***
Какой-то умник сказал, что в момент смертельной опасности вся жизнь проносится перед глазами. Билли Вуд, болтающийся вниз головой на уровне десятого этажа, мог бы с ним поспорить — ни черта этот придурок не знал, ну, или жизнь самого Билли была настолько серой, унылой и неинтересной, что и пронестись оказалось нечему. Грязный переулок, куда он затащил едва трепыхающуюся от ужаса бабку, сверху казался крошечным, как обувная коробка, а стены домов, ощетинившиеся пожарными лестницами, острыми выступами и углами карнизов, больше походили на жерло какой-нибудь дробилки, готовой перемолоть его несчастные косточки в мелкий фарш. Старушенция всё ещё сидела на асфальте, ошарашенно глядя вверх. Очки на её носу съехали на бок, дурацкая шляпка слетела с головы, а открытая сумочка, которую они с Билли перетягивали пару минут назад, валялась прямо в луже, рассыпав большую часть содержимого. Ловко соскользнув со стены, к ней подоспел Паук. Заботливо помог подняться, отряхнул пальто, подал шляпку, выловил сумку и бабкино барахло из лужи, попутно зачем-то извиняясь, начал говорить что-то, оживлённо жестикулируя и показывая на выход из переулка. Подробностей Билли не разобрал, слишком занятый собственными воплями, которые рвались из его рта, казалось, сами собой. Как тут разобрать чужие разговоры… Человек-Паук задрал голову, уставившись белыми бельмами «глаз» прямо на Билли, и тот завопил горше прежнего. Старушка погрозила незадачливому грабителю сухоньким кулачком, горячо обняла Паука в знак благодарности, забрала свою сумку из рук героя и резво поковыляла прочь. — Осторожнее, мэм, возьмите лучше такси! — звонко крикнул ей вслед Паук и снова обратил скрытый маской взор на Вуда, болтающегося на верхотуре. — Боже-боже-боже… пожалуйста, пожалуйста, не надо! — продолжал голосить не умолкающий ни на секунду Билли, — Не надо, умоляю, мне страшно, я больше не буду, клянусь! Отпусти меня!!! Спусти меня вниз! Ааааааа!!! — Ой, да заткнись! — Паук прыгнул, одним текучим движением преодолев внушительное расстояние и прилипнув к стене где-то между третьим и четвёртым этажами, — Нападать на пожилых леди, оказавшихся ночью у тёмной подворотни, низко и подло. Ты что, совсем не думал о последствиях?! — Ме… ме… ме… — Хватит мекать! — раздраженно бросил Паук, взбираясь наверх, ближе к Билли, — Конечно же, не думал, посмотри на себя! Что толкнуло тебя на преступление? Наркотики? Нужда? Или тебе просто нравится нападать на беззащитных старушек?! — Меня ломало, чувак! — простонал Билли надрывно и жалко, — Грёбаная наркота, это всё из-за неё! Клянусь, я больше не буду, я ни к одной бабке не сунусь ближе, чем на сотню футов… какого хрена эта старая карга делала ночью в таком месте?! И… и… я завяжу! Я завяжу, слышишь, чувак! — Ложь! — рявкнул членистоногий, устраиваясь прямо на отвесной стене рядом с извивающимся Билли, каким-то неведомым чудом прилепившись к вертикальной поверхности подошвами своей странной обуви. Он сидел там словно шпана на корточках, опираясь локтями о собственные колени, — Кругом одна проклятая ложь! Разве это было проблемой — всё рассказать и показать? Сам же говорил мне о доверии, при этом продолжая хранить свою жуткую тайну, вот на что это похоже?! А потом с невинным видом говорит: «Это нельзя вылить в канализацию»… — Паук исказил голос, передразнивая кого-то, — Как мне реагировать?! — Чувак… — застонал Билли, — Я понятия не имею о чём ты толкуешь… — Вот и я о том же! И я не понимаю, у меня в голове не укладывается, как можно день за днём молчать о чём-то настолько важном! Как же бесит, чувствую себя облапошенным идиотом… ты когда-нибудь чувствовал себя идиотом? — нетерпеливо спросил он Билли. Эмоций на скрытом алой маской лице было не прочесть, но грёбаный стенолаз явно был раздражён, даже зол, — Хорошо, что я ушёл оттуда. Ещё минута и начал бы всё крушить, собственным руками разнёс бы по кирпичику эту проклятую дыру… — Чувак, я наложу себе в штаны… — проскулил умирающий от страха Вуд, — И богом клянусь, моё собственно дерьмо окажется у меня на шее, нет, на голове, ведь я висю… вишу… болтаюсь тут, как сопля… Спусти меня вниз!!! — Какие все нежные, — Паук дотянулся, не меняя насиженного места, сцапал Билли за задравшуюся куртку и притянул к себе, — Не ори, не уроню я тебя, больно надо! И держись там, ладно? Тебя ждёт несколько крайне неприятных минут, ведь нам предстоит добраться до полицейского участка. Похоже, та пожилая леди уже приехала к копам и прямо сейчас пишет заявление о попытке ограбления. Готов? Не готов? Всё равно полетели! — Будь ты проклят, чёртов Пауууууууук!!!***
Наверху всегда было ветрено. Резкие порывы били в лицо, закрытое маской, и лишь благодаря ей он мог нормально дышать, не задыхаясь от ветра. Нужно было подумать, привести в порядок ту сумятицу, что бурлила в его голове, а лучшего места, чем крыша небоскрёба Крайслера, Паук не знал. Человек-Паук не стал подниматься на самую верхотуру, где частенько сидел, уцепившись за шпиль, вместо этого он обосновался на голове одного из стальных орлов, сурово глядящих на ночной город, свесил ноги в неоновую бездну и задумался. Он мог сколько угодно выпендриваться перед Гоблином, говоря, что доверяет Норману, но таким ли безоговорочным было это доверие? Зелёный маньяк наговорил разных гадостей, заронив в юную душу ядовитые зёрна сомнений, а поведение Нормана, который держался очень самоуверенно и даже вызывающе, совсем не способствовало тому, чтобы успокоить мнительность Питера. Если поразмыслить, мотивы Озборна выглядели вполне разумными, логичными, даже убедительными, но чем больше Питер размышлял об этом, тем сильнее ему хотелось крикнуть во весь голос: «Враньё!!!». Питера вымораживал не сам факт наличия в пентхаусе тайной мастерской, его ранило то, что Норман молчал об этом. За всё грёбаное время он не нашёл ни единой возможности, чтобы рассказать о своей тайне. Вместо этого изворачивался, уклонялся от прямых вопросов, скрытничал, секретничал, зачем?! Это ведь риск, чистой воды безумие, нельзя жить в бочке с бензином если периодически искришь, а Норман не просто искрил, его то и дело замыкало! Страшно подумать, что случилось бы, дорвись Гоблин до интенсификатора. Паук поёжился, и очередной порыв ветра был здесь совершенно ни при чём. Нельзя оставлять всё случившееся без внимания. Он должен поговорить с этим вруном и окончательно всё прояснить! Поговорить… Было страшновато поднимать неприятную тему, ведь этот гордец мог запросто опустить все свои метафизические щиты и отгородиться от назойливого малолетнего доставалы ледяной стеной безразличия, мог вспылить и послать его куда подальше, а Питер очень хорошо помнил, как бросает Норман Озборн, как разом обрывает всё, над чем истово трясся совсем недавно, одержимый, будто дракон своим золотым яйцом, чёрт, у него вообще есть истинные привязанности?! Что-то кроме бизнеса, что-то настолько дорогое, за что он без колебаний будет биться до последнего вздоха? Самонадеянно было думать, что именно Питер мог бы оказаться такой сверхценностью, даже, пожалуй, глупо, но… ему хотелось бы. Стезя супергероя предполагала одиночество, и мысль о том, что он будет вынужден прожить всю жизнь в тени своей второй личности, прячась от близких, обманывая, не договаривая, оставаясь один на один со своими страхами, проблемами, травмами, что он не сможет никого позвать на помощь или никто не бросится на его поиски, если он вдруг окажется в ловушке, чрезвычайно угнетала. Тем паче теперь, когда Питер узнал, как это бывает, когда о тебе заботятся. И тут его занял совсем другой вопрос: а что для него самого является сверхценностью? Он действительно был честен перед самим собой и перед Норманом говоря: «Я люблю тебя», а не сделал это под влиянием момента или ещё какой ерунды, он готов побороться за другого человека, оказавшегося в опасной ситуации или же…? — Никаких «или»! — вскинулся Паук, вскакивая на ноги, — Я слишком много думаю обо всякой ерунде, я… Лёгкий жужжащий стрёкот, до боли, до отвращения знакомый, вонзился в его слух, как игла. Паук резко развернулся, приняв боевую стойку, готовый сразить паутиной любой дрон, что только появится в пределах видимости, и тот не заставил себя долго ждать. Серебристый пришелец, похожий на гигантскую осу, вылетел из-за крыши небоскрёба, сделал вираж вокруг шпиля и завис, сохраняя безопасное расстояние. «Эти игрушки быстро учатся», подумал Паук, неотрывно следя за осой. Затаившийся было Штромм дал о себе знать и как — подослал свой поганый дрон! Был ли этот дрон один, вот в чём вопрос! Паук сосредоточился, призвав все возможности паучьего чутья, пытаясь уловить, не скрывается ли целая армада таких же же ос где-нибудь за противоположной стеной здания, но чувства однозначно подтвердили — присутствующий здесь дрон был в единственном экземпляре. — Чего тебе?! — грубовато крикнул он осе, не особенно надеясь на ответ. Серебристая бестия дёрнулась вверх и вниз, выпустила из «головы» тонкую длинную антенну и растопырила в разные стороны плотно прижатые к металлическому туловищу острые лапки, открывая тёмный продолговатый динамик, вмонтированный в её брюхо. — Раз… раз-раз, — до Паука донёсся узнаваемый голос Менделя Штромма, немного искажённый помехами и расстоянием — дрон так и не решился приблизиться, — Меня… кх-ххх… меня слышно? Пшшшшш… Приём. Говорит Мендель Штромм, дай знать, Паук, если ты меня услыш… кх-ххх… Приём. Ну что за кружок радиолюбителей! Почувствовав себя глупо, Человек-Паук выпрямился во весь рост, надёжно прилепившись подошвами к орлиной голове, воинственно скрестил руки на груди и отозвался: — Я здесь! Что нужно? — Кх-ххх… связь очень неустойчивая, буду краток. Пшшшшш… кх-хххх… знаю, что ты ищешь меня, Паук. Скажи, зачем? Тебя подослал Озборн? Кх-ххххх… пшшш… если так, то… кхххх… глупость… кх-кхххх… это была не твоя война, но теперь мне придётся разделаться и с тобой! Шшшшш… кх-кх… не думал, что ты выберешься из канализации, мой робот… пшшшш… кх… создание… кх-кх-хххх… Таких как ты следует держать взаперти и изучать… кххххх… …мутант… опасный для общества… монстр с амбициями карателя… Кх-хххх… шшшшш… Признайся, Норман причастен к твоему появлению… кх… пшшшш… неудачный эксперимент… шшшшш… Больше он не стал слушать оскорбления, вскипев, выстрелил одновременно из двух рук липкими комками паутины, метко сбив пакостный дрон. Кувыркаясь, металлическая оса плюхнулась на парапет, покатилась по инерции к краю, но не упала, прилипнув к облицовке. — С чего это я должен выслушивать гадости ещё и от тебя?! — громко сказал он, осторожно приближаясь к беспомощно копошащемуся боту, бдительность была совсем не лишней, от одержимого местью профессора можно было ожидать чего угодно — дрон мог взорваться, например. Из хрипящего динамика раздался жутковатый смешок. — Не нравится правда? Что ж, она никому не нравится. Пш… кх… хххх… передай моему приятелю Норману, что я прямо за его спиной… шшшшшшшш… …оглядывается… кх… ты тоже, ползучий… хххх… возмездие… кх-кх… ждать… кх… недолго! Кх… ххххх… — Вот же старый зануда! — наплевав на осторожность, Человек-Паук шагнул вперёд и что было силы поддал осу ногой. Тускло сверкнув, дрон, кувыркаясь, полетел в шестидесятиэтажную бездну, и разбился вдребезги, ударившись о выступ в нижней трети здания. Он наблюдал за этим с высоты, стиснув кулаки и мстительно надеясь, что от удара разбившегося о твёрдый парапет динамика самопровозглашенный мститель хоть немножечко оглох. Что ж, Штромм не только ушёл на дно, он продолжает работать над реализацией планов безумной мести и, что самое неприятно, он каким-то образом смог отыскать Человека-Паука посреди всех ночных крыш никогда не спящего города. Или же это простое совпадение? Усмехнувшись собственным мыслям — в его жизни не было места совпадениям, всё плохое случалось исключительно по злому умыслу недоброжелателей, Паук ринулся с головокружительной высоты, привычно выпустив паутину в самый последний миг, за какие-то доли секунды до столкновения с дорожным полотном, взмыл над оживлённой улицей, зависнув в наивысшей точке траектории полёта, на миг ощутив пронзительное состояние невесомости, и полетел прочь, в сторону Адской кухни, где в это время всегда можно было найти парочку негодяев, желающих поживиться за чужой счёт. Ибо ничто так не прочищало мозги и не наводило порядок в его мыслях, как старая добрая потасовка.***
В силу жизненных обстоятельств, Норман слишком рано повзрослел и открыл для себя одну очевидную истину: быть взрослым не значило иметь законное право бесконтрольно трескать мороженое или ложиться спать после полуночи, вовсе нет! Это прежде всего означало принимать на себя ответственность за все поступки и бесконечно разгребать последствия действий или решений, как обдуманных так и нет. А обретя самостоятельную, своевольную и весьма неуравновешенную вторую личность с наклонностями серийного убийцы, он был вынужден периодически (с завидным постоянством) расхлёбывать всё то, что наворотил дорвавшийся до контроля Гоблин. Это утомляло. Это нарушало упорядоченный ход его жизни, порождало хаос и неразбериху в делах, грозя вывести ситуацию из-под контроля. А Норман Озборн ненавидел терять контроль над чем бы то ни было. Он проснулся в ту же секунду, как Бернард, деликатно постучав и не дождавшись ответа, открыл дверь спальни и вошёл внутрь. — Доброе утро, сэр, — его голос звучал невозмутимо и ровно, но Озборну был прекрасно известен подтекст, который мажордом виртуозно умещал в три коротких слова: «Какого чёрта ты снова разнёс гостиную, психопат ненормальный», возможно ещё: «Я слишком стар для этого дерьма» и, пожалуй: «Ты не платишь мне достаточно для того, чтобы устраивать здесь Пёрл-Харбор всякий раз, стоит мне отлучиться из дома!». Что ж, настало время собрать фигуральные камни и принять на себя ту самую пресловутую ответственность. — Доброе, — хрипло ответил Норман, оторвав голову от подушки, — Который час? — Половина девятого, сэр, — Бернард, похоже, только что пришёл — на нём была не униформа, а твидовый костюм, через локоть правой руки перекинуто аккуратно сложенное пальто, — Мне позвонил Чарльз, когда в назначенное время вы не спустились к автомобилю и не ответили на его многочисленные звонки. Водитель поднялся наверх и обнаружил некоторый беспорядок в гостиной. Хоть он и волновался о вашем здоровье, ему достало такта не звонить в полицию, а вызвать сюда меня. Вы в порядке? — Уже да, — Норман сел, стараясь не делать резких движений. Противно кружилась голова. — Мне следует позвонить доктору Гамильтону? — деликатно спросил Бернард, внимательно следивший за его движениями. Гамильтон… его психиатр. Только его сейчас и не хватало. Стоит только заподозрить рецидив, он не преминет воспользоваться случаем и затолкать Нормана в психушку. Да, частную, возглавляемую им самим, комфортабельную и неприлично дорогую, но — психушку. А это никак не поспособствует решению текущих проблем, скорее, создаст новые. — Нет, я действительно в порядке. Принял необходимые лекарства ещё ночью, беспокоиться не о чем. Позвоните Фрэнсису, предупредите его, что я задержусь на час или полтора. И… Бернард. — Да, сэр? — Я сильно… — он кашлянул, — Комната сильно пострадала? — Требуется уборка и замена или ремонт дивана, пока не могу точно сказать, я видел лишь мельком. В любом случае, нет ничего, с чем нельзя было бы справиться. Будут распоряжения относительно завтрака, сэр? — дежурно спросил Бернард, зная привычку Озборна пропускать этот приём пищи. Норман задумался. Он перестал осознавать себя больше суток назад, спустя несколько часов после заточения в камеру, а очнулся прошедшей ночью на коленях у Питера, и не мог с уверенностью сказать, чем таким занимался Гоблин всё это время и выкроил ли он время на элементарный ланч. Может, потому голова и кружится, что он банально голоден? Был бы здесь Питер… — Бернард, вы можете приготовить скрэмбл? — спросил он, огорошив расслабившегося было мажордома. — Разумеется, сэр, — поспешно ответил тот, едва скрыв искреннее удивление, — Какой предпочитаете? Французский, английский… — Американский. Чем проще, тем лучше. — Сию минуту, сэр, — кивнул Бернард, — Я сервирую завтрак на кухне, если вы не возражаете. — Да, конечно, — половина дома в руинах, какие уж тут возражения. Мажордом остановился в дверях спальни, обернулся и, поколебавшись мгновение, спросил: — Не сочтите за дерзость, сэр… прошлой ночью… вы были один? — Конечно один, — раздражённо бросил Норман, отворачиваясь, — Кому здесь быть? С чего такие вопросы? — Простите, мне показалось странным… словно кто-то поднял опрокинутую мебель, да и шкаф передвинут на новое место… — Шкаф не трогать! — велел Норман, уставившись на Бернарда своим фирменным взглядом голодного василиска, — Ни под каким предлогом не сдвигать, даже не прикасаться, проследите за этим. — Как скажете, сэр, — кивнул Бернард, покидая комнату и аккуратно прикрывая за собой дверь. В некоторых ситуациях иметь репутацию резкого нетерпимого тирана даже хорошо, никто не пытается докопаться до причин твоих приказов или оспорить их. Меньше всего Норману было нужно, чтобы Бернард обнаружил вход в тайную мастерскую. Он поискал свой мобильный возле кровати, но не нашёл, похоже, гаджет остался где-то внизу. Как же раздражает! Гоблин творит, что ему вздумается, а выгребать ему, Норману… Знать бы, что этот маньяк устроил в офисе, Норман отчаянно надеялся, что его злобная субличность не успела нанести непоправимый ущерб делам компании, отдав какие-нибудь нелепые распоряжения или уволив кого-то из ключевых сотрудников. Или в очередной раз напугав Фрэнсиса до заикания. Приведя себя в порядок и одевшись, он спустился вниз, оценить масштаб разрушений. Ночью всё виделось по-другому, безжалостное утро явило последствия их стычки с Пауком в самом неприглядном виде. Он прошёл по гостиной, хрустя осколками расколотого зеркала, осмотрел распотрошенный диван, поднял и положил на стол разбитую рамку с фотографией Гарри, поправил перекошенный портрет Эмили, лишь чудом не сорвавшийся со стены, убедился, что шкаф плотно придвинут и надёжно перекрывает вход в мастерскую. В целом, складывалось устойчивое впечатление, что по комнате пронёсся небольшой, но энергичный торнадо. Его мобильный обнаружился на полу, сиротливо лежащим возле камина, с разряженным до трёх процентов аккумулятором. Надо бы зарядить… Было гадко. Питер прав, Норман лгал ему, так или иначе, продолжая цепляться за остатки былого могущества, слишком сильно прикипев ко второй личине, к чувству безнаказанности и ощущению вседозволенности. Это на самом деле развращало, отравляло его душу, и в результате жизнь без опасного куража стала казаться пресной и скучной. Норман не был терпимым и понимающим, он презирал чужие слабости, а собственные искоренял в зачатке, так было всегда, почему же сейчас должно стать по-другому? Раз он выбрал для себя жизнь без Гоблина, без злодейского прошлого, не время ли начать этот новый этап прямо сейчас? Но… поднимется ли у него рука уничтожить всё, что было создано? Некоторые из его творений поистине уникальны, один глайдер чего стоит! И что? Он возьмёт инструменты и разберёт крыло на составные части?! Собственноручно превратит в груду металлолома своё детище?! Он действительно готов сделать это? Норман не знал ответа, он не хотел думать об этом, и поступил так, как не делал очень давно — отодвинул проблему на дальний план, запретив себе думать о ней, решив заняться более насущными вопросами. Завтрак и работа — вот, что ему сейчас нужно. Остальное вполне может подождать.***
Чарльз притормозил не на обычном месте — напротив центрального входа офиса «Озкорп Индастриз», а немного не доехав, чем вызвал лёгкое раздражение. Норман уже хотел отчитать его, но вовремя увидел чёрный Мерседес с наглухо затонированными стёклами, узнал автомобиль Деборы Милз, и вышел из салона своей машины. Стекло пассажирской двери плавно опустилось до половины, помощник окружного прокурора приветливо улыбнулась ему и сказала: — Садись в машину, Норман, — формальности в виде приветствий она предпочла опустить, что не было хорошим знаком. — И я рад тебя видеть, — пробормотал Озборн, обходя чёрный полированный бок авто и садясь в салон с другой стороны. — Джеймс, — обратилась Дебора к водителю, — оставьте нас ненадолго. — Да, мэм, — отозвался тот и вышел, аккуратно закрыв за собой дверь. Дебора повернулась к Норману, окинула его внимательным взглядом. Её ярко накрашенные губы то и дело сжимались в узкую полоску, и это было единственным, что выдавало нервозность всегда хладнокровной Мурены. — Тебе удалось что-то узнать? — с надеждой в голосе спросил Норман, но она отрицательно качнула головой. — Дела обстоят следующим образом: едва я стала наводить справки через свои каналы и интересоваться, кто же конкретно стоит за инициативой проверки городских предприятий, обстоятельства резко изменились. Меня переводят в Вашингтон, дорогой. На неопределённый срок, до особого распоряжения, включают в состав группы, занимающейся расследованием крупных финансовых махинаций в Федеральном казначействе. Уверена, эти два факта взаимосвязаны. Меня пытаются устранить. — С чего бы? — сказал Норман, — Твой перевод — это ведь повышение, нет? Дебора прерывисто выдохнула. — Нет, Норман. Это не повышение, а ссылка. Да, запрос на участие нашего представителя в расследовании был, но в Вашингтон должен был поехать Алан Клиффорд, как специалист по бюджетам разных уровней… дьявольщина, он уже чемоданы паковал, когда пришло письмо с требованием о замене его кандидатуры на мою. Можешь себе представить, какие настроения царят в нашем офисе?! Как минимум, Алан считает, что я его подсидела. А ведь это даже не мой профиль, ненавижу казначейские проверки, эти килотонны цифр и груды паршивых отчётов, размером с майянские пирамиды… Боже правый, у меня заранее начинается мигрень… И это я ещё не сказала дочери, что сорву её из школы перед концом учебного года! Она замолчала, глядя в пустоту затравленными глазами. — Кто-то решил оставить меня без полезных связей, — мрачно проговорил Норман, — Много ты успела разузнать, прежде чем всё закрутилось? — Немного, — Дебора взяла с сидения кожаную папку на молнии, открыла её и достала файл с документами, — Это список членов комиссии, которую комитет городской экологии при Конгрессе натравил на Нью-Йорк. Посмотри, может, знаешь кого-нибудь. Норман взял бумаги из её рук и вчитался в список. Ни одной знакомой фамилии он не обнаружил. — Нет, я никого из них не знаю, — сказал он, убирая листы обратно в файл. — Значит, просто мелкие сошки, — кивнула Милз, — Посмотри, здесь список членов Комитета городской экологии, возможно, кто-то из них. — Опять мимо, Дебора, — Норман оторвал взгляд от второго списка, — Я не знаком ни с кем из этих людей, не представляю, чем я мог досадить хоть кому-то. Чтобы хотеть утопить мой бизнес нужны веские основания для ненависти, ты не находишь? — Не будь наивен, Норман, это абсолютно не твой стиль! — в голосе Деборы слышалась настоящая горечь, — В большинстве своём люди — мелочные и жестокие ублюдки, которым достаточно малюсенького повода, чтобы разгорелся настоящий пожар. Кстати, полицейское расследование по факту поджога на твоём заводе официально приостановлено за отсутствием лица, подлежащего привлечению к ответственности, получишь на днях уведомление об этом. — Всё именно к этому и шло, — кивнул Озборн, совершенно не удивившись услышанному, — Меня топят, душат мой бизнес, портят репутацию, задерживают без суда и следствия на целые сутки, приостанавливают расследование, не желая сделать элементарного… — Постой, что?! Задерживают? — Дебора коснулась его запястья, прерывая, — Когда?! Я ничего не знаю об этом! — Не далее, чем позавчера, — ответил Норман, желая побыстрее свернуть неприятный разговор, — Ничего экстраординарного не произошло, за исключением того, что меня допрашивали почти восемь часов без перерыва, не давали сделать законный звонок, а потом заперли в холодной камере без объяснения причин. Торжество американской правоохранительной системы в действии. Жду не дождусь встречи со своим адвокатом, я буквально мечтаю завалить Бюро жалобами на превышение полномочий агентом Фростом, чтоб его крысы сожрали. — Ты оказался на чужом поле, Норман, в игре, правил которой не знаешь, а твой противник силён, хитёр и не гнушается подлых ходов. Я уезжаю через четыре дня и не смогу ничем тебе помочь, что же делать? — на лице Деборы отразилась мука, и Норман ободряюще сказал: — Это не в первый раз, Дебора, и уж конечно же не последний, всегда найдётся желающий испытать меня на прочность. Что же касается разного рода игр… — он мрачно усмехнулся, — я быстро схватываю. И, если честно, сейчас это меньшая из моих проблем. Бесконечно признателен тебе за помощь и очень жаль, что так вышло с твоим переводом в Вашингтон. Полагаю, как только моя ситуация разрешится, ты сможешь вернуться в Нью-Йорк к привычной жизни. Она грустно улыбнулась. — Хотела бы я сделать больше… всё, ступай, — решительно сказала она, собираясь и возвращая ослабевший контроль над эмоциями, — Если станет совсем тяжко — звони, попробую поднять свои связи и помочь тебе. Норман галантно поцеловал ей руку, забрал файлы и вышел из автомобиля. Наблюдая, как машина покидает парковку, он думал о словах Деборы и был вынужден согласиться — его оппонент действительно силён и, вероятнее всего, обличён властью, раз с лёгкостью тасует людей, переставляя, как шахматные фигуры на доске, выстраивая одному ему известную стратегию. Он хотел бы поразмыслить над этим ещё немного, но возле входа в здание «Озкорпа» нетерпеливо маячил заметивший его Роджер Борк, жаждущий общения, и Норман пошёл к нему, ведь что бы не происходило, работа для него всегда оставалась в приоритете. В холл они вошли вместе. Норман слушал краткий отчёт руководителя лаборатории по проблемному этапу испытаний и не сразу увидел шестерых охранников, выстроившихся перед лифтами в шеренгу с понурым видом. Начальник службы безопасности тоже был здесь, он явно нервничал. — Минуту, Роджер, — прервал Норман Борка, — Что здесь происходит? — Простите, сэр, — Дарен Пейдж, руководивший охраной «Озкорпа» более семи лет, подошёл к ним, поздоровавшись, — Это всецело моя вина. Вчерашняя смена в полном составе здесь и готова понести наказание. Мы упустили его, сэр. Ещё раз, простите. Начинается… Вот они, последствия! Норман с непроницаемым лицом обвёл присутствующих внимательным взглядом. — Объяснитесь, — потребовал он у Пейджа. Немногословность и угрюмый вид отлично помогали ему всякий раз, когда приходилось выяснять, чего же такого наворотил Гоблин. — Этот Паркер… он удрал из лифта, сэр. Устроил кучу-малу, выбрался через люк в шахту, потом на третий этаж и через окно в туалете перелез на парапет… словно… словно паршивый циркач! У внешних камер есть слепая зона, как мы выяснили, там-то он и ускользнул, воспользовавшись крышей пристройки. Техники уже устанавливают оборудование, чтобы и этот участок просматривался надлежащим образом. Мы удалили данные негодяя из пропускной системы, контролёрам даны необходимые инструкции, его не пустят в здание компании, как вы и распорядились, сэр. Мне… стоит заявить в полицию? Всё же, промышленный шпионаж — дело серьёзное, а мы упустили его и кто знает, какую информацию он успел передать конкурентам. Норман с великим трудом держал невозмутимое лицо, слушая весь этот бред. Борк от удивления приоткрыл рот, переводя ошарашенный взгляд с Пейджа на Нормана и обратно, суровые секьюрити хранили скорбное молчание, сосредоточенно пялясь в пол. — Удалили данные? — медленно проговорил Норман, из последних сил стараясь сохранять грозный вид. — Подчистую, — заверил его начальник службы безопасности. — А теперь восстановите учётную запись, — приказал Озборн, свирепея, уж лучше разозлиться, чем рассмеяться, — Это была проверка, мистер Пейдж, которую вы не прошли, задумайтесь об этом. Питер Паркер оказался настолько любезен, что пошёл мне навстречу и согласился поучаствовать в инсценировке, и что? Каков результат, я вас спрашиваю! Вчера от вас удрал девятнадцатилетний студент, сегодня нашу секретную документацию преспокойно вынесут через центральный вход, а вы будете стоять столбами, разглядывая узорчики на плитке с потерянным видом, в то время, как наша охранная система превращается в решето! — Простите, сэр… — пробормотал Пейдж, но Норман лишь отмахнулся. — К дьяволу ваше «простите»! Сделайте выводы, мистер Пейдж и потрудитесь принять необходимые меры. Я никого не уволю… на этот раз. Но сдеру с каждого по три шкуры, если ничего не изменится. С каждого! — повторил он, обращаясь непосредственно к охранникам, напряженно потеющим за спиной своего начальника. Он повернулся к Борку, давая понять остальным, что разговор окончен. Роджер неловко кашлянул, он терпеть не мог становиться невольным участником подобных сцен, чувствуя себя крайне неуютно. — Мне нужно подняться наверх, разобраться с текучкой, — сказал Норман Борку спокойным тоном, — Встретимся после ланча в лаборатории, у меня есть несколько соображений о том, как решить проблему с неуправляемой реакцией, возникающей при контакте двух сред, я пришлю вам свои расчеты на электронную почту, изучите их. Потом вместе повторим проблемную часть эксперимента. И подберите двух лаборантов потолковее, пусть ассистируют. — Да, сэр, — Роджер с явным облегчением отправился к лифтам, а Норман перевёл горящий взор на Пейджа и компанию. — Почему вы всё ещё здесь? — прошипел он и бедолаг тут же как ветром сдуло. Нет, определённо, подчинённых полезно держать в тонусе. Он отправился к себе, разбираться с накопившимися делами. Ведь в конце рабочего дня придёт Питер, было бы чудно освободить для него не только вечер, но и часть утра… вдруг удастся уломать этого вредину на поздний ужин, плавно переходящий в свидание, а там, глядишь, последует весьма приятное продолжение… Он скупо улыбнулся собственным мыслям, но тут же нахмурился, вспомнив о Гарри и о том, что сын уже несколько дней бегает от него, не отвечая на звонки, сообщения, ведя себя абсолютно нетипичным, даже нелогичным образом. Они ведь даже не ругались. Норман не урезал его финансы, не пытался контролировать расходы, словом, не делал ничего, что бесило Гарри сильнее прочего, почему же несносный юнец ведёт себя так, словно его обидели? Норман вошёл в приёмную, сухо ответил на приветствие Фрэнсиса и хотел уйти в кабинет, но остановился в дверях, пристально глядя на референта. — Фрэнсис, попробуйте дозвониться до моего сына. Если удастся — передайте, что я жду его звонка, хотя, нет. Завтра суббота, пусть заедет ко мне домой во второй половине дня, скажите, что это важно. — Да, сэр, — с готовностью отозвался Джонсон, — Могу я зайти с документами? — Через десять минут, — ответил Норман, — И проконтролируйте, чтобы служба безопасности восстановила учётную запись Питера Паркера в пропускной системе, он придёт сегодня вечером, предупредите ресепшн внизу, чтобы не смели задерживать его или как-то препятствовать. — Вас понял, сэр, сейчас же займусь. Норман закрыл за собой дверь, достал телефон и попытался дозвониться до Гарри. Послушал длинные гудки, так и не дождался ответа и сбросил вызов. Чёрт знает что.***
— Гарри… ох, Гарри… У Мэдисон длинные дрожащие ресницы и совершенно очаровательный курносый нос, а губы розовые и сладкие, как черешня. У Мэдисон зеленовато-серые глаза с желтоватыми точками на радужке, что вспыхивают на солнце золотыми искрами, а по плечам волнами рассыпаются шелковистые тёмные волосы. И Гарри млеет каждый раз, запуская пальцы в роскошную копну, зная, как сладко Мэдисон выдыхает в поцелуй, стоит только несильно сжать упругие пряди возле корней и осторожно потянуть. Мэдисон запрокидывает голову, следуя за лаской, в который раз восхищая его плавной линией нежно очерченной шеи, и Гарри ведёт ладонями вниз по её спине, чтобы сжать тонкую талию, едва не смыкая пальцы. У Мэдисон крошечная родинка под левой грудью, и он припадает к ней губами, чувствуя одновременно и шелковистую нежность кожи, и жар распалённого тела, и то, как неистово бьётся её сердце за твёрдостью тонких рёбер. Острые ноготки впиваются в плечи, она протяжно стонет, двигаясь в его руках, умопомрачительным, плавными движениями вверх и вниз, вбирая его в себя, облекая жаром и восхитительно-влажной теснотой своего тела, раз за разом, снова и снова, превращая каждый миг в сладостную пытку, ведь всё, о чём мечтает сейчас Гарри — это опрокинуть её на спину и яростно вбиваться в трепещущее затягивающее тепло снова, снова и снова. Она читает это в его глазах, жарко шепчет: «Нет, нет, ещё…», обнимая лицо ладонями, и склоняется к губам. Их поцелуй яростен и жаден, он похож на поединок, в котором ни один не хочет уступать другому, но Гарри первым разрывает его и подносит к губам собственные пальцы. Он опускает руку между их телами, мокрые от слюны пальцы нежно скользят по влажной тёплой плоти, совсем рядом с местом их единения, следуют за плавным движениями её бёдер, ощупывая, отыскивая то самое местечко. Мэдисон ахает, подаётся чуть вперёд, подстраиваясь под ритмичные поглаживания, движения её бедер становятся резче, она насаживается на член глубже, обнимает Гарри за шею обеими руками, льнёт грудью к его лицу. С её губ срываются стоны вперемешку с мольбами: — Не останавливайся! Ах… ещё, ещё! Да, боже, да! Гарри… ещё… Он нажимает пальцами чуть сильнее и двигает рукой жестче, одновременно подаваясь ей навстречу, ловит за талию и удерживает от скольжения вверх, войдя невозможно глубоко в её трепещущее тело, и Мэдисон почти кричит, спазматически сжимаясь, стискивая его шелковистыми стеночками, содрогаясь в накатывающих волнах ошеломляющего оргазма. Гарри ласкает её, становящуюся слишком чувствительной, ещё несколько мгновений, продлевая удовольствие, и с чистой совестью опрокидывает на кровать, подминая под себя. На скулах Мэдисон разливается нежный румянец, она воском тает в его руках, послушно и податливо гнётся, складываясь почти пополам, принимая каждое его движение, ловя губами резкие выдохи, путаясь пальцами в волосах, хватаясь за плечи, царапая острыми ноготками спину, стонет в голос, рвано выдыхая в перемешку с: — Да, Гарри, да! Ещё! О боже! Сильнее! Ну, а кто он такой, чтобы отказать красавице в подобной малости? И Гарри делает сильнее. И резче. И глубже, насколько это вообще возможно, срываясь в собственный ослепляющий оргазм. Его движения замедляются, их поцелуй становится томным и неспешным. Гарри отстраняется на пару дюймов, чтобы шутливо чмокнуть её в кончик носа, отодвигается, с сожалением выскальзывая из её тела, и падает рядом на матрас, переводя дыхание. Сердце бьётся, как сумасшедшее, словно он бежал последний этап эстафеты или… или занимался крышесносным сексом с очаровательной девушкой, он снимает презерватив и метким броском отправляет его в корзину для мусора. Хочется в душ, желательно вместе, чтобы продолжить уже там, когда вдвоём немного тесно за стеклянной перегородкой, а сверху нежно льётся тёплая вода, добавляя приятных ощущений… — О чём задумался? — она улыбнулась, ложась на бок и прижимаясь к Гарри гибким телом. — О втором раунде, — честно признался он, с ответной улыбкой глядя на девушку, — Ты как? — Прекрасно, обожаю озабоченных первокурсников, — Мэдисон дотянулась до его губ и звонко чмокнула, — Но сначала в душ, хорошо? — Зачем так долго ждать? Можно прямо в душе. Я соскучился, — Гарри обнял её, привлекая ближе, — Пойдёшь со мной, м? Покажу тебе, насколько я озабоченный. Он пробежал кончиками пальцев по её рёбрам, Мэдисон взвизгнула, отбиваясь, она ужасно боялась щекотки. — Гарри! Хватит! — Да я только начал! — он поймал её за запястье, опрокинул на спину, прижал ноги своим коленом, устраивая шутливую потасовку, и одновременно жарко целуя в шею. — Ах… Гарри, осторожней, не оставляй следов, — закапризничала она, — У меня съёмки в воскресенье! — Я и не собирался, — он перестал щёкотать её и поднял голову, — А можно с тобой на съёмки? Я свободен на выходных, могу составить компанию. Мэдисон задумалась, покусывая припухшую нижнюю губу. — М… даже не знаю. Снимаемся для нового каталога, будет восемь или десять девушек… И только представь: все красотки, в кружевах и шёлке, полураздетые… даже не знаю, хочу ли я, чтобы ты присутствовал… — Как увлекательно, — заинтересовался Гарри, — я точно должен там быть! — Я подумаю, — пообещала она, лукаво улыбаясь, — Так мы идём в душ? — Определённо, — подтвердил Гарри, невесомо касаясь её губ своими. — Пить хочется, — шепнула Мэдисон в поцелуй — Принеси водички, пожалуйста. Гарри улыбнулся, выпустил её из объятий, натянул бельё и босиком пошлёпал на кухню. Такой милый. Она сладко потянулась всем телом и зарылась в подушку. На полу зажужжал, запиликал телефон Гарри, Мэдисон машинально глянула на экран. Увидела надпись «Отец», пожала плечами — пусть себе звонит, не её дело. Что-то блеснуло на столе, привлекая внимание, какая-то вещица… Лень и любопытство боролись в ней пару секунд, но любопытство всё же победило, заставив Мэдисон встать с кровати и подойти к столу. Женская заколка для волос, ну надо же… чёрт. Неприятно кольнула ревность. Не то чтобы они были парой, нет, просто друзьями с привилегиями, и этот формат отношений вполне устраивал обоих, но находить следы присутствия другой девушки вот так было… неприятно. Настроение сразу испортилось, она рассердилась на себя и одновременно на Гарри. Ох, не зря говорят, что любопытство погубило кошку, не зря! Вот зачем она полезла смотреть… А Гарри? Тоже хорош, крутит с несколькими девушками одновременно, неужели все парни — одинаковые? Она замерла возле стола, держа злополучную вещицу в руке, и так задумалась, что не услышала, как в комнату вернулся Гарри. — Чудно смотришься, — он поцеловал её в плечо, любуясь соблазнительными изгибами обнажённого тела Мэдисон, — Есть минералка без газа и диетическая кола… — Спасибо, я уже не хочу, — Мэдисон аккуратно положила заколку на место, — Тебе звонил отец, увидела на экране. И мне, наверное, пора. Гарри поставил бутылки с напитками на край стола и решительно преградил ей дорогу. — Это из-за заколки? — спросил он, глянув мельком на латунный венок, усыпанный стеклянными незабудками, — Что ты себе напридумывала, Мэдисон! — Ничего, — грозно сверкнула глазами девушка, — дай пройти. Гарри склонил голову на бок и сказал: — Тебе сейчас будет очень стыдно, маленькая ревнивая фурия, — он обворожительно улыбнулся, — Эта вещь принадлежала моей маме, Мэдисон. Маме, слышишь? Это единственное, что у меня от неё осталось, не считая пары десятков старых фото. Я, может, и озабоченный первокурсник, но не подлец, чтобы морочить голову сразу двум девушкам. Ты так обо мне думаешь? Чем же я заслужил такое? Повисла неловкая пауза, ей и в самом деле стало стыдно. Вот глупая, сама себе придумала ерунду, сама в неё поверила! Как же неловко… — Покажешь мне фото? — попросила она, чтобы хоть как-то сгладить неловкость, — Наверное, твоя мама была красавицей. — Так и было, — кивнул посерьёзневший Гарри, — Я бы хотел показать, но альбом остался в доме моего отца, боялся потерять при переезде в эту квартиру. На днях постараюсь забрать его, тогда и посмотрим вместе. Ты… ты же не уйдёшь? Оставайся, хочешь — на ночь, закажем доставку. Или можем сходить куда-нибудь. Или побудем здесь и будем валяться в постели. Сама ведь говорила, что к твоей соседке приехала какая-то родня, дома у вас очереди в ванну, шум, гам и всё такое… Вот как тут можно устоять? Красивый, полуголый парень смотрит ей в глаза бархатным взглядом из-под сбившейся кудрявой чёлки, предлагает остаться, даже переночевать, а к её соседке по квартире Хлое приехала сестра из Айдахо и придурочный кузен, который стырил из комода Мэдисон трусики… Ей совсем не хотелось возвращаться туда. — Я останусь, — улыбнулась она увидев, как просиял Гарри, — Но на съёмки тебя не с собой не возьму, а то у меня будут проблемы. Ты ведь не обидишься? — Если только самую малость, — он мягко привлёк её к себе, — Но я знаю, как это исправить. — И как же? — Мэдисон простодушно хлопнула ресницами. — А вот как! — Гарри сгрёб её в охапку и потащил в ванну, не обращая внимание на смех, визг и шутливые шлепки ладошками по спине. Его телефон, так и остался лежать на полу, рядом с кроватью, тёмный экран ожил, гаджет завибрировал, запиликал, воспроизводя мелодию для входящего вызова. На экране отобразилась надпись «Озкорп», но Гарри оказался слишком занят, чтобы ответить на звонок. Да он и не собирался.