Regardless...

"Мне одиноко"... Эта фраза омежки не покидает мысли Хëнджина. Казалось бы, он старается изо всех сил. Старается быть рядом с юношей едва ли не каждую свободную минуту. Утешает... Что имел ввиду Феликс? Что пытался сказать? Может ли быть, что омежка боится встречи своего защитника с Риком? Но если так, то... Многочисленные вопросы и нескончаемые сомнения рушат последнюю надежду на их совместную спокойную жизнь. Хëнджин ворочается в постели, тщетно пытаясь уснуть. Если он такой ничтожный и не способен заслужить доверие даже своего возлюбленного, как может быть уверен в правильности своих действий? Почему вообще решил, что поступает верно? Феликс тихонько вошкается и упирается ладошкой ему в поясницу, бурча что-то во сне. Альфа реагирует незамедлительно: обернувшись, долгое время наблюдает за ним с улыбкой, поправляя пряди серебристой чëлки. При свете Луны она действительно отливает серебристым блеском, что делает юношу ещё более похожим на маленькое чудо. Он такой невинный. Когда улыбается, и когда грустит, и когда по очаровательным веснушкам на его бледных щеках стекают дорожки отчаянных слëз, чему Хëнджин готов противостоять весь остаток своей ничтожной преступной жизни. Ручки нежные и тёплые. Мафиози чувствует это, осторожно взяв их собственными. Ранки на передавленных запястьях почти зажили, но кожа в тех местах, где были закреплены металлические наручники, шероховатая. Придвинувшись чуть ближе к юноше, Хëнджин касается веснушчатого носика осторожным поцелуем, и, вдохнув поглубже убаюкивающий аромат сладкой ванили, возвращает голову на подушку. Проснувшись, Феликс смотрит на их переплетённые пальцы с улыбкой, но лечь поближе к сопящему мафиози не решается. Шторы на окнах спальни Хëнджина тёмные, плотные, и достают длиной до паркета, но альфа любит оставлять между ними небольшую щель, дабы солнечные лучи, хоть немного, но всё же пробивались внутрь и помогали его пробуждению. Этим утром их воздействие на мафиози безрезультатно, но омежка просыпается, словно чувствуя призыв природы к началу нового, возможно изнурительного дня. Изнурительного, потому как ещё прошлым вечером, пока они с Хëнджином наслаждались горячим шоколадом перед сном, сидя в гостиной с тёплым камином, у мерцающей ели, Феликс решил: он будет заниматься делом, а не сидеть сложа руки в ожидании лучших времён. Все вокруг делают что-то, все так или иначе заботятся о его состоянии. В конце концов, мафиози тратит на него кучу драгоценного времени и денег на дорогостоящие подарки. Не может же он проживать в этом роскошном, полном служащих Хëнджину людей особняке, будучи вечно больным нахлебником. Течка закончилась, и теперь их с мафиози общение не должно осложняться злыми играми бестолковых гормонов. А значит, омежка может находиться рядом с Хëнджином, наводя порядок в его спальне, или же поливая комнатные цветы в миниатюрных горшочках, что расставлены на подоконниках огромных окон коридоров особняка, пока альфа будет неспешно прогуливаться по ним, повествуя о жизнях европейских художников конца восемнадцатого века... Решив не терять времени, Феликс осторожно выбирается из под одеяла и на цыпочках, едва заметно уходит из комнаты. **** — Вот какой ты хитрец. — подтрунивает друга Чимин, старательно намыливая ему плечи и спину. — С господином спишь. — Перестань... Омежка смущается, старательно пряча порозовевшие щеки, но Паку не нужно видеть. Он всё замечает и понимает без слов. Суровые годы, прожитые в слепом подчинении и робком молчании, при выполнении поручений покорного "омеги на побегушках" не прошли для Чимина бесследно. Он всегда был чутким и внимательным. От него ничего не спрячешь. Его не обманешь. Но Феликс и не хочет обманывать. Телохранитель близок ему, как никто другой. Всегда выслушает, утешит... В нелёгкие для них обоих времена Чимин не оставлял его ни на день. Залечивал раны, кормил с ложки, точно ребёнка, когда измученный, исхудалый в следствие сильного стресса юноша не мог не то чтобы самостоятельно принимать пищу, но даже просто уверенно вставать на ноги. Чимин подбадривал. Неустанно повторял, что всё наладится. Однажды всё встанет на круги своя, образуется. Чимин собирал его отчаянные слезы ладонями и утешал перед сном. Кажется, ближе такого друга может быть только родная мать, но даже от неё Феликс не получал такого количества тепла и заботы. — Ладно тебе. Я просто шучу. — Чимин? — М? Закрой глаза, волосы намылю. — Могу я спросить? — В чём дело? — Как думаешь... Я могу, ну... Нравиться...? — Господину Хëнджину? Омежка поджимает губы, боясь произнести имя альфы вслух. Обхватывает себя за худые плечи и замолкает, давая другу понять, что не скажет большего. — Думаю, можешь. — говорит Чимин с улыбкой, старательно массируя виски и затылок юноши с большим количеством шампуня. — Ты же такой красивый. И пахнешь вкусно. — Не напоминать о запахе... Не надо. — Да перестань. Всё позади. Господин не тронет – слишком беспокоится о тебе. Похлопав друга по щекам в знак окончания процедур, телохранитель уходит из ванной комнаты, оставляя Феликса наедине со своими мыслями. Слишком беспокоится... Ему не раз доводилось слышать, что беспокоятся только о тех, кто дорог. Если Хëнджин так переживает за его состояние, что даже на осмотр к доктору не позволил идти в одиночку... Возможно ли?... Хотя, если верить рассказам Чонгука, у великодушного мафиози нет никого, кроме безумного старшего брата и, с недавних пор, его, Феликса, о ком Хëнджин решил заботиться, и кого взял под свою защиту, чего никогда не случалось прежде. Матери Хëнджина давно не было в живых, а встретить истинную любовь ему так и не довелось. После окончания колледжа альфа уехал из отцовского дома и на отданные последним средства занялся постройкой собственных карьеры и имений, коих было несколько на случай слежки со стороны противников, в разных городах и странах. Как бы там ни было, всё же Хëнджин один из сыновей легендарного мафиози, успешный и богатый, а потому завистников у него всегда будет достаточно. Мафиози никогда не любил праздники. Устраивать все эти шумные и кажущиеся такими значимыми события в доме Хвана старшего было не принято. Более того, он презирал всеобщее веселье. И это, пусть отчасти, но все-таки передалось Хëнджину. Но если так, почему он устроил такой грандиозный праздник для него? Для жалкого некрасивого омеги... Что может Феликс дать этому странному, но такому доброму и нежному альфе взамен? Короткий стук в дверь. Очередное разрешение войти внутрь. Омежка не двигается с места, встречая Хëнджина беспокойной улыбкой. — Доброе утро. Чимин сказал, ты уже принял душ, и я могу обработать твои увечья. — Доброе утро... Как... Как тебе спалось? — Спокойно, так же, как тебе. Хëнджин улыбается и проходит к туалетному столику, чтобы взять тюбик заживляющей мази. Феликс поначалу не предпринимает каких-либо действий. Нервно пробегается глазами по фигуре альфы сверху вниз несколько раз. Сжимает пальчиками край махрового халата. — Не бойся. — Нет, я... Я не боюсь, я...верить тебе. Сев на постель, юноша ловко приспускает ткань, открывая вид на выпирающие лопатки и помеченные синяками плечи. — Сейчас. Немного нагрею, чтобы не было холодно. Хëнджин держит тюбик в руке несколько минут, пока омежка терпеливо ждёт, усевшись на одеяле по-турецки, повернувшись к нему спиной. Тишина, нарушаемая лишь их дыханием и, кажется, громким стуком неспокойного сердца юноши, позволяет забыться. Думая каждый о чём-то своём, тайном, неизвестном и сокровенном, они забывают о нескончаемых тревогах, о том, почему находятся здесь, в этой маленькой, но такой уютной комнате, наедине друг с другом. Феликс прикрывает глаза, как только тёплые, немного шершавые ладони начинают гладить его костлявые плечи. Осторожно и медленно. Слегка сжимают кожу, заставляя вздрагивать от наслаждения лёгким дискомфортом. — Тшшш. Тебе на пользу. Кровь нужно разгонять. — шепчет мафиози на ушко, переходя на острые лопатки. — Так приятно... — Знаю. Расслабься. Хëнджин с осторожностью надавливает на основание шеи. Массирует впадинки в районах ключиц, после так же осторожно сжимает хрупкие плечи вновь. — Я тебя вылечу, Ликс. Ты поправишься, и все твои раны заживут. — Какая разница, если... Я...некрасивый... — Зачем ты так говоришь? — Я уродливый. — Нет. Вовсе нет. Повернись ко мне. Взяв за дрожащий подбородок, мафиози обращает расстроенный взгляд юноши на себя. — Феликс... Я не встречал никого, кто был бы хоть наполовину так же прекрасен, как ты. — Правда? — Правда. И я всё сделаю ради твоего выздоровления. Вот. Клятва на мизинце, смотри. Меня этому... отец научил. Означает, что я не смогу нарушить своего слова касательно твоей судьбы. А ты – слова касательно меня. — Но... Я ничего не сказать. — Просто пообещай, что будешь любить себя таким, какой ты есть. Красивым и очаровательным. — Что значит "очаровательным"? — Это... Это то, каким тебя вижу я. — И каким ты...видишь меня? Феликс замирает, когда альфа подвигается к нему ближе. Медленно, с осторожностью. Боясь спугнуть этот момент, он зажмуривается, прижавшись к мускулистой груди. — Хрупким и нежным. Таким, которого хочется беречь от всего плохого, понимаешь? — Да... Наверное, понимаю. Альфа окутывает тёплыми объятиями, и юноша затихает, сжав пальчиками воротник фирменной, идеально выглаженной рубашки, игнорируя соблюдение личного пространства. — Прости, я... — Ничего. Мне приятно. — П...Приятно? — Можешь прикасаться ко мне когда хочешь, если это помогает тебе успокоиться. — Спасибо... Очень помогает. Феликс жмётся к нему ещё ближе. Осторожно, боясь разозлить, трётся щекой о крепкое плечо. Почему-то Хëнджин не отталкивает. Почему-то не спешит оставить его, намереваясь как можно скорее заняться решением собственных проблем и, наверняка, важных вопросов семейного бизнеса... Хëнджин прижимает к себе, успокаивая тревожное сердце юноши словами поддержки. Они сидят так, обнимая друг друга, на время позабыв о лечении, не обращая внимания на вопросы ждущего у дверей телохранителя "У вас всё в порядке, господин?", "Сказать им подавать завтрак?". — Скажи мне, если чего-то хочешь. — почти шёпотом произносит Хëнджин, добравшись до тюбика с лекарством. — Нет-нет, сиди. Всё хорошо. Прохладная мазь неприятно холодит изувеченную кожу, но каждый её участок тут же согревается от прикосновений горячих ладоней. Хëнджин водит шероховатым пальцем по каждому рубцу, каждой иссиня-зеленой отметине, символизирующей жестокость оставившего их мафиози. Бережно растирает мазь, не причиняя даже малейшей боли. — Я могу помочь. — вдруг произносит омежка, уткнувшись носиком ему в шею. Так осторожно и неуверенно, что Хëнджин вновь начинает беспокоиться, обняв крепче. — Ангел, тебе нужно — Я знаю, у тебя много дел... Я хочу помочь. Делать что-нибудь полезное для...тебя. — Твоя помощь в выздоровлении. — Но... Джин, я — Это не обсуждается. Ты не должен ставить себя на место прислуги. И не обязан ничем угождать мне. Ты рождён для большего. Поверь, я сделаю всё возможное, чтобы дни твоего прибывания здесь не казались тебе бесполезными. Хочешь, прямо сегодня найдём подходящего хореографа? Или учителя по музыке. — Джин, я хочу... Я хочу, но... Я не могу без тебя. Слёзы пропитывают ткань дорогой рубашки. Хëнджин роняет лекарство, возвращая к себе всё внимание юноши. Обхватив покрасневшие щёки, собирает солёные дорожки, заглядывая в глаза с тревогой. — Я тебя не оставлю. Ты не будешь один, клянусь. Никто не причинит тебе вреда. Больше никогда, слышишь? — Джин... — Никогда. — повторяет альфа, прикоснувшись к серебристой чёлке собственной. — И никто, Ликс. — Джин, я... — Я не дам тебя в обиду. Прошу, верь мне. — Я верю... Я... Джин Фраза омежки остаётся недосказанной. В коридоре раздаётся злобное рычание Чонгука, звон разбитого стекла и громкий визг кухарки, по всей видимости, принёсшей завтрак на серебряном подносе. — Сиди здесь. — коротко бросает мафиози, вернув спущенный халат на худые плечи, после чего кидается к двери комнаты. Феликс съёживается от страха, прислушиваясь к каждому звуку. **** — Отвечай! — Господин... — Отвечай, откуда в еде яд! — яростный рык Хёнджина разносится эхом по всему этажу особняка. Он удерживает ополоумевшую от испуга девушку, что неустанно повторяет о своей непричастности. — Я сказал, отвечай! — Господин, я ничего туда не подливала... Господин, прошу вас. — Кто?! Кто мог это сделать?! — Мой господин... — Чонгук, обыскать особняк. Обыскать каждый угол. Никому не выходить за его пределы, пока я не найду предателя. Выяснить, когда были повреждены камеры, и кто находился на кухне в тот момент. — Слушаюсь, господин. — Не дай бог, этот человек нашёл способ связаться с Риком. Как найдёте – в камеру его, и сразу сообщи мне. — Да, господин. — Феликса в мою комнату, как только переоденется. — Слушаюсь. — Чонгук коротко кланяется и, не теряя ни минуты, мчится на коридору к парадной лестнице дома. — А ты убери здесь. Пусть выбросят все приготовленные блюда. — злобно кидает мафиози служанке, удаляясь в направлении своего рабочего кабинета. **** [ флэшбэк ] Девушка в строгой, чёрного цвета форме из классической юбки, строгого пиджака и галстука поверх белоснежной рубашки, стоящая за стойкой администрации, неторопливо перебирает копии документов заселённых в отель туристов. Её глаза немного слипаются от усталости. Рабочая смена подходит к концу. Часы показывают пол второго ночи. Короткий сигнал, оповещающий о приходе нового посетителя. Отчётливый стук каблуков по мраморному полу холла отеля. — Время позднее. Мы не заселяем после Сотрудница не успевает договорить, как на стойку перед ней опускается тень подошедшего. Она поднимает настороженный взгляд и теряется окончательно. Высокий, худощавый молодой человек в смокинге, окружённый свитой из двух суровых юношей. Глаза человека полны уверенности. Взгляд кажется таким пристальным, что пальцы, крепко сжимающие очередную копию документа, начинают подрагивать. Длинные чёрные волосы спадают на глаза. Весь его вид не внушает доверия. Но молодой человек, словно уловив её настроение, демонстрирует полицейский ордер, вытащив его из кармана пиджака. — Мы работаем под прикрытием. — произносит мужчина неприятным сухим голосом. — Разыскиваем человека, представляющего собой угрозу для мирного населения ведением нелегального бизнеса. — Простите, но мы тщательно проверяем документы всех заселившихся и наличие у них судимости. — Его ещё не судили. Вот, взгляните. — молодой человек протягивает ей фотографию весьма симпатичного парня с белоснежными волосами, что стоит на фоне какой-то незнакомой ей, но явно дорогостоящей картины. — Этот человек появлялся в вашем отеле за последние несколько дней? — Нет, господин. Я здесь работаю всего пару недель, но... Даже похожих на него не было. — Посмотрите внимательнее. — Нет, правда не знаю, господин. — Может встречали где-то на улице, в этом округе? Мотание головой, и молодой человек спешно удаляется из здания, не удосужив девушку даже благодарственным словом. — Мы найдём его, господин. Он не может быть далеко. — Я начинаю подозревать, что мы ищем не в том направлении. — резко произносит мафиози, со злобой пнув стоящую у крыльца урну, в результате чего та опрокидывается, и всё её содержимое оказывается на тротуаре. — Сволочь! — Едем, мой господин? — Едем. Пока мне не захотелось пристрелить кого-нибудь. — Господин, прошу, будьте тише. Не стоит привлекать излишнее внимание. — Излишнее внимание? На улице ночь, чёрт тебя дери... Едем. У меня на примете есть еще одно место. [ конец флэшбэка ] **** — Джин. Он хочет убить меня? — Не думаю. Всё будет хорошо, не бойся. Я не позволю ему добраться до тебя. Альфа злится. Очень злится. И хоть пытается принимать невозмутимый вид, выкуривая сигарету у приоткрытого окна, это чувствуется. Его аура тяжелеет с каждой минутой серьёзных раздумий. Запах усиливается, но не по желанной омежкой причине. Не зная, как лучше вести себя в сложившейся ситуации, Феликс решает осмотреть спальню мафиози подробнее, дабы не мешать. Ведь когда он был здесь впервые, находился в состоянии сильного потрясения, и мало что удалось запомнить. А во второй раз была уже поздняя ночь. — Поживёшь в моей комнате, пока подосланного не разыщут. — Хорошо... Я... Я не против. Оставив окурок в пепельнице, Хëнджин приближается к нему, обходя просторную постель. Не сводит взгляда, даже когда оказывается совсем близко. Юноша теряется, прижимается спиной к книжным полкам и хватается за край одной из них, боясь даже дышать от волнения, когда бледную кожу обдаёт горячим дыханием. — Прости, что напугал. Снова... Сильные руки осторожно обвивают хрупкую талию и медленно притягивают к себе. Альфа опускает голову ему на плечо, уткнувшись кончиком носа в серебристые пряди затылка. — Ты не напугал, я... Джин, мне спокойно сейчас... Очень спокойно с тобой. — признаётся юноша, наслаждаясь теплом объятий. Никто и никогда не обнимал его настолько трепетно. В какой-то момент становится неописуемо хорошо и, на самом деле, спокойно. Спокойно от того, что Хëнджин здесь. Он рядом, и ему не угрожает опасность. — Если б только можно было, ангел... Я бы всё отдал, чтобы повернуть время вспять и предотвратить случившееся. Не позволил бы Рику причинить тебе вред... **** Вред? Слишком простое слово для описания всего, что омежке удалось пережить. Боль, унижения, страх. Разбитое сердце... Хëнджин ненавидит брата. Злится на себя за то, что позволил ему зверствовать над несчастным юношей. Допустил, что беспомощному омежке пришлось терпеть жестокость безумного родственника, подчиняться его воле, позволяя унижать себя и свои достоинства, коих в нём не счесть. Феликс прекрасен. У него искреннее доброе сердце. Его улыбка, такая редкая, но до безумия красивая, подобна яркому лучику весеннего солнца. А его смех, кажется, пробуждает внутри самого Хëнджина жизнь, помогая давно усопшим цветам радости в его сердце зацвести вновь. Плевать, что тогда они не знали о существовании друг друга. Всё равно, что Феликс и Рик... Больше брат не услышит об омежке. Ни за что, не при каких условиях не подойдёт к нему даже на шаг. Хëнджин не позволит этому случиться. Он готов на всё. Готов пройти каждый из кругов злосчастного ада, искупляя вину за совершенные проступки... Только бы его любимый больше никогда в жизни не испытывал тех страданий. — Джин, смотри! Смотри! — Феликс подпрыгивает от радости, указывая ему пальчиком на торговые лавки с причудливыми деревянными сувенирами и огненно-красными фонарями. Хватает его за руку и тянет за собой. — Давай посмотрим? Пожалуйста. — Ты уже ведёшь меня туда. — замечает альфа, послушно следуя за ним. Кажется, будто лицезрение детских кукол и причудливых деревянных фигурок зверей делает юношу счастливее. Он улыбается, смеётся и просит Хëнджина посмотреть на тот или иной предмет, выбирая те, что больше по душе ему самому. И Хëнджин смотрит. Только не на причудливые игрушки и яркие фонари. Он любуется его улыбкой, очаровательными веснушками, и ещё крепче сжимает маленькую, спрятанную в белой перчатке ладошку собственной. — Если хочешь, я куплю их все. — проговаривает мафиози, игнорируя восторженный возглас продавца. — Нет-нет. Нельзя все. Это же для детей. Они должны радоваться. — А если мы купим все и отправим их в дом для сирот? — Ты правда сделать это? — Правда. — Так здорово! Юноша прыгает ему на шею. Смеётся ещё звонче прежнего, обнимая, а после, не успевает Хëнджин отдать распоряжения насчёт купленного товара, мчится в самый центр толпы на площади, заслышав уличных музыкантов. — Феликс! Вот адрес, куда отправить игрушки. А фонари заберёт мой менеджер. Ангел, подожди! Мафиози кидается в шумную толпу пришедших на сельскую ярмарку зевак, выискивая глазами исчезнувшую фигурку любимого, в то время как идущий за ними следом Чимин просит своих помощников отнести купленные фонари в машину. — Феликс! Хёнджин оглядывается в панике, не видя его. Аромат ванили притупляется запахами свежей рыбы, горячей выпечки, пропаренного риса и всего остального, что только можно найти на прилавках весенней ярмарки. — Ангел! — Джин, я здесь! Омежка возникает позади него. Весь покрасневший и запыхавшийся. — Не убегай. Боюсь тебя потерять. — Прости, я... Там такая музыка! Ты должен послушать. Идём! Трое юношей и девушка, беты, одетые в традиционные японские наряды, развлекают любителей фольклора игрой на народных музыкальных инструментах. Ласкающий слух свист флейты сопровождается завораживающим танцем. Яркое одеяние приковывает взгляд. Феликс улыбается от восторга, не переставая наблюдать, пока альфа бережно окутывает своим пальто, обнимает хрупкую талию. Прижав к себе, опускает голову на серебристую макушку и закрывает глаза от наслаждения. Но наслаждается он не столько музыкой, сколько ощущением близости с ним. — Нравится? — Очень. — Не холодно? — Нет. С тобой хорошо. Феликс зажмуривается в улыбке, прижавшись щекой к его груди, и осторожно трётся о водолазку, пропитывая плотную ткань смесью ароматов спелой ванили и душистых роз. Когда выступление заканчивается, они подходят к ларьку с уличной едой, в компании Чимина. Остальные телохранители смешиваются с толпой, разведывая обстановку. — Что хочешь? Выбирай. — То же, что и ты. — Нет, ты выбираешь. Давай. — Хм... Это. — омежка указывает на миниатюрные булочки из разноцветной рисовой муки. — Они пахнут вкусно. — Хорошо. Чимин, а ты что будешь? — Нет-нет, господин. Я не голоден. — Не стоит мучить себя голодом на службе. Первое правило каждого телохранителя. Выбирай, а то Чонгук на меня разозлится, если узнает, что ты ничего не ел весь день. — Да он... Извините. Да, господин. **** Заключённый в камеру, некогда покорный телохранитель Рика, злобно усмехается, отплевываясь от горячей крови. Упирается затылком в бетонную стену, не сводя глаз с Чонгука. — Отвечай, урод... Отвечай! — в ярости Чон ударяет юношу в лицо снова и снова, хватает за ворот перепачканной рубашки. — Я ничего тебе не скажу. — Задушу... — Давай. Думаешь, испугал? Мне нужен твой босс, неудачник. А у него, по всей видимости, есть дела поинтереснее. — Заткнись. — А что, не так? Вьётся возле шлюхи господина, как преданная лайка. — Я сказал, заткнись! Чонгук рявкает, швыряя предателя в решётку камеры. Тот падает на пол, ударившись затылком, но продолжает смеяться, подразнивая взбешенного телохранителя. — Ты как шавка. Даже яд вынюхиваешь. Хах... Похоже, младший брат господина ещё больший псих. — Да как же ты... — Чонгук, оставь это. Не стоит тратить на него свои нервы. — Господин. Вы вернулись? Всё благополучно? — Иди. Твоя работа на сегодня закончена. — Слушаюсь. Чонгук уходит из камеры. Дождавшись, когда эхо его шагов стихнет, Хëнджин выуживает из кармана наручники и пристёгивает предателя к решётке. — Даже пристегнул... Будто бы я мог сбежать. Повсюду твои никчемные ищейки. Расставлены по углам, как солдатики в детской войнушке. — Зубоскаль дальше. Это не для того, чтобы удерживать тебя. — замечает Хëнджин, приблизившись к разбитому лицу. — А для того, чтобы мне было удобнее. Замахнувшись наспех выхваченным из кармана ножом-бабочкой, мафиози вонзает его в бедро юноши. Оглушенный крик разносится по всему подвальному помещению особняка. — Говори, кто тебя подослал. Говори, откуда в моём доме яд! — Хëнджин издаёт громкий рык ярости, прокручивая нож вспять. — Нет... — Нет? Остро заточенное лезвие пронзает ступню, и тишину камеры пронзает очередной вопль боли. — Говори, или я превращу тебя в инвалида. — Ты... — Говори. — Ты никогда не победишь его... — Говори! — альфа хватает предателя за горло, поднеся лезвие к заплывшему глазу. — Никогда... Мафиози ведёт лезвием по искалеченной щеке. Острое лезвие разрезает кожу, и юноша просит его остановиться. — Ты покусился на жизнь моего омеги... Я не убью тебя, но сделаю всё, чтобы ты никогда больше не появлялся в списке новобранцев. Мафиози замахивается снова, но не успевает нанести удар. Предатель выкрикивает ему в лицо то, что в этой жизни Хëнджин ожидал услышать меньше всего. Если точнее, не ожидал вовсе. Нож остаётся в занесённом над целью положении. Альфа смотрит на изуродованное лицо предателя широко раскрытыми глазами. Издав яростный рык, отшвыривает нож в сторону и, приказав охранникам запереть юношу, стремительно покидает помещение подвала. **** — Обманул... Он обманул меня! В ярости Хëнджин ударяет по стене. Его злобное рычание разносится по всему коридору этажа. Не находя себе места от переполняющей душу ярости он мечется от стены до стены, тщательно продумывая услышанное. Аура вокруг становится слишком напряжённой. Телохранитель терпеливо ждёт указаний, опустив взгляд в покрытый ковровой дорожкой пол, не решаясь на попытки утешить господина бессмысленными фразами. — Рик обманул меня. Всё это ложь! Он не убивал дочь Севера, он с ним заодно. Хочет избавиться от меня. Я... Я никак не думал, что глава Севера настолько — Господин, господин, Феликс! Спохватившийся Чонгук ловко стягивает окровавленные перчатки с ладоней мафиози и удаляется по коридору, стараясь остаться незамеченным. — Ангел... Ты что тут делаешь? — Я хотел пойти с тобой. Зажечь фонарики... Хочу вместе. Альфа берёт его за руки, заглядывает в глаза чрезмерно напуганным взглядом. Омежка улавливает его настроение, но не поддаётся панике. Улыбается, осторожно забрав свисающую белоснежную прядь за ухо мафиози, и зовёт за собой. Нежность его действий, красота улыбки и едва уловимая сладость природного запаха словно обволакивают разум. Альфа делает глубокий вдох, отвлекаясь от всех, тревожащих секундами ранее мыслей. Он идёт следом за Феликсом, позабыв о ненавистном брате и его коварных россказнях. **** Крупные белоснежные хлопья кружатся в воздухе, неспешно опускаясь на продрогшую землю. Оседая на пушистой макушке юноши, они придают его серебристым волосам ещё большего блеска, попадая под яркий свет уличного фонаря. Феликс сосредоточен. Подвешивая яркий огненно-красный шар на колокольчик у запасного крыльца дома, он улыбается, кажется, самой довольной улыбкой, позволяя угрюмому альфе крепко держать замёрзшую ладошку. Такую маленькую и нежную... Он – олицетворение невинности. Точно ребёнок, радующийся каждому мнимому чуду, будь-то подарок, сладость или внимание... Он видит прекрасное в мелочах. Ценит каждое действие влюблённого мафиози, о чём свидетельствуют его нескончаемые благодарности, пропитанный искренним блеском, невероятно красивый взгляд смеющихся глаз и яркая улыбка. Такая же яркая, как и фонарь, что они зажигают вместе, стоя под тихим снегопадом, наслаждаясь вечерним спокойствием. Если днём по двору имения туда-сюда снуют хлопотливые дворники, счищающие снег с жёлтых дорожек широкими лопатами, а садовники облагораживают замёрзшие клумбы, то сейчас, кроме них двоих, здесь нет ни души. Так тихо и...непередаваемо спокойно. — Ещё один день, который мы прожили вместе. — вдруг произносит омежка, посмотрев на него с улыбкой. Хëнджин теряется. Как ему поступить? Что сказать ждущему ответа юноше, когда собственное сердце, кажется, вот вот сойдёт с ума от переполняющих его чувств? — Феликс, я... — Всё...в порядке? — Я должен кое-что сказать. Волнение. Злость на брата. Желание оберегать Феликса ценой собственной жизни. Хёнджину хочется зарычать от безысходности. Любимый прямо здесь, перед ним. Ждёт его уверенной фразы и действий, но... Ничтожный мафиози не в силах признаться. Да и разве он имеет на это право? Разве может обрекать своего единственного, чьи доброе сердце и беззащитность обезоруживают, стоит только Хëнджину оказаться рядом с ним, на вечное заточение в стенах собственного дома? — Феликс, я преступник. — говорит мафиози, подняв на юношу посерьёзневший взгляд. — Я сотворил не мало ужасных поступков, убивал людей. Иногда мне кажется, что я ни чем не хуже Рика, от которого так хочу защитить тебя. Не только от него... Я бы хотел защитить тебя от всего мира, но это значило бы для тебя жизнь в неволе, под моим постоянным присмотром. Знаю, тебе такое не по душе. И никому не понравилось бы. Но я желаю для тебя лучшего. Омежка подходит к нему ближе. Кладёт замёрзшие руки на мускулистые плечи. От его улыбки не осталось и следа... Он изучает лицо мафиози, сосредоточившись, слушает внимательно. Длинные ресницы подрагивают от лёгкого морозного ветра. — Если быть рядом означает держать тебя взаперти... Недосказанная фраза растворяется в едва различимом завывании начавшейся вьюги. Альфа прикрывает глаза, когда побледневшие дрожащие губы осторожно касаются его собственных. — Значит, я буду жить взаперти. Буду счастлив под твоим постоянным при... — Присмотром. — Да... — Феликс... — Ты любить меня? После того, что сделал... — Люблю. — шепчет мафиози, притянув омежку поближе, как только их губы находят друг друга вновь. Ветер стихает. Снежные тучи уступают место на чёрном небосводе редким, но ярким звёздам. Снегопад прекращается. Прислонившись спиной к дубовой двери особняка, юный мафиози согревает замёрзшие щёки возлюбленного горячим дыханием. Обнимает и прячет хрупкого омежку от мороза ночи в распахнутом пальто, прерываясь от долгожданных поцелуев.