***
Демид издали заметил, что лошадь с хорошей придурью. Всадницу он не знал, но все приметы указывали — без приглашения и объявления прибыла Аделина на Мушке. Пару дней назад Алексий гостил ещё раз и выкупил-таки Руладу, но увёз только документы. Стоять кобыла осталась у Демида: прежде влюблённым следовало уговорить Павла Сергеевича позволить Аделине принять Руладу в дар и ездить на ней. Алексий обещал и за Мушку словечко замолвить. Аделина спешилась без коновязи и приступки; Мушка лязгнула копытом. — Ты Демид? — без увёрток бросила Аделина, перекидывая повод через морду лошади. Демид кивнул. — С кем имею честь... — Чепуху бонтонную на дух не выношу. Я невеста Алексия, забирай эту курву, я на нормальной уеду, кто она там, — Аделина поморщилась, — Лада. — Рулада, — поправил Демид. — Мушку отдаёте на перевоспитание? — На мясо. — Аделина достала из-за пазухи продолговатый футляр. — Папенька желал сдать на мясо, но Алексий как давай елей расточать, дескать, не всë для Мушки потеряно... — Аделина сунула Демиду и футляр, и повод. — Ныне твоя обуза, я отмучилась, береги голову, грудь, пальцы и задницу. Демид откровенно растерялся. Алексий упоминал о неподражаемом характере будущей жены, но чтоб такое... — Э, ты с Мушкой клювом не щёлкай, она кусается. Порох сухим держи, понял? Демид очнулся. — Обождите немного, всё сделаю. Мушку едва удалось завести внутрь; она отбивала задними ногами, ржала и закладывала уши. Демид и Никодим рассёдлывали еë вдвоём, наспех стаскивали узду; оставшись в деннике, Мушка твёрдо намерилась проломить стенку передними копытами. — Бестия, барин, угробит и вас, и меня, — ошалело бормотал Никодим. — Не каркай. — Демид вытер лоб рукавом. — Трусишь — не подходи. Он осмотрел снятое с Мушки седло и шёпотом выругался. — Никодим, Руладу под наше седло. Наконец, Демид, Никодим и Рулада вышли к Аделине, настороженно скрестившей ноги. — О, живы остались. Я уж и не мечтала, — оскалилась Аделина. Демид встряхнул седло. — Аделина, на Руладу Мушкино седло не пойдёт, у Рулады холка выше, — начал он. — Подходящее седло примите в дар, а это можете взять с собой. — Мне о той твари памяток не треба, себе оставьте. — Аделина, отстоявшись и охолонув, вспомнила, что говорит не с прислугой. — А за другое седло благодарю. Аделина подошла к Руладе чуть сбоку и ласково потрепала темноватую гриву. — Рулада доброезжая лошадь, она вас не боится, — растолковал Демид Руладину расслабленную шею и свободно висящий хвост. — В седельной сумке записка, я указал распорядок дня Рулады, нормы кормления, количество нагрузки, будьте любезны, прочтите старшему конюху. Тогда лошадь легче привыкнет к новым условиям. — Не всякую девицу замуж выдают, как вы лошадь провожаете, — усмехнулась Аделина и взобралась в седло. — Прочту и заставлю исполнять, не печальтесь. — Удачного пути. — Демид глянул вверх. — Возникнут вопросы — я к вашим услугам. — Вы желанный гость на свадьбе, не убейтесь до неё. Но, пошла! Никодим забрал у Демида Мушкино седло, которое тот всё держал. Демид вернулся в конюшню; Мушка ожесточённо нарезала круги по деннику. — Привет, — больше для собственного успокоения сказал Демид, ещё не подходя близко к ограждению. С морды Мушкиной вожжой текла слюна. — Посидим здесь, пока не угомонишься. Потом в манеже пошагаем, а там уже и кормёжка вечерняя. Слушаешь меня?.. Ты у нас дама строгая, жеребцуешь изрядно, гребень отрос, — уветливо рассказывал он. — Непорядок у тебя с внутренними секретами, потому либо вовсе не крылась, либо прохолостила. А пощупать себя ты пока не дашь. Ну ничего, есть у меня снадобье на травах, к равноденствию узнаем, возьмёт тебя или нет... Никодим, затаив дыхание, следил, как Демид прибалтывает Мушку. Та не велась особо, остервенело затаптывая опилки, но уши направила вперёд. — Никодим, выйди отсюда, — не переводя взгляд и не меняя тон продолжил Демид, обращаясь будто бы всё к Мушке. — Ты её боишься, она чувствует. Уходи молча, медленно и ничем не громыхая. На крылечке Никодим обругал шапкозакидательство такой-то матерью и принялся за работу. Спустя пару часов он потерял черенок лопаты и дар речи, завидев в бочке Мушку в недоуздке и Демида с кордой в одной руке. Другой он гладил кобылу от крупа до голени, после взмахивал в стороне длинным хлыстиком, — Никодим забыл мудрёное название, — без слов объясняя Мушке, что это указка и бить её никто не собирается. Мушка почти не дёргалась, и Никодим решил: стоят они порядочно. Вот Демид отдал корду, резким, подлетевшим голосом высылая Мушку; Никодим взъерошил волосы. В родной деревеньке баба Авдоня уж верещала бы о ворожбе, да где теперь та деревенька. А Мушка-то впрямь присмирела. Может, и неспроста Демид родом из Вольхвы....Знакомства
24 июня 2022 г. в 17:07
Софья, продолжая дело настоящей Софьи Андреевны, мучительно пыталась вышивать. Как Закоторной вдове удавались все мельчайшие цветочки-лепесточки, Софья уразуметь не могла: она держалась на волоске, чтобы не выбросить в окно пяльцы, пасмы и прочее барахло в придачу.
Со стороны крыльца донёсся грохот и цветистые пререкания. Софья прислушалась. Один голос принадлежал дворецкому, а второй...
В гостиную ввалился Демид, на ходу срывая шляпу; Софья поранилась иголкой. Следом влетел дворецкий:
— Сударь, к даме нельз...
Демид отмахнулся.
— Софья, Буртукаль... доставили. — Демид загнанно дышал. — Красавец, копытами бьëт молнии. Поедемте, — Демид согнулся, уперев руки в колени, — увидеть такое чудо. Собирайтесь.
Что ж, грех упускать представление. Всë лучше, чем вышивка. Софья велела заложить двуколку и подала Демиду стакан воды с кофейного столика. Тот осушил залпом, вытерев рот ребром ладони; на лице его промелькнуло крохотное озарение.
— Софья, прошу простить, позабыл манеры от избытка чувств, — сокрушённо выдал он, отставляя стакан. — Молю ваше...
— Не стоит извинений, — перебила Софья. — Полагаю, двуколка готова; пойдёмте на двор.
Демид, многословно оправдавшись, умчал вперëд; Софья покачивалась на рессорах чуть быстрее обычного.
У конюшен грум едва успел отворить дверцу: Демид почти выволок Софью из экипажа, подхватив под локоть и талию. Демида вело от кипучей, тряской, живой силы, искавшей в нëм воплощения, — правила приличия сегодня не имели власти.
Дрожь его передавалась Софье с жаром ладоней, лежавших плотно и весомо; по левому локтю разбегались мурашки, правый бок горел, пронизанный сквозь одежду колкими вспышками — как если бы волос коснулась шерстяная шаль.
Софья пожалела, что носит корсет.
Демид раскинул руки, стремясь объять леваду перед собой. В загоне метался жеребец исполинских размеров, не находя себе места и взлетая на дыбы. Он ржал, фыркал и всхрапывал, вздымая землю ударами мощных ног. Софья не находила его ни особенным, ни привлекательным: конь и конь, такой же, как и все остальные.
— Буртукаль переволновался в дороге, сегодня-завтра тревожное состояние его вполне естественно, — пояснил Демид в сторону. — Рост в холке два аршина и ещё немного, жеребец необычайно высок для ахалтекинца. Спина удлинённая, шея превосходно вылеплена, формы нарядные — и это после долгого пути! Он резвый, бодрый, необычайно подвижный. Какая же грандиозная воля, жажда жизни сокрыта в нём! Софья?..
Софья искоса посматривала на Демида. Никогда прежде она не видела ни его, ни кого бы то ни было ещё настолько влюблённым, вдохновенным и торжествующим. Он наслаждался Буртукалем, беспроигрышным билетом в блестящее будущее; ликовал, как рыночный торговец, купивший мешок шафрана по цене ячневой сечки. Страсть его и азарт неукоснительно заражали Софью, вынуждая с ним вместе чувствовать радость и подъëм.
— Странное дело, конечно, — вслух рассуждал Демид, не дождавшись ответа от Софьи. — С чего бы назвать жеребца светло-серой масти Буртукалем?..
— Апельсин... кажется, так, — задумчиво проронила Софья.
— Верно, — подхватился Демид. — Он не рыжий и даже не гнедой.
— Возможно, это связано с народными поверьями, — предположила Софья. — Нельзя исключать, что на тех землях апельсины — как наши вербы. Примите за благословение, Демид.
Жеребец подался ближе, впрочем, ещё остерегаясь людей.
— Любопытство, природное стремление познавать, — удовлетворённо подчеркнул Демид. — Прекрасное, важнейшее в работе качество.
— Он странновато хрипит, — бегло отметила Софья, — это от нервов?
Лицо Демида прорябилось тонким, снисходительным знанием и покровительственной готовностью им поделиться.
— В порядке вещей. На новом месте лошади чаще всхрапывают, чтобы точнее различать запахи. Как вы помните, животное опасливо — и скорее чрезмерно, чем соответственно.
— Когда вы приступите к своему замыслу? Я имею в виду...
— Сразу, как Буртукаль обвыкнется здесь. Сейчас только середина июня, торопиться незачем. Тяжело, если кобыла выжеребится под осень, а потомки Буртукаля явятся на свет к следующему лету. Корма и движения они получат с лихвой, — увлёкшись, резонировал Демид, — да и подсосной кобыле полегче в сытое и тёплое время года. Надеюсь, вы не оскорблены столь низменными подробностями.
— Нисколько. Вы неутомимы и безунывны, рядом с вами забывается всякая меланхолия.
— Приятно узнать, Софья. Благодарю, что поделились со мной столь личным наблюдением.
— Сие приключение освежило мой день, — улыбнулась Софья. — Я чувствую себя гораздо лучше, чем утром; полагаю, мне пора. Оставляю вас со спокойной душой, вы в родной стихии. К двуколке я вернусь одна: бесстыдно лишать вас драгоценных минут первого общения с Буртукалем. Запомните наилучшим образом миг, в который так счастливы.
Демид церемонно поклонился.
— Ваше нравственное величие не перестаёт меня удивлять. Всего доброго, Софья.