***
Экоактивисты оказались не так просты. К концу осмотра очистных сооружений, Норман был уверен, что сопровождает инспекцию по техническому надзору, а не кучку оборванцев, привыкших скандировать ерунду и требовать закрыть всё, что не работает на чистой энергии Солнца. Благо, рядом был Макинрой, который взял на себя вопросы по технике, отвечая коротко, сжато и по существу. Дама с козодоем даже прониклась симпатией к сдержанному главному инженеру «Озкорпа», восторженно ловя каждое его слово, чего нельзя было сказать об Элдридже и компании. Эти четверо стоили всего пикета: Эвелин оказалась химиком, со специализацией по промышленным загрязнением, Скотт — экологом, а Колин — биоремедиатором. Том Элдридж о своей профессии помалкивал, но судя по снайперски метким вопросам, был в курсе тонкостей химического производства больше остальных. Нормана с Макинроем мурыжили без малого два часа. Наконец, Эвелин вежливо попросила ознакомиться с отчетом комиссии Департамента природоохраны, составленным после пожара, чтобы окончательно развеять оставшиеся сомнения, и Озборн не нашёл причин ей отказать. Они расположились в переговорной, за длинным столом для совещаний. Эвелин погрузилась в отчёт, иногда привлекая на помощь Скотта, остальные же томились ожиданием момента, когда же она закончит и огласит свой вердикт. Пользуясь передышкой, Норман в который раз разглядывал пикетчиков, систематизируя имеющуюся информацию. Очевидно, активисты — не сброд, который наняли где-то под мостом и организованно привезли к заводу для того, чтобы помотать ему нервы. Уровень осведомлённости этих людей говорил об их вовлечённости в проблему, выходит, за протестом стоит организатор. Вопрос — кто он? Порой для того, чтобы получить ответы на нужные вопросы, достаточно было открыть рот и прямо спросить, чем он не преминул воспользоваться, обращаясь к даме с козодоем. — Простите, мисс, я до сих пор не знаю вашего имени… — Оушен Пратт, с двумя «т», — представилась она фразой, доведённой до автоматизма, и Норман отчётливо осознал, что легко ему сегодня не будет. Грёбаное дитя Детей-цветов, да чтоб вас всех… Макинрой странно булькнул, пытаясь не рассмеяться, за что получил гневный взгляд от босса. — Итак, Оушен… Я ведь могу называть вас Оушен? — продолжил Норман, профессионально сохраняя невозмутимый вид. — Вполне, — разрешила дамочка. — Итак, Оушен. С чьей подачи организован сегодняшний протест? Не поймите меня неправильно, но все мы занятые люди с работой и обязанностями, сомнительно, что эта акция ни кем не оплачивается… Мисс Пратт возмущённо тряхнула нечёсаными кудряшками и горячо возразила: — Нет! Никакой оплаты, о чём вы?! Мы — неравнодушные люди, которых волнует будущее планеты, о каких деньгах может идти речь?! Что будут делать наши потомки, живущие на горах мусора в мире наступившего апокалипсиса? Деньги помогут им очистить отравленные реки? Избавят океаны от пластика? Защитят вымирающих животных?! Деньги, мистер Озборн, это просто бумага. Очень плохо разлагающаяся бумага, должна заметить, и, возможно, я скажу нечто новое для вас — но не всё в этом мире продаётся! Элдридж, с интересом следивший за их разговором, усмехнулся и подтвердил: — Нас никто не покупал. Наша некоммерческая организация выходит на протесты по велению совести, а не потому, что кто-то этого захотел. Был, конечно, звонок из Комитета по защите окружающей среды при Сенате, нам рекомендовали обратить внимание на вопиющие нарушения законодательства и ущерб, причинённый экологии города, но повторюсь, никто нам не платил. — Вот именно, — поддакнула Оушен, — Деньги для нас вторичны. Наши единомышленники во всём проповедуют разумное потребление, а Том, например, вообще фриган. И она торжествующе посмотрела на Нормана с Макинроем, ожидая какой-то реакции. — Ну… кхм, — замялся главный инженер, бросив короткий взгляд на Нормана, в надежде, что тот знает, что такое «фриган», и как им надлежит реагировать на подобное заявление. На лице босса не отражалось ровным счётом никаких эмоций, из чего Джим сделал вывод, что это какое-то очередное сексуальное извращение, коих в последнее время развелось без счёта, и о которых люди не только не стесняются говорить, но напротив — гордятся, — в целом… мы достаточно прогрессивны и… кхм… толерантны ко всякого рода… причудам, — Макинрой аж вспотел, подбирая нужное слово, — поэтому… кто я, чтобы осуждать? Ну, фриган и фриган, подумаешь, мой сосед, например, жил себе спокойно, имел семью и детишек, а на шестом десятке лет вдруг решил, будто он и не мужик вовсе, а плюшевый пёс. Ходит теперь по дому в этом своём костюме собаки, прости-господи, так не мешает же никому. Жена, конечно, от него съехала, оно и понятно, не каждый выдержит, но в целом, вреда-то от него нет. Днем он страховой агент, а по вечерам — хороший мальчик Снупи… Озборн был готов себе лоб разбить ладонью, слушая бред, который вдохновенно нёс Джим, а недружелюбный Том Элдридж вдруг развеселился и сказал: — Фриган — это несколько другое. Я добровольно отказываюсь от потребления в любом виде, а всё, что мне требуется для выживания, получаю способами, не связанными с куплей-продажей. Я не покупал ничего за наличные или по карте более двенадцати лет. Чёрт, да у меня и карты-то нет! — По помойкам шаритесь? — в лоб спросил нетактичный Макинрой, на что Элдридж согласно кивнул, явно гордясь собой: — Да, преимущественно. Не представляете, какое количество хорошей еды и годных вещей общество потребления выбрасывает просто так. Преступление позволить им пропасть или загрязнить окружающую среду, мой фриганизм — это посильный вклад в спасение планеты, меньшее, что я в силах для неё сделать. Оушен Пратт смахнула слезу умиления, а Норман подумал, что на помойках Нью-Йорка наблюдается острый дефицит моющих средств и зубной пасты, ведь судя по внешнему виду Элдриджа, именно в этом он остро нуждался в первую очередь. Однако, слова дерзкого фригана о причастности Комитета по защите окружающей среды к пикету прочно засели в сознании Озборна. Если вспомнить, Дебора Милз тоже говорила ему, что проверка химических предприятий города инициирована с подачи того самого Комитета. У Нормана был список членов упомянутой структуры, но сколько бы он не вчитывался в их имена, так и не смог идентифицировать ни единого знакомого, с кем мог бы пересекаться и, что самое важное, кому мог насолить настолько, чтобы тот развязал полномасштабную войну. Выходит, он снова в тупике и вернулся к тому же месту, откуда начал своё расследование, не выяснив ровным счётом ничего! — Я закончила, — сообщила Эвелин, закрывая папку, — Том, Оушен и все присутствующие, вынуждена признать, мистер Озборн был прав. Пожар не нанёс экологии того урона, о котором нам говорили, отчёт однозначно свидетельствует об этом. Помимо документов, мы подробно осмотрели очистные сооружения предприятия, и я, профессионально занимаясь экологическим аудитом, могу заявить, что это одна из самых совершенных систем, виденных мною за последние восемь лет. «Озкорп» действительно не экономит на экологии, и в связи с этим меня беспокоит вопрос — зачем мы здесь? Элдридж угрюмо молчал, а сидевший рядом с Эвелин Скотт подал голос: — Но ведь… в прессе писали о взятке, неужели отчёт не может быть сфабрикован? Норман заметил, как краснеет шея Макинроя, готового сорваться с места и вцепиться недоверчивому пикетчику в глотку. К счастью, Элдридж прервал молчание, сказав: — Я могу связаться с Клейтоном в Природоохране и направить официальный запрос на повторный анализ контрольных проб грунта, воды и воздуха, взятых комиссией сразу после пожара. Было столько дождей, бессмысленно пытаться найти что-либо в грунтовой воде или в почве, если выброс и был, то сейчас ни одна лаборатория этого не увидит — время потеряно. Но контрольные пробы дадут однозначный ответ, и мы доподлинно убедимся, был ли сфабрикован этот отчёт. — Да кто вы, чёрт бы вас побрал, такие?! — выпалил Макинрой не сдержавшись. — Защитники природы, — Элдридж оскалился, как аллигатор, — и ночной кошмар всех тех, кто пытается провернуть незаконные делишки, прикрываясь властью или богатством. Нельзя недооценивать зелёных, мы реальная сила. — И, мистер Озборн, — очень серьёзно сказала Эвелин, глядя Норману прямо в глаза, — эта сила движется в обоих направлениях. Ведь если мы узнаем, что сегодняшняя акция протеста была банальной местью, если подтвердится, что наши люди прыгали тут на холоде, как заводные мартышки, только с целью досадить лично вам, инициатору не поздоровится. Кем бы он ни был… Повисшая в переговорной тишина стала тягостной и напряжённой. — Так получается… — робко подала голос Оушен, — козодоям ничего не грозит? Озборн посмотрел на неё, и если бы взглядом убивали, от мисс Пратт осталась бы лишь дымящаяся кучка головешек. Очень маленькая кучка.***
Элдридж отказался взять визитку Нормана. Он сделал это с таким видом, словно картонный прямоугольник грозил стать той малостью, что окончательно превратит планету в мусорный полигон. Сказал, что сам свяжется с Озборном или с Макинроем, как только экоактивисты получат результаты анализов контрольных проб, его даже не пришлось упрашивать. — Зелёные никому не позволят делать из себя дураков, — самоуверенно заявил он, покидая завод вместе с сотоварищами. Что ж, Норману это было на руку. Раздав подчинённым необходимые указания, он уехал обратно в город, ведь Фрэнсис успел оборвать ему телефон, сообщая о массе неотложных дел, требующих его немедленного участия. Путь к штаб-квартире занял меньше времени, чем дорога в пригород, утренний трафик сменился обычным плотным движением. Норман отвлёкся на электронную почту и даже не сразу понял, что Чарльз замедлил ход машины, заползая на автостоянку «Озкорпа» со скоростью засыхающей креветки. — В чём дело, Чарльз? — с лёгким раздражением в голосе спросил он, не отрывая глаз от планшета. — Сэр… у центрального входа толпа. Мне следует воспользоваться подземной парковкой? Озборн отложил гаджет, раздражаясь. Сегодня что — Национальный день стачек?! В этом городе вообще кто-то работает?! Водитель был прав: на ступенях штаб-квартиры толпилось около дюжины человек. Их внешний вид, наличие фото и видеокамер, болтающиеся на шеях бейджи с надписью «Пресса», не оставляли ни малейших сомнений — это журналисты. Вот они где, а Норман было удивился, почему пикет экоактивистов обошёлся без живого участия жадных до скандалов газетчиков и тому подобного сброда. — Нет нужды, — сказал Норман, ловя обеспокоенный взгляд Чарльза в зеркале заднего вида, — паркуйтесь там, где обычно. — Но ведь… — Где обычно, я сказал! — повысил голос Норман, — Чарльз, в последнее время вы раз за разом разочаровываете меня. — Я… нет, сэр, простите, как прикажете, — стушевался водитель, спешно паркуясь там, где было велено. Норман никогда не бегал от проблем или неприятностей, с того самого дня, как ему вручили аттестат об окончании школы. Той же ночью, пока счастливые ошеломлённые одноклассники праздновали выпускной, напивались и тискались на задних сидениях родительских авто, он побросал в старый рюкзак смену белья, пару бутылок питьевой воды, чеки Американ экспресс, в которые накануне перевёл все заработанные деньги, аттестат, награды за национальные олимпиады по физике и химии, и покинул родительский дом, не оставив даже короткой записки. Путь его лежал из Нью-Хейвена, Коннектикут в Кембридж, Массачусетс, в дом его сурового деда Элтона Озборна. Он сделал бы это раньше и доучился там, но один единственный телефонный разговор с дедом остановил его от необдуманного шага. «Ты несовершеннолетний», — сказал Элтон, выслушав по телефону сдавленные рыдания внука, размазывающего кровавые сопли после очередных колотушек жестокого папаши, — «Амберсон заберёт тебя в два счёта, ты даже пикнуть не успеешь, он в своём праве. Потерпи до восемнадцати и получи аттестат, заработай денег на дорогу, докажи мне, что ты твёрд в своих намерениях порвать любые связи со своим чокнутым папашей. В этом случае он не сможет ничего сделать. Не сможет забрать тебя, избить и заставить вернуться в Нью-Хейвен. Подумай, Норман, порой терпение и ожидание приносят прекрасные плоды.» Так и вышло. Сидя в кабине грузовика дальнобойщика и слушая его пространные рассказы о жене и пятерых детишках, Норман поверить не мог, что тяжёлая машина, гружёная замороженной свининой, увозит его прочь от кошмара и непрекращающегося террора, в котором он выживал долгие годы. Он тогда не знал, что забирает с собой своего монстра. В любом случае, это был последний раз, когда Озборн бежал от опасности. Вот и сейчас, захлопнув дверь роллс-ройса, он решительным шагом направился к центральному входу в здание «Озкорп Индастриз». Журналисты с прытью пираний, почуявших кровь, устремились к нему, преграждая дорогу. — Мистер Озборн! — неслось со всех сторон одновременно, — Нам нужны ваши комментарии относительно обвинений в даче взятки — это правда?! Экоактивисты в самом деле блокировали работу завода «Озкорп»? Что вы будете делать с сорванными сроками исполнения контрактов? Как вы могли отравить целый район, вы спите по ночам после такого?! Он поднялся на пару ступеней, не обращая ни малейшего внимания на гам и трескотню, с достоинством обернулся. Гомон стих. Всё внимание было приковано только к нему, диктофоны подрагивали в протянутых руках, в глазах жило ожидание сенсации. — Господа, — Озборн умышленно не повышал голос, добиваясь тишины и максимального внимания, — сегодня у ворот химического завода «Озкорп Индастриз» действительно состоялся несанкционированный пикет экоактивистов. В ходе переговоров с лидерами протеста, удалось достигнуть некоторого взаимопонимания. После того, как протестующие получат результаты интересующих их экспертиз, я приглашаю всех вас на официальную пресс-конференцию, в ходе которой я отвечу на вопросы и обнародую результаты независимых исследований. Сейчас к вам выйдет представитель компании по связям с общественностью, оставьте ему контактные данные, чтобы гарантированно получить приглашение на предстоящее мероприятие. Мне больше нечего добавить, вынужден попрощаться. — Мистер Озборн! — окликнул его смуглый парень из последних рядов толпящихся журналистов, — Это всё важно, конечно, но что вы скажете о решении городского Департамента природоохраны приостановить работу вашего завода? В повисшей тишине было отчётливо слышно каждый автомобиль, проехавший по оживлённой улице мимо «Озкорпа», каждый шаг спешивших по своим делам прохожих, а Норману вдруг показалось, что каждый из присутствующих здесь людей слышит, как громко стучит кровь в его висках. Двери позади него распахнулись, шестеро охранников спустились по ступеням, двое встали перед Норманом, закрывая от толпы, четверо других стали теснить журналистов, потерявших терпение и занявших нижние ступени лестницы. — Так что? — снова крикнул парень сквозь поднявшийся гвалт и щелканье фотоаппаратных затворов, — Что вы скажете? — Без комментариев! — рявкнул Норман, в ту же секунду телефон ожил в его руке — звонил Джим Макинрой. И Озборн уже знал, что хочет ему рассказать главный инженер. — Уберите всех отсюда, — приказал он охране, поднимаясь наверх и одновременно отвечая Макинрою, — Да, Джим, я всё знаю. Какая, к дьяволу, разница — откуда?! Что там, в двух словах, живо! Слушая сбивчивый рассказ главного инженера, Норман поднимался на лифте в свой офис. Стоило ему переступить порог приёмной, он увидел двоих представителей Департамента и бледного до синевы Фрэнсиса, сжимающего в ладони телефон. — Мистер Озборн, я пытался дозвониться, но… — зачастил было референт, но тут же заткнулся, напоровшись на острый взгляд босса. Норман молча открыл дверь своего кабинета и сделал приглашающий жест, обращаясь к незваным гостям: — Проходите, господа, полагаю, вам есть что сказать. Мужчины переглянулись и вошли внутрь, Норман последовал за ними. Не дождётесь. Если они решили утопить «Озкорп», он не побежит с позором, не станет трусливо прятаться, а уйдёт на дно вместе с компанией, гордо подняв голову. В дверях Норман задержался на мгновение, приказав референту: — Карлоса Мендеса сюда, срочно. В конце концов, кто здесь грёбаный юрист?! Следующие часы слились в вереницу непрекращающегося кошмара. Представители Департамента природоохраны явились для того, чтобы вручить ему предписание о немедленной приостановке работы химического завода «Озкорп Индастриз», как «потенциально опасного производства, угрожающего экологии города», до, мать их всех через колено, «особого распоряжения Департамента, согласованного с мэрией города Нью-Йорк», и прочее и прочее. Карлос, подчёркнуто собранный и даже отстранённый, разобрал предписание по буквам, ткнув представителей Департамента в каждое слово, вызывающее сомнение в своей законности и обоснованности, на что ублюдки лишь плечами пожимали: не нравится, пишите жалобу в вышестоящую инстанцию или подавайте в суд. Бюрократическая машина скрипела всеми ржавыми шестерёнками, но работала исправно, намереваясь перемолоть бизнес Нормана в мелкую труху. Документ пришлось взять. Весьма довольные собой, сотрудники Департамента удалились, предоставив Озборну самостоятельно выплывать из затянувшего его водоворота. Стали думать, что делать дальше. По телефонной связи подключили Макинроя, который доложил, что Департаментом остановлен конвейерный цех и химическая лаборатория, оборудование опечатано, но остальные помещения не тронули, включая склад готовой продукции. — Выходит, первую партию по текущему контракту мы отгрузим без нарушения сроков, — сказал Норман, вспоминая отчёт склада о готовности к сдаче-приёмке. — Да, сэр, — подтвердил Джим, — мы шли с опережением графика на две недели, проблемы начнутся, если эти стервятники продержат нас в осаде больше трёх недель. — Ясно. Что по персоналу? — Для начала, предлагаю отправить людей в недельный отпуск к сохранением среднего заработка, — включился Карлос, параллельно составлявший план заявления в суд, — Отправим только тех, кого нельзя задействовать на других участках. Посидят дома на зарплате, всё лучше, чем слоняться по заводу и сплетничать. — Здраво, — согласился Норман, — Джим, организуйте начальников участков, списки рабочих должны быть у меня на столе к трём часам после полудня. Дайте задание логистам, чтобы до мелочей продумали предстоящую отгрузку — временные трудности никак не должны отразиться на заказчике. — Может, нам снова провернуть то дельце с арендой производства? — предложил Макинрой, не особенно рассчитывая на успех. — Не выйдет, — отрезал Мендес, — В предписании стоит полный запрет на производственную деятельность как в пределах предприятия, так и вне его, в противном случае они отзовут нашу лицензию. — Этого допустить нельзя, — Норман в который раз перечитал текст предписания, — Уверен, тот, кто затеял широкомасштабную войну против «Озкорпа», рассчитывает на подобный промах с нашей стороны. Если мы лишимся лицензии… вы прекрасно знаете, как много времени уходит на волокиту со сбором документов и тому подобные процедуры, никто не станет ждать, пока компания получит новое разрешение, заказчики хлопнут дверью и уйдут к конкурентам. И если с мелкой текучкой ещё можно попрощаться, то потеряв контракты с Пентагоном мы лишимся всего. — Этого он и добивается! Кто бы он ни был, — сказал Макинрой, — С вашего позволения, мистер Озборн, если мы закончили… — Да, конечно, работайте. Если возникнут любые вопросы или потребуется моё личное присутствие — звоните не смотря на время, Джим. Итак, Карлос, — Озборн поднял взгляд на юриста, — какие есть соображения? — Я готовлю документы и обжалую предписание в суде. Даже если все ополчились против нас, они обязаны следовать установленным законом правилам и будут вынуждены принять жалобу к рассмотрению. Шансы на успех велики, документ готовили в спешке, есть несколько явных нарушений и множество косвенных, по одним только формальным признакам я смогу склонить судью на нашу сторону и признать предписание недействительным, — уверенно ответил Мендес. — Дайте указание сотрудникам правового департамента, чтобы контролировали всё, что происходит на заводе, назначьте ответственных лиц. Документы, касающиеся рабочих — временные отпуска, переводы, сверхурочные, всё должно быть оформлено идеально, мне только стычек с профсоюзом не хватало. Мы в самой настоящей осаде, важен каждый человек, каждая бумажка, отслеживайте всё лично. И немедленно докладывайте мне. Вы свободны, Карлос. Едва Мендес покинул кабинет, зазвонил телефон, своей трелью подгоняя начинающуюся мигрень. — Да, — отрывисто сказал Норман в динамик, даже не посмотрев, чей номер определился. — Папа, меня выписывают через час! — радостно сообщил Гарри, — Заберёшь меня из больницы? Чёрт… он совсем забыл, что это должно произойти именно сегодня, не мудрено, столько событий с самого утра… — Хорошо, — он посмотрел на часы, прикидывая, сколько времени может занять поездка, — Но отвезу тебя домой, а не в квартиру. — Что?! — взвился Гарри, — Зачем? Я нормально себя чувствую, даже ходить получается… почти. Я не хочу в пентхаус! — Не интересно, — отрезал Норман категорично, — Бернард уже приготовил комнату и ждёт тебя, а мне будет спокойнее, пока ты находишься под присмотром и не пытаешься найти новых неприятностей. — Но… — Я всё сказал, Гарри. Собирай вещи, я скоро выезжаю. — Папа! Не обращая внимания на протестующие возгласы, доносящиеся из динамика, Норман сбросил вызов. Ничего, потерпит. Посидит дома, полностью восстановится, а там, глядишь, Штромм переедет из больницы в более закрытое учреждение и перестанет быть прямой угрозой. Одной проблемой в жизни Нормана станет меньше, это ли не радость?***
Гарри ожидаемо дулся и всю дорогу молчал, что для страдающего от разыгравшейся мигрени Нормана стало благом. Юный гордец отверг помощь Чарльза, самостоятельно выбрался из машины и поковылял через паркинг к лифту. Следовало, наверное, отправить его наверх, а самому вернуться в офис, но активировавший режим наседки Норман пошёл за сыном, планируя передать отпрыска с рук на руки Бернарду. В кабине лифта Гарри помялся немного и пробубнил, зыркнув из-под неуложенной кудрявой чёлки: — Можно позвать Мэдисон? — Нет, — вздохнул Норман, — нельзя. — Тебе, значит, можно водить женщин, а мне… — начал заводиться Гарри. — Я не вожу женщин, — устало возразил Норман, потирая ноющий висок, — Потерпи несколько дней, ты же в состоянии себя контролировать? Гарри сопел, глядя в сторону. — Позови Питера, если скучно, — предложил Норман. Гарри фыркнул. — Пит занят не меньше тебя, нет у него времени по гостям ходить. Я же со скуки подохну, что мне делать, пока ты пропадаешь в офисе?! — Учиться, нет? — сказал Норман, — Ты пропустил несколько дней в университете, не пора ли взяться за книги и конспекты? Позвони Чарльзу, он привезёт тебе учебники из квартиры, позвони кому-нибудь из группы, попроси поделиться лекциями. У вас ведь зачёты и контрольные в конце месяца, может, пора заняться чем-то серьёзным? Двери лифта мелодично тренькнули, открываясь. Сердитый Гарри, ворча себе под нос что-то недоброе, уковылял к двери пентхауса, почти моментально угодив в объятья обрадованного Бернарда. Переждав их трогательные приветствия, Норман велел устроить выздоравливающего со всем возможным комфортом и глаз с него не спускать, а также не позволять «таскать в дом всяких девиц», после чего немедленно уехал в офис, спасать тонущий бизнес.***
Гарри мог сколь угодно долго капризничать, ворчать, бубнить и даже скандалить, но он был рад вернуться домой. Счастлив добраться до своей комнаты (не без помощи Бернарда, подъем по лестнице дался ему непросто — ноги всё ещё плохо слушались) и найти её неизменившейся. Было приятно, что отец не сделал здесь очередную безликую гостевую, а оставил всё без изменений, словно ожидая, что однажды Гарри вернётся. Норман суров и строг к нему, иногда слишком требователен, но разве это имеет значение, когда поступки отца говорят сами за себя? Примчался же он спасать сына, вырвал его из когтей обезумевшего Менделя Штромма, заботится, переживает… Пусть не совсем так, как хотелось бы Гарри, но… стоп. А чего конкретно хотелось бы Гарри? Он сам толком не знал. Он остро нуждался во внимании Нормана, но одновременно его бесило любое проявление контроля. Он хотел больше общаться, но у них почти не было общих тем для разговоров. Господи, тот же Пит умудрялся часами обсуждать с отцом какие-то научные штуки, задротские журналы и путаные статьи, весело хихикать над шуточками, понятным одним им, умникам, а Гарри так не мог. Он пытался, честно. Даже прочёл несколько статей, написанных отцом, не поняв и десятой части из нагромождения терминов, словом, ему это никак не помогло, только разозлило. Какого чёрта они такие разные?! Могут кровные родственники быть настолько непохожими? Может, Гарри уродился в какую-нибудь тупенькую дальнюю родню, отсталых деревенщин, которые поколение за поколением женились на собственных кузинах, пока не оболванились окончательно? И спросить-то не у кого, отец свирепел всякий раз, когда Гарри заговаривал об их родственниках, наглухо замыкаясь в себе и цедя сквозь зубы, что единственная семья которая у него есть — это бестолковый сын, который не может понять элементарных вещей и не доводить его всякими глупостями. Гарри терзался вопросами без ответов оставшуюся часть дня и весь вечер, прерываясь на общение с Бернардом и перекусы, пока не задремал, измученный душевными метаниями.***
— Привет, радость моя, — голос отца звучал в небольшом удалении и был таким… таким… Гарри никогда не слышал у него подобных интонаций. Не в свой адрес, во всяком случае, — Видишь, как получается, сегодня мы не сможем встретиться. Да, я забрал Гарри. Более или менее, почти не видел его сегодня, но Бернард сказал, он сам несколько раз спустился и поднялся по лестнице. О, да, это сродни подвигу! Норман говорил с кем-то по мобильному, медленно идя по коридору к своей спальне. Гарри слышал его шаги и каждое слово — дверь в комнату была приоткрыта. Он не шевелился, даже глаз не открыл, старательно изображая спящего. Норман остановился рядом с комнатой, чуть приоткрыл дверь, заглянув внутрь. — Нет, Гарри спит, — совсем тихо сказал он, глядя на сына, — поверить не могу, что всё позади и он дома, в безопасности. Нет. Нет! Я себя не виню, хоть ты мне и не веришь. Кто бы говорил, у кого из нас комплекс героя? Отец аккуратно прикрыл дверь и пошёл к себе, продолжая беседу. Гарри, как мог беззвучно сполз с кровати на пол, подобрался к двери и прижался к стене рядом с чуть приоткрытой створкой, превратившись в слух. — Дела? — Норман вздохнул, остановившись на полдороги, — Чуть хуже, чем отвратительно. Нет, я всё решу, не забивай свою прекрасную голову. Хотел бы я прямо сейчас повторить всё, что было вчера… да, за исключением эпизода с обмороком, конечно. Спасибо, что интересуешься, я в порядке. Не вру я, нет же! — и тут он рассмеялся тем самым бархатистым смехом, про который так любят писать в дамских романах, а Гарри зажал себе рот обеими руками, чтобы не заорать в голосину, настолько этот новый незнакомый Норман не походил на его холодного и отстранённого отца. — Скажешь мне это? М? Ну же, солнышко, я хочу услышать!.. Я тоже тебя люблю, поосторожнее на улицах. Шаги, звук закрывшейся двери, и навалившаяся за этим тишина, показавшаяся Гарри вязкой, как переваренная патока. Он сидел в темноте, на полу своей комнаты, осознавая подслушанный разговор. Солнышко?! Радость моя?! Чего блин??!! Отдышавшись и вернувшись на кровать, Гарри забрался под одеяло и крепко задумался. Для начала, он не спятил, отец на самом деле встречается с кем-то, паранойя Гарри развилась не на пустом месте, его радар работает! Да, это не те новости, которых стоило ждать с нетерпением, но как же удачно сложились обстоятельства, что он вынужденно переехал в пентхаус и располагает прекрасной возможностью немного пошпионить за Норманом и его таинственной пассией. Важно выяснить, кто она и насколько далеко всё зашло! Проще подумать, чем сделать. Ночь показалась ему бесконечно длинной, выспавшись вечером и накрутив самого себя донельзя, Гарри глаз не сомкнул до самого утра, провалившись в беспокойное полузабытьё за четверть часа до того, как к нему заглянул Норман. — Гарри, — негромко позвал он с порога. Гарри вздрогнул всем телом, заполошно откликнувшись: — А! Что? Я не сплю, не сплю! — Доброе утро, Гарри. Я еду в офис, Бернард придёт через час. Как чувствуешь себя? — А… ну… лучше, наверное, — он пошевелил ногами под одеялом, несколько раз согнув и разогнув колени, — Ты вчера поздно вернулся? — Да, около полуночи. Заглянул к тебе, но ты уже спал, — ответил Норман. — М… что-то случилось в компании? Ты выглядишь обеспокоенным. Отец лишь качнул аккуратно причёсанной головой, уходя от темы: — Ты же знаешь, спокойные дни я могу пересчитать по пальцам одной руки, в «Озкорпе» постоянно что-то происходит. Не думай об этом, сосредоточься на своём выздоровлении. И, Гарри, безделье — мать всех пороков. Всё же, скажу Чарльзу, чтобы привёз тебе учебники, а ты найди время и удели внимание тому, что пропустил в университете. Я опаздываю, позвоню тебе днём, если будет минута. — Хорошего дня, папа, — смиренно сказал ему вслед Гарри, старательно изображая послушного сына. У него никогда не получалось делать это достаточно хорошо, вот и сейчас Норман обернулся, скептически хмыкнув. — Ты или задумал что-то или планируешь сделать очередную глупость. Мой тебе совет — не вздумай! — Что ты, и в мыслях не держал! — очень натурально оскорбился Гарри. У Нормана что — встроенный сканер на его затеи?! Откуда он всё знает? — Смотри у меня, — сказал отец и отправился в офис. Очень и очень хорошо. Гарри паинькой сидел на кровати, прислушиваясь к шагам уходящего Нормана, дождался хлопка входной двери, выждал, пока басовито отгудит механизм лифта, и в доме станет тихо. По-настоящему тихо, так, что если хорошенько прислушаться, то можно уловить, как едва-едва потрескивают старинные перекрытия исторического здания, резонирующие с бесконечным потоком машин. Выждав контрольные десять минут, Гарри решительно встал и чуть не рухнул, еле успев ухватиться за спинку кровати. — Только не сейчас! — прорычал он, стискивая зубы и заставляя себя сделать неуверенный первый шаг, — Явится Бернард и будет шуршать по всему дому, хрен я тогда смогу хоть что-то нарыть! Давай, Озборн, шевелись! Гарри был неправ, думая, что он совсем непохож на отца. Его настырность и упрямство, граничащие с одержимостью, достались ему от Нормана, просто Гарри не всегда знал, как с толком применить эти полезные качества, то и дело направляя свою целеустремлённость совсем не в то русло, отчего и попадал в разные неприятности. С облегчением уцепившись за дверной косяк, он выбрался в коридор и вдоль стенки побрёл в сторону родительской спальни. Гарри собирался сделать то, чего никогда не делал — вломиться в комнату Нормана и найти что-нибудь, что угодно, лишь бы помогло узнать имя той, кому предназначен отцовский мягкий голос и ласковые прозвища, и искренний смех, всё, чего сам он никогда не видел и не слышал. Оказавшись перед заветной дверью, он засомневался. У отца было много недостатков, но не позволял себе входить к Гарри без стука, если у того была закрыта дверь в комнату, уважая его личное пространство. Но ведь… Гарри же не двадцать четыре часа в сутки торчал у себя?! — Ни за что не поверю, что ты ни единого разочка не шарил в моём барахле! Не своими руками, разумеется, зачем тебе так поступать, если есть Бернард, — тихо и зло сказал юноша, подстёгивая собственную решимость. Он не ради праздного любопытства это делает, ему нужна информация и Гарри непременно её отыщет! Гладкий прохладный металл ручки обжёг его ладонь. Задержав на секунду дыхание, Гарри решительно распахнул дверь. В интерьере спальни Нормана ничто не выдавало присутствия женщины. Гарри по собственному опыту знал — стоит провести с девушкой пару ночей, она неизбежно примется «столбить» территорию оставляя там и тут разные мелочи вроде косметики или других безделушек. Но, нет. Все горизонтальные поверхности в комнате отца оказались девственно чисты. «Я не вожу женщин», сказал Норман ему вчера в лифте, пока они ехали наверх. — Пф, так я и поверил! — хмыкнул Гарри, подходя к комоду. Не лежит на видном месте — значит, спрятано от любопытных глаз, это же элементарно! Ящики не таили в себе ничего, кроме очевидно мужских вещей, никаких дамских «штучек» в них не наблюдалось. Разочарованно захлопнув последний, Гарри обратил свой взор на гардеробную. Неизвестно, как вела себя в быту пассия Нормана, но Мэдисон захватывала вешалки и полки в шкафу словно повилика, и пытаясь найти свою рубашку или пуловер на привычном месте, Гарри то и дело натыкался на что-то воздушное, шелковистое, на тонких лямочках, совершенно не подходящее ему по стилю и размеру. Сомнительно, чтобы женщины прям уж сильно отличались друг от друга в подобных мелочах. Строгий порядок в гардеробной Нормана как нельзя лучше характеризовал его педантичную натуру. Вещи были развешаны по сезонам, цветам и предназначению, но очевидно и однозначно принадлежала лишь самому Озборну. Никаких симпатичных шёлковых пеньюаров или соблазнительных неглиже Гарри обнаружить не смог, даже основательно порывшись. Вот ведь засада! Может, дамочка Нормана обходится без всей этой шелухи и проводит время нагишом? Или таскает одну из отцовских рубашек на голое тело, как обожала делать Мэдисон, когда оставалась ночевать у Гарри?.. — Боже, о чём я думаю?! — мученически вздохнул он, выключая в гардеробной свет и возвращаясь обратно в спальню. «Я не вожу женщин», сказал отец в лифте, выходит, зря Гарри ему не поверил? Можно ведь встречаться в отелях, почему нет… Вот только Норман терпеть не мог ночевать где бы то ни было, кроме дома. Одно дело деловая поездка, командировка, какое-то мероприятие, где он был вынужден останавливаться на ночь в гостинице, но здесь, в Нью-Йорке… Гарри слабо представлял себе ситуацию, в которой его зацикленный на своих предпочтениях отец будет снимать номер отеля для того, чтобы покувыркаться с кем-нибудь, глупость какая! Зачем ему так поступать, когда в его распоряжении огромный пентхаус, а единственный сын съехал жить в отдельную квартиру?! Да нет, бред какой-то! Гарри открыл ящик прикроватного столика. Опять ничего, кроме коробки с бумажными салфетками. И какой-то початый тюбик… — «Лубрикант универсальный на водной основе»… твою мать! — Гарри швырнул несчастный тюбик обратно и захлопнул ящик. Всё-таки он сюда кого-то водит! Сомнительно, что Норман держит это всё рядом с кроватью для единоличных нужд, хотя… «Я не вожу женщин», немного уставшим голосом говорил Норман, глядя в сторону… — Намекал, что справляется своими силами? Тогда с кем он говорил ночью? Не со своей же правой рукой, — проворчал Гарри, поднимаясь и шагая в сторону ванной комнаты, — Ладно, хорошо. В фильмах про копов самые важные улики всегда находят в ванной. Едва перешагнув порог, Гарри тут же увидел их — две электрические зубные щётки. Черная и белая. Последние сомнения растаяли без следа — у Нормана действительно кто-то появился. На постоянной основе. Человек, которого он приводит в свой дом, в свою постель, пользуется одной ванной, с которым разговаривает медовым голосом, кому… признаётся в любви. — Сука… — выругался Гарри, опираясь о мраморную столешницу обеими руками. Пока Штромм вешал ему лапшу на уши, пока Гарри обижался на отца и тонул в кошмарном одиночестве, Норман спокойненько завёл себе какую-то… какую… «Я не вожу женщин», сказал Норман в воображении Гарри, повернувшись к нему и глядя прямо в глаза. И лицо при этом было такое довольное, хоть кричи! Обманщик! Гарри выдвинул верхний ящик под столешницей, ошарашенно уставился на его содержимое. Несколько десятков инсулиновых шприцев в пластиковых футлярах, заправленных какой-то жидкостью, это ещё что? Мезотерапия? Витамины? Это… это ведь не наркота какая-то новомодная? Нет, сомнительно, зацикленный на контроле Норман не мог добровольно одурманивать собственный разум, нелепица! Скорее всего, это инъекции для омоложения, сейчас же все помешались на стволовых клетках и тому подобном дерьме. А его отец и в самом деле прекрасно выглядит в свои годы, может, эти инъекции тому причина. Гарри закрыл ящик и открыл следующий. — Твою ж мать… Здесь были запасы, нет не так! Залежи лубриканта. Аккуратные ряды тёмно-синих запакованных в плёнку коробочек известного бренда. Вытянув одну наугад, Гарри прочёл надпись: — На водной основе… для анального секса… ого. Вот они затейники… Норман в его воображении смотрел насмешливо, кривовато усмехаясь. «Я не вожу женщин», его голос снова зазвучал в голове Гарри, «Женщин не вожу, недотёпа! Понимаешь?» — Блядь. Гарри бросил коробку обратно в ящик, добрался до ванны и сел на её край, пытаясь осознать — нет никакой женщины. У отца появился любовник. — Твою грёбаную мать… Гарри спокойно относился к гипотетическим гомосексуалистам, но выяснить, что твой собственный отец играет за обе команды, да ещё вот так, своими руками докопавшись до истины… Он не знал, что ему теперь делать с этим знанием, как реагировать, не понимал, как ему себя вести! Сделать вид, что всё по-прежнему? Прикинуться, что он ничего не знает?! Или высказать ему всё в лицо и посмотреть, будет ли Норман оправдываться? И? Как он ему всё скажет: «Привет, папа, я тут рылся в твоих вещах и понял, что круг твоих интересов неприлично широк. Не хочешь поделиться, как ты докатился до такой жизни?». Страшно представить, как отреагирует Норман на подобное. Хвалить не станет, это же очевидно. В лучшем случае отчитает, как мелкого, не в меру любопытного сопляка, и урежет ежемесячное содержание, чтобы неповадно было, в худшем… Что может случиться в худшем из возможных вариантов развития событий, Гарри не мог даже представить. Ему было кристально ясно одно — он начал тыкать палкой в улей, совершенно не подумав о последствиях. Как, впрочем, и всегда.