Счастливы вместе

— Это моя церковная рубашка! — в ужасе восклицает Роберт, глядя на Марко, натягивающего через голову вещь, которая ему не принадлежит. — Ты действительно сортируешь свою одежду на церковную и не? — сокрушенно спрашивает Марко. — А ты не знал? — Нет, — фыркает Марко. — Я вот просто ношу вещь, пока она не испачкается или не порвется, а потом беру новую. — И что же тебя заставило хапнуть мою церковную рубаху? — недовольно бурчит Роберт. — Ну, половина моих грязная, я уже отправил белье тетке Ребекке (спасибо тебе за те розы, что смогли растопить ее каменное сердце), а другая половина порвана, а за это стоит благодарить непослушного коня по кличке Шторм. — Как насчет того, чтобы зашить? — Было бы здорово, если бы ты мог… — скалится Марко. — Я имел в виду, если бы ты сделал это для себя, — стонет Роберт. Марко подносит ворот серой сорочки к носу и нюхает. — Почему… почему это пахнет… Что это, какие-то странные цветы? — Травы, — толкует Роберт. — Я положил их в свой ящик с одеждой. Марко выглядит сбитым с толку. — Зачем? — Я читал, что они отпугивают платяную моль, плюс одежда потом приятно пахнет. — Приятно?! В ней я чувствую себя, как на кладбище! — Никто тебя не обязывает, — хлопает глазами Роберт. — Отдай обратно и носи свои вонючие. — Мои рубашки не воняют! — досадливо огрызается Марко. — Когда ты днями напролет работаешь в конюшне? Конечно, нет, — взрывается смехом Роберт, но резко останавливается, испуганно глядя на Марко. — Ты же не пойдешь в этом в конюшню?.. — Куда еще? Сегодня не воскресенье. — Нет! Снимай! — вопит Роберт и пытается стянуть с Марко свою сорочку. — Я должен что-то надеть! — пыхтя, сопротивляется Марко. — Надень скатерть. Или шторы. Пойди голым, мне все равно. Но не трогай это. Марко скулит, строя Роберту кошачьи глазки, но никакого эффекта это не дает. Затем он велит: — Раздевайся. Роберт смотрит на него, как на сумасшедшего: — Что? — Я сказал, раздевайся, детка. — повторяет Марко и замечает, как непроизвольно дергается уголок губ у Леви. — Марко, но у нас работа… — Да рубашку сними, — вздыхает Марко, закатывая глаза. — Меняю твою драгоценную церковную на ту, что на тебе, идет? Если тебе, конечно, не противно. Если сможешь позволить мне, вонючке, облачиться в нее. Роберт избавляется от светло-голубой сорочки и спешно раздевает Марко, которого, кажется, сильно задели его слова. — Эй, — зовет его Левандовски, но Марко избегает смотреть ему в глаза. Похоже, его слова его задели, хоть он и не имел никакого злого умысла. — Я же пошутил, — уверяет он, трясь носом о лебединую шею. — Мне… мне очень нравится твой запах, — честно признается он и глубоко и жадно вдыхает. — Твоих волос, кожи… А Марко ничуть не возражает, он начинает медленно теребить короткие темные пряди волос Роберта, пока брюнет наслаждается тонким ароматом его кожи, исходящий от них запах мыла ласкает его обоняние, Роберт резко отлипает от нежной розовой шеи, затем приподнимает Марко за подбородок, тянет к себе и мокро шепчет: — Но особенно, губ. Мужчина соединяет их дыхания воедино, облизывает чужие вишневые губы, послушно раскрывающиеся ему навстречу, и вводит язык в горячий рот, начиная всячески хозяйничать в нем. — А-а-х-х… — не выдерживая, стонет Марко, цепляясь пальцами в чужую спину. С трудом и против воли завершив долгий, самозабвенный поцелуй, парни отлипают друг от друга. Они одеваются и насколько минут смотрят друг на друга, глупо улыбаясь. — Так намного лучше, — радостно заявляет Марко. — Почему лучше? — Эта не пахнет кладбищем, — поясняет Марко, беря в руки ворот. — Она пахнет тобой.