Ничего не останется от нас

***

- Кили, осторожней, ты упадешь! Слова срываются с губ непроизвольно, когда они с братом вдруг оказываются по разные стороны гигантской трещины. Он успевает проклясть себя за это - их ссора все ещё стоит перед глазами, но беспокойство за Кили снова захлестывает с головой, и он бросается вперед в попытке сделать хоть что-то. Но не успевает ничего - ни перетащить брата к себе, ни прыгнуть к нему, и только беспомощно замирает с протянутой рукой, с отчаянием наблюдая, как стремительно их относит друг от друга. Мелькает мысль, что Кили наверняка оценит метафоричность происходящего – в этот раз, кажется, их разделил сам Махал. Резкий удар сбивает его с ног - глыба на скорости во что-то врезается, и последним, что он видит перед тем, как все вокруг теряется в круговерти дождя, ветра и камней, оказывается брат, стоящий на самом краю разлома с каким-то совершенно нечитаемым выражением лица. Оказывается очень забавно осознавать, что за себя он не боится совсем. Рядом тысячей осколков взрывается прилетевший откуда-то сверху булыжник, а он даже не думает закрыть руками лицо, боясь упустить возможность снова хотя бы найти взглядом брата. Что-то рассекает щеку, и он с удивлением обнаруживает, что ледяная вода, ручьями стекающая по плечам, окрашивается в розоватый цвет. Вокруг что-то постоянно рушится, высоченные скалы нависают над ними, грозясь раздавить, и Фили чувствует себя очень маленьким, беспомощным и совершенно, совершенно бесполезным. Он почему-то очень спокоен, и осознание того, что для него сейчас все могло и с неменьшей вероятностью может закончиться, не вызывает никаких эмоций. Пусть, хуже от этого, видимо, никому не будет. Последние несколько дней затишья это очень даже наглядно подтверждают – ни с Кили, ни с Торином диалоги ни разу не заходили дальше каких-то дежурных фраз. Приходилось признать – как брат он очевидно ожиданий не оправдал, и мелкому действительно лучше без его опеки, а дядя… Вечно занятому дяде он нужен только как боец, и судя по едкому замечанию Кили, эту функцию он тоже выполняет некачественно. Из мрачных мыслей, непрерывно бьющихся в гудящей голове, его вырывает чей-то негромкий, почти неслышный за грохотом камней вскрик. Резко обернувшись, сталкивается взглядом с Ори – тот сидит почти у самого края, обхватив окровавленную голову руками. В Фили словно что-то щелкает – он приходит в себя и бросается к другу. Оттащить того от обрыва, осмотреть рану – к счастью, ничего слишком серьезного, перевязать, одновременно пытаясь заслонить его от новых осколков – все эти действия заставляют его ненадолго отвлечься от происходящего. И только по испуганно распахнувшимся глазам Ори Фили вдруг понимает, что, кажется, стало еще хуже. Он оборачивается как раз вовремя, чтобы увидеть, как стремительно приближается гранитная стена напротив, покрепче вцепляется в камень, закрывая собой друга, и первый раз радуется тому, что Кили и Торин не с ним. Им отчаянно везет – иначе как объяснить, что после такого фееричного столкновения летящих на скорости глыб они все остаются не только живы, но и даже почти целы. Действительно, что значат несколько царапин, когда последние минуты Фили был уверен, это место станет их братской могилой? Но вот в рассеивающейся каменной пыли и дожде сначала начинает шевелиться Ори, которому, кажется, досталось меньше всего, потом, кряхтя и охая, потихоньку поднимают головы и остальные. Фили приподнимается на локтях и тут же с полузадушенным стоном валится обратно – ушибленные ребра дают о себе знать. Но, кажется, ничего смертельного, а в битве великанов наступило затишье, и немного времени на прийти в себя у них есть. Он уже готов облегченно выдохнуть, как сквозь чуть утихшие завывания ветра до них доносится отчаянный крик Торина: - Нет! Кили! Страх окатывает, словно ледяной водой – неужели мелкий все-таки сорвался?! Махал, пожалуйста… Вылетевший из-за каменного выступа дядя с побелевшим лицом подтверждает самые худшие опасения, и он словно каменеет внутри, до дрожи в окоченевших пальцах надеясь, что можно еще хоть что-нибудь исправить. Но Торин, увидев их, кажется, облегченно выдыхает, потом за его спиной мелькает фигура целого и невредимого брата, и Фили быстро отворачивается. Его потряхивает, и ему хочется верить, что это все-таки от холода. Он помогает подняться Бомбуру, вместе со всеми переживает за Бильбо, который умудряется найти неприятности даже после того, как все закончилось, отводит еще пошатывающегося Ори в пещеру, а в голове сами собой прокручиваются последние события. Почему дядя звал Кили? С ним что-то случилось? Но несколько брошенных украдкой взглядов убеждают его в том, что брат вроде в порядке и ему не нужна даже минимальная помощь Оина. Тогда… Осознание заставляет его криво усмехнуться. Их просто перепутали, ну или дядя думал, что Кили тоже оказался в менее удачливой части группы. Где-то глубоко начинает шевелиться глухая обида, но Фили почти сразу ее задавливает. Так и должно быть, так правильно. За Кили, постоянно куда-то влипавшим, нужен глаз да глаз, и никто не виноват, что для ничем особо не выделяющегося старшего времени никогда не остается. Никогда и не оставалось, впрочем, так что он привык. Дядя всегда больше тянулся к брату, Фили это чувствовал, но сейчас очередное подтверждение этого почему-то зацепило его сильнее, чем должно было. Ему жизненно необходимо чем-нибудь себя занять, и он полночи помогает Оину в его лекарственных делах. В какой-то момент внутренний раздрай, видимо, особенно сильно отражается на лице, потому что Балин, терпеливо ждущий, пока Фили найдет нужную мазь для ушибленного предплечья, вдруг негромко спрашивает: - Ты чего, парень? Застигнутый врасплох, Фили дергается, роняет какие-то лекарства, виновато улыбается на строгий взгляд Оина и переспрашивает: - Что? - Что случилось? Старческие глаза напротив смотрят внимательно, серьезно и заботливо, и Фили вдруг отчаянно хочется выговориться. Он очень устал держать все в себе, тем более, Балин наверняка его поймет, он ведь сам – старший брат. Но почти сразу его проблемы начинают казаться ему очень глупыми и детскими, и Фили отвечает наиболее ожидаемо: - За него, - короткий кивок в сторону спящего в дальнем конце пещеры брата, - перепугался. Это правда, по крайней мере, часть ее, Фили не тушуется перед проницательным взглядом, и ему вроде бы верят. Балин мягко кладет руку на его плечо: - Он в порядке. И будет, пока мы рядом. Это странно, но от этих слов становится чуть легче. Ответственность перестает быть только его бременем, и осознание, что о Кили есть кому позаботиться, греет душу. Он даже искренне улыбается: - Да, я знаю. Спасибо. Балин кивает и отходит, Фили заканчивает с делами и, привалившись к стене, забывается тревожным сном.