по делам его! Подумай об этих словах, самодовольный расистский уёбок. Запри этого ублюдка, Терри! С грохотом захлопнулась дверь. Норман устало опустился на жёсткую лавку. Что ж, следует признать, он в бедственном положении. До возвращения Гоблина оставалась пара часов. Нью-йоркское отделение ФБР должно было быть ему благодарно, что злобная личность воплотится лишь ментально — без порции интенсификатора его альтер эго будет лишено физической мощи и не сможет вырваться на волю, проломив стену или вынеся к чертям дверь камеры. Но помоги им всем бог, в которого они так страстно верят, чтобы здесь не пролилась кровь! Он в западне. Случилось то, чего он подспудно ждал и страшился: он заперт и лишён доступа к подавителю. Стоит принять неизбежное, Гоблин вернётся, теперь это лишь вопрос времени. Его последняя надежда — Питер. Он ведь поможет ему, должен помочь. Он обещал.***
— Выпускай ублюдка, — сказал Фрост, плюхая подписанное разрешение перед начальником охраны. — Но, агент, вы же планировали оформить задержание на семьдесят два часа, судья не подписал ордер? — Нет, — отрезал он раздражённо, — у этого мудака не адвокат, а сущий дьявол во плоти, не удивлюсь, если Бюро ждёт иск за нарушение законных прав и тому подобное дерьмо. Всё же, забирать его из офиса было плохой идеей. Мы не давали ему позвонить, но те уроды всё равно вызвали долбаного адвоката. Он едет сюда, кстати, и… чёрт. Что он делает? Фрост ткнул пальцем в монитор. — Сидит, — пожал плечами начальник охраны. Я заступил на смену в девять утра, сменив Терри, этот тип ни разу не шевельнулся на протяжении последних семи часов. Сначала, вроде, сидел, опустив голову, и его, похоже, трясло. Но мы-то думали, что от холода, температуру в камере снизили, как вы и распорядились, до шестидесяти градусов, но около полуночи он выпрямился и теперь сидит вот так. Пялится в объектив, практически не моргая и улыбается. Жуть берёт, если честно, он точно вменяемый? — Поадекватнее нас с тобой, — хмыкнул Фрост, — Выводи этого подросшего ребёнка Розмари и оформляй на выход. Барахло ему верните по описи, чтобы потом не разгребать ещё и это. Черт знает что… любой мерзавец при деньгах может творить лютую дичь, и это неизбежно сходит ему с рук. Пойду, выпровожу ублюдка. Агент Фрост смотрел, как Норман Озборн собирает свои вещи, и не узнавал его. Это был не тот взбешённый мужчина, который вчера едва сдерживал собственный гнев и наговорил ему кучу гадостей, этого человека словно подменили. Из движений ушла резкость и нервозность, жесты стали скупыми и отточенными. С губ не сходила лёгкая полуулыбка, которая смотрелась жутковато в купе с тяжёлым взглядом, так похожим на змеиный. Он неспеша застегнул браслет часов на запястье, тщательно завязал галстук, брезгливо встряхнул пиджак, прежде чем надеть его. Критически глянул на своё мутное отражение в стеклянной дверце офисного шкафа, поправил волосы и остался весьма доволен, криво улыбнувшись. — Распишитесь в формуляре и описи имущества, — хмуро сказал Фрост. Озборн брезгливо отодвинул дешевую пластиковую ручку, достал из кармана собственный золотой «Монблан» и поставил размашистую подпись внизу листа. — Уже не такой разговорчивый, да? — не смог удержать Фрост, едва вынося ненавистное общество этого напыщенного типа. — Я просто оказываю вам услугу, — даже голос Озборна звучал по-другому, словно став на полтона ниже, — Вчера вы наговорили достаточно, чтобы не только с треском вылететь из Бюро, вернись вы в своё гетто, агент Неудачник, вас не взяли бы даже мыть туалеты в какой-нибудь вшивый фаст-фуд. С огромным удовольствием полюбуюсь на это. О, гляжу, вас задели мои слова? И что же вы сделаете? Скрипнув зубами, Фрост сорвался со своего места, желая кулаком стереть глумливую улыбку с этого самодовольного лица. Он не успел даже толком замахнуться, когда дверь в кабинет с треском распахнулась, и внутрь ворвался темноволосый мужчина в неприлично дорогом костюме. — Уолтер Штейн, адвокат мистера Озборна, — он сунул своё удостоверение прямо под нос Фросту, вклиниваясь между агентом и Норманом, — Два шага назад, или ко всем обвинениям я добавлю физическое насилие. Ваше самоуправство уже будет стоить нью-йоркскому отделению ФБР репутации и весьма крупной суммы компенсации. Предъявите мне все бумаги, касающиеся задержания моего клиента, немедленно. Покончим с бюрократией как можно скорее, мистера Озборна ждут неотложные дела.***
Питер едва дождался наступления вечера, чуть не спятив от беспокойства. Он звонил Норману раз десять, и во время патруля и позднее, из университета, и с подработки, но мобильный всё так же был отключен. В «Озкорп» он нёсся сломя голову, едва сдерживаясь, чтобы не рвануть на паутине, наплевав на конспирацию и тайну личности, ему всё казалось, что общественный транспорт не едет, а тащится со скоростью черепахи-инсультницы, будто издеваясь над ним. Он почти вбежал в центральных вход, система безопасности идентифицировала его, выплюнув в лоток пропуск и гостеприимно распахнув двери в просторный холл. Питер хотел сразу спуститься вниз, в лабораторию и поспешил к лифтам, но его остановили два охранника, преградив путь. — Мистер Паркер, я полагаю? — уточнил один из них, сумрачно глядя на Питера с высоты своего роста. — Это я, — не стал отпираться он, это было бы бессмысленно, ведь охрана на входе видела на своих мониторах личные карточки всех, кто входил в здание корпорации. — Проследуйте с нами, мистер Озборн ждёт вас в своём кабинете. — Так он… он здесь?! — Питер одновременно испытал и облегчение и тревогу. — Разумеется, — второй охранник нажал на кнопку вызова лифта и ненавязчиво подтолкнул к открывшимся дверям. Наверх ехали молча. И чем выше поднималась кабина, тем сильнее Питера душило беспокойство. По спине пробежали мурашки, волоски на руках и на загривке встали дыбом, дыхание сбилось. Рецепторы вдруг завопили все разом, сигнализируя о смертельной опасности, Питер качнулся, пытаясь унять разбушевавшееся паучье чутьё. В ушах звенело, а кровь чуть ли не кипела от бешеного количества адреналина. Кабина с мягким толчком замерла на верхнем этаже, двери бесшумно распахнулись. На негнущихся ногах Питер пересёк коридор и вошёл в приёмную Озборна, охранники неотступно следовали за ним. Референт скользнул по нему безразличным взглядом, поднял трубку телефона и сказал: — Питер Паркер, сэр. Да, я понял, — он положил трубку обратно на рычаг и сказал Питеру, — Можете войти. Взяться за ручку двери в кабинет Нормана и открыть её оказалось самым сложным. Всё его существо буквально вопило: «Беги!!! Опасность!!!», но Питер не был бы собой, если б отступил. Глубоко вдохнув, он стиснул треклятую ручку и повернул её. Жалюзи на панорамном окне были полностью открыты. Норман стоял перед ним, глядя на вечерний город, заложив руки за спину. Услышав, как открывается дверь, он медленно повернулся, встретив вошедшего Питера кривоватой усмешкой и холодным взглядом прищуренных глаз. — Ну, здравствуй, Паучок. Сказал бы, что рад тебя видеть, да совру. — Гоблин?! — голос Питера предательски сорвался. Его враг оскалился, не таясь. — Десять баллов Питеру Паркеру за догадливость! Да, это я, во плоти. Скучал? Я вот безумно. Настолько было невыносимо, что примчался сюда прямиком из казематов ФБР, даже рубашку не сменив. Рассчитывал найти заначку Нормана, но этот трус уничтожил весь интенсификатор, который хранился в офисе. Что ж, придётся подождать, пока не вернусь домой. — Что ты сделал с Норманом?! — прошипел Питер, едва сдерживаясь, чтобы не атаковать. — Пока ничего, — самодовольно оскалился Гоблин, — Запихнул поглубже в воспоминания, и сейчас этот неудачник снова переживает свою пятнадцатую весну. Жуткое было времечко, скажу я тебе! Поделом ему, не одному мне гнить в этой коробке с кошмарами. Но это ненадолго. Скоро интенсификатор побежит по моим венам, выжигая жалкие клочки хилой личности Нормана, и в этом теле останусь только я, единственный и неповторимый, вернувший былое могущество. И тогда, мой ненавистный членистоногий, я займусь тобой вплотную. Гоблин подошёл совсем близко, разглядывая Питера в упор так, словно обнаружил на белоснежной скатерти праздничного стола какого-то диковинного паразита. — Хочешь узнать подробности? — поинтересовался он. — Ты же всё равно расскажешь, — огрызнулся Паркер, не отводя прямого взгляда. — Непременно, — Гоблин хищно улыбнулся, — мелкий ты доставала! Но месть моя не будет банальной, о, нет, я не опущусь до простого убийства. Сперва я расправлюсь со всеми, кто тебе дорог, Человек-Паук. Начну с твоей престарелой тётки, пожалуй. Она и так подзадержалась на этом свете, хватит коптить городское небо, старой кошёлке давно пора на покой. Убью её быстро, так уж и быть, явлю милосердие. Потом примусь за ту рыжую девицу, и вот с ней я славно позабавлюсь, убивая долго, с выдумкой. О, ты так побледнел, мне нравится! И в последнюю очередь, но не последний по значимости — дорогой Гарри! — Что?! — Питер похолодел, — Это же твой сын! — Это сын Нормана, — возразил Гоблин, — Не лучший сын, надо признать, но что поделать? Его я не убью, не волнуйся так. Он единственный кровный родственник, будет наследовать компанию и остальное имущество, но руководить можно и из инвалидного кресла, не так ли? Перебью ему позвоночник. Глядишь, став калекой юный Гарри выбросит из головы все свои глупости и сосредоточится на главном. — Ты… чудовище! — только и смог выдавить Питер, едва дыша от гнева. — Спасибо, лучший комплимент за последнее время. И после всего, что я сотворю, ты сломаешься, Человек-Паук. Ты сломаешься так же, как тот, другой Питер Паркер, в твоих глазах будет только ненависть, одиночество и боль. Ты потеряешь самого себя, будешь уничтожен морально, раздавлен, размазан, стёрт в порошок. Лишь после этого я, быть может, явлю милость и прикончу тебя, но только в том случае, если ты сам будешь умолять меня о смерти, как о единственном избавлении от невыносимых душевных страданий. Моя ненависть к тебе не имеет границ, Паук. Я твой злейший враг, твой худший кошмар, твой страх, твой ужас, твоё проклятье. Я — Зелёный Гоблин! И я вернулся!