Дом

Бретт

      Первое, что бросается мне в глаза на въезде в посёлок – цветы. Кати развела здесь настоящие клумбы. Иногда мне хочется поблагодарить её за этот цветочный праздник, но я не знаю языка глухонемых. Можно было бы объясниться и без него, но я никак не могу застать Кати около клумб. Она выходит днём, когда все на работе, и прячется к возвращению людей.       Я обожаю цветы. Если бы Леонард любил их так же, я бы засыпал его букетами. Но Лео парень серьёзный. Он считает любые букеты «бесполезными вениками» и любит только шмотки да всякие прилады для машины. Если б я мог, я бы подарил ему новую тачку и сертификат в какой-нибудь бутик.       К сожалению, я не могу купить даже нормальный шкаф для нарядов Леонарда. Его соблазнительная одежда висит в древнем перекошенном гардеробе, который нам отдали за гроши. Спим мы на старой продавленной тахте, от которой потом болит спина, а ещё воняет затхлым. Чтобы не чувствовать запах, я утыкаюсь в плечо Лео. От него всегда приятно пахнет, и всегда по-разному. У него куча пробников разных духов. Знакомые продавщицы оставляют их для него, совершенно бесплатно.       Мысли о Лео пробуждают во мне похоть. Я вспоминаю, какими туманными становятся его синие глаза, когда он стоит передо мной на коленях. Как волосы падают ему на лицо блестящей каштановой волной, когда он наклоняет голову. У него очень чувствительное тело, как хорошо настроенный инструмент. И я люблю играть на этом инструменте.       Леонард идеален. Да, он ненавидит уборку, не понимает цветы и готов трепаться со всеми подряд, но это его ничуть не портит. Мелкие недостатки делают нас живыми.       Мне грустно, что я такой неудачник во всём, кроме любви. Единственное, что я могу дать Лео – дом в глуши и немного любви. Когда-нибудь я разбогатею, и мы превратим нашу хибару в прекрасный дворец. Посадим целое море цветов и наймём садовника, чтобы он за ними ухаживал. Пригласим домработницу, чтобы Лео не приходилось убираться. Купим огромные дубовые шкафы, кровать с ортопедическим матрасом, плазменный телевизор во всю стену.       Мне нравится мечтать. Мечты помогают ненадолго забыть про те мерзости, на которые я иду, чтобы жить хотя бы так, как мы живём.       Из-за ближайшего дома выскакивает конь Курта. Мне приходится резко ударять по тормозам, чтобы не поддеть его капотом. Мерзкое копытное считает себя хозяином улиц и совсем не боится машин.       В детстве меня лягнула лошадь, и я почти всю жизнь ненавижу этих животных. Но однажды моё авто сломалось, и Леонард вызвался меня подвезти.       – Я буду твоим принцем на белом коне, – заявил он, открывая передо мной двери своего «Логана».       С тех пор я стал значительно лучше относиться к белым коням. К сожалению, конь Курта – не белый, и он бесит меня так же сильно, как раньше.       Вслед за конём появляется сам Курт.       – О, Бретт! – восклицает он радостно. – Ты уже слышал про мертвеца из Речного?       – Какого мертвеца? – Я стараюсь не показать волнения.       – Мужику проломили череп. И скинули труп в реку.       – Мало ли на свете криминала. – Я объезжаю по обочине Курта и коня, выжимаю газ. На душе паршиво. Из головы не выходит новость про убитого.       Я решаю ещё немного проехаться, чтобы прийти в себя, и тут же натыкаюсь на Арса и Коди. Они самозабвенно дерутся, пытаясь запихать друг друга в крапиву. Когда-то и я так же дрался со своим братом. Потом мы сразу мирились и бежали купаться. В речке не было никаких трупов, жизнь казалась прекрасной. А затем мы выросли. Узнав, что мне нравятся парни, брат стал относиться ко мне неожиданно холодно. А потом он не помог мне в критический момент, и с тех пор мы не общаемся.       Я включаю радио. Пусть хоть оно поможет расслабиться. Лео ждёт меня. Нельзя возвращаться к нему в таком состоянии.       Я люблю радио. Все эти ди-джеи так же упоённо болтают о всякой ерунде, как Леонард. А ещё они включают музыку. Музыка – это хорошо. Когда-то я учился играть на гитаре, но потом забросил. А вот Лео музыку почти не слушает – говорит, что ему хватает фоновой в кафе. В свободное время он смотрит в интернете какие-то ролики, гуляет или просто лежит.       Мне нравится наблюдать за Леонардом. Будь у меня время, я наблюдал бы за ним весь день. Не понимаю, как такой очаровательный парень может быть нелюбимым, ненужным сыном. Я ничем не выделяюсь, но мои родители меня любили. К сожалению, они уже умерли, но их любовь осталась со мной. А вот у Лео такой любви нет. Я стараюсь, как могу, закрыть эту дыру в его сердце своими чувствами, но не уверен, что успешно.       Немного успокоившись, я наконец еду домой. Наш дом стоит на возвышении. В нём всего один этаж и не полностью доделана крыша, зато есть эркер. Это, конечно, глупо – тратить материалы на такой бесполезный выступ, но я всегда хотел иметь комнату с эркером. И чтоб там непременно была куча растений в горшках и уютные маленькие креслица.       Цветов и креслиц пока нет, мы не построили ещё даже перегородки между комнатами. Зато есть эркер, и в нём сейчас стоит мой самый близкий человек. Я сигналю ему. Он машет рукой и улыбается. Когда тебя ждёт тот, кого любишь, ты возвращаешься не просто в дом, а домой.       Какое-то время мы с Лео стоим, обнявшись. Потом садимся ужинать. Поскольку у Леонарда сегодня выходной, еду готовит он. Этим вечером у нас в меню заварная лапша, яйца и бутеры с дешёвым сыром и помидорами. Лео рисует на моей лапше соусом сердечко. Я вырезаю тот же знак на его куске сыра.       – Как себя чувствуешь? – интересуюсь я. Леонарду иногда становится плохо. Он говорит, что это от погоды, хотя я не уверен, что это так. Я не раз предлагал ему проверить здоровье, но он отказывается. Может быть, однажды я его наконец уговорю.       – Я в порядке, – улыбается Лео. – Как твоя работа? Бригадир всё так же ведёт себя как истеричка?       – Он каждый день себя так ведёт, – фыркаю я.       – Ты в последнее время рассказываешь меньше историй о работе, – замечает Леонард.       – Ну, не всегда же что-то происходит. – Я стараюсь, чтобы голос звучал ровно.       – И то правда. – Леонард отправляет в рот бутерброд с сердечком.       Я подробно описываю дом, который сейчас строит моя бригада. Три этажа, две террасы, панорамные окна от пола до потолка. Одна только гостиная размером как всё наше убогое жилище.       – Круто, – вздыхает Лео. – Но нам такой домище не нужен. Мы же всё равно постоянно будем сидеть в одной комнате. А в панорамные окна станет заглядывать безумный Бертольд. Чтобы иметь такие окна, нужен хороший забор. И сад, чтоб было, чем любоваться из окна.       – Наконец-то ты признал прелесть цветов! – ухмыляюсь я.       – О, чёрт. – Лео смеётся. – Я проиграл. Давай сменим тему. Я нашёл нам фильм сегодня на вечер. Он идёт всего час, успеем посмотреть до сна. Про бунт на пиратском судне.       – Отлично. – Пираты далеки от нашей реальности. Это то, что мне сейчас нужно.       Мы убираем посуду, садимся рядышком и устремляем взгляды в экран старого планшета. Чем дальше мы смотрим, тем сильнее переплетаются наши руки и тела. История пиратов отходит на второй, а потом и на сто второй план.       Наконец силы кончаются, и мы укладываемся спать. Я обнимаю Лео, утыкаюсь в его густую шевелюру. На улице звенит цепью соседский пёс, и я вспоминаю своего брата. Он обожает собак. Всё детство Джером таскал их с улицы к нам домой, кормил, лечил. Все восхищались его милосердием. Добренький Джи готов принять и полюбить любую шавку такой, какая она есть, но не готов мириться с тем, что его брат спит с мужчинами.       Я зол на Джерома, но в глубине души понимаю, что виноват не он. Виноваты те, кто распространяет гомофобию посредством радио, телевидения, пропаганды.       Несчастная страна, где люди не понимают, что мы не властны над тем, кого любить.