***
Когда Минджи заканчивает пробежку, воздух густой и тяжёлый, а все остальные девочки почти лежат на холодном паркете, пока мышцы сводит от усталости. Для того, кто себя ненавидит, она в удивительно хорошей форме, - даже пресс есть. Донги выглядит внушительнее, у неё сильные руки, но Джию более гибкая. Если Дон скала, - непоколебимая, крепкая, устойчивая, - то Ким волна, которая, врезаясь в неё, рассыпается на миллиарды брызг. Может, поэтому они дружат? Минджи нужен человек, который будет держать её на земле. – Сучки пялятся на тебя, – шипит Хань, взглядом указывая на забитые чирлидершами трибуны. Минджи знает, в чём дело. Сегодня она без лонгслива, – только в майке с эмблемой команды, – и её шрамы, – длинные и тонкие, – розовеют на коже, проходят по ней бороздами, привлекают внимания. Джию к ним привыкла. Конечно, всё ещё побаливают, но это не идёт ни в какое сравнение с тем, как ноет, разрываясь на части, её психика. – Скоро я сойду с ума, Донги, – улыбается Ким. – Не говори так. Ты будешь в порядке. Минджи хочет соврать, сказать, что да, будет, чтобы Дон не переживала, но это неправильно. – Не буду. Никогда не буду. – Жизнь, конечно, херня, но это не стоит… не стоит… не стоит этого, - она кивает на шрамы. – Есть хорошие моменты, верно? – Вы, – кивает Минджи. – Ну, тогда я точно от тебя не отстану. Алкоголичка. – Депрессивная сука, – беззлобно отвечает Джию. – Ладно, безногие, подтирайте слюни и бежим ещё пять кругом. Если кто-то упадёт по дороге, поднимать не будем, а затопчем на месте. Вперёд!***
Минджи держится столько, сколько может, прежде чем снова проваливается в Бездну, которая распахивает руки, словно рада её видеть. Она сидит на лестнице, деля с Борой и Донги тонкую сигарету, пока Юбин рассказывает о планах на выходные, и старается улыбаться, но её сердце бьётся как ненормальное. Джию уверена, что умрёт. Сейчас она встанет, покачнётся и просто завалится на пол, разбив голову. Или даже не успеет встать. Она пытается дышать чаще, но получается только слегка приоткрыть рот, выпустив облако бледно-серого дыма. Это сводит с ума, но Ким привыкла. Она лет с тринадцати знала, что сойдёт с ума. Минджи казалось, она закончит так же, как и Берта Рочестер, – в комнате на верхнем этаже собственного дома, оставленная всеми ради их же блага. Достойный конец на самом деле. Там у неё не будет и шанса причинить вред другим людям, и она наконец дойдёт до пика ненависти к себе. И тогда… Джию не знаю, что тогда, но уверена, что жизнь станет ещё отвратительней. Конечно, можно было бы выбрать Энни Уилкс и запереть в своём доме какого-нибудь несчастного писателя, но его нужно будет пытать, а Минджи не хочет причинять боль никому, кроме себя. – Тео? – Бора мягко касается её плеча. – Ты в порядке? – Хочу газировки. – У меня есть… – Хочу вишнёвую! – Прерывает её Джию, вскакивая с места. Ей просто нужно сбежать, пока они не увидели, как всё плохо, не полезли с расспросами. Мило, что они беспокоятся, они хорошие друзья, но сейчас Минджи нужна тишина. Ей бы поплакать, уткнувшись лицом в подушку, как девочки-подростки из сериалов двухтысячных, но рядом нет ни кровати, ни подушки, ни даже чьего-нибудь плеча. Джию и на рельсы легла бы, но железной дороги тоже нет. И что за мерзкий город? Даже повторить судьбу Анны Карениной нельзя. Она заходит в туалет, выплёскивая на лицо горсть холодной воды, пока сердце колотится как бешеное. Взгляд снова скользит по шрамам. В двенадцать смерть была слишком жуткой, чтобы думать о неё, а в тринадцать Минджи начала звать её. Что такого случилось за год? Она выросла? Поняла, что мир чёртова помойка и такому мусору, как она, лучше утилизировать себя самой, пока до неё не доберутся люди более жестокие? Или… Минджи помнит, что в тот год много плакала о маме, но затем чувства будто просто исчезли, и она начала улыбаться. Это было проще, чем плакать, – достаточно было поднять уголки губ, чтобы все поверили, что она в порядке, и Джию начала отвечать так на все вопросы. Чувства вернулись через год или два, но привычка улыбаться осталась. – Джию? Ким вздрагивает, автоматически натягивая на губы ухмылочку. Юхён стоит в паре шагов, прекрасная, как обычно, и смотрит с сожалением и болью. Так, будто понимает, что Минджи чувствует. Но как она может понимать? Откуда она может знать, как болит сердце, когда воспоминания о чём-то хорошем, – том, что больше не повторится, – разрывает мозг изнутри, а затем прыгает на его останках, смешивая с грязью. Откуда ей вообще знать каково это – терять? – Уйди, пожалуйста. – Я просто хочу узнать, как ты. Ты дрожишь. – Я, блять, в порядке! – Минджи… Джию хочет оттолкнуть её, но это же Юхён, и она, кажется, искренне беспокоиться. Может, Минджи и сука, но она не собирается ломать кого-то, кроме себя. – Просто поговори со мной. – О чём? Перестань вести себя так, будто тебе есть до меня дело! – Но… мне есть, Минджи. – Нет… нет… ты… тебе жаль меня, вот и всё. Вот, как это работает. Тебе кажется, что я тебе нравлюсь, но на деле всё это твоя пресловутая «христианская» жалость, которая требует, чтобы вы спасали даже тех, кто это не хочет. Думаешь, попадёшь в рай, если меня вытащишь? Но ты, блять, не вытащишь! Слышишь меня, Ким?! У тебя не получится… – Минджи, тебя трясёт. Позволь мне… – Нет! – Она бьёт Юхён по рукам, отходя к кабинкам. – Не трогай меня! Минджи не замечает, в какой момент в туалет врываются Донги и Бора. Она помнит только то, как чьи-то тёплые руки обхватывают её плечи, уводя в коридор, пока Юбин гораздо громче, чем обычно, требует от Юхён отстать от них. Ким пытается спорить, но Юбин просто вели ей заткнуться. – Ты опять это делаешь, – говорит Ли, почти рыча от злости. – Сколько ещё раз тебе нужно влезть в чужие дела, чтобы понять, что это нихрена не на пользу?! – Но я… это не то, что… я просто хочу помочь. – Поможешь, если перестанешь вмешиваться в дела, которые тебя не касаются. – Хватит, Юбин, – кажется, это Бора. – Нам нужно дать ей попить. Есть в этой школе хоть одно тихое место?***
Истерика заканчивается так же быстро, как и начинается, и спустя всего десять минут Минджи чувствует себя лучше. Она даже пытается закурить, но Дон забирает из рук пачку. Шиён нет, – у неё очередная репетиция, – и Джию кажется, будто ей впервые повезло. Ши не нужно было видеть, как она трясётся на полу библиотеки. – Ни слова Шиён. – Да, мы поняли, – кивает Юбин. – Но ты должна пообещать, что с Юхён покончено. Я не хочу как-то влезать в твои дела, но общение с ней до хорошего никогда не доводит. Она сломает тебя. – Нельзя сломать то, что уже мертво внутри, – смеётся Минджи. – Я серьёзно. – Я просто хочу… – Не связывайся с ней, – повторяет Юбин. – Никогда. Даже если она будет звонить посреди ночи. Она тебя не любит. Ей просто нужно затащить тебя в церковь, чтобы её чокнутый отец попытался затянуть тебя в секту или отправить в лагерь для геев. Понимаешь меня, Минджи? Не надо. Не рискуй. – Да… как скажешь. Джию надеется, что Юбин не слишком верит её словам, потому что… если есть что-то, что может причинить боль, Минджи никогда не убежит.