The Light

      Начальник стражи повернул голову, услышав шаги, и прекрасно увидел высокий силуэт в знакомом плаще, чей золотой узор красиво поблескивал при свете луны. Он тут же поднялся и быстро пошел за ним. Силуэт быстрым шагом преодолевал изогнутые улочки. Ветер трепал ткань, и наконец Йохан увидел то, о чем ему толковали уже двое. Ткань и правда полностью скрывала своего хозяина. Не понять даже было, девочка или мальчик перед ним идет. Очень интересный фасон был у этого плаща. Это словно многослойная накидка. Не такая как у него — немного замороченная. Основная часть представляла из себя длинную черную ткань, где сантиметра три от краев шла тонкая золотая линия, и прикрывала всю большую часть силуэта, по самые щиколотки. Верхняя же часть служила похожей накидкой, только покороче и оканчивалась на уровне начала пальцев рук. Капюшон же, который накрывал голову, брал свое начало откуда-то из внутренней части, и за счет своего объема и длины, скрывал лицо так, чтобы было ничего не разглядеть, как бы не пытался.       На другой стороне города Кейз стоял около стены, за которой была кузня, и смотрел на пустые лавочки. Такая тишина стояла в округе. Даже птиц не слыхать. Острые тени от стены и бродящих по ней стражников создавали сильный контраст. Черные тени на белом снегу сильно резали взгляд. Мальчишка прекрасно видел тень, которая появилась прямо перед ним. И обернутся-то нельзя. Наверняка кто-то из старших блюдёт за его работой.        Он медленно опустил вторую ногу на снег, перестав стоять как цапля. Подошва второго осеннего сапожка совсем промерзла за все два часа, пока он тут стоял. А ему ведь еще час стоять. Пока он одевался, ему и в голову прийти не могло, что он не выстоит так долго смену потому что ноги отмерзнут, а не потому что здоровье не позволит. — Вы опять начинаете! — послышалось эхо крика Димиреста.       Кейз все же обернулся, но никого на стене уже не было. Он с опаской наклонился, высунувшись в проход, который вел с площади до кладбища и дальше свои тонкие тропки. Силуэт в своем широком плаще тем временем быстро пересекал стену, на которой не было не одного стражника. Все слетелись посмотреть на драку и шумиху. Мягко спрыгнув сначала на бочки, а затем и на снег, силуэт сделал несколько шагов к стражнику, что стоял спиной к нему, в своих дурацких разных сапогах и не очень опрятной форме. Вроде бы все подходит.       Изящная рука с синей кожей вытянула из-под ткани кинжал, грозно сверкнувший золотым лезвием при лунном свете. — А ну стоять! — Вскрикнул Йохан, заметивший что у носителя плаща было оружие.       На крик брата обернулся и Кейз, за что моментально поплатился. Острое эльфийское лезвие вонзилось в горло. Ноги у несчастного стражника подкосились. Рука выдернула кинжал лезвием к себе, распоров несчастному глотку. Густая кровь закапала на пол. Силуэт тут же бросился бежать.       Замерзший на перепутье Йохан даже растерялся. Он видел, что одного из его бедолаг прирезали, и казалось, ему еще можно успеть оказать помощь. Но тогда он упустит убийцу, за которым тянулся след из крови. Через несколько секунд, он понял, что выбора как такового у него не было. Еще одного умершего ему простят, а вот упущение убийцы уже нет. Он тут же бросился бежать за убийцей, перескочив умирающего. Убийца несся впереди, придерживая капюшон, и специально скользя по теням. Город для него был преимуществом. Разбежавшись, убийца ловко подскочил на ящиках, и быстро забрался на стену. Йохану даже стало немного дурно, и он просто надеялся, что ему показалось, что у беглеца были довольно изящные ручонки данмера. — Вернон, лови его!       Обернувшийся на вскрик заместитель тут же присмотрелся, по несущемуся по стене чужаку. Делать нечего. Пора. Пора бежать.       Он сорвался с места, быстро побежав за убийцей по верхнему ярусу городских стен, пока Йохан бежал внизу, внимательно следя за тем, куда повернет это чудовище. Но вот силуэт, взмахнув руками, оттолкнулся обеими ногами, и перескочил на стены, обступившие Квартал Серых со всех сторон. Пробежав по доскам, перекинутым между крышами и стеной, он тут же пнул их в сторону, отрезав тем самым Димиресту быстрый путь, и едва не зашибив замершего на внутренней части улицы Йохана.       Сматерившись, Вернон побежал в обход. Но вот силуэт откинул один из люков на старой крыше, и нырнул внутрь здания. Заместитель не растерялся, тут же крикнув вниз. — Йохан, у Садри!       Начальник быстро побежал по лестнице, перескакивая через несколько ступеней сразу, и, тут же толкнул дверь в магазинчик. Закрыто. Недолго думая, он ударил ногой около замка, выбив дверь, и заскочив внутрь, прислушался. Слышались быстрые шаги по верхнему ярусу домика. Йохан поднялся по лесенке, и замер, видя стоящего в конце комнатки убийцу. Он видел длинную руку, вытянутую в сторону. Этот золотой клинок. Идеальный плащ с золотым украшением. Ошибки быть не может. Перед ним был убийца. — Стой, нет смысла больше бежать. Сдайся, и я постараюсь выпросить у ярла поблажки чтобы он тебя не казнил. — Попытался сторговаться Бейкерсфелд, сделав шаг вперед, но силуэт моментально отшагнул от него. — Мы оба понимаем, что мне не уйти живой с этого города. — Послышался приятный женский голос. Йохан замер. Это та самая девица данмерша, которая читала проповеди не так давно. Теперь ему точно нельзя ее упустить — иначе Буревестник его просто казнит. — Проповедница, кто твой хозяин? — Тут же спросил начальник, аккуратно разведя руки по сторонам, показывая, что он был безоружен, и снова попытался сделать шаг, но данмерша опять отшагнула. — У меня нет хозяев. — Гордо сказала стоящая. — У меня хватает силы забрать свою свободу из рук чудовища, отравляющего город. Я не первый день тут живу. Я знаю с какой силы надо дернуть эту руку, чтобы медведь ослабил хватку. — Я тоже не рад ему, но, послушай, не надо больше бежать. Давай договоримся.       Девушка расхохоталась, и тут же спрятала обе руки, сделав шаг назад, просто исчезнув из вида. Йохан быстро подбежал к тому месту, где стоял убийца. Тут был люк, ведущий в какие-то коридоры. Он даже не знал, что тут такое бывает. Неужели все домишки тут связаны такими потайными люками и дверцами? Тяжело им дальше будет: убийцы есть преимущество — город на его стороне. Йохан же знал каждую улочку, каждый дом и на лица всех горожан. Но что пряталось во многих домах так и было для него загадкой. Он нырнул следом. Шумно свалился на этаж ниже и оказался в небольшом коридорчике, выйдя в который, он оказался на верхнем этаже клуба «Новый Гнисис». Спустившись вниз, осторожно прошел мимо работяг с порта, которые в шоке проводили начальника стражи взглядом. Йохан же внимательно осматривал сидящих. Нет, тут не было девочек данмерш. Он вышел на улицу и столкнулся с ошарашенным Вероном, кратко констатировав, что он тоже упустил убийцу. Заместителю все что и осталось, так это развести руками. Кажется, за всей этой погоней, они даже и забыли, что были вечными врагами уже больше двадцати с лишним лет. — Не может же быть такого, чтобы чувак просто шел, шел, и пропал в никуда. Он же прям где-то стоит, а мы его не видим. Мы его прям упускаем — не растворился же он! — Протараторил Вернон, пытаясь отдышаться. — Бесполезно. — Тихо сказал Йохан, закинув голову, и рассматривая домики данмеров, — И это был не он, а она. И она местная. Знает куда заскочить и где выскочить. Явно не первое десятилетие живет в городе. — Блять, Буревестник же, когда вернется, отрубит голову нам. — Не могу не согласиться, господин Димирест. — Хмуро буркнул Йохан, и опустил голову. — Ему плевать, что мы упустили убийцу. Я узнал этот голос. Это была Проповедница. Мы ее упустили. Это еще хуже. — Так это была она?! — Да. Сомнений быть не может. Тот же голос, та же накидка.       Они вдвоем молча переглянулись. Вокруг них не было ни одной живой души. Вернон задумчиво почесал затылок, и тихо предложил: — Может не будем ему говорить, что это была Проповедница?       Йохан перевел взгляд на заместителя, поджав губы. Он хотел бы. Но не может. Моментально все поняв по взгляду своего дальнего родственника, Димирест лишь махнул рукой на него. С ним каши не сваришь. Завтра сам же будет стоять перед ярлом, и молится всем существующим богам всех рас, чтобы ярл его не казнил за криворукость. Зато умрет, зная что всегда говорил полную правду. Димирест никогда не понимал этого. — Надо посмотреть что там с тем несчастным, что попался под ее клинок. Я просто надеюсь, что он выжил, иначе эта ночь точно нас похоронит.       Они вдвоем быстро вернулись на нужный пятачок, где уже собралась стража. Снова этот озноб. Йохан остановился около стенки, и поднял взгляд на Димиреста, который в шоке раскрыл рот, приблизившись к телу, с которого уже сняли шлем. — Бейкерсфелд, не смотри туда.       Йохан мягко отодвинул в сторону стражницу и встал около тела. Под светом двух лун, в луже крови, что растопила весь снег до самых камней, лежало тело с порезанной глоткой. Лицо, искаженное печатью ужаса, смотрело голубым глазом на звездное небо. Старая потрепанная форма. Разные сапоги на ногах. — Нет, только не ты.       Начальник стражи рухнул на колени, и опустил руки в лужу крови, смотря на тело. Это было тело его младшего брата. Собравшиеся стражники лишь тихо перешептывались. Один из них покопошился в своих документах, и открыл нужный бланк. Димирест, выпрямив спину, осмотрел тело, описывая его стоящему рядом. Бедолага едва успевал скользить пером по бумаге, выводя все приметы, все особенности, которые замечал острый взгляд специалиста, увидевшего уже приличную гору трупов за свою работу в Виндхельме. Этот город никогда не отличался спокойной жизнью. — Записывай, — послышался голос Димиреста, — Кейз Бейкерсфелд, время смерти три тринадцать.       Йохан поднял голову от брата, мягко закрыв ему глаз, и посмотрел на стену. Все тот же силуэт в дорогой плащанице. Сейчас ему было плевать. Опустив голову обратно, он уткнулся лбом в плечо брата. — Мой маленький Кейз…       Утренние лучи солнца в скоре прогнали тьму с замерзших улиц. Много народа вернулось домой через распахнутые главные ворота. Братья Бури снова вернулись победителями. Горожане шумно приветствовали защитников территорий, что отбили у империи Фолкрит. Пока толпа ликовала, забрасывая победителей комплиментами, главнокомандующие вдвоем проехали по самому дальнему кругу до Дворца, ведя своих лошадей шагом.       Спрыгнув с лошади, Галмар отвел своего вороного коня в сторону, пропустив вперед кобылку. Буревестник остановился во дворе, и, едва успел спрыгнуть со спины своей Бергльёт, как дверь во внутренний дворик распахнулась. — О, кто-то очень хочет нам радостные новости сообщить, аж тапки теряет. — с ухмылкой сказал Галмар, увидев Йорлефа, быстро прошедшего до них, — ну, выкладывай, поймали, наконец, Проповедницу?       Йорлейф раскрыл уже было рот, и, посмотрев на Буревестника, тут же его закрыл, шумно выдохнув. Поняв по его реакции, что новости будут не такими хорошими, как хотелось Галмару ярл нахмурился, жестом показав помолчать, а сам спросил: — Что случилось? — Вам лучше самим все увидеть. Но если кратко — еще одно убийство. — Блять, как непослушные дети. Нельзя одних дома оставить на пару дней — сами поубиваются и других убьют. — Усмехнулся Галмар, быстро идя за Ульфриком.       Они прошлись по дворцу, и спустились вниз, в мертвецкую, где были слышны тихие разговоры. Это обслуживающий персонал разговаривал о насущих вещах. Йорлейф быстро и торопливо шагал впереди. Они все втроем остановились у стола, на котором лежало накрытое тело. Напротив них, совершенно поникнувший, стоял Бейкерсфелд. Ульфрик нахмурился, и спросил максимально серьезным тоном, походя на злого отца: — Что случилось?       Йохан лишь отрешенно посмотрел на него. Ухватившись за край полотна, он откинул его. Ульфрик с Галмаром посмотрели на лежащего перед ними мальчишку, и тут же подняли глаза на начальника стражи. — Это был мой брат. — Что-то известно? — Тут же спросил Галмар, — Только не говорите, что опять никто ничего не видел.       Йохан промолчал, смотря на тело. Из-за колонны вышел Вернон, и, встав по левую сторону от начальника, кратко отчитался, обмахиваясь заполненным бланком с данными убитого: — Вчера Проповедница снова объявилась. В этот раз без взывания к свету. Бейкерсфелд погнался за ней. Именно когда это чудовище замахнулось, он его окрикнул. Напугал, видимо. — Вот это дури в этом чудовище. — Галмар аккуратно наклонился к телу, и посмотрел на развороченную шею. — Это же надо было так махнуть… — Что было потом? — Спросил Ульфрик, недовольно сложив руки на груди. — Вместо того, чтобы помочь бедняге, Йохан поднялся за убийцей. — Продолжил рассказ Димирест, — Потом она заскочила на верхние стены города, где уже я погнался за ней. — Короче можно? — В нетерпении спросил Галмар. — Что там с этой сукой. — Мы ее упустили. — Отрешенно сказал Йохан и тут же дополнил, — Я ее упустил.       Ульфрик злобно посмотрел на начальника стражи, и, раздраженно ударив по каменной плите. Галмар, не ожидавший этого, даже едва заметно вздрогнул. Военачальник лишь пожал плечами, не став ничего говорить. Сейчас ярл им и так все выскажет. — Мне что, блять, надо лично в этом разбираться? — Со злобой спросил Буревестник сквозь зубы, — Вы вдвоем мне предлагаете остановить войну, заключить еще один конкордат только уже с талморцами и имперцами, и ловить какую-то никчемную данмершу лично, которую вы в собственном городе поймать не можете? Она за собой уже не мало трупов оставила — уж можно было хоть как-то начать работать?! — Он сорвался на крик, — Безрукие дети! Такой сворой не поймать одну чертову хромоногую девку!       Вернон, пораженный громким голосом ярла, да еще и тем, что он был злой, решил попытаться защититься, тут же парировав нападки: — Мы еще вчера заметили то, что скорее всего она местная. Она великолепно ориентируется в городе. Знает где куда и что выходит. Знает где пробежать быстрее и куда заскочить. — Ты вот сейчас вообще не помогаешь себе. — Рассмеялся Галмар, решив на всякий случай отойти от Буревестника на несколько шагов в стороночку. Чтобы не забрызгало. — Ты вот если бы этого не сказал, то так и стоял бы в говне по щиколотку. Как только договорил, уже оказался по пояс в этом всем.       Ульфрик лишь со злобой сказал, смотря в карие глаза Йохана: — Это тебе будет расплата за твою работу. Я тебе предлагал поймать убийцу раньше. Это еще невелика цена.       Йохан тут же сжал руки в кулаки, и серьезно ответил на грубость: — Это был мой брат, ради которого я вообще решился переступить порог этого города, и Вы, уважаемый ярл Буревестник, говорите, что это «невелика цена»?! — Да. Может быть это заставит тебя поторопится и найти эту суку. Неужели тебе было плевать, когда перед тобой заливались родственники всех тех, кого она в прошлый раз резала? Теперь ты на их месте. Ты разбудил эту чуму, и ты виноват в этой горе трупов. — Ярл указал на тело, — Это твоя расплата.       В шоке раскрыв рот, Йохан побледнел. Настолько острое осуждение он получил впервые за свою работу здесь. Буревестник же развернулся и ушел. Поднявшись наверх, встал в командном зале, и, выдернув красный флаг, воткнул в герб Фолкрита синий. Да, так было лучше. Но вот только легче не стало.       Склонившись над картой, ярл расстроено и шумно выдохнул воздух. Он терял контроль над городом, пока был занят войной. Он не хотел этого признавать, но кажется, Бейкерсфелд был прав — этим пользуются все, кто хотят. Собираясь с мыслями, он задумался над тем, что ему стоит делать. Он, со злости, наговорил лишнего, но наговорил правды. И извинения за свои слова он *никогда* не приносил. Пройдясь по комнате, он перебирал в руке флажок, думая о чем-то своем.       Спустя какое-то время в проходе в командный центр встал Йохан. Он уже оделся, видимо, готовясь уйти со дворца, но все же решил сказать пару слов вдогонку. — Можно?       Ярл кивнул, стоя лицом к большим окнам, через которые лился солнечный свет. Сложив руки на груди, Буревестник медленно развернулся, и пошел до начальника стражи. На нем лица не было. Видимо, это выведет его очень надолго из строя. — Я по поводу вашего задания. — Тихо сказал Йохан, уткнув взгляд в одну точку, — мне доложили, что Астрид вчера покинула город. И да, раньше чем убийство было. Скорее всего у нее тут есть несколько подконтрольных ей людей, и скорее всего она просто проверяла их работу.       Кратко кивнув, Ульфрик сбавил серьезный тон, и сказал: — Бейкерсфелд, если надо, я дам тебе день, край два, оклематься. Но ты нужен мне тут. — Как там Фолкрит? — сквозь зубы спросил стоящий, и поднял взгляд, — Как там ваша война? — Он наш. — Кратко сказал ярл, — И я снова пропущу от тебя грубость мимо. Сейчас ты не в себе. Иди домой и просто успокойся. Отпусти это. Его уже не вернешь. Но зато ты еще успеешь искупить свою вину и поймать убийцу.       Йохан молча поджал губы, и отрицательно покачал головой. Он просто не верил в то, что слышал. Буревестник все ниже опускался в его глазах. Мерзкий грубый человек, который преследует только свои идеалы. Ему плевать на жертвы, плевать на людей. Он никого не слушает. Никто ему не авторитет. И при этом он все равно никогда не будет крайним. Никогда не признает своей вины. Никогда не отступит. Ему надо прямо сейчас. Не важно сколько людей погибнет. Не важно какой ценой он возьмет желаемое. Он готов похоронить все, но выдернуть победу.       Бейкерсфелду не хотелось больше в этом участвовать. Прямо сейчас он принял решение — если он раньше осторожно вел подпольную войну с ярлом, то смерть брата стала последней каплей. Он не собирается больше подчиняться, и заставлять других делать тоже самое. Если Буревестнику так хочется повоевать — он готов поддержать мятежный город против слабого ярла. — Мне нужна эта девка. И ты должен мне ее притащить. — Громко сказал ярл, выдернув его от пагубных мыслей. — Мое расследование зашло в тупик. — Признался Йохан, остановив взгляд на топоре ярла. — Все показания указывали мне на одного. Но увиденное этой ночью спутало все карты. Это правда была Проповедница. Знаете, что я могу точно вам сказать, ярл Ульфрик? — Он посмотрел ему в глаза едва сдержавшись, чтобы не послать его куда подальше. Шумно выдохнул, и прошептал, — убийц в вашем городе не одна, а две. И оба особо опасны. И Проповедницу стоит ловить не потому, что она обозвала вас плохим ярлом и все ей поверили. А потому что она пользуется этим, и опускает вас ниже в глазах горожан, доказывая на деле свои слова.       Он развернулся и ушел, оставив Буревестника в смешанных чувствах. Прошел до дома, и, захлопнув дверь, рухнул около давно погасшего камина, приняв решение больше никуда не идти. Его расследование окончено. Эти побеги больше его не касаются.       В разгар дня по городу раздался звонкий детский смех. Детишки были очень рады выпавшему снегу, который был очень липкий, и позволил им играться в снежки. Вот лавочники торговали своим товаром, перекрикивая друг друга. От ночного убийства к утру не осталось и следа. Снег все скрыл, а остальное прибрали. Только стража и приближенные к власти были в курсе об еще одном убийстве. На другой стороне от города, шли двое, тихо переговариваясь. Накинувшие свои дорогие плащи с капюшонами, Канет и Рулиндил медленно шли по бережку. — Где ты так научилась бегать, Золотая? — В детстве было мало развлечений. — Она сложила руки за спиной, медленно вышагивая по самой кромке воды, опустив голову. — Догонялки были одним из самых любимых приключений. Это позволяло узнать город с тех сторон, которые так никогда бы не нашел. — Она облизнула растрескавшиеся губы, и начала их обкусывать, снимая зубками кожу, раздирая все до крови, — Вчера, когда за мной гнались, ты же видел, как я исчезла. Так тот люк я еще в детстве нашла, просто провалившись в него. Если быть очень осторожным, то можно упасть прямо на несущие балки. Окажешься прямо над потолком. Если никто не задерет голову, услышав твой топот, там можно сидеть хоть всю вечность. — За что Галмар тебе руку отрубил? — Поинтересовался эмиссар, шагая с ней абсолютно синхронно. — Он думал, что это меня разговорит. Не получилось.       Канет остановилась, встав спиной к городу, и посмотрела на свои целые руки. Они опять начали трястись. Тонкие пальчики сияли шрамами. Даже дорогое колечко было на месте, поблескивая острыми гранями. Медленно сжав пальцы, резко разжала их. Белые следы проходили совсем медленно — руки очень сильно замерзли. — Это кольцо, которое тут появляется, откуда оно? — Эта иллюзия цепляется за последний год, когда у тебя была это конечность. Красивый сапфир. — Подарок. — Кратко сказала она, и медленно сняла капюшон. Рука снова стала уродливой. Канет выглядела совсем печальной. Мягко прибрав волосы, она тихо пояснила, — это кольцо последнее, что у меня осталось от родителей. Я его так давно не видела. — Ты знаешь где его искать? — Знаю. — Она повернулась и посмотрела на город. — Дворец Исграмора прячет в себе много тайн. Эта хранится там же.       Эльф задумчиво хмыкнул, и тоже перевел взгляд на бок. Ветерок едва-едва проходился вокруг, прогоняя дымку над водой. Тревожил седые волосы данмерши. Но, кажется, ей было плевать. Его внимательный взгляд остановился на ее израненном лице. Она выглядела очень жутко. Все эти шрамы, синяки и следы от чужих зубов. Жизнь над ней издевалась как могла. И ему до сих пор было не известно слишком много о ней. Хотя про некоторое он догадался. Как минимум почему она иногда хромала. Ему удалось заметить еще в юношестве, как дети, пока еще совсем маленькие, лишаются какой-то конечности, когда вырастают, почти не испытывают с этим проблем, в отличии от того, кто лишился конечности уже в зрелом возрасте. У Канет с той ногой, которая сейчас стояла по щиколотку в ледяной воде, явно не все хорошо. Но вот до какого момента, и за что ей это досталось — еще предстояло узнать. Не смотря на свое задание, ему было просто самому интересно с ней общаться. Хотя, конечно, за такую бездарную трату времени Эленвен его по голове не погладит. Он и так проспорил Анкано бутылку в том, что Братьям Бури не хватит сил выбить из рук Империи Фолкрит. Проваливать спор по поводу этой девчонки старшему по званию, господину Ондолемару, ему тем более не хотелось. — За что ты хочешь убить Буревестника? — Рулиндил остановился напротив нее, но свой капюшон снимать не стал. Все еще опасался, что его существование тут раскроют. — Есть причины, которые никогда не захочешь говорить в слух. Эта из таких. — Позволишь личный вопрос? — Он стоял задумчиво смотря на свою собеседницу, и любуясь ее чарующим взглядом. В ней было много прекрасного. Этот выразительный взгляд — ее великое преимущество — он был им просто очарован. Вторым преимуществом несомненно был голос. Тихий, таинственный. Манящий. Увидев, что Канет кивнула, смотря на него немного бегающим потерянным взглядом, задал вопрос, — Почему ты молчишь? Есть ли этому причина? — Причина всегда есть и для всего. — Хмыкнула стоящая, и кивнула, словно сама с этим согласившись, — Если ее тебе не озвучивают, тогда универсальной отмазкой является то, что это без причины. С молчанием так же. Оно затягивает молчащего как болотная трясина. Сначала ты не можешь говорить. А потом понимаешь, что если двое людей друг друга понимают, слова им не нужны. И говорить уже не хочется. — Такое же выражение говорил Буревестник, когда отправил свой топор ярлу Балгруфу в Вайтран. — Эльф опустил голову, явно растерявшись. — Мне почему-то кажется, что этот безголовый мятежник не просто так цепляется к тебе, а ты к нему. — Я же говорю, — Канет едва заметно улыбнулась, загадочно отведя взгляд, — причина всегда есть. Ее не может не быть. — Так почему именно молчание? Эти жесты… После чего это все получилось? — После того, как отец Ульфрика казнил моего отца. Тогда мне было очень больно. Я от него же потеряла мать за десять лет до этого. У меня больше никого не осталось. Мне было некому доверять. Все вокруг могут помочь, но они чужие. Был только один, кто мог помочь, но до него еще было не дотянутся. — В каком смысле?       Канет уже было открыла рот, но вдруг растерялась и растерянно покачала головой. Она не хотела ему говорить почему. Вдруг на ее лице появилась легкая ухмылка. Она вспомнила этот момент. Их первого знакомства. Не тот, когда они были друг другу врагами. Гораздо позже. Ведь на одном капкане и попытке убийства все не окончилось. Она закрыла глаза, не поднимая головы, погрузившись в мысли. Это было так приятно вспоминать. Как она завороженно изучала длинные коридоры дворца. Как играла с ним в догонялки, пока родителей не было. Как они сидели на подоконнике, и он, будущий ярл, выдавал все секреты своего города. Только бы задержать ее хоть на чуть-чуть. Он тогда не был чудовищем. Спустя месяц он взял с нее клятву, из-за которой она все это время молчит. Она же не взяла фамилию Буревестник. Так что врать она не привыкла. И обмен на сдерживание этой клятвы ей тогда очень понравился. Она помнит его как будто он был вчера ночью. Но нет. Это было больше тридцати лет назад. Тогда она первый раз его поцеловала. И потом не захотела отпускать. И именно тогда он сказал, что любит ее.       Вдруг очнувшись, Канет вздрогнула и резко подняла голову. Рулиндил задумчиво приподнял бровь, и сказал: — Ничего себе ты ушла в раздумья. У меня уже ноги успели отмерзнуть. Но я не стал тебя останавливать. — Он нахмурился, поправив капюшон так, чтобы снова полностью скрыться, и сказал, — если я все правильно понял, причины у тебя нет. — Когда она кивнула, слабо улыбнувшись, он лишь пожал плечами, — Мы не в посольстве, и в этом городе я не дознаватель. Как хочешь. — Есть люди, с которыми молчание воспринимается как тяжелая ноша. Знаешь, когда вдвоем остаешься с ним, и прям хочется говорить, потому что некомфортно. А есть те, с которыми можно годами не разговаривать, но продолжать сидеть в этой условной комнате в тишине, и она не напрягает, а обволакивает, обнимает как теплое шерстяное одеяло. Вот и все причины. Я хочу молчать так долго, чтобы от меня не ждали разговоров. Меня бесполезно водить на допросы — мои жесты могут иногда совсем не понять, если я этого захочу. Я молчу уже больше сорока лет. Общаюсь только в самых крайних случаях. Ведь слова мне не нужны. Они бесполезны. В них нет той красоты, которая есть в тишине. Молчание не просто так золото. И пустой шкаф падает громче всего. — Для того, чтобы стать самым великим оратором не обязательно быть громким. — Рулиндил кивнул, — Хорошая тактика. Мне нравится. — Он вдруг хмыкнул, и наклонился к ней, и осторожно отвел воротник рубашки в сторону. Еще один шрам, уродовавший серую кожу. Он уже насчитал больше десяти. — На тебе, кажется, вообще живого места нет. — Так и есть. Только иногда этих уродств больше, а иногда меньше. — Она отвела взгляд. — Поэтому прикасаться нельзя. Больно. Не только физически. — У меня есть один способ, как от этого избавится. — Он кивнул, и протянул руку, — Доверишься?       Канет задумалась, посмотрев на свою руку, и, накинув капюшон на голову, взяла его за руку. Эльф повел ее обратно в город, и, под неодобрительный взгляд постояльцев «Очага и Свечи», скрылся в своей небольшой комнатке. Канет задумалась, осмотревшись, и закрыла за собой дверь. Это была самая дорогая комната в городе, если не во всем Истмарке. Высокий свод крыши над головой. Большая, на вид даже мягкая кровать. Рядом еще теплый камин. Большой шкаф, комод, и несколько мягких кресел. Увидев, как тонкие пальцы талморца потянулись к одежде, Канет сделала шаг ближе к нему, и осторожно поинтересовалась: — Можно я?       Эльф кивнул, встав перед ней. Девушка облизнула еще раз губы, и, протянув к нему руки, развязала шнурки. Мягко провела пальцами по костлявым плечам, и скинула с него плащ. Рулиндил мягко улыбнулся, стоя перед ней в своем талморском одеянии с золотыми деталями.       Канет осторожно обошла его, внимательно разглядывая многочисленные мелкие детали. Протянув руку, расстегнула его пояс. Едва касаясь пальцами, отогнула в сторону ткань, и замерла, увидев оголенную кожу. Он наклонился к ней начав целовать. Гораздо увереннее сбросил с нее плащ и ловким жестом снял рубаху. Взору эльфийских глаз предстало изуродованное женское тело. Глубокий шрам на плече, который он залечивал. Синяки, ссадины, кровоподтеки, неправильно сросшиеся кости выпирали уродливыми горбиками через идеальную кожу. Канет же стянула с него одеяние, оставив его на полу. Склонив к девице голову, эмиссар протянул руку, но так и не коснулся. Едва слышно спросил: — Разрешишь прикоснуться?       Канет осторожно кивнула. Мягкие руки эльфа легли на голые плечи. Под обволакивающими теплыми нитями магии восстановления, тело перестало болеть. Медленно проходили синяки. Стало легче дышать, давно сломанное ребро встало на место. Девушка приоткрыла рот, сделав глубокий вдох, и улыбнулась, не почувствовав в первые за долгое время боли. — Ты все сможешь восстановить? — Нет, — Протянул он, сосредоточенно залечивая ее раны, — потерянные конечности я тебе не верну. Могу создать только иллюзию. Но и этого, я думаю, вполне достаточно. — Он хмыкнул, кратко глянув на ее лежащий на полу плащ, — Надо будет тебе с ногой тоже помочь. Лишним не будет. Ты слишком выделяешься среди граждан своими изъянами. Твою вторую личность стоит приравнять к среднестатистическому данмеру.       Канет кивнула, осматривая его. Тонкие пальцы эльфа расстегнули ремешок на ее поясе. Мягко подняв ее от пола, и, прижав к себе, уложил на кровать, нависнув сверху. Канет схватилась за него, жадно целуя.       Как же давно она об этом мечтала. Быть с тем в постели, с кем хочется.       Канет ближе к восходу солнца вышла из города, прихватив вознаграждение. Спрятавшись от ветра, медленно брела в своей теплой накидке, погруженная в свои мысли. Она давно не заходила к братьям, потом надо будет заглянуть.       Спрыгнув с ограждения, прошла мимо конюшен, мимо палатки каджитов, отправившись дальше по дорожке. С опаской покосилась на темный лес, в котором до сих пор была полная тьма. Остановившись, сняла портфельчик, и мягко села на колени перед водой. Зачерпнув воды, привычно умылась. Сегодня погода была ее любимая. Над водой стояла легкая дымка, а вокруг было достаточно холодно. Но, что больше ее радовало, тучи загораживали собой светлое небо, и, вероятно, солнце. Едва она успела умыться и привести себя в порядок, как послышался знакомый голос. Это была Астрид. — Какая восхитительная и чистая работа, Канет.       Нордка встала рядом с ней. Сейчас на ней было дорогое одеяние приятного темно-зеленого цвета с многочисленными вышитыми узорами. Она сняла капюшон и повернула голову к воде, пытаясь понять, кого же там увидела девчонка, что даже не стала поворачиваться к ней. Но Канет лишь безразлично зачерпнула целой рукой воду, в которой попалось несколько льдинок. — Ты нужна нам в убежище. Семья хочет тебя видеть. — Я никогда не покидала Истмарка. Я не уйду отсюда.       Астрид в шоке опустила голову и посмотрела на Канет, которая растапливала кусок льда о больную руку, последние два пальца которой свело судорогой. Какой у нее был чарующий мягкий голосок. Она на голос была гораздо молодее, чем на внешность. — Так ты умеешь говорить? Зачем же был этот театр? — Потому что я считаю, что если два человека понимают друг друга, — Канет кратко посмотрела на нее, безразлично повернув через несколько секунд голову обратно, — то слова им не нужны. Или Вы думаете, что наш общий знакомый достаточно тупой, чтобы предложить немой книжку, где надо *говорить*, — она сделала акцент на этом слове, — просьбу к Матери Ночи?       Глава осторожно подобрала подол одеяния, чтобы не запачкать, и присела на корточки рядом с ней. Это все гораздо лучше для нее складывалось чем изначально. — Я могу найти тебе сопровождающего. Тебе нужно будет дойти до Фолкрита, а там рукой подать. — Буревестник, насколько я слышала, отбил город у Империи. — Задумчиво сказала она, медленно согнув указательный палец. Ее взгляд медленно скользил по острым гребням поднявшихся волн. Ледяной ветер успокаивал ее. — Там сейчас без меня чужаков хватает. Мои земли меня защищают. Я никуда не пойду.       Пока Астрид придумывала план, как притащить девчонку к остальным, сама же Канет только и делала, что уворачивалась от всего, что ей не нравилось. Ей приходилось это делать через силу. Она никогда не делала ничего такого за все свои года. Что за дикость — чего-то не хотеть?       Храбрость это постепенный процесс. Так ей казалось, по-крайней мере. Ей нравилось, как о ней заботился талморец, как относился к ней. Она делала каждый шаг очень осторожно, отодвигая чужие рамки от своих желаний. Только когда в ее жизни появился Рулиндил, она поняла, что вне крепких стен города, в которых плещется густая черная тьма из боли, обид, горя и потерь, есть еще что-то. Что-то важнее и интереснее, чем работа в порту, а потом в баре до конца жизни. Когда на нее напал стражник, она рискнула. Рискнула дать ему отпор. Дала знать, что ей что-то не нравится. И раз он не мог к ней больше приставать, это ее устроило.       Это был чудовищный способ, который словно отодвинул ее от большей части горожан. Но она на шаг ближе стала к тому, кого боится. Она тоже хочет влиять на мир вокруг, а не только терпеть то, что ей предлагают. Часть ее понимала, что она влезла в то, в чем был залит ее главный враг. Даже когда она шла до своего пьедестала, она и не думала что-то говорить горожанам, давать им какую-то надежду. Она искала ее для себя. Искала хоть какой-то смысл в том, что творит Буревестник. Это она слышала его речи. Но она не станет заступаться за горожан, как это делал, к примеру, старший Бейкерсфелд. Она будет отбивать право жить так, как хочется только для самой себя. Тогда, раскинув руки к свету, она говорила только про себя, по чистому совпадению выражая мнение собравшихся в низу. И видимо, горожан, которые слушали ее проведи, вполне устроил этот план, раз они ей так ликовали. Она уверена, что было просто совпадение, что все они так же устали от вечной власти клана Буревестников, от которой не было никакой помощи, а только один вред, как и она. — Скажи мне, Канет, на кого ты хочешь сделать Таинство? — Я не хочу убивать простых горожан. И не стану этого больше делать. То, что они кому-то были должны с десяток септимов не повод совершать таинство. — Есть причины и весомее. — Кивнула Астрид, — но такова работа. Какие у тебя причины, раз ты не считаешь долги веской причиной? — А зачем это знать тебе? — Шепотом спросила она. — Я помогу тебе спланировать убийство. Я просто должна знать на кого.       Канет кратко посмотрела на нее, снова опустив голову. Пауза затянулась. Ее терзали сомнения, стоило ли вообще упоминать причины. По факту, они друг другу никто, а она не привыкла делится с кем-то своими переживаниями. С другой стороны они сжирают ее, если просто молчать. — Я хочу убить Ульфрика Буревестника, ярла Виндхельма. И я обращаюсь к вам, потому что Талмор этого не хочет, и они этого не допустят. — Ты хочешь, этого, потому что ты хочешь победы Империи? — Я что, похожа на человека, которому есть дело до войны? — Канет повернула голову, смотря главе гильдии в глаза даже немного в душе оскорбившись, — я не собираюсь его убивать из-за войны, его манеры правления городом или что он агент талмора. Я его убью, потому что я так хочу. Более глубокие причины я не собираюсь озвучивать.       Астрид многозначительно хмыкнула. В голосе Канет звучала ярость смешанная с тяжелой болью. Она прекрасно почувствовала это все от нее. Ей было очень интересно, почему она хочет это сделать. Что же мог Буревестник сделать с ней, неприметной данмершей работающей в порту за ломаный септим, да еще и прикидывающейся немой. Скорее всего она так не скажет, так что даже не было смысла спрашивать. Астрид задумалась и сказала: — Ты понимаешь, что есть те, кто его защищают. Я не про Талмор. Я про Галмара, про стражу. Даже начальник стражи и тот будет вынужден остановить тебя. — Они в любом случае меня остановят, если услышат мой голос. — Канет усмехнулась, отведя взгляд, — особенно Ульфрик. Это ведь я устроила те проповеди. — Ты? — Искренне удивилась блондинка, — про них было слышно даже в Солитьюде! Ярл Элисиф долго смеялась, когда услышала, как Буревестника опозорили в городе и как он это молча проглотил. Это было восхитительной работой! — В этом то и проблема. — безразлично сказала она, вылавливая еще одну льдину, — Мне помог талморский эмиссар. Но они не помогут мне в моем желании. Поэтому сделать таинство будет единственным выходом. — Ты можешь его убить сама, раз у тебя на то есть причина. — Ты не первая об этом мне говоришь. Но я не смогу.       Глава темного братства усмехнулась и сказала: — Ты убила вчера того несчастного мальчишку, это ты убила другого стражника, орала проповеди на главной улице, и ты говоришь мне, что не сможешь?! — Не смогу. — Канет кивнула. — Потому что это Буревестник. Я не могу противостоять ему. — Чем же он тебя так запугал? Что же он с тобой сделал такого… — все же решилась спросить Астрид.       Канет не ответила, опустив голову. Мысли уже ответили все ей. Достали карту вечной боли, от которой постоянно кровоточат старые раны, не желая заживать. Руки похолодели, занемели кончики пальцев. Она с трудом сжала руку, и, разжав ее, посмотрела на ладонь.       Она не признается зачем, кажется, никому. Не зачем. Ее все равно никто никогда по настоящему не слушал, и никто никогда искренне не внимал ее проблемам. Ей, в один прекрасный вечер сидения на этом берегу стало понятно — ее все равно никто не поймет, а значит и не было смысла объяснять. Люди хотят, чтобы она не тем, кто она есть. И она просто устала от этого. Выдираясь из общей канвы реальности право поступать так, как хочется ей, она медленно продирала себе путь туда, куда очень хотела. Но ее все еще пугало чудовище в конце этого и так не легкого пути.       То самое, что последовательно, проходя тропу своего отца, лишало всех вокруг последних нитей надежды, не обошло стороной и ее. Рулиндил вложил в ее уста важные мысли: *Она может сама убить кого захочет. У нее есть на это полное право.* И она, кажется, скоро будет готова войти в логово дракона и выйти из него победителем. Но страх, что сковывал ее при виде чудовища, был все еще силен. И она заткнет его. Это просто вопрос времени. Только вот чудовище тоже не стоит на месте, и учится все больнее отрывать от нее куски. Быстрее, чем ее залечит любой эмиссар.       Она может просто не успеть дойти до главного чудовища — темнота собственной души похоронит ее гораздо раньше. Особенно учитывая то, что она стала ровней чудовищу. Она такая же убийца как и он, невинных граждан города, которые просто пали потому что кто-то должен быть принесен в жертву.              Но она точно знала зачем это было нужно. Эта боль внутри нее никогда не затыкалась. И она видела по Буревестнику, что ему тоже не особо-то сладко спится в своей кровати. Она хотела видеть что он мучается. Даже знать это было прекрасно. Она будет готова убить всех в его окружении — поступить с ним так, как он поступил с ней. ниточка за ниточкой обрезать всю его поддержку. Она хочет его самого одеть в те одежды, которые сияли на ней. Боль утраты. Вечный страх не проснуться однажды утром. Она готова убить всех — она никого не боится. Никто ее не пугал, как он. Этот высокий статный блондин. Глава города. Наследник громкого рода. Ярл Ульфрик Буревестник. Она знала цену *его* словам. Его обещаниям и клятвам.       Она хотела протянуть ему руки, и напоить его тем, что пила каждое утро сама. Чтобы он почувствовал какого это быть — маленьким и слабым в огромном ледяном городе. У него, конечно, была огромная свита. Стражники, помощники, огромный дворец, начальники, подчиненные, черт возьми, у этого человека была своя огромная армия и целый города и регионы во владениях. А у нее был с собой дырявый мешок в который помещалось все ее имущество, да драные ножные обмотки. Она протянет ему руки, дав напиться этой болью. Заберет у него все, что у него есть. Его богатства. Его людей. Его подчиненных. Когда до него дойдет, что он лишился всего, остановится даже война. Он проснется, найдя себя в крохотной хате одетый в то, что было у нее.       Они встанут на равных.       И она сможет нанести последний удар, который не хватило сил сделать ему много лет назад.       Она знает это чувства. Знает, каким он должен быть. Потерянным, одиноким, безнадежным.       И она с радостью закончит течение его жизни.