Счастливы вместе

— Перестань жаловаться, — говорит Роберт и бросает ему рубашку. — Это твоя вина. Как всегда, Роберт прав. Марко способен уговорить прачку постирать немного грязной одежды, которая у них накопилась, но поскольку он также может довольно легко рассердить ее, по-дурацки пошутив, им часто приходится заниматься стиркой самостоятельно. Обычно это Роберт успокаивает женщину и извиняется за Марко, желательно с цветами или ее любимыми конфетами (Левандовски столько раз приходилось извиняться, что он даже запомнил, перед какими именно сладостями она не устоит). Роберт умеет очаровывать людей. Марко знает, как вывести их из себя за считанные секунды. Марко гневно бросает рубашку в таз, будто она в чем-то провинилась. — Куда делось мыло? — спрашивает он раздраженно. — У тебя было, — удивленно смотрит на него Роберт. Марко стонет. Через некоторое время, вслепую ковыряясь, он выуживает из корыта наполовину растворившееся мыльце. Роберт поспешно встаёт и идет за чистой водой, чтобы пропустить очередную сцену нытья. Час спустя Марко ругается на всех и вся, из-за того, что натер костяшки пальцев и порвал рукав одной из рубашек. Он полоскает одежду и решает сам развесить белье. Марко тащит таз через двор, чтобы опорожнить его. Он спотыкается о булыжник и выплескивает половину содержимого на себя. — Я ненавижу, ненавижу это! Я ненавижу... — отчаянно кричит он. — Тебе не следовало говорить плохо о яблочном пироге тети Ребекки, — в который раз уже напоминает Левандовски. Марко вздыхает, затем подходит к нему и протягивает свои руки. — Смотри, — говорит он, строя Роберту щенячьи глазки. Роберт не выглядит впечатленным. — Что? — Это больно, — Марко жалуется. Испустив вздох, Роберт берет бледные руки Марко в свои, обрызгивает окровавленные костяшки пальцев чистой водой, вытирает своим рукавом и поочередно целует тонкие пальчики. Сняв испачкавшуюся сорочку, уже более менее успокоившийся Марко садится на опрокинутое корыто. — Как ты думаешь, какой-нибудь пирожок с рынка поможет добыть прощения у тетки Ребекки? — Марко, ты оскорбил ее пирог. Если ты принесешь ей рыночный пирожок, то только еще больше разозлишь ее, — смеется Роберт. — Оставь это дело мне. — Так уж и быть, — соглашается Марко. — Но он ведь был пережарен, ты же тоже пробовал! Я сказал, как есть. — Марко! — Ладно, я что, должен был соврать, что мне было вкусно? — Ага, это ведь банальная вежливость. — Да ладно. — Марко подхватывает носком ботинка камешек и подбрасывает его в воздух. Роберт вешает последний предмет одежды на веревку: — Когда-нибудь научишься. — Стирке или банальной вежливости? Марко поднимается и тут же обвивает его шею покрывшимися мурашами, худыми руками, нависая на нем. — И тому, и другому научу. — шепчет Роберт Марко в ухо, покачиваясь на месте, крепко обнимая его за талию. — Хотя с таким учеником будет очень-очень непросто… — С таким учителем, я, может, буду очень-очень стараться, — с кривой своей ухмылочкой отвевает Ройс, касаясь своим носом его. — Обещаешь? — Роберт улыбается ему прямо в губы. Вместо ответа Марко припадает к его губам в крепком поцелуе.