Душа Ёнвана

***

На берегу Корейского пролива, на юго-востоке малого, но весьма сильного государства, между быстрыми полноводными реками Нактонган и Суёнган расположилась рыбацкая деревня при морском порту Пусанпхо. Стены деревенских домиков, сложенных у подножья скалистых гор округа Тоннэ встречали с моря солёные ветра и впитывали в себя с историей поселения запах мокрого песка, шум волн, непрерывный крик неугомонных чаек и ежегодный плач матерей юных красавиц. Проходили года, перетирались веревки, привязанные к пристани, волна без устали точила прибрежный камень. Каждую сотню полных месяцев деревенская община отправляла к скалистому обрыву жертву для беспощадного Бога Моря. Отнюдь не всегда это были только девушки. В годы, когда юная красавица ещё не достигала восемнадцати полных лет и вёсен, её заменял старший брат. Таким образом слагается, что на бурлящий потоками «алтарь» водного Бога порой спускался мужчина. Истории сей не быть, если бы в третий год правления вана Тхэджо не понадобился вновь ритуал жертвоприношения гневавшемуся последние несколько недель Богу. Не было счёта перевёрнутым и затонувшим суднам, однако был счёт скудному рыбацкому улову, коего не хватало даже на пропитание жителям деревни. Прилегавшие к побережью посевы размылись давеча сильными волнами в штормах, когда неудержимое ничем море, достигая брызгами небес, выходило из привычных берегов, уничтожая всё на своём пути. Очевидно, Бог Моря был в гневе на смертных, так нещадно исчерпывающих его драгоценные запасы для продажи на рынках. Тунец, креветка и каждая жемчужина в плотно закрытой раковине были у творца морского на счету. Ни за одну грош вышеперечисленную благодарности от людского рода не поступило. На порт Пусанпхо обрушилось продолжительное бедствие. Избранной давеча советом Ким Чжиён, жертвенной особе, требовалось не менее четырёх лет для достижения возраста вступления в брак. Судьбу её рода писавший оказался слишком коварен, даруя ей чертовски подходящего для замещения на роль жертвы старшего брата. Ким Сокджин был весьма неплох в морских делах, да и чарующей красотой не обделён, в противовес бедности физической. Писарь всевышнего детали сюжета, однако, не учёл. У юноши со станом восхитительным и глазами в две бусины чёрного агата нить судьбы уже сплелась морским узлом в три петли с другим смертным человеком, души в нём не чаявшем. Во снах и наяву у берега песчаного, тонкую талию поперёк обхватывали сильные мозолистые руки, прижимая к себе, как, самое драгоценное во всей жизни наземной, а в волосы длинные, выжженные солнцем и пропахшие свежим досочным настилом пристани утыкался нос, шелушащийся от беспощадного солнца и резкого ветра морского. Плотника местного, Намджуна, искусного мастера в резьбе по дереву (а, невзначай, и пальцам), сердце по Сокджину изнывало. Любовь та была бесконечно сильной и, к счастью, не безответной, но всё же тщательно сокрытой от взора постороннего. Был, конечно, и тот самый персонаж, кто разузнал, да своими глазами увидел непростое отношение меж парой наперёд самих отроков. Смышлёный родственник плотника, ещё один герой нашего повествования – мальчишка Пак Чимин, бывший не многими годами младше самого Намджуна, и не более второстепенным для сюжета. Ежели, быть точнее, первостепеннее Чимина в этой истории нет никого, кроме самого страшного и могущественного существа во всём молодом государстве. Да что там этот маленький Чосон, когда весь мировой океан течёт и плещется под властью Бога Моря.