Так научи меня любить!

Слэш
NC-17
Завершён
106
автор
Размер:
144 страницы, 19 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
106 Нравится 100 Отзывы 24 В сборник Скачать

Гниль

Настройки текста
Примечания:
— Ты с ума сошел?! — пристарелый мужчина смотрел на Союза с искренним изумлением. В поблекших глазах читалось глубочайшее разочарование и шок. «Вот значит как ты заговорил?», — твердил этот взгляд из-под ровных седых бровей. — Юрий, ты же все понимаешь… — Что ты предаешь свои идеалы? Ты! Ты тот, кто все это начал и теперь просто так отказываешься? — пожилой генсек лишь взмахнул руками, смотря на него все более и более потерянно, а Советы даже немного стало его жалко. Да что уж там: он до сих пор верит в это. Невозможно в одночасье выветрить из головы то, во что ты верил годами. В мозгу предательски щелкало и кололось. Он даже невольно сравнил это с так ненавистной ему религией: очень многие отказывались признавать отсутствие Бога, не смотря на прямые и косвенные доказательства. И он сейчас свято верил в идеи большевизма. Он не мог не верить, ведь это его основа и опора. Это буквально то, на чем он строил государство, на чем стоял и чем жил. Юрий видел эту неуверенность в чужом глазу. Он стремительно приблизился к своему воплощению и, схватив его за руки, решительно словил янтарный прищур. — Просто подожди. Не руби с плеча и подожди, пока я разберусь со всеми проблемами. Мы найдем их решение и без этой либералистической чепухи. У меня уже есть план. И он затараторил как перед расстрелом. Словно боялся прямо сейчас оказаться где-то на Соловках*, приставленным к стенке. Союз внимательно слушал. Впитывал, как отчаянный брался за последнюю соломинку. А разум радостно гудел, отзываясь на чужие обещания. — Ты… уверен? — Абсолютно. Союз же неуверенно кивнул, в душе ликуя. Если все восстановится без либерального вмешательства, то тоталитарность более не будет нужна. Он был в этом уверен! Вернее очень старался себя в этом убедить

***

Это странное чувство вновь появилось в сознании. Мягкое, если не вязкое, липкое. Адлер почувствовал, как мышцы правой руки выжидающе вздулись на месте того темного пятна. Ждут команды. Только попробуй дернуть рукой и кожа лопнет, словно застарелая мозоль, вывалив наружу дурно пахнущую смесь из плоти, крови и мерзотной темной субстанции неизвестного происхождения. Ученые, последний век внимательно взявшиеся изучать анатомию воплощений, предполагали, что это аналог человеческой гнойной жидкости. И нельзя шевелиться, нельзя. Иначе рука буквально «вытечет», повиснет, как игрушка без ваты. И может не восстановиться. В прошлый раз она восстановилась неполностью, оставив в конечности неестественную «ямочку». Мягкий эфир, заполнивший голову, лишь сильнее напрягал — он не давал чувствовать боль. И это приводило в неописуемый ужас.

***

В первый раз Адлер увидел это чернильное пятно на себе десять лет назад. Оно не болело, подобно синяку, кожа не становилась другой на ощупь, оно не росло. Долго не росло. Поэтому Адлер перестал обращать на него сильное внимание — медики тоже не видели проблем. С ним все было в порядке. Может просто меняется пигмент кожи? В нем уже было достаточно много переселенцев от соседей по соцблоку**. В один день он проснулся глубокой ночью от жуткого смрада где-то у самого носа. Пахло разложением. Этот приторно-железный запах было ни с чем не спутать. Особенно учитывая, что они с Альбертом провели почти неделю в подвальном убежище, чувствуя этот запах исходивший от убитого прямо над ними солдата. Он открыл глаза, но сфокусировать взгляд не удавалось, тело будто бы заполнили ватой. Голова приятно гудела, а рука чуть покалывала, будто бы он ее отлежал. И чувствительности на ней практически не было. Он лениво дернулся, услышав рядом мерзкое хлюпанье и почувствовав под щекой что-то теплое и вязкое. Запах оглушил сильнее, заставив болезненно зажмуриться, смаргивая подступившие слезинки. Открыл еще раз. Голубые глаза наконец собрали полную картинку, заставив хозяина побледнеть в следующую же секунду. Зрачки сузились до размеров точки. На руке, прямо возле линии сгиба локтя, на месте чернильного пятна была дыра. Там больше не было кожи, он буквально видел собственную кость и хрящ, перемазанный кровью, раскинувший от себя несколько тоненьких нитей мышц куда-то на покрывало. Потому что все мышцы и сосуды были сейчас там. Оно издавало этот запах — этот коктель из внутренностей его конечности, что сейчас булькал и плевался, словно живой. Боковым зрением он видел, как его полупустая рука едва-едва шевелила пальцами, словно бы издевательски, мол: «все в порядке, это просто дурной сон». Но это был не сон. Наверное, ГДР еще так громко не орал никогда. Пронзительно, до хрипа, в полнейшей панике. Его наверняка услышали даже в соседних домах. Живо вскочил с кровати, пока рука повисла тряпицей, а с нее продолжала капать мерзотная жидкость, пачкая пол и висящие рядом зановески. Он накрыл дыру ладонью другой руки, тут же чувствуя теплую и склизкую субстанцию. Но повисшая конечность не отзывалась, он почти ее не чувствовал, лишь легкое покалывание в пальцах. На крик прибежала домработница, но увидев данную картину лишь сдавленно вскрикнула, падая в обморок. Когда регенерация восстановила конечность — пятно стало больше и еще темнее. Адлер стал бояться спать. Боялся до дрожи в коленях, до седины и сжимания внутренностей. Он засыпал с мыслью, что завтра не проснется. Сладкий эфир приходил под самый конец, когда организм уже отказывался бодрствовать. И кожа вновь надрывалась, пускай и совсем немного, позволяя вновь почувствовать смрад собственной плоти. Дать знать хозяину, что тот гниет изнутри.

***

Странное чувство вновь отступило, возвращая чуть раскрывшуюся кожу на место. Дождавшись, пока наваждение пройдет окончательно, Адлер боязливо прощупал впалость на руке и область вокруг. Он уже знал, что все затвердевает, стоит пройти этому своеобразному «приступу». Но каждый раз проверял — все еще было жутко и страшно. У Китая ничего об этой заразе не нашлось, а просить Союза или РСФСР — слишком рискованно. ГДР не должен показывать слабости. Он ведь витрина социализма! Адлер сжал зубы до скрежета, впиваясь собственными ногтями в ладони. Почему?! Почему он?! Что он сделал, чтобы это заслужить? Стук в дверь, в кабинет тихонько зашла юная секретарша. — Вас просят к телефону. — Кто? — Мне не сообщали. Изящные темные брови ГДР изогнулись в легком интересе и он едва заметно кивнул. Девушка скрылась за дверью. Щелчок. Звонок перенаправлен, а парень неохотно берет трубку. — Германская Демократическая Республика слушает. — Зачем так официально, Адлер? — голос был тихим, но отнюдь не застенчивым. Приятный. ГДР никогда не признается, но он действительно скучает по нему. — Чего тебе, Альберт? — придал себе отстраненности с нотками раздражения. Чтобы братец не чувствовал, что он слаб! — У меня несколько специфичный вопрос к тебе, брат… — в трубке на мгновение разразилась тишина. ГДР насторожился. Что ему понадобилось? А может у него что-то случилось?! Это предположение сильно напугало, но ГДР мгновенно взял себя в руки, — у меня появилась информация о неком недуге, поражающем соц страны… Брат… ты замечал, в последние года, какие-либо темные отметины на себе? Похожие на синяки, но не болезненные? По коже пробежали мурашки. Откуда? Он ведь тщательно это прятал и еще тщательней следил за теми немногими людьми, кто был в курсе. Но, при этом ничего подобного у своих коллег он не видел, как ни старался. Он даже с Болгарией сблизился только бы выпытать это у нее. Но нет. Ничего. ГДР был уверен, что это коснулось только его. Может, он успел кого-то заразить? Эта штука вообще заразна? — Адлер? — голос в трубке стал чуть тревожнее. Он долго не отвечал. — Это не телефонный разговор. Можем встретиться? — Конечно! — воспрял ФРГ. Было слышно, как тот рад, — Где и когда? — У Фридрихштрассе. В шесть часов. Штази*** не следят за ним, поскольку безоговорочно преданны ему и Эриху. Пройти на станцию будет не сложно.

***

Британия с неким недоумением слушал сбивчивые объяснения своего воспитанника. В последнее время он все чаще просил дозволения приехать в Лондон и не называл причину. На туристический интерес это было непохоже, он уезжал спустя два-три дня, но вновь возвращался уже через месяц. Уже два года как. — Вы точно одобряете? — Мальчик мой, да ради Бога, приезжай сколько душе угодно, у меня не закрытая страна, в ней можно бывать сколько хочешь. — Danke. Звонок завершен, а Британия неопределенно хмыкает. Странный он какой-то сегодня. Более нервный чем обычно. Из кухни доносились чудесные запахи жареного мяса и свежего сливочного масла. Великобритания глубоко вздохнул, наслаждаясь. В желудке протестующе заворчало, время близилось к обеду. Привычно оперевшись на недавно купленную новую трость, Империя поплелся на первый этаж. — Опять колдуешь, золотце? Союз лишь хмыкнул, что-то замешивая прямо в сковородке. Теперь к запаху мяса прибавился еще запах жареных грибов и бушующей гаммы специй. — Что сегодня на ужин? — Британия заинтересованно подал голову вперед, пытаясь разглядеть стоящий в духовке противень. — Пожарские котлеты и чашушули из говядины с грибами. Империя удивленно вскинул брови. — Не слышал о последнем… это что-то из традиционной кухни республик? — Артема. Да, тебе непременно нужно попробовать грузинской кухни! Кухня буквально переполнялась запахами, создавая свой собственный танец из ароматов. Британия мечтательно вырисовывал круги на уже пустой тарелке — эта говядина и правда оказалась невообразимо вкусна. Империя любовно взглянул на Союза, сидящего прямо напротив. Он тоже выглядел довольным, словно большой пушистый кот, вдоволь напившийся сливок. Сонный вид и растрепанная каштановая шевелюра лишь подчеркивали это сходство. Очаровательно. — Ты не думал, что, будь ты человеком, мог открыть замечальный ресторан? Ленивый взгляд янтарного глаза, устремился прямо на него. Улыбнулся. — Не думал. Я с трудом вообще представляю жизнь вне работы. Да и мне это не нужно, — крупная шершавая ладонь плавно накрыла чужую, — мне достаточно того, что мою стряпню ценят те, кто мне дорог. Британия ласково улыбнулся в ответ, слегка погладив руку Союза большим пальцем. Союз сонно моргнул. В голове постепенно нарастало странное чувство. Такое мягкое, но какое-то слишком резкое для обычной сонливости. — Я что-то устал… не против если я лягу по раньше? — Ни сколько, золотце. Иди, а посуду помою я. Союз легко кивнул, а Британия проводил его расслабленным взглядом, сгребая пустые тарелки, неся их к раковине. Но дополз Советы лишь до ванной, заперев дверь. Дыхание сперло, в легких едва хватало воздуха, а разум будто бы закрывала едва различимая туманная пленка. Он попытался дойти до раковины, чтобы умыть лицо, но внезапно подвернув ногу. Не почувствовал боли от падения. В ноге слегка покалывало. В нос ударил запах разложения. «Что за…»

***

Фридрихштрассе нельзя было закрыть, как это было с другими пересекавшими границу станциями. Она слишком важна для них обоих с точки зрения логистики. ГДР с сожалением оглядел стоящие рядом дома — у многих из них заколоченны или замурованы окна, что выходили на запад. Люди продолжали там жить, он это знал — штази регулярно обходили подъезды и вели картотеку прибывших и убывших. Местные называли ее «станция слез». Повелось так после строительства стены. Люди приходили сюда повидаться с родными, живущими по ту сторону стены. Как иронично, он ведь, по сути, здесь за тем же самым. Альберт уже был там. Стоял, оперевшись об один из шлагбаумов, нервно поправляя массивные очки. Они никогда ему не шли, но отчего-то он отказывался менять их на более миниатюрные прямоугольные или вовсе, на ставшие сейчас популярными линзы. Возможно, потому что это было единственное, что отличало их внешне друг от друга и от него. ГДР невольно вспомнил, как часто стаскивал их прямо с его носа, заставляя носится за ним по всему дому. Надолго его никогда не хватало и он, выдыхаясь, всегда начинал плакать и звать нянечку или, если тот был дома, отца. Нянечка всегда причитала и охала, ругаясь на Адлера, вызывая у последнего лишь смех. Отец же быстро ловил гиперактивного сына, отбирая трофей и возвращая брату. И тогда Альберт вновь лучезарно улыбался, а очки немного скатывались с носа. — И насколько раньше ты пришел? ФРГ вздрогнул, вновь поправив очки и повернулся к брату. О, эти глаза, столько эмоций! Радость и волнение, страх и нетерпение. Руки тут же потянулись к решетке, вцепившись в ограждение. Альберт никогда не скрывал своей привязанности к брату. И Адлера это трогало. Он и сам сейчас был бы не прочь обнять его и просто побыть рядом. На час-другой забыть все разногласия и обиды. Но Союз учил его сохранять лицо и глаза его остались холодными. Он остановился перед ограждением с по военному ровной осанкой, в напряжении, словно струна. — Адлер… — ФРГ позвал его с такой болью и обидой, что у близнеца сердце сжалось. — Так что тебе известно о этой дряни? — Так это правда? Ты болен? — Я первым задал вопрос. Прозвучало слишком по-детски. Они оба едва заметно улыбнулись. — Не так много, как хотелось бы…

***

ГДР не имел в своем распоряжении европейских библиотек, а Китай не мог предоставить ему все, что его интересовало. У ФРГ же был доступ к национальной библиотеке Великобритании. И в том числе к залу о воплощениях. Британия никогда не препятствовал ФРГ в его стремлении изучить архивы. Он знал, что мальчик с детства тяготел к знаниям. Сейчас это пригождалось как никогда. Первое упоминание датируется приблизительно в две тысячи лет до нашей эры. Неизвестное государство, расположенное на территории современной Сирии, столь маленькое и слабое, что уже само по себе было чудом факт его существования в те времена. Чтобы государство имело воплощение, его население должно иметь идентичность и самосознание. То есть культуру, хоть немного отличную от остальных. Возможно, такая слабая привязка к своим людям и спровоцировала возникновение этой заразы. Ее назвали «Taefin». Гниль. Неизвестная сила погружала воплощение в дрему, предварительно проделав одно или несколько темных пятен для сброса всей субстанции из организма. А затем тело буквально растворяло все внутренние органы и твердые ткани, оставляя нетронутым мозг. Страна понимала что происходит, но сделать ничего не могла. Так же как ничего нельзя сделать уже после первого такого «протека». Единственный способ остаться в живых хоть ненадолго и умереть уже не так мучительно — отречься в пользу потомка или другой ближайшей родственной державы.

***

— Так ты за этим пришел? — едва слышно прошептал Адлер, а у ФРГ прошел холодок по спине, — пришел сказать, что я ущербен и единственное, чего я достоин — сдохнуть в твою пользу?! — Нет, нет! — брат протянул к ГДР руку, сквозь решотку, хватая его запястье в последний момент, — я правда пытался найти лекарство, Ади, правда… ты же знаешь, что я не хочу твоей смерти вообще. Я не хочу вражды. Ади… Он опять не сдержал слез, когда увидел его лицо, обезображенное глупой злостью. Снова, как в детстве: Адлер обижается на ерунду, пока Альберт тихо хнычет, пытаясь понять, почему братик злится и что он сделал не так. Сейчас должен на всех порах прибежать отец, чтобы погладить их по голове, выслушать и помирить, накормив мармеладом, причитая, что им не за что враждовать и злится. «Über Kleinigkeiten sollte man sich nicht streiten. (Вы не должны ссориться по пустякам.) Но сейчас никто не придет.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.