Так научи меня любить!

Слэш
NC-17
Завершён
106
автор
Размер:
144 страницы, 19 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
106 Нравится 100 Отзывы 24 В сборник Скачать

Политика "Благоденствия"

Настройки текста
— Ваша Милость, все ли хорошо? — Елизаветта обеспокоенно посмотрела на Британию, что едва ли смог выдавить вежливую улыбку. Бледный и откровенно измученный вид воплощения страны тревожил не только королеву, но сидящего тут же премьера. Он незамедлительно встал из-за стола и подал руку мужчине, доведя того до диванчика. — Не стоит беспокойства, Ваше Величество. «Уж вам точно не о чем беспокоится.» Королева и премьер недоверчиво переглянулись. А Британия лишь тяжело вздохнул, чуть расправив воротник рубашки. Было жарко. И ломило все тело. Откашлялся. — Так что вы хотели обсудить, господа? Елизавета чуть опустила глаза, пока премьер решился вмешаться. — Мы хотели уточнить, ваше мнение по поводу информации о господине Ульяме Криге. Британия поморщился, он лишь недавно вновь поругался с Союзом на этой почве. За эти два десятилетия это уже вошло в привычку.

***

Жизнь вошла более-менее в спокойное русло для Британии. Да, колонии по прежнему одна за другой провозглашали независимость. Да, Союз и США не прекратили своих попыток выиграть этот негласный поединок идеологий. Но, в целом, жизнь самого Британии была достаточно размеренной и, как ему казалось, вполне себе счастливой. Союз приезжал очень не часто. Приблизительно раз в полгода-год, но обязательно на пару недель. И это более чем устраивало их обоих. Звонок в дверь. Британия неторопливо спускается к входной двери. Сегодня как-то особенно сильно давала знать о себе мигрень. Дождь льет уже третьи сутки с редкими перерывами. Очень дождливое лето, даже для Лондона. Впрочем, им хорошо. Артур любит дождь и плохо переносит жару. Сейчас же температура не поднимается выше двадцати градусов. Во дворе, конечно, не посидишь даже в редкие часы просвета — все мокрое: лавочки, дорожки, плетеные кресла-качалки. Но никто не жалуется. Британия сидит с газетой возле окна, а Союз с книгой недалеко и обоим хорошо. Сильно долго в доме не просидишь, поэтому пройтись вдоль набережной Темзы, если не сильно льет, — сплошное удовольствие. Подышать свежим воздухом, пройтись в ближайшую лавку за какой-нибудь сладостью. Прижаться друг к дружке, спасаясь от промозглого ветра. И в который раз удивиться, что за окном июль в эту абсолютно осеннюю погоду. Одеял у них два, у каждого свое. Потому что оба любят заворачиваться. И даже так Союз умудряется стащить все под себя: обе подушки и простыню. Британии порой остается только пристроится где-то рядом. Он и его периодически сгребает туда же, в импровизированную крепость. Империя каждый раз просыпался и даже немного нервничал — массивная туша очень часто той или иной своей частью полностью придавливала миниотюрного британца к матрасу. Сегодня проснулся посреди ночи от того, что слишком сильный, косой дождь стал заливать подоконник и даже кровать. Британия встает, ворча недовольным шотландским, бредет закрывать окошко. А когда возвращается, видит, что Союз тоже проснулся. — Кому не спится в ночь глухую, — хмыкает он, — ты чего бродишь? — Окно закрывал — заливает. Я это лето перезимую, видимо. — Имеешь что-то против? Соскучился по тридцатиградусной жаре? — Нет. Ты опять всю простыню свез, — Британия пытается навести хоть какой-то порядок на растерзанной кровати. — На голом матрасе уже спим. С тобой надо простынь к этому самому матрасу прибивать. — Ты сейчас как Айгюль рассуждаешь, — Британия чуть прикусил губу. Опять эти сравнения с бывшими, — или папка. Таким речам в каких-то особых школах учат, что ли? — фыркает он. — без розог хотя бы обойдешься? За смятую постель. — What?! — Британия аж на недостеленную простынь садится от неожиданности. Союз смеется. — И такое бывало. Давно правда. Не всех я горничных своим обаянием очаровывал, да еще к тому одну нечаянно подставил, когда испачкал только что вымытые полы в покоях. Ей тогда досталось очень сильно. Ну вот она стала о каждом моем лишнем чихе докладывать папеньке. А дальше ты и сам знаешь. Он правда не ругался, у него на все был один ответ. — Да не ругаюсь я! Просто ворчу! Даже у меня побольше было поводов для розг. А уж поверь, я их видел не сильно реже тебя. Может даже больше. Советы заинтересованно подался вперед. Британия оперативно перелез на свою половину. — У меня этим, правда, больше дядюшка промышлял. — Уэльс? Утвердительный кивок. — Отец вечно у себя на территориях. Ему и я то даром не сдался — часть союзного договора, пускай для его выполнения пришлось делить постель с ненавистной женщиной. Воспитанием моим занимались мать и дядя. Одна через дрессировку и унижения, другой через муштру и побои. А я ребенок импульсивный: чуть что — сразу все наружу лезло. После каждой нотации матушки через какие-то полчаса к ней в кабинет на всех порах мчалась прислуга. «Юный господин только что подрался с юным герцогом N, юный господин забрался на шпиль часовни…» Много, в общем, чего я творил. Ну тогда меня за локоть волокли к дядюшке. А там аргументы были… убедительней. Союз слушает и не особо верит. В его представлении маленький Артур скорее похож на его младшенького — Довлета. Заучка, больше времени проводящий с книжками, чем с людьми. Красивый мальчик со вздернутым носом и грустными сапфировыми глазами. Ему всегда казалось, что он был больше как пионеры в союзовой литературе: правильным, хорошим и очень несчастным. И в голове не укладывалось, что он мог быть совершенно другим. — Тебе внимания не хватало. И ты его пытался получить всеми доступными способами. — Вот уж чего-чего, а внимания мне хватало всегда. Тут как раз обратное. Я хотел, чтобы меня оставили в покое. Чтобы не было всех этих: «Говори четко, не позорься, не говори это, иди сделай то…» Тоже абсолютно далекий от него зверь. Как это «оставить в покое»? — Разве тогда не будет одиноко? — Нисколько. Если ты интересен сам себе — никогда ты не будешь чувствовать одиночество. В детстве я не скучал и уж точно не был один. В юности, после унии, я наслаждался одиночеством долгие семь лет. Мог бы и дольше. Но случилась Адель, а затем Энжела. Союз молчит. Для него одиночество — самое страшное, что может его постигнуть. Он ведь помнит. Помнит те моменты, когда буквально весь мир забывал о его существовании. Отцу плевать — в реальности сын и не планировался, так что он вспоминал о его существовании только когда это было необходимо. Сестра никогда не показывала своей заботы, чтобы она не говорила в том доме. Он этого не чувствовал, этого было недостаточно. Фридрих… Фридрих не мог быть рядом всегда. Поэтому Союз… нет. Поэтому Алексей боится одиночества. И сейчас он просто не может позволить себе остаться одному. Он окружал себя людьми сколько себя помнил — просто чтобы не быть одному. Даже когда вел романы с двумя женщинами одновременно. Он просто переключал свое внимание. — Алексей? — М? — Ты любил их? — ? — Всех тех, кто был до… — Да. Отвечает просто и спокойно. И Британия вздыхает с облегчением. С облегчением, что он не стал, как многие в такой ситуации, врать про «минутную слабость», про жизнь, ради чего-нибудь (детей, репутации, прочая чушь). И что это не просто фиксация на объекте влюбленности раннего подросткового периода. Другой вопрос, неужели он настолько быстро отхож от своей «любви»? — Интерестно, дождь когда-нибудь закончится или нас затопит к чертям собачьим? — задумчиво бурчит Великобритания. — У меня уже все суставы выворачивает от сырости. — Серьезно? — мгновенно напрягается Советы, — что именно болит? Колено? Или опять бедро? — O dear, God! Просто к слову пришлось! Не трясись надо мной как над хрустальным! Но возмущается не долго, прижимаясь чуть теснее к теплой объемной тушке. — Я, кстати, все же принес тебе немного реформаторских схем… — Алексей… — Никакой плановой экономики, честно! Просто парочка реформ, что точно хуже не сделают. Ты же мне веришь? Брит помолчал с минуту, потом неохотно кивнул, соглашаясь проверить позже. Прижался еще теснее к чужой груди, накидывая на обоих одеяла. И Союзу резко хочется, чтобы дожди не заканчивались. Черт с ней, с загубленной неделей. Только бы лежать вот так, в обнимку и чувствовать себя нужным. Ему нужным.

***

Это был первый кирпич «Политики Благоденствия». Британия, внимательно изучив предложенное, передал это тогда еще лейбористскому правительству. Они уже довели это до ума. На выборах в октябре 1964 года они вновь победили, и премьер-министром стал Гарольд Вильсон. Тогда все действительно стало хорошо. С одним «но». Конфликт в Северной Ирландии. Это не гражданская война, но тоже приятного было мало. Было очень похоже на приступы астмы. Британия на тот момент даже приблизительно не понимал что делать — это был вообще первый раз, когда он столкнулся с этим заболеванием. Умереть не умрет, он все же не человек, но легкие горят, словно подожженные, а тело ломит от недостатка кислорода. Адское чувство. Союз приехал еще через полгода после первых терактов. Приступ произошел ночью. Британия вздрагивает в чужих руках всем телом, со свистом втягивает воздух и тут же порывается сесть. Только не это опять! — Артур? Хрип. Союз мгновенно подрывается, усаживаясь на колени перед кроватью и Британией. — Всё, всё нормально, дышим. Ну всё, мой хороший. Всё, солнышко. Тот самый случай, когда Союзу даже не хочется потом язвить самому себе за телячьи нежности. Потому что сейчас главное — не допустить приступа чертовой астмы. Где-то опять произошел теракт, боль спровоцировала защитную реакцию, вызывающую в том числе бронхоспазм. Да, после нового начала их отношений, Союз перерыл всю библиотеку Китая на тему политических воплощений и особенностей их анатомии. Он помнил тот эпизод с чего все началось в далеком сорок пятом. И больше не хотел быть бесполезным. — Дышим. Не надо глубоко. Главное медленно. Ну всё, уже не больно ведь? Нет? Водички хочешь? А сладкой? Пойдем на кухню. Пошли, пошли. Вставай. Ты дышишь, все хорошо. Не то чтобы совсем хорошо, он свистит, как закипевший чайник. Но если сейчас успокоить, переключить на что-то внешнее, то может и обойтись. Тут такая ничтожная грань между психологией и физиологией, что Союзу хочется застрелиться. А лучше бы перестрелять всех, кто в таком его состоянии виноват. У него целый список есть. И плацдарм в виде куска соседнего острова. — Ну одевайся, сокровище. Ты с голым торсом за стол собрался? Советы и слово бы не сказал. Хоть без штанов. Но ему надо, чтобы он «очнулся». На кухню идут след в след, на всякий случай — его пошатывает. Через полчаса все входит в норму. Он напоен и накормлен сладким чаем. Можно жить дальше. Но гулять им завтра обоим уже не хочется. Артур возвращается в кровать, тихий, молчаливый, грустный. Союз невнятно смотрит ему вслед. Кровать застелить не успели, он лезет под одеяло. Советы озабоченно касается его лба, шеи. Никакой реакции с его стороны, как кукла. Только смотрит грустными больными глазами. Прямо сейчас его прошивает стыд и осознание собственной беспомощности. — Ну что это за взгляд побитой собаки? Молчит. — Артур. Молчит. Союз второй раз за прошедший день садится перед ним на колени. Касается чужой щеки. Британия невольно переводит на него взгляд. Благодарный и полный искренней теплоты. И он что-то понял для себя

***

На следующий год он принес еще одну папку. Она вновь досталась лейбористам. Но на рубеже 1960—1970-х годов правительство Вильсона распустило парламент и объявило новые выборы. На парламентских выборах, состоявшихся 18 июня 1970 года, лейбористы потерпели поражение, к власти пришло правительство консерваторов во главе с Эдвардом Хитом. Вновь произошло обострение в Северной Ирландии. Вновь приступы. Только на этот раз в доме оказался Канада, приехавший на очередной грядущий саммит. Хрип. Британия вновь с ужасом осознает, что «началось». — Отец? Сип. Британия поворачивается к ничего не понимающему Канаде. — Отец! Им пришлось ехать в больницу. Там же выяснились очередные проблемы с трансформационным кризисом. Канада, конечно очень беспокоился, но ничем не мог помочь так же как и США. С кризисами страна должна справляться самостоятельно, иначе она попадет в зависимость. А Британия был фактически в изоляции и теперь уже он, как когда-то давно Османская Империя, стал «больным человеком европы». В третий раз было отказано во вступлении в ЕЭС. В начале семидесятых он впервые стал замечать слежку за собой. Он буквально кожей ощущал чужой взгляд. Тогда первого такого шпиона удалось поймать только спустя год. Советский разведчик. — Как это понимать, Алексей?! — Я не вижу в этом ничего плохого. — Да ты что?! Всего лишь пара десятков явных и скрытых шпионов контролируют каждый мой шаг! — А если опять что-нибудь случится, пока меня рядом не будет? Ты нестабилен. Хаотичен. И в целом болен. Я не могу быть рядом всегда, но я могу сделать так, чтобы ты ни в чем не нуждался. — Я не нуждаюсь в сиделке! — Ты нуждаешься в специалистах. Или хотя бы в наблюдателях! Если ты не хочешь слежки, тогда просто записывай свое состояние и передавай это мне. — Отсчитываться за каждый чих? Нашел комнатную собаку! Британия хлопнул дверью их спальни, запираясь. Он думал, что хотя бы теперь это прекратится. Не прекратилось. По факту, стало еще хуже. Одна из домработниц, что приходит раз в неделю для уборки дома теперь стала подозрительно часто интересоваться его самочувствием.

***

Все стало лететь к чертям после очередного прихода лейбористов. В начале 1970-х годов в Великобритании увеличилась инфляция. В целях борьбы с инфляцией правительство объявило о снижении в 1973/74 финансовом году социальных расходов. С конца 1973 г. экономика Великобритании страдала от энергетического кризиса, вызванного решением государств ОПЕК повысить цены на нефть более чем в три раза. Подорожание нефти привело к росту себестоимости продукции почти во всех отраслях экономики. Ухудшение экономического положения и рост безработицы в 1970-х годах способствовали росту антииммигрантских настроений. Летом и осенью 1977 года провокационные действия крайне правого Британского Национального фронта привели к кровавым столкновениям в Лондоне и Манчестере. Для борьбы с инфляцией кабинет Каллагена пытался ограничивать рост оплаты труда, что послужило причиной серии забастовок. Зимой 1978-79 годов бастовали водители грузовиков, рабочие водоснабжения и муниципальных предприятий, вспомогательный персонал больниц и бригад скорой медицинской помощи. Естественно все это сопровождалось все новыми и новыми болячками. Бронхоспазмы, давление, головокружение. Они были постоянными. Может хотя бы все наладилось после того конфликта с Союзом? Не наладилось. Честно говоря, все стало только хуже. Союз боялся прикасаться к Британии, буквально пылинки с него сдувал. Понимал конечно, что вел себя глупо, но ничего не мог с собой поделать. Правда, основной проблемой было не это. Всякий раз, оставаясь наедине, они молчали. Последние годы они хоть препирались по поводу наблюдателей, а теперь и лишнего слова сказать боязно. Страшно, что их шаткое перемирие может нарушиться. Каждый находился в невероятно шатком нервном состоянии. Их отношения еще никогда не были настолько на грани краха. Британия старался вести себя, будто ничего и не было. Получалось, мягко говоря паршиво. Потому что было. Союз сглатывал ком в горле каждый раз, как видел в очередной раз бледное от приступа лицо, дрожащие пальцы. Поэтому на любое проявление чуть более ласкоохотчего настроения у Великобритании, он только отворачивался. Не смотрел, когда Артур выходил из душа или переодевался. Империя видел эти противоречивые и, как ему казалось, демонстративные взгляды. Прикусывал губу до боли, сам отворачивался. Думалось, что его тело, да и он сам, Союзу разонравились. Будто не хотелось ему больше. Конечно, Британия же старик, куда ему… Вот и он. Рубеж. Будет еще одно имя в длинном списке бывших. Комплексы, тщательно лелеемые и взращиваемые Британией все годы больных отношений с Союзом, подняли свою шипящую змеиным голову. Империя и не заметил, как нарочно стал выбирать более закрытую одежду и отодвигаться от Союза всякий раз, как пытался дотронуться до него в их общей постели, даже если это не имело никакого подтекста. Наконец, даже такой твердолобый человек, как Союз, понял, что что-то не так. Но было уже поздно. — Артур, — начал как-то он, — Я опять сделал что-то не так? — Нет, — ровно ответил Империя. Он сидел в своем кабинете и перечитывал ранее нелюбимого им «Шерлока Холмса». Союз нервно переминался с ноги на ноги, — С чего ты взял? — Просто… Мы так давно не были вместе, — осторожно заметил он. — А что, я обязан все время тебе задницу подставлять? — холодно спросил Британия, подняв взгляд. Глаза его блеснули холодным океаном. Союз отшатнулся было, но одернул себя. — Я не про секс, — повесил голову Союз. Вина душила просто невыносимо, — Ты даже не позволяешь обнимать себя. — А я должен? — Нет, конечно нет, — замотал головой СССР. Его сокровище так великолепно держал лицо, что он сам чувствовал маленьким нашкодившим мальчишкой. Раньше это бесило, а сейчас… Что такое нелепейшее существо, как он, забыло рядом с этим прекрасным мужчиной, олицетворяющим собой неповторимое совершенство? — Прости… Я больше не буду докучать тебе, обещаю. И он выскочил за дверь. Не видел, конечно же, как мокрые дорожки соленой воды прочертили щеки. Не видел чужого пустого уставившегося в книгу взгляда, не знал, что во рту вдруг отдало металлом, потому что зубы прокусили щеку. В последний раз Союз так и не приехал. А теперь уже британская разведка поймала некого Уильяма Крига — очередного советского разведчика под прикрытием.

***

— А какое тут может быть мнение, господа? Я весьма обескуражен. Ложь. Но как будто он может рассказать правду. Все изменилось, когда на политическую сцену вышла Маргарет. Тогда же, получив пост премьера, уже через три дня она требовала аудиенции с воплощением. — Я убеждена, что кто-то ослаблял вас намеренно. Она положила на стол две папки. Те самые. Британия с непониманием посмотрел на сидящую напротив женщину. — Как это понимать? Маргарет недовольно цокнула. — Третий курс кафедры политологии в Оксфорде. Я, конечно, подозревала, что у лейбористов не самые компетентные политики, но не догадывалась, что НАСТОЛЬКО. И тем не менее, мне уже известно, что эти документы они составили не сами, но взяли за основу. Она сложила руки в замок. — Видите ли, Ваша Милость… те социалистические реформы, что представленны в этих документах дают лишь временный эффект для просветления в экономике. По факту, весь он закончился еще в 1960-х. Дальше шло только обострение. Это, можно сказать, яд медленного действия. Я не имею данных, кто конкретно составил эти законопроекты, но очень похоже, что этот кто-то пытался сделать из вас послушную куклу. Сердце Британии ухнуло куда-то вниз. Больно. Чертовски больно. — И что теперь? — голос вышел глухим и каким-то безжизненным. — Все еще можно исправить, — но ее глаза были грустны.

Но процесс будет очень болезненный

***

Она не соврала. Процесс действительно был адски болезненный. Но Британия держался. Сейчас был очередной саммит. ООН расписывал новогодний отсчет. Скучно, но привычно. Британия чувствовал, как Союз смотрит на него украдкой. Империя тоже поворачивается. Советы ободряюще улыбается. А у Британии в груди поднимается презрение. Демонстративно отворачивается.

***

— Артур, постой! Что случилось? Британия остановился, исподлобья глянув на растерянного Союза. Ненависть сейчас била ключом. — «Что случилось»? Ты у меня случился! — он с силой дернул воротник Советов, заставив наклониться на один с ним уровень и злобно прошипел, — ты действительно думал, что твои махинации с реформами останутся нераскрытыми? Союз застыл как вкопанный, но глаза не отводил. И Британия искренне надеялся, что все его обвинения голословны, что все о чем говорила Маргарет беспочвенная ложь… но Советы пристыженно прячет взгляд. А Империя внезапно осознает как сильно ему загнали нож в спину. — Я лишь хотел тебя защитить… — От жизни?! Да с какой стати я вообще должен всё это слушать?! — отшатываясь, громко прорычал Британия, прожигая СССР разъярённым ураганным взглядом, — Ты с самого начала пытался развалить мою политику. Думаешь, я поверю, что тебе есть дело до моей безопасности?! Да пошёл ты и все тебе подобные! Ты, ублюдок, вечно суёшь нос в мою жизнь! Что я тебе сделал, Союз, что ты меня так ненавидишь? Советы молчал. — Я… Я… — мир перевернулся у него на глазах. Еще несколько дней назад Союз думал, что счастлив, думал, что все хорошо, что все замечательно. Что он будет с Артуром, а Артур с ним, и у них, за исключением иногда возникающих ссор, все хо-ро-шо. А чего стоило это хо-ро-шо? Ничего. Бери бесплатно. Только не сломай, хрупкое. Британия развернулся и направился вглубь коридора. Нижняя губа Советов позорно задрожала. Он не будет плакать, он не девчонка! Хотя кого он обманывает?

Все еще можно исправить. Но процесс будет очень болезненным.

Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.