***
Всё выходит лучше, чем Минджи ожидала. Конрад хоть и был отвратителен в роли Ромео, но успешно терялся на фоне таланта Юхён и остальных актёров и актрис. Джию всё ещё хотелось сбросить на его голову мешок с песком, но эти мысли пропадали сразу после появления Джульетты или Меркуцио. – Приятно видеть, что наши декорация – не худшая часть. – Ничто не может быть дерьмовее игры Конрада. – Наверное, мы должны поблагодарить его, – пожимает плечами Бора. – Хотя… нахуй его! – Нахуй! – Соглашается Минджи. Они коротают время, разглядывая лица гостей. Гордые родители, уставшие учителя, заинтересованная комиссия – для Минджи их образы расплываются в пустое чёрное нечто, кляксой растекающееся по красным бархатным стульям. Голоса и музыка сливаются в бесконечный белый шум. Боль пульсирует на нитях шрамов, становясь всё сильнее. Джию снова хочется спрятаться, закрыться, пройтись по коже лезвием. Они почти видят, как кровь стекает с ран на грязный пол, смешивается с пылью, запекаясь в отвратительную массу. И ей хочется смеяться, потому что это, кажется, – единственное, на что она способна. Не борьба, – бегство. Она такая же, как родители, – беспомощная перед огромным миром, потерянная и одинокая. Минджи не хочет драться, пытаться выстоять, выпрямив спину, гордо взглянуть в лицо проблемам. Нет, ей нравится убегать, теряясь в бесконечных коридорах ненависти к самой себе, порезах. Раз за разом, засыпая, она представляет, как умирает, и улыбка появляется на её губах. «Если бы не ты, Ши», – думает Ким, улыбаясь сестре. – «Это стоило того?». – Эй, Тео? – М? – Минджи лениво приподнимает один уголок губ. – Не хочешь устроить ночёвку у меня дома? У меня скачено куча фильмов, но я терпеть не могу смотреть их одна. – Да, звучит круто. Девочки идут с нами? – Конечно. Дальше, – по моей идее, – оргия. – О… ладно, тогда я захвачу перчатки, – она оглядывает оркестровую яму, сцену. – Много перчаток.***
Пьеса заканчивается овациями, но Бора успевает утащить Минджи за сцену до того, как преподавательница вытащит их для финального поклона. Они бегут по коридору, держась за руки, словно влюблённые придурки, и смех вырывается из груди Джию. – Хорошо, – выдыхает она, когда они останавливаются у выхода из школы. – У тебя классные лёгкие. – Лучший комплимент, который мне говорили, – из последних сил смеётся Бора. – Ну, бесполезная лесбиянка, что ты собираешься делать с мисс Святошей? – А я должна что-то делать? – Ну, она, очевидно, тебе нравится, и я подумала, что ты хочешь… – Я хочу, но мы говорим о мисс Святоше. Насколько плохо с моей стороны будет просто разрушить всю её жизнь? Это для меня это просто хороший вечер с красивой девушкой, а для неё… когда ты всю жизнь верил в Бога, сложно будет смириться с мыслью, что ты такой же, как и те, кого ты презирал. – Не знаю, мне бы было плевать, – пожимает плечами Бора. – Теперь я беспокоюсь о Шиён. – Твоя сестра милая, Тео. Мисс Святоша жуткая. И Шиён нравится мне, так что… не бойся за неё. Мои чувства такие же чистые, как… что-то чистое. – Хорошо, что не ты была сценаристкой. – Тогда пьеса была бы лучше, чем эта нудятина, – снова смеётся Бора. Они стоят, прислонившись спиной к стене, наблюдая, как проносятся за окнами снежинки. Бора протягивает ей сигарету, щёлкает зажигалкой, и лёгкие наполняются сладковатым ароматом яблочного табака. Их могут поймать, но Минджи плевать. Она вдыхает никотин полной грудью снова и снова, почти утопая в этом запахе, пока где-то за спинами громко играет торжественная музыка. – Почему мне кажется, будто мы плохие люди, Минджи? – Потому что так и есть? – Пожимает плечами Джию. – По крайней мере, если говорить обо мне. – Ну, я заставила своих родителей бросит хорошую квартиру и престижную работу и переехать в маленький ад на Земле, так что… меня это тоже касается. – По крайней мере, мы не одиноки. Теперь. – Это лучшая часть, – кивает Бора. – Приятно было встретить тебя. – Взаимно. Так… мы друзья, да? – Мы партнёры, – она поднимает руку, чтобы слабо ударить по руки Минджи. – Типа Бонни и Клайда. – Нет, это слишком большое клише. Может… Одри Хепберн и Питер О'Тул из «Как украсть миллион»? – Отлично! Особенно, если в конце мы всё-таки украдём миллион. – Обязательно, Тео. Они докуривают сигарету, когда громкую музыку прорезает голос одного из актёров: – Эй, вы должны быть на сцене. – И… хорошее время закончилось. Уже идём!***
Минджи не удивляется, когда видит, что на сцене стоит Минхо Ким. Его рука лежит на плече дочери, чуть сжимая, пока он читает речь о том, как горд, что пончик Луис сумел найти у учеников чувство прекрасного. Джию только качает головой, всем видом показывая, что не хочет быть здесь, и устраивается рядом с Донги. Взгляд Юхён останавливается на ней, и на бледных щеках выступает очаровательный румянец. Минджи знает, что им следует перестать вести себя так на людях, но… ей просто плевать. Она смотрит пристально, стремясь запомнить, как сидит на Юхён платье, цвет её кожи и выражение лица. Ей хочется выжечь его на подкорке мозга, чтобы в любой момент вспоминать и жаждать так же сильно, как и сейчас. Джию чувствует себя влюблённой дурой, цепляющей за последнюю надежду, но ей нравится. Никогда она не чувствовала себя настолько живой, как сейчас, когда её чувства потоками раскалённой лавы превращали все её внутренности в пепел. Глупо, но где-то там, – в глубине её души, – всё ещё живёт надежда на то, что ей можно любить, что несмотря на всю мерзость, она сможет найти того, кто протянет руки, обнимет, вытащит. Того, кто полюбит её просто за то, что она есть. «Такое возможно?» – Думает Минджи, проводя языком по нижней губе. Взгляд Юхён цепляется за это движение, и она повторяет его. Жар снова наполняет тело Джию. – «И как можно быть такой красивой?». Минджи больно, но для неё это почти естественно. Она может напрячь все силы, чтобы вспомнить, когда была счастлива, но это бесполезно. Пальцы снова опускаются на шрамы, скрытые тканью толстовки, и Юхён хмурится. «Всё в порядке», – врёт Минджи, выдавливая из себя улыбку. – «Я не умру, пока Гахён не уедет отсюда. У меня ещё много времени. К сожалению».