это мой последний подарок — рука, занесенная для удара не угадаешь: сталь или шелк? зачем ты пришел?
♫ Немного Нервно — Не вынуждай меня
Перед операцией Хё Ни боялась так, что у нее тряслись руки, благо, от нее не отходили бабушка и сестра. Да и родители часто приезжали, и вся семья ее поддерживала, а не осуждала, что было редкостью для трансгендеров. Хё Ни читала разные истории в сети, где ребенка, признавшегося в желании сменить пол или в симпатии к своему полу, травили собственные родственники, иногда доводя даже до попыток самоубийства. Хё Ни же в этом случае вытянула счастливый билет в виде любящей и принимающей семьи. Хотя она боялась, но желание измениться было сильнее страха. Хё Ни хотела стать тем человеком, кем является на самом деле, и понимала, что за это нужно идти на риск. Всегда. В буквальном смысле или же в переносном, но каждый должен рисковать, чтобы быть собой, и иногда это очень сложно, а для кого-то и вовсе невыполнимо. У нее — выполнимо. Перед тем, как отправиться на операцию, Хё Ни сказала сестре, что в случае чего та может забрать ее комнату и все ее вещи, но если тронет ее компьютер — то Хё Ни явится к ней с того света и не даст покоя. До Хён засмеялась, потрепала ее по волосам и пообещала, что в случае чего сожжет весь компромат, но если Хё Ни еще раз заговорит о смерти, то получит по ушам. Ее любимая родная нуна — у Хё Ни даже слезы на глаза навернулись от нежной признательности к старшей. Засыпая под наркозом, Хё Ни видела знакомые лица и слышала, что ей говорят. Бабушка, выпустившая кольцо дыма «мы так и думали», сестра «ты станешь красивее меня, это нечестно!», отец «что ж, я хотел сына, но иметь двух дочерей — тоже прекрасно», мать «мы всегда будем на твоей стороне», Се Рой «держи оплату за два месяца и хорошенько отдохни»… и Гын Су среди них промелькнул. «Мы же друзья». Как приятно оказалось иметь друзей.***
Она проснулась, чему не удивилась — подсознательно Хё Ни не верила, что может умереть, ее оперировали в одной из лучших клиник, операцию вели профессионалы, все проверили и учли. Хё Ни пришла в себя уже женщиной — самой настоящей женщиной. Только не способной к деторождению, а в остальном — с женским телом. Даже грудь появилась за этот месяц, маленькая, но женская и вполне красивая. Для фигуры Хё Ни ее грудь смотрелась идеально и гармонично. Хё Ни могла вернуться на работу — Се Рой настоял, чтобы она отдохнула как можно дольше, напирая на то, что плохо себя чувствующий шеф-повар не сможет готовить на должном уровне, и Хё Ни выждала положенное время, чтобы полностью восстановиться, а потом… Она вошла в такой знакомый и ставший уже родным ресторан совсем другой. Вместо мальчишеской одежды — красивое пальто, под пальто — не менее изящные блузка и юбка. Вместо кое-как стриженых волос — элегантная укладка. Макияж, который не мог наносить «парень», зато девушка имела полное право. Ма Хё Ни пришла на работу уже совершенно другим человеком — светящейся от счастья и довольной собой красивой молодой женщиной. Сын Гвон потерял дар речи, подавившись воздухом. Се Рой гордо улыбнулся подруге и потрепал ее по плечу. И Со радостно возмутилась, как Хё Ни может быть красивее нее. Тони вскочил с места, чудом не уронив солонку. Со временем все пошло своим чередом, Хё Ни так же готовила, так же возмущенно била тряпкой Сын Гвона, если тот ее бесил, и только уход Гын Су поколебал их идиллию. Хё Ни не осуждала, она не лезла в игры акул бизнеса, да и разбираться было попросту некогда; бабушка Тони поставила условие, что станет инвестором «Сладкой ночи», только если их ресторан победит в кулинарном конкурсе. Если Хё Ни победит в кулинарном конкурсе. Когда Се Рой сказал ей об этом, да еще и без подготовки, просто быстро поставил перед фактом, Хё Ни пришла в ужас — она и так волновалась из-за своего участия, а тут еще и выяснилось, что от ее победы или поражения зависит судьба всего ресторана. Но взять себя в руки получилось. Чудом. Ровно до того момента, как… Хё Ни услышала шепотки, поймала на себе удивленные взгляды, и посмотрела на экран смартфона, открывая соцсети. Не из-за шепотков, машинально — но причина сразу стала ясна. Новость дня, настоящая сенсация, шеф-повар «Сладкой ночи», которую ведущий кулинарного шоу называл симпатичной девушкой, на самом деле трансгендер. Шок-контент. Невероятно, но факт. И комментарии-комментарии-комментарии — полные негатива. Это мог рассказать только Гын Су. Кому еще выгодно утопить «Сладкую ночь», как не компании Чан Га? Вот тебе и друг. Хё Ни убежала, спряталась сначала в женском туалете, но девушки, красившие губы у зеркала, ехидно спросили, можно ли ей сюда, и Хё Ни нашла убежище где-то в подсобке, устроившись на картонном ящике. Там ее нашел Се Рой, и, наверное, только его Хё Ни сейчас могла видеть, и только он мог ее поддержать — как ни странно, Се Роя она никогда не воспринимала мужчиной. Другом, но не парнем. Поэтому ей было легко с ним, и слышать от него слова поддержки — приятно. Хё Ни расплакаласьб, впервые не скрывая слез при ком-то, кроме бабушки и До Хён, и на миг подумала, что может и правда уйти, что Се Рой ее поймет и ему не нужна победа ценой унижения его друга. А потом позвонила И Со. И Хё Ни поняла — это не просто победа или поражение на кулинарном конкурсе. Это не просто победа или поражение «Сладкой ночи». Это ее победа или поражение, как человека и как личности. Это ее сражение, как Ма Хё Ни, а не как шеф-повара. Она опоздала, но ненадолго. Дверь в зал распахнулась, и все взгляды обернулись к ней, уверенным шагом следующей к рабочей поверхности. Голоса замолкли, стоило ей взять в руки микрофон. — Я — Ма Хё Ни. Шеф-повар «Сладкой ночи». Я — трансгендер. И сегодня победа будет за мной. Среди толпы Хё Ни заметила Гын Су, и ее наполнила ярость, и готовила она тоже со злостью — и злость стала основной движущей силой, чтобы больше не рыдать, чтобы собраться, чтобы ответить за свои слова. Злость была основным компонентом ее блюда. Злость, обида и желание доказать, что она — больше, чем повар-трансгендер. Она — алмаз.***
— И победа присуждается… Шеф-повару из «Сладкой ночи» Ма Хё Ни! Сын Гвон обнял ее так, что затрещали ребра, и пришлось его пнуть, чтобы не задушил. Се Рой не скрывал радости, И Со прыгала на месте, а Хё Ни не понимала, что чувствует. Она рада? Она же выиграла. Им достанутся деньги. Она не подвела друзей. Она всем утерла нос. Она доказала всем, на что способна, сказала, что победит — и победила. Но теперь все знали ее тайну. Те, кто не читал новости в интернете, увидели по телевизору. Как шеф-повар и как личность, Хё Ни сейчас состоялась и победила, а как женщина… кому нужна та, что родилась мужчиной? Никто не возьмет ее замуж. Ее жизнь и построена, и разрушена одновременно. Ей был необходим свежий воздух, и Хё Ни, кое-как отвязавшись от Сын Гвона, выбежала на улицу — и столкнулась с Гын Су.***
Он не хотел ее предавать. Он не хотел, но он был поставлен в жесткие рамки, и превыше всего поставил Чанга. Он мог стать наследником отца вместо брата, он мог получить огромный бизнес… и предложить Хё Ни работу. Сделать так, чтобы она не могла отказаться. Она была нужна ему. Как профессиональный повар, и… Хё Ни оказалась действительно очень красивой девушкой, но на Гын Су внимания не обращала, как и И Со. Ладно И Со, с ней у Гын Су все отболело, а с Хё Ни открывалась новая рана. И как она вообще может ему нравиться? Она же парень, а он — не гей. Гын Су не сомневался, что Хё Ни победит. И не сомневался, что теперь она его ненавидит — уже сто раз пожалел, что решил слить информацию о ней в сеть. Никакой бизнес не стоил человеческих судеб… во всяком случае, Гын Су так не считал, в отличие от своего отца. Столкнувшись с ней, он растерялся — не так просто смотреть в глаза человеку, которого ты предал. Извиняться было бы совсем глупо и жалко, и еще более подло, убегать — тоже, поэтому Гын Су молчал. Хё Ни нашла бы, что сказать, и без него. Конечно, она взорвалась. — Ты! — задохнулась Хё Ни, увидев Гын Су. Она замерла на пару секунд, пытаясь все переварить — в ее жизни было всякое, но предательства еще не было ни разу, и как так может быть, чтобы сначала говорить «ты всегда будешь моим другом», а потом легко и просто разрушать чужую жизнь ради… чего? Богатства, власти и амбиций? Возможно, но даже если так, то у Гын Су ничего не получилось, потому что на конкурсе Хё Ни выиграла, «Сладкая ночь» заняла первое место и получит инвестицию, и однажды Се Рой все-таки сотрет корпорацию Чанга в порошок. Раньше Хё Ни не было дела до его желания мести, она только хотела ему помочь, как другу, а теперь она его поняла. Теперь ей тоже хотелось разрушить Чанга до основания. Хё Ни со всей силы дала Гын Су пощечину, от всей души, так, что тот покачнулся. Она хотела молча развернуться и уйти… но не смогла. — Ты вообще понимаешь, что ты сделал? Ты мне жизнь сломал! И все равно ничего не добился! Вы проиграли! Вы проиграете, слышишь? Всегда вы проиграете! Не только Се Рой теперь этого хочет, а мы все! Я… от меня мало что зависит, я всего лишь шеф-повар, но я все возможное сделаю, чтобы ваша чертова корпорация в пыль рассыпалась! — эмоции фонтаном лились наружу. Не слезы — Хё Ни выплакалась в подсобке рядом с Се Роем. Сейчас Хё Ни злилась. Хё Ни была в ярости. Она скорее бы шею Гын Су свернула, чем расплакалась перед ним. И Со была права — она алмаз, тот драгоценный камень, который невозможно сломать, который сам ломает все остальное, режет даже стекло и тверже и холодней всего на земле. — Скажи мне, как ты думаешь, почему я меняла пол? Потому что я хотела однажды выйти замуж. За мужчину. Жить, как девушка и любить не свой пол. А теперь все знают, что я трансгендер, кто на мне женится? — Хё Ни перешла на тихий голос. — Хотя какая тебе разница? Ты даже толком все испортить — и то не смог. Вряд ли целью Гын Су было, чтобы Хё Ни никто не взял замуж. Но добился он именно этого. Гын Су потрогал покрасневшую щеку — удар у Хё Ни был тяжелым, не совсем женским. Он слушал ее молча, потому что возразить было нечего, и то, что говорила Хё Ни… черт, он как-то не подумал, что слитая информация повлияет не только на ее карьеру. Замуж… действительно, кто возьмет ее замуж? И почему ему до этого должно быть дело? — Прости, — сказал Гын Су. — Я сволочь. Но чего ты от меня хочешь-то теперь? Сама видишь, я проиграл, ты выиграла, и, уж прости, но твоя смена пола, замужество и все остальное — твои личные проблемы. Я что, должен тебе мужа искать? Может, самому на тебе жениться? Хё Ни слушала его почти спокойно, а потом снова размахнулась, чтобы влепить очередную пощечину. Звонкую — на пустой улице удар прозвучал эхом. — Как ты смеешь? Гын Су сплюнул кровь из разбитой губы. — Смею, Хё Ни. Это бизнес, понимаешь? Здесь, чтобы преуспеть, идут по трупам. — А лучшего пути не нашлось? — Хё Ни злобно закусила губу. — Видела я вашего шеф-повара. Руки у него растут из одного места, он не умеет правильно промывать рис, режет овощи слишком крупно, мясо пережаривает… Хотели победы? Наняли бы человека, который готовит лучше меня! И все! И никаких подлостей! И все по правилам! Я бы проиграла честно, я бы это приняла, но зачем платить крутому профессионалу, если можно просто слить сенсацию в интернет? Хотя меня за это даже не отстранили, только внимание привлек. Еще небось лайки собираешь, радуешься… — мысль о том, что где-то люди до сих пор оставляют неприятные комментарии в интернете, вгрызлась в душу Хё Ни острыми крысиными зубами. Кто-то всерьез считал, что нетрадиционные люди должны умереть. В некоторых комментариях так и писали… вдруг Хё Ни поняла, что До Хён тоже следит за новостями и тоже знает, что с ней случилось. И бабушка. И родители. Но они поддержат ее; у Хё Ни есть то, чего нет у многих таких людей, как она, что есть даже не у всех тех, кто считается «нормальным» — у нее есть семья, где ее любят, что бы ни случилось. Отец Хё Ни погладит ее по голове, ероша волосы теперь уже дочери, и скажет что-то подбадривающее, а что сделал бы отец Гын Су, если бы тот попал в похожую унизительную ситуацию? Вряд ли этот человек стал бы утешать сына. О том, какая у Гын Су мать, Хё Ни слышала от И Со, и поняла, что от его матери тоже не дождаться поддержки. А брат у него тот еще подонок, намного хуже, чем Гын Су. Гын Су улыбнулся окровавленными губами. Как ни странно, в гневе Хё Ни оказалась еще прекраснее, И Со была права, назвав ее алмазом. Теперь в ней была видна настоящая женщина — потому что только женщины способны быть настолько разъяренными. И эта женщина была так хороша, что Гын Су подумал — мог бы правда на ней жениться. — Ты рассуждаешь, как профессиональная бизнес-леди, но это чересчур благородно, — ответил он. — Ты пока не поняла, насколько грязно то, где ворочаются большие деньги. Хочешь уничтожить меня? Попробуй, — задиристо предложил Гын Су. — Сыграем в игру? — Да пошел ты, — проворчала Хё Ни. Ей надоело злиться, она устала, на нее свалилось слишком много всего. И все же перед тем, как уйти, Хё Ни небрежно посоветовала: — Лед приложи. У меня в холодильнике есть пакет с замороженной малиной. И я, конечно, понимаю, что ты можешь пойти в полицию снимать побои, но лучше бы тебе этого не делать. Я не так уж хорошо умею драться… в отличие от Се Роя и Сын Гвона. Но и я кое-что могу. Однажды в школе парень попытался в раздевалке стянуть с меня шорты… — Хё Ни усмехнулась, — у него на лице до сих пор шрам от моих ногтей. Меня оттащили — я метилась в его глаза. Она посмотрела на свой маникюр — готовить не мешали даже длинные ногти. Длинные, красные с золотистым узором. Маникюр Хё Ни всегда делала самый дорогой, такой, чтобы не портился от воды, ибо повар всегда должен контактировать с водой. Ей чертовски повезло, что на эту дорогую процедуру она не тратила ни единой воны — ее сестра мастер маникюра. Как же Хё Ни хотелось сейчас к До Хён. Обнять ее, уткнуться лицом ей в плечо и еще раз выплакать свое горе, обиду и злость. И услышать ее обычное «все равно моя сестренка лучше всех на свете». — Нет, что ты, какая полиция? — искренне удивился Гын Су. — Конечно, ты считаешь, что я подлец, но какому мужчине приятно признаваться, что его побила женщина? — Я считаю, что ты гад, — ответила Хё Ни. Она могла бы сказать и хуже — она умела ругаться. Бабушка Хё Ни только на вид была вежливой и воспитанной женщиной (и ни в коем случае не пожилой, максимум средних лет), но, если ее кто-то злил, то бабушка ругалась хуже, чем уличные бандиты, при этом в ее ругани была некая эстетика и шарм. Даже материться Ма До Хва умела женственно и элегантно. И Хё Ни могла бы припомнить выражения бабушки, но — зачем? Она и так от души врезала Гын Су, и не то чтобы успокоилась — нет, ненависть осталась, но вместо горячей стала холодной. Холодная ненависть намного страшнее. Вспышка ярости на то и вспышка, чтобы зажечься и погаснуть, а холодная ненависть, исходящая от разума, а не от сердца — это хуже всего. Минут этак пять назад Хё Ни хотела задушить Гын Су собственными руками, а сейчас уже согласна на то, чтобы задушить его чуть позже. В конце концов, месть — то блюдо, что подают холодным. — Правильно считаешь, — Гын Су еще раз потрогал губы. — Но я не пойду в полицию. Телефон Хё Ни пиликнул — странно, вроде бы выключала, забыла, что ли? Вынув его, она посмотрела на экран — сообщение. До Хён не решилась звонить, чтобы не беспокоить сестру, которая может быть занята на съемках, но в сообщении сказано все. Коротко, ёмко и так мило, что Хё Ни улыбнулась с нежностью и любовью. «Порвала их всех, моя красавица, ты лучшая!» — писала До Хён, добавив радостно танцующий смайлик. Телефон пиликнул снова — на этот раз писала бабушка. «Я горжусь тобой, моя дорогая», — Ма До Хва тоже была краткой, но от ее сообщения Хё Ни просияла снова. Следующее сообщение пришло через две секунды — от матери. «Солнышко, ты молодец!» Через еще две секунды — от отца. «Ты чудо, и не обращай внимания на тех, кто скажет иначе, дочь» «Дочь», — у Хё Ни сжалось сердце. Дочь. До этого дня папа ни разу не говорил ей «дочь», хотя принял ее выбор и обращался к ней в женском роде. Сыном он ее тоже не называл, но если по поводу сестры, бабушки и матери у Хё Ни сомнений не было, то отец на столь радикальные изменения в сыне не мог отреагировать легко. Мужчинам сложнее принять такие вещи. Но папа назвал ее дочерью, значит — принял. — Даже если пожалуешься — тебе Се Рой ноги вырвет, — Хё Ни спрятала телефон обратно в карман. — Мне пора. Меня ждет сестра, — До Хён говорила, что обязательно дождется Хё Ни и ни за что не заснет, пока та не вернется, будет сидеть до рассвета, если понадобится. До рассвета было еще далеко, но Хё Ни хотела домой. — Прощай. Гын Су молчал. Хё Ни развернулась и пошла по улице. Гын Су смотрел, как ветер ерошил ее короткие черные волосы — и вдруг она решила на секунду замедлить шаг. — Я считала тебя другом. Жаль, что ты сволочь. Правда, жаль, — произнесла Хё Ни. — И мне жаль, — шепнул Гын Су. — Ты даже не представляешь, насколько.