Чёрно-белое и рыжее

Наступил понедельник, и это означало, что следующим утром Дане предстояло вернуться к учебе и к становящимся все более тщетными поискам сестры. Малдер, несмотря на пока незажившие ссадины и синяки, уже мог самостоятельно позаботиться о себе. Однако времени, чтобы поделиться одолевавшими его мыслями, оставалось мало. — Дана, я думал о твоих… ммм… финансовых затруднениях. И у меня появилась идея. Сидя на диване, она хихикала над очередной серией «Эббот и Костелло» , но после этих слов все свое внимание направила на Малдера. Благодаря его заступничеству перед мистером Мёрфи, ей больше не грозило немедленное выселение, но не сто́ило забывать о том, что не за горами следующий месяц, за который тоже нужно будет платить. — У меня есть новая цветная пленка, — продолжал Малдер, — которую я хотел бы опробовать. А у тебя такие… эээ… поразительно яркие волосы… И я подумал… — он нервно прикусил губу. — Что? — Не волнуйся, тебе не придется обнажаться, — торопливо добавил он. — И вообще снимать одежду. Ты знаешь, кто такая Сьюзи Паркер ? — Знаю. Но она профессионал, а я никогда не работала моделью. Одно дело сниматься неглиже — покупатели таких фотографий едва ли вообще замечают лица, но… — Поверь мне, Дана, мужчины будут платить только за то, чтобы смотреть на твое лицо! — пылко возразил Малдер, отчаянно пытаясь убедить ее в том, что для него самого было неопровержимым фактом. *** Она вышла из спальни, обернутая в мягкое одеяло. Ткань полностью скрывала тело, оставляя взгляду лишь скобки обнаженных ключиц цвета слоновой кости, сужавшихся у тонкого горла, где, словно опрокинутые звёзды, гнездилось несколько маленьких родинок. Пока она готовилась, он как мог прибрал в гостиной. Лёгкая подставка, увенчанная софтбоксом , согревала пространство матовым сливочным светом. Заметив вошедшую Дану, Малдер отвернулся к кухонному столу, заваленному ворохом разнообразных приспособлений для камеры. Казалось, он специально давал ей время устроиться, прежде чем повернуться обратно. У Даны не было причин беспокоиться о своей добродетели: начиная работать, Малдер полностью отдавался процессу, становясь одним целым с камерой. Лишь иногда отпускал краткие указания: «повернись к свету», «подбородок ниже», но бо́льшую часть времени ей оставалось просто лежать на диване в то время как он кружил вокруг нее точно спутник. Только раз, когда Малдер наклонился, чтобы убрать упавшую ей на лицо прядь волос, и слегка коснулся пальцами бледной щеки, у Даны перехватило дыхание. Но он быстро отдернул руку и вновь спрятался за фотоаппарат, возобновив свой грациозный танец, сопровождаемый сухими ритмичными щелчками затвора. Прошло по меньшей мере полчаса прежде чем его движения и интенсивность звуков работающей камеры замедлились. Взглянув на Малдера, Дана подумала, что он похож на ныряльщика, возвращающегося с глубин на поверхность. С камерой в руках Малдер преображался до неузнаваемости, но сейчас его жесты снова стали скованными и неловкими, а речь — отрывистой. — Эээ… Дана… не хочу тебя расстраивать, но… — неуверенно прозвучал его голос. «Вот оно», — пронеслось у нее в голове. Он собирался попросить ее раздеться, чтобы сделать несколько пикантных снимков. Все время, пока она находилась в его квартире, Малдер оставался безукоризненным джентльменом, но после этих слов Дана ощутила горечь, словно была введена в заблуждение. Ее руки начали медленно стягивать одеяло, открывая взору простой черный лифчик, но Малдер резко вытянул вперёд свободную ладонь в протестующем жесте. — Нет! Нет, Дана. Я совершенно серьезно говорил, что тебе не придется обнажаться. Ты прекрасна и без этого. Я просто пытался найти способ попросить тебя представить на минутку, что прямо сейчас в мою дверь входит твоя сестра. На большинстве снимков твое лицо задумчивое, почти торжественное. Это очень красиво, но мне бы хотелось сделать несколько… радостных фотографий. Поняв, что неправильно истолковала его намерения, Дана зарделась от смущения, но затем вздернула подбородок, глядя на ведущую от входных дверей лестницу. Перед глазами возникла Саманта. Элегантная, властная, импульсивная Саманта, врывающаяся в эту комнату с бесконечными историями на устах. Саманта, вальсирующая по жизни на крыльях воображения. Черты Даны смягчились, губы изогнулись в мягкой задумчивой улыбке. Затвор щёлкнул, и все было окончено. *** Буйство золотисто-рыжих кудрей, свободно ниспадаюших от ее приподнятого кверху лица. Глаза цвета глубин океана, глядящие в камеру из-под вопросительно изогнутых бровей. Словно манящий таинственным светом китайский фонарик, она излучала нечто одновременно нежное и мудрое как вечность.