Заразный эгоизм

В тот день потухло всё: и свечи, и душа Ренгоку, и огонёк души Канроджи.

      Слова Обаная оказались неправдой. Мицури не справлялась.       Чтобы не показывать свою слабость другим, чтобы казаться сильнее и уверенней, она стала отстраняться от общества. Никто не увидит, значит никто не догадается — наверное такой логики придерживалась девушка. Но все видели, все догадались. Только помочь никто не пытался. Да и как? Помочь скорбящей душе невозможно. Либо вылезет сама, либо затонет глубже. Сейчас Канроджи уверенно шла по второму варианту.       Но что-то в ней всё же поменялось после того дня.       Никогда ещё девушка не была такой тревожной. Была печальной и скорбящей, но не тревожной. Пугалась каждого шороха, каждого резкого появления товарища. Беднягу отсадили на совете ближе к Водному столпу, ибо со столпом Звука ей было сидеть невозможно — резкие яркие выпады Узуя доводили её до обмороков.       Поездки в поместье Бабочки чересчур зачастили. Руки девушки тряслись, её часто знобило. Она могла в паническом приступе прильнуть к стене и сжать руку напарника и шептать всякий бред, на подобии того, как ей страшно умереть.       С массой тела тоже возникли проблемы — вот тут уже удивились все. Некогда, всегда голодная и прожорливая Мицури перестала так активно есть. Любые походы в закусочную отвергала, а если удавалось уговорить, то брала порции в два раза меньше. Щеки начали впадать, а и без того хрупкие плечи, казалось, стали ещё хрупче. Шинобу сильно злилась на подругу и впихивала в неё еду чуть ли не насильно. Заставляла есть при ней, готовила еду с большим составом жира и белка и регулировала, сколько раз в день питалась девушка. «С твоей массой тела нужно есть в восемь раз больше» — говорила Кочо и совала ей в рот любимые блины.       Мечнице дали неделю отдыха. Что было неудивительно. Столп Насекомого крайне настояла на этом решении, пока проблема не уйдет или хотя бы не снизит обороты. Ояката-сама был не против: сам наблюдал за изменениями дитя. Осталось лишь понять, поможет это истребительнице или сделает только хуже.       Тогда на поле вышел новый герой с новым планом. Столпа Любви излечит любовь — банальный, но, кажется, достоверный способ.       — Мы идём на охоту, — с утверждением вставляет Обанай, стоя около постели больной.       Та давится чаем, стирая капли с губ и с щек. Смотрит удивленно и испуганно. Игуро и сам знает, что девушка не хочет никуда идти — ей бы лишь лежать и плакать. Но выхода нет. Либо не предпримет хотя бы что-то сейчас, либо потеряет возлюбленную.       — Но Обанай-сама, — мнётся она. Давай, скажи, парень выслушает всё. Выслушает и ответит нет. Он готовился к этой встречи четверо суток. У него хватит сил, чтобы выстоять против твоих чар. — разве мне уже можно?       Мечница начала с малого. Если начнёт со своего желания и мнения, то сразу отсекут. Начнёт с обязанностей.       — Кочо-сан разрешила, — тянет он и, при виде открытого рта с новым вопросом, кидает ещё. — Ояката-сама тоже не против.       Девушка поджимает губу. Обанай победил — так считает сам парень, но не Канроджи.       — Обанай-сама… — томно вздыхает она, ставя недопитый чай на тумбу рядом, а сама устала вытягивается на кровати, прикрывая веки. — Разве вы не видите, как мне плохо?       Конечно видит. И всё понимает. Но Мицури сама не оставила ему другого выбора.       — Вижу, поэтому и позвал, — вздыхает он. — Разве тебя не воодушевит, если ты срежешь голову проклятому демону и не спасёшь несчастного человека?       Воодушевило бы — это более правильная трактовка. Сейчас девушку саму бы кто спас, да хоть голову срезал — она не будет против. Что ей чужая жизнь, когда она свою то губит?       Выбора нет. Если Обанай настоял, значит знает, что делает. Теперь он ответственен за её моральный исход.       Ветки хрустят под ногами, парочка вступает в тёмный лес. Интересно, в таком же лесу погиб Ренгоку? Опять она о нём думает. И будет думать вечно. Пока он до конца не изведет её и не сожрёт разум вместе с телом.       Демон поблизости наблюдает за ними. Наблюдает и чего-то ждёт. Не уж то хочет, чтобы мечники первые проявили действие, а не он? Будто это он охотится за ними, а не они за ним. Смех, да и только. Поэтому и попадётся, поэтому и умрёт.       Выскакивает из-за куста, нападая первым делом на Канроджи. Думает, что, напав сначала на девушку, быстро справится потом и со вторым? Как наивно. Мицури не из легкого десятка. Не зря её тело одарено такой силой, не зря её почтили званием столпа. Она с легкостью срежет ему башку своим изгибистым мечем. Если бы не одно «но» — сейчас она не в состоянии здраво мыслить.       Девушка пугается и кричит. Катана рвёт воздух не в той траектории. Срубает лишь руку подонку и чуть не отрезает собственное ухо. Впервые она допустила такую оплошность с собственным клинком. Некогда, умелая Канроджи стала овечкой страха.       Отскакивает в сторону, и теперь на демона уже мчится столп Змеи. Он то быстро успевает загнать животное в часть больших деревьев и, запутав противника, срубает горячую голову. Слишком легкий, слишком мелкий. Убил от силы двух-трех человек: не окреп толком. Но что не так с Мицури? Она-то почему не смогла окрепнуть?       Девушке морально плохо — это факт. Но куда делись рефлексы и прежняя сила — это вопрос.       Он вёл её в лес, зная, что та сможет устоять и сразится. Она сильнее его по массе, а он лучше её по технике. Прекрасный союз, прекрасная пара. Даже в одиночку Мицури завалит мелкую сошку, а потом на закуску сразиться с Низшей Луной. Неужели все оказалось куда хуже, чем они считали?       Возвращается обратно и видит её, сидящей у дерева. Она закрывает лицо руками, дрожит и, кажется, плачет. Ревёт и трясётся от одного пустого демона.       Парень подсаживает к ней рядом, кладёт бережно руки на дрожащие колени и пытается заглянуть в глаза. Девушка не перестаёт закрывать лицо руками и жаться к коре, пытаясь скрыться ото всех.       — Мицури, — ласкает голосом тот. — Ты меня слышишь?       Канроджи хлюпает. Значит слышит.       — Я сошла с ума, Игуро? — трясется в панике её голос. — Я ведь сумасшедшая, так ведь?       Столп гладит её нежную кожу, спускаясь слегка к голени. Другую его руку девушка резко перехватила и сжала, переплетая пальцы. Второй же своей продолжала закрывать собственные глаза.       — Нет, Мицури, ты не можешь сойти с ума, осознавая это, — говорит он ей, и девушка начинает дрожать меньше, но по-прежнему сжимает его измученную ладонь.       — Тогда почему я не смогла убить того демона?       Парня мучает такой же вопрос не меньше саму мечницу. И теперь ему нужно, как ребенку, объяснять ей, что жизнь не проста и такое бывает.       — Ты ослабла, Мицури, это нормально, — шепчет Игуро, а потом садится плечом к плечу с ней. Та не сразу реагирует, но потом вытирает свободной ладонью мокрое лицо и жмётся ближе. Хочет прижаться своей головой к его, но стесняется. — Скоро ты поправишься и убьёшь ещё десяток таких, как он.       Канроджи молчит. Дрожь становится всё тише и тише, а затем и вовсе стихает. Девушка успокоилась, сердце Обаная ликует.       Молчит ещё минуту, а потом выдает:       — Ухо болит, — трогает она запотевшей рукой висок и видит кровь. — Шинобу снова будет ругаться.       Обанаю нравится эта шутка, как и любое другое проявление её юмора. Кочо и в правду будет злиться и кидать в них грозовые молнии. Особенно в парня, ведь он отвел и не уследил. Но тот готов к этому, ведь за любовь нужно платить.       Девушке нужен и необходим сейчас лекарь. Если в рану попадёт заражение, то тогда он полностью потеряет её, а не только душу. Но он не может уйти, оставив дело незаконченным.       — Пообещай мне стать сильнее, — говорит он его негромко. Не видит её реакцию, но знает приблизительно. — Что ты поправишься и станешь прежней весёлой Мицури.       Канроджи хмыкает носом. Эти слова будут подарком, для влюбленного. Но она его чуть приукрасит.       — Клянусь, — парень встрепетнулся. — Клянусь, что стану сильной и прежней весёлой Мицури.       Это даже лучше того, что он хотел. Теперь в его сердце есть новая искорка, которая будет его греть. И Игуро надеется, что эта искорка есть и в сердце девушки: она будет так же оберегать и давать ей новые силы.       Столп помогает подняться раненой. Отправляет в ножны катану и смотрит, как втискивает свое оружие девушка. Такой красный носик и надутые от напряжения щечки. Прелесть, да и только. Никто не устоит перед такой Мицури. И всех он прогонит от неё.       — Пойдём?       Ему кивают.       Прогулка слегка освежила ее. Это видно по более твёрдым шагам и не таким грустно-испуганным глазам. Теперь она снова обижена на себя за то, что показала слабость перед напарником. Каждый раз плачет и каждый раз стыдится — ну что за душка.       Таким прекрасным глазкам нужно сделать подарок. Опасный подарок, но её он обрадует.       — Мицури, — сверкают его глаза в сомнительном лукавстве. — Я заметил, что тебе понравились те лампады. Не хочешь ли ты…       — Нет! — громко трещит её голос. — Нет! Нет! Ни за что! — она по новой начала паниковать. — Никогда не дари мне свечи! Никогда!       В тот день он узнал ещё об одном страхе Канроджи — боязни свечей и любого упоминания огня.