***
Им определенно везет. Это факт, и Торин просто еще не придумал, с какой долей сарказма его озвучивать. С одной стороны, для них словно качественно спланировали познавательную экскурсию по Средиземью, заботливо включающую в себя встречи со всеми самыми малоприятными и совершенно недружелюбными его обитателями – ну в самом деле, сначала тролли, орки с варгами, потом эльфы неприятным бонусом и каменные великаны… Нет, он, конечно, понимал и понимает, что будет сложно, готов драться до последнего, но обстоятельства почти каждый раз оказываются сильнее, и эта беспомощность невероятно выводит из себя. Но, с другой, они проходят испытание за испытанием, слава Махалу, без потерь, и Торину остается только надеяться, что удача не покинет их. Но только на волю судьбы полагаться глупо, и поэтому, убедившись, что из этой каменной круговерти все вышли относительно целыми, они с Двалином садятся обсуждать дальнейшие планы. Но мокрые насквозь карты рвутся под пальцами, голова забита совершенно другими мыслями, а всезнающего Гендальфа рядом нет, и толку выходит действительно мало. Осознав это, Торин зло бьет кулаком по камню. Так нельзя, он узбад, он ответственен за жизнь каждого из отряда, он обязан держать все под контролем. Обязан вернуть всех домой, а он только ошибается раз за разом, подводя всех под смертельную опасность. Это давит на него гранитной глыбой, но даже на настоящие эмоции, на эту непозволительную сейчас слабость, он не имеет права. - Тебе нужно отдохнуть, - басовито гудит Двалин, и его крепкий тычок в плечо получается одновременно и сочувствующим, и подбадривающим, - я возьму первую вахту. Он понимает, что, во-первых, друг прав, а, во-вторых, спорить с ним таким абсолютно бесполезно, и благодарно кивает. Только вот, отдохнуть… В его случае легче сказать, чем сделать. Хорошо, если хоть ненадолго получится заснуть, последнее время это все сложнее сделать. Он возвращается в пещеру. Здесь гробовая тишина – все спят, вымотанные за сегодняшний день. Вповалку, пытаясь хоть как-то согреться в промозглой сырости, и ему действительно жаль, что нет возможности даже высушить одежду. Зарева от молний лишь изредка рассеивают темноту, и Торин почти наощупь ищет свободное место. Тяжело опускается на пол, стараясь не греметь оружием, укладывается поудобнее, насколько это вообще возможно в таких условиях, случайно задевая плечом соседа. И тихо ругается сквозь зубы – того ощутимо трясет от холода. Скидывает свой плащ, накидывает сверху. Тот не просыпается, только неразборчиво бормочет что-то во сне, и Торин по голосу узнает Кили. И сразу чувствует жгучую, острую вину – у него совершенно не остается времени на племянников. Их первый настоящий поход, если даже ему порой тяжело, то что говорить про них? А он? Вместо того, чтобы помочь, подбодрить, подошел один раз совершенно выведенный из себя, и разговор как-то сразу не задался – Кили вон, совсем как в детстве, чуть не побежал за брата прятаться. Торин ловит себя на том, что улыбается с непривычной нежностью, но следующая мысль заставляет его снова нахмуриться. Что-то не так.***
Что-то очень сильно не так, он осознает это каким-то шестым чувством, но понять, что именно, не может. И попытка Бильбо уйти, непонятно как появившаяся трещина в скале и весьма недружелюбно настроенные гоблины не имеют к этому никакого отношения. Это так, временные неприятности. В отряде неуловимо поменялась атмосфера, стало гораздо меньше шуток и веселых разговоров, и это вполне объяснимо с их приключениями, но почему-то тревожит больше, чем, по сути, должно. Предводитель гоблинов после импровизированного концерта по заявкам что-то начинает вдохновенно им рассказывать, а к Торину приходит осознание – заводилами любого веселья были его племянники. Даже в самые тяжелые моменты их улыбки делали жизнь всех остальных чуть проще и солнечнее, и он, постоянно ругая братьев за несерьезность, очень к ним привык. Что могло случиться? Он бросает взгляд на Кили, спокойно стоящего рядом и почему-то не делающего абсолютно никаких безрассудных попыток довести противника до белого каления. Во внезапный прилив благоразумия Торин не верит и ожидает увидеть поблизости и светлую макушку старшего, который опять каким-то чудом смог удержать мелкого от совершения глупостей. Но Фили рядом нет, и его окатывает ледяным страхом – за эти последние несколько минут с парнем, да и с другими членами отряда могло случиться всё что угодно. Стараясь не терять самообладания, он незаметно оглядывает остальных, и – слава Махалу – все оказываются здесь. Фили стоит чуть ли не позади всех, придерживая под локоть хромающего Балина, и что-то в его лице кажется старшему Дубощиту незнакомым и очень неправильным. Словно почувствовав на себе взгляд, старший поднимает голову и встречается с дядей глазами. Торин кивает на кучу их оружия позади и делает условный знак готовиться к драке. И не сомневается, что Фили не подведет. И тот действительно не подводит – когда очень вовремя появляется Гэндальф, выхватывает ненайденные врагами кинжалы и отвлекает на себя внимание сторожащих их гоблинов, давая товарищам возможность вооружиться. И снова начинается выматывающая беготня теперь уже по узким коридорам и шатким деревянным конструкциям. Шаг, пригнуться, с разворота ударить мечом, увернуться, еще раз ударить… и так до бесконечности. Перерубить канаты подвесного моста оказывается неплохой идеей, думает он между делом, спрыгивая на землю на другом краю широкой пропасти. Рядом проносится Кили, лихо и вдохновенно выпуская стрелу за стрелой. Торин судорожно выдыхает, еле успевая отбить занесенный над увлекшимся племянником вражеский меч, и грозно рявкает: - Почему один?! Где твой брат? – вот сколько раз он говорил, что у лучника в ближнем бою обязательно должна быть подстраховка? Кили явно сначала хочет огрызнуться, но потом растерянно пожимает плечами. Ощущение неправильности происходящего усиливается до предела, и Торин уже просто не может его игнорировать. Пропускает вперед Бофура – с задачей расчистить дорогу для остальных тот справится прекрасно, выхватывает из толпы Нори, приставляет его к непутевому племяннику, а сам, повинуясь какому-то шестому чувству, несется обратно за поворот, к пропасти. Фили обнаруживается среди тех, кто не успел в первый раз спрыгнуть с платформы и теперь оказался на ней лицом к лицу с кучей гоблинов. Торин рычит от бессилия – сейчас он своим людям помочь никак не может. Но пока вроде все относительно нормально, ну, по крайней мере, не хуже, чем обычно, ребята выдерживают натиск, но он, словно предчувствуя что-то, не сводит взгляда с племянника. Тот дерется красиво, уверенно, принимая на себя основной удар и давая возможность остальным приготовиться к отходу, но Торин вдруг с тревогой отмечает перекошенное от боли лицо и какие-то слишком рваные, напряженные движения. Гоблины все активней оттесняют их к краю, но вот платформа снова близко к скале, и оставшиеся гномы с очевидным облегчением начинают спрыгивать на землю. Там почти полотряда, а счет идет на секунды, и Торина от напряжения чуть ли не потряхивает – если кто-то не успеет, то шансов против почти дюжины гоблинов у него уже не будет. Мелькает мысль, что хорошо бы еще вывести мост из строя, чтобы преградить путь преследователям, и он кричит «Руби канаты», понимая, что это практически нереально. В самый неподходящий момент замешкивается Балин, и Двалин, прыгающий следующим, приземляется почти на самый край. Фили, последним отступающий к провалу, быстро оглядывается, еле успевает отразить следующий удар, теряя драгоценные секунды, снова оборачивается… и Торин видит на его лице кривую улыбку. И обреченность вперемешку с отчаянной решимостью в глазах. Следом приходит леденящее кровь осознание, но слова застывают на губах, а через мгновение в полумраке сверкает перерубающий ближайший канат меч. - ФИЛИ! Он не может выдавить ни слова, зато в крике младшего звучит столько ужаса и отчаяния, что Торину кажется, что его сердце совершенно буквально рвется на куски.