Василиск

Вокруг был туман. Бесконечные переливы тумана, из сизого в фиолетовый, из тёмно-красного в иззелена-жёлтый, удивительной красоты. А под ногами у меня была тонкая полоска жухлой травы. Чуть впереди — две скалы, между ними — ущелье. И старая-престарая, выдолбленная в камне лестница, уходящая вглубь и вдаль. Что ж, все истории когда-то кончаются. И я знала, что моя закончится здесь. Первый шаг дался мне тяжело. Второй — уже легче. Все плыло перед глазами, и я не знала, иду я несколько минут или несколько дней. Иногда мне казалось, что за один шаг я преодолеваю сотни ступеней. Иногда — что уже который раз переступаю одну и ту же. В конце концов я просто закрыла глаза. Шла на ощупь, вела рукой по тёплой шероховатой стене тоннеля, который всё не заканчивался. Я не боялась споткнуться. Даже если я упаду, что может случиться? Я ведь уже мертва. Но в какой-то момент я почувствовала под ногой землю. И тут же распахнула глаза. На мгновенье я смогла увидеть весь Аид — тёмный и серебристо-сияющий, полный смерти и магии, разглядеть все извивы всех пяти рек, и серебристой Леты, и чёрного Стикса, и Флегетона, горящего холодным голубым пламенем… Я видела сады и дворцы, и где-то вдалеке — светлую, как будто бы солнечную землю, обитель праведных душ… А потом все исчезло. Осталась я, и чёрная гладь Стикса, и перевозчик в старой, но крепкой лодке. И, конечно, тяжесть в моей ладони. Это был не эфлар и не обол — какая-то тяжёлая, золотая на вид монета, с половиной граната, объятой огнём, на одной стороне. Я перевернула её — корона и змея, кусающая себя за хвост, — и протянула Харону. Но он покачал головой. — Оставьте себе, госпожа. Ещё пригодится. — у него был хриплый, странноватый, неживой голос. Я пыталась рассмотреть его, но черты лица расплывались и только яростный, слишком яркий для человека взгляд серо-голубых глаз пробивался сквозь морок подземного мира. Я шагнула в лодку. Снова вышла на берег. Стикс остался за спиной, но я не помнила переправы. Резкая, неожиданная боль ударила в сердце, я споткнулась и поперхнулась — так, как будто все ещё могла задохнуться. Так, как будто мне всё ещё нужно было дышать. Передо мной возникла женщина. Три женщины… Нет, все же одна. Она казалась мне то ровесницей, то взрослой женщиной, то старухой… Я чувствовала, что если перестану пытаться что-то увидеть и начну просто смотреть, то увижу всех троих разом. Но я не могла. Ныло сердце, отвлекало противной тянущей болью, и гудел в ушах отголосок чьего-то крика. «Откуда я знаю, что слышу именно крик?» — Иди за мной, — шепнула Геката. Я скорее плыла по воздуху, чем шла, и снова не могла понять, как долго иду. Мы оказались около озера, полного чистой прозрачной воды, и я, не удержавшись, заглянула туда. И увидела себя. Себя, не Василису. Своё тело, свои глаза, свои рыжие волосы… Нет. Волосы у меня были не рыжие. Но почему сейчас они таковы? И почему на руке осталась часовая стрела? «Что со мной происходит?» Ещё несколько минут. Или часов, или секунд, или просто шагов, и перед нами возникли стены дворца. Ещё одно мгновенье, пролетевшее так же быстро, как переправа, и я оказалась в чудесном, непередаваемо весеннем, смутно знакомом саду. А из беседки впереди лился свет и видно было, что там кто-то сидит. Я подошла ближе. Там была женщина. Рыжая, одетая в багряный пеплос с золотой вышивкой по подолу, и в золотом же венце. А потом я посмотрела в её бездонные, сияющие зелёные глаза и поняла, что никакой венец ей не нужен. И поклонилась, и услышала тихий, ласковый голос: — Садись. Между нами оказался изящный круглый столик, и большая чаша с тёмной, почти чёрной жидкостью. Пахло вином и гранатом, и немного металлом. — Тебе нравится мой сад? — спросила Персефона, и мне вдруг показалось, что я уже отвечала на этот вопрос. — Он красивый… — задумчиво ответила я, — и очень тихий. Она задумчиво кивнула. — Ты пока не можешь слышать мир. Это хорошо. — Почему? Она усмехнулась. — Ты не жалеешь? — О чём? — О том, как прожила жизнь. О своей смерти. — Нет, — я качнула головой, — Не жалею. — Считаешь, он достоин твоей жертвы? Достоин жить и править такой ценой? — голос Персефоны прозвучал жёстко и холодно. Я пожала плечами. — Я не думала о том, достоин он или нет. — О чём тогда думала? Я вздохнула. — Я ведь готова была умереть. А эта вторая жизнь… Я была счастлива только благодаря нему. И снова остаться одной было бы невыносимо. Я чуть помолчала, рассматривая узоры на стенах беседки. — Я люблю его. И, наверное, всегда буду любить. Сердце отозвалось вспышкой боли и я невольно схватилась за грудь. Прикрыла глаза, и вместо темноты под веками увидела несколько ярких вспышек. И гул в ушах не стихал… Когда я снова посмотрела на Персефону, она улыбалась. — Что дальше? — Выпьешь, — она пододвинула ко мне чашу, — и узнаешь сама. — Забвение? Богиня молчала. Я прикоснулась к чаше, но потом снова подняла взгляд. — Ты думаешь, стоило просто позволить им победить? Думаешь, я умерла зря? Персефона на мгновенье прикрыла глаза. — Твоя вторая жизнь и правда была подарком. Моим подарком. Только ты могла решать, как с ней поступить. — Но все же… — Василина. Посмотри на меня. Я — последнее существо на свете, которое осудит тебя за то, что ты защищала своего мужа. Не бойся, не сомневайся… И пей. Времени у нас мало. Я удивлённо посмотрела на неё, но спорить не стала. Интересно, какие воды Леты на вкус? Но вместо забвения по моим венам потекло жидкое пламя. Терпкий вкус гранатового вина, металлический привкус крови и нарастающая боль в сердце сливались в одно ужасное, болезненное и восхитительное ощущение жизни. Первый удар сердца отдался той самой болью, я вздрогнула и вся рванулась вперёд — туда, где меня звали, где ждали… — Так просыпайся! — услышала я, и эти слова прозвучали будто бы изнутри. Я не закрывала глаза, просто открыла их снова, и… Проснулась? Очнулась… Воскресла. Первым, что я увидела, были его глаза — радостные и испуганные одновременно. Астрагор прижал меня к себе, впился в губы жадным, отчаянным поцелуем, и только тогда я окончательно поняла, что жива. Мы все ещё были в часовне. Нас — и постамент, где раньше лежала корона, — окружало плотное тёмно-фиолетовое сияние, щит невероятной силы. — Что тут произошло? — тихо спросила я. Астрагор все ещё поддерживал меня за плечи. В глазах двоилось и рябило, и я не сразу осознала, что он выглядит иначе… Моложе… А на полу рядом валяется темно-золотой широкий венец с чёрным камнем. — Так у тебя получилось! — У нас получилось, — поправил он меня. И, в ответ на удивлённый взгляд, начасовал зеркало. И в нем отразилась я. Такая же, как в Аиде, но с седой прядью на лбу… И венцом. Более изящным и тонким, очень похожим на тот, второй, но, конечно же, женским. И каким-то очень моим. — Но как? — Я ещё несколько секунд не могла отвести взгляд от россыпи мелких камней, складывающихся в красивый узор. — Сложно сказать. Сеть сомкнулась, ты начала падать… Я рванулся к тебе, но тут пламя вспыхнуло снова и сеть исчезла. Корона наконец подчинилась, и я смог закрыть нас щитом. Я кивнула, все ещё рассматривая себя в зеркале. Накрутила на палец седую прядь — а что, очень даже неплохо… Богиня, о чём я думаю? Или это от стресса? Астрагор снова притянул меня к себе. — Ты не дышала. И у тебя сердце не билось. Я пытался найти тебя в безвременье, позвать по часовому имени, но ничего не помогало. А потом ты просто очнулась… — Не просто, — откликнулась я. Хотелось рассказать о том, что я видела и с кем говорила, но слова никак не складывались во что-то осмысленное, — Но я ничего не могу рассказать. Дух молча кивнул. Тоже посмотрел на моё отражение, потом на меня… — Так ты выглядела в своём мире? — Почти. — Мне нравится, — усмехнулся он. Астрагор помог мне подняться, и сияние угасло, открывая нам испуганные и удивлённые лица Зодчего Круга. Растерянные и побежденные, они, наверное, все это время с одинаковой силой надеялись, что мы оба умерли, и боялись, что это не так. Впрочем, Астрагор тут же приказал им убираться отсюда, и через несколько секунд мы снова остались одни. Приятно было осознавать, что они физически не могли ослушаться приказа королей Времени. Короля и королевы, если быть точной. Взмах стрелы — и перед нами появилось зеркало в богато украшенной раме. Астрагор приобнял меня, встал так, чтобы мы оба в нем отразились… — Не верится, что всё получилось, — шепнул он. — Мне тоже, — откликнулась я и улыбнулась. *** А через три месяца настал Йоль. Я переодевалась к балу, отчаянно опаздывая и ворча на Афину, решившую уснуть прямо на платье и обшерстить тёмную ткань. Любимую кошку мне вернула Оля. Сейчас, когда мы легко могли найти любую из существующих параллелей, я снова смогла заглянуть домой и пообщаться с любимой подругой наяву. Впрочем, та теперь часто гостила у меня, и с каждым разом всё неохотнее собиралась домой. Я была уверена, что еще несколько раз, и Оля наконец признает, что этот мир ей по душе гораздо больше, чем собственный, и поселится здесь окончательно. Я наконец справилась с корсетом и юбками, убрала волосы наверх и осторожно закрепила венец. Сложно было привыкнуть к тому, что я теперь королева… Но гораздо сложнее было разобраться в хитросплетениях часодейной политики обеих планет. По правде говоря, я до сих пор была для Астрагора скорее ученицей и помощницей, чем настоящей соправительницей… Он говорил — ненадолго. И всегда находил время и силы, чтобы научить меня чему-то ещё. — Замечательно выглядишь, — услышала я и радостно обернулась. Улыбнулась, обняла его… Я догадывалась, что Астрагор знает о произошедшем на Самайн гораздо больше, чем говорит. И что наша свадьба была именно такой не случайно. Я каждый раз обещала себе добиться от него правды — и каждый раз решала, что это не так уж и важно. В конце концов, сейчас всё было просто чудесно. В зале — не Янтарной, но Золотой — было достаточно знакомых лиц. Елена и Нико Сильва де Салазар, с недавних пор носившие одну фамилию. Елена сильно загорела под португальским солнцем, и выглядела теперь весьма экзотично. И, конечно, элегантно, как и всегда. Рок и Маришка поселились в Змиулане. Юные Драгоции их обожали, да и Астрагор был спокоен за замок и Орден. Мелькнула тёмная макушка Фэша. И тут же светлая — Дейлы. В последнее время я все чаще замечала этих двоих рядом, но пока не знала, дружба там или что-то ещё. Астариуса не было, конечно. Его и среди живых уже не было. Он умирал долго и мучительно, в камерах нашего замка. Я смотрела. И, не удержавшись, сломала ему руку — точно так же, как когда-то он мне. Мне не было его жалко. Ни капельки. Теперь, когда битвы кончились, я смогла наконец успокоиться. И узнала, что именно начинается, когда кончаются сказки и звучит заветное «долго и счастливо». Жизнь. Восхитительно прекрасная жизнь.