***
Утром выйдя с дочерью в сад, Мэв застала там Эльвени, занятую плетением узорной салфетки из шёлковых лент. Ничего необычного в подобной встрече не было, но в этот раз, вместо того чтобы поприветствовать эльфийку издалека, Мэв отпустила Иенн погоняться за бабочками, а сама шагнула к свекрови. Слова Мариньи и самого Далемара о том, что мать была единственной, кто вступался за него до последнего, проедали Мэв душу: из-за неё связь матери и сына оказалась разорванной. Девушка догадывалась, что мужу её разлад с матерью явно не безразличен, просто он этого не показывает. — Доброе утро, Эльвени. Сегодня замечательная погода для прогулки, не находите? — начала Мэв, скромно сцепив руки внизу живота и ожидая, что альтмерка хоть как-то отреагирует на её слова. Но свекровь даже не соизволила взгляд поднять. — Я понимаю, что у нас всё изначально не заладилось, но давайте забудем обо всём. Начнём с чистого листа, как говорят имперцы. Вы согласны? Яркие ленты в изящных пальцах свекрови сплетались в мудрёный узор, Мэв ждала ответа, но получила лишь презрительное молчание. — Я вовсе не против, чтобы вы общались с Иенн, — сказала она, но альтмерка и это благополучно проигнорировала. — Хотя бы ради Далемара. Ему сейчас и без того трудно. Зачем ещё всё усложнять этим бессмысленным конфликтом? Думаю, ему неприятно, что мы с вами вот так игнорируем друг друга. Давайте хотя бы начнём с элементарного взаимного приветствия? Не на публику, а меж собой. Я не думаю, что мы вот так сразу станем добрыми подругами, но хотя бы пару слов в день сказать можем. Мэв простояла над свекровью непозволительно долго, но в ответ не получила ничего.***
— Жалею, что у нас нет такого сада, как у дядюшки, — сокрушалась Маринья, стоя над горшками с цветами, которые, заставив полки небольшой светлой залы, составляли своеобразную оранжерею. — А я уже дышать не могу от этого удушливого запаха роз, — не согласилась Мэв, увлечённо удаляя испорченные листья высокого фикуса. — Только и мечтаю, когда уже наступит зима! — Мэв, в этом городе не бывает зимы в привычном для тебя понимании, — усмехнулась Маринья. Девушка замерла с ножницами в руках. — Как это «не бывает»? — Ну вот так. Климат такой. Так что смирись: розы тётушки Эльвени пребудут с тобой весь год. Кстати о тётушке. — Альтмерка, погладив живот, искоса посмотрела на неё. — Мама рассказала, что Эльвени вновь начала часто упоминать тебя в разговоре. Причём не самыми добрыми словами, как понимаешь. Мэв повернулась к эльфийке. В последние дни они сдружились. Во многом этому способствовало то, что Маринья даже не пыталась расспрашивать её о чём-то. Она чаще говорила о себе, о детях, о работе и Чейдинхоле, где они жили с мужем последние десять лет, о друзьях, что часто навещали их дом. Такое отношение было просто глотком свежего воздуха, и Мэв в положенное послеобеденное время исправно наносила кузине мужа визиты, благо та сама приглашала её. — Мэв, не знаю, что ты там сделала, но заканчивай с этим: ты её просто злишь. — Злю тем, что здороваюсь при встрече? — неодобрительно спросила Мэв. — Или тем, что пытаюсь примириться? — Может, не стоит так спешить? Наш народ не приемлет торопливости в том, в чём её можно избежать. — Какая уж тут торопливость. — Мэв прикусила губу, щёлкая ножницами. — Второй месяц как я под их крышей живу, и она… — Мэв, будь с тётушкой осторожнее, — не отступала Маринья, поливая из посеребренной лейки очередной горшок с цветами. — Она коварна и мстительна, я уже говорила тебе об этом. — Но они с Далемаром почти не разговаривают, — не могла успокоиться Мэв. — И что такого? Они оба никогда не были общительными, не имея на то надобности. — Нет, они из-за меня повздорили, понимаешь? Я не понравилась Эльвени. Ну да и боги с ней. Но я не хочу, чтобы это отражалось на Далемаре. Ты же сама говорила, что мать для него многое значит. Я лишь хочу всё исправить! Маринья посмотрела на неё и качнула головой. — А ты ведь не первая, кого Эльвени не одобрила. У Далемара очень давно были отношения, которые можно было назвать серьёзными. — Было заметно, что альтмерка подбирает слова, словно ступая по болотной топи. — Риэлия Риан? — тихо спросила Мэв, решив облегчить той задачу. — Ты знаешь? — Отставив лейку, альтмерка повернулась к собеседнице, чтобы лучше её видеть. — Знаю, — ответила Мэв, прямо посмотрев в глаза альтмерки. И кажется, они друг друга поняли, но Маринья не стала углубляться в этот разговор, продолжив прежний. — Как-то Далемар пришёл с Риэлией на наш семейный праздник. И там же всем стало понятно, что Эльвени тут же невзлюбила невесту сына. Проявляя показательное радушие, она в то же время медленно, но верно изводила её весь вечер ненароком брошенными фразами относительно её матери и отца. Бедная девушка ушла домой без кровинки в лице. — А Далемар? — Наиболее злобно она распекала девушку тогда, когда он ушёл с мужчинами, — печально вспомнила Маринья. — Да и в ту пору он был… как говорят имперцы, маменькиным сынком. — Далемар? — с недоверием произнесла Мэв. — Не верю! Маринья усмехнулась и направилась к деревянной кушетке, заваленной подушками. Эльфийка явно намереваясь прилечь. Мэв смотрела на её тяжелые движения и понимала, что носить подруге осталось совсем недолго. — И как это выражалось? — не выдержала девушка. — Он слушался мать почти беспрекословно. Только её. Бывало, что дядюшке приходилось именно так доносить до сына свои просьбы. А ещё… — Маринья задумалась, нахмурив тёмные брови. — Понимаешь, Далемар тогда исполнял прихоти матери, даже если дядя был против этого. — Как-то Мурсиоро сказал мне, что Эльвени настраивала сына против отца, — вспомнила Мэв. — Можно и так сказать, — согласилась альтмерка. — Дядя всегда был занят работой, а Эльвени… Она ведь очень молодой вышла за него замуж. И Далемара родила, когда ей едва двадцать пять исполнилось… А это для нас очень молодой возраст для деторождения. Мы раньше этих лет даже не вступаем в брак. И вот Эльвени, являясь по положению замужней матроной, хотела веселиться как девица. Ну а дядюшка всякие развлечения презирал. И запрещал ей по приёмам ходить и по представлениям без должного сопровождения. Далемар ещё подростком был, когда она стала сына вечно за собой таскать, чтобы соблюсти приличия. Сначала по общине, а потом и вне её. Дядя Лариникано этого не одобрял. Особенно когда Далемару больше двадцати лет исполнилось, — замялась женщина. — Понимаешь, те, кто не знал, что они мать и сын, стали принимать их… за пару. Она из-за магии выглядела очень молодо, а кузен ростом и статью в её породу пошёл. И, как оказалось, Эльвени не спешила это заблуждение развеивать, пока дядюшка об этом не узнал. Закусив губу, Мэв посмотрела на Маринью, и та кивнула. — Да, скандал был жуткий. Они с Далемаром на представлении каком-то присутствовали, не достойном высокого общества. Бродячая скоморошья группа в Портовом районе шатёр раскинула, насколько я помню. Представления те были грубыми очень. Высмеивали Тита Мида Второго, лебезящего перед сама понимаешь кем. Что там Эльвени такого увидеть хотела, я даже не знаю. Но на одном представлении к ней пьяный капитан-редгард приставать стал. Естественно, Далемар с ним подрался. А у братца манера была — против кулаков магию не использовать, ну и, соответственно, подрались они жестоко. Стража всех троих схватила, включая Эльвени, которая вроде бы тоже во всём этом участвовала и как раз таки магию применила. Лариникано пришёл их забирать в Имперский гарнизон, а тот капитан-редгард возьми и ляпни дяде, что за такую красавицу, как его дикая дочурка, он отдаст ему свой лучший корабль. Далемар угрожать ему стал, что голову ему свернёт раньше, чем он за порог их дома ступит. Стража их опять с трудом растянула. Ну а редгард напоследок возьми и крикни Далемару, что всё равно его бабу уведёт. И это при Лариникано! После этого совместным выходам матери и сына в город был положен конец. Лариникано папе потом рассказал, как предложил после этого Эльвени выходить с ним, если ей так невмоготу дома сидеть. А она лишь рассмеялась и сказала, что вместе они будут выглядеть нелепо. А потом взяла и добавила, что был бы с ней на том представлении не Далемар, а сам Лариникано, то тот редгард бы сделал с ней что хотел, а тот бы и помешать не смог, потому что только кошельком своим силён. Надо ли говорить, что потом началось? И до чего бы всё дошло — непонятно, но у Далемара друг появился вскоре, и тот из-под материнского влияния стал уходить. А она цеплялась. Злилась, что у него стали интрижки появляться. Кузен тогда мог вообще дома не ночевать, и Эльвени маме плакалась, сетуя, что Лестеро такой домашний мальчик, а её в гуляньях увяз. Правда, до Риэлии Далемар никого домой не приводил. И вот имперку она изводила так, как только умела. Узнала почти всю грязную подноготную их семьи. Подключила маму мою, чтобы разнести всё по общине и по имперцам. Стала Далемару твердить, что он чистокровный альтмер и не может их благородную кровь смешать с человеческой. Прям по алинорским порядкам пошла, чего за ней раньше не было замечено. Но кузен неожиданно и твёрдо сказал ей нет. Но ту девушку тётушка всё равно затравила, и не вышло у них ничего. Маринья замолчала, прикрыв глаза и словно давая себе передохнуть. Мэв недовольно обдумывала то, что узнала. Образы благородной свекрови и той, что описывала подруга, упорно не желали сливаться во что-то единое. И Далемар, потворствующий матери в этих безумствах… Девушка просто не могла себе такое представить, и поэтому отринула всё, сосредоточившись на том, в чём, как ей казалось, она понимала больше. — Мне кажется, Риэлия не любила Далемара. — А мне кажется, что любила, — возразила Маринья. — Пока Эльвени не довела девочку так, что бедняжку аж в дрожь бросать в её присутствии стало. — Она сразу же пошла за другого, как Далемар посох не получил, — выдвинула последний аргумент Мэв. Эльфийка качнула головой, выражая несогласие. — Я знаю, мне Далемар рассказал… — Замерев и прикусив губу, Мэв посмотрела на Маринью, понимая, что не готова дать ей в руки клинок против себя. — Можешь не говорить, — с пониманием произнесла женщина. — А вот я скажу тебе кое-что. Только, ради богов, при кузене даже не заикайся про это. После того, как ему посох не дали, Далемар как-то быстро примкнул… к подпольному в то время движению про-алинорски настроенных альтмеров. Можно сказать, даже к секте. Только, как ходили слухи, поклонялись там не божеству даже — идее одной. Правда, дома он об этом говорить отказывался, но мы догадывались. Потому что меняться кузен стал разительно. Нартилий — его друг из Коллегии — всё пытался с Далемаром поговорить, но тот лишь насмехался и даже слушать ничего не хотел. А когда тот друг с кулаками на него кинулся, Далемар впервые ответил магией, хотя прежде считал это для себя бесчестным. Только то, что мы с отцом были у них в гостях в то время, уберегло несчастного от расправы. Но потрепал Далемар его хорошо. Я тогда про исцеление других мало знала. Пришлось Эльвени просить, чтобы помочь Нартилию, потому что тот все силы растратил на то, чтобы частично отразить заклинание Далемара. А сам кузен ушёл. Так вот Нартилий, увидев Эльвени, стал кричать, что её помощь ему не нужна, так как она во всём виновата, потому что его сестру прогнала… Встал и тоже ушёл. Хотя на ногах едва держался. А мы с отцом подумали, что он про то вспомнил, как она Риэлию изводила. Но когда семь лет назад я встретила Далемара в Бравиле… Альтмерка замолчала, собираясь с духом, и девушка поняла, что та тоже думает: вручать ли уже самой Мэв точно такой же клинок против себя. Вот только Мэв осознавала, что недостаточно благородна духом, чтобы сказать альтмерке: «Можешь не говорить». Она, наоборот, хотела услышать это, хотя и понимала, что открытие её не порадует. — Амильвен, узнав о нашей с ним встрече, внезапно тоже изъявила желание увидеть кузена. Я сразу заподозрила неладное, потому что они никогда не ладили. Причём это ещё мягко сказано. Но простодушно подумала, что служба в храме её изменила: Мара ведь учит и прощению. Пришли мы с ней к их посольству. Смотрю: сестра из кармана письмо какое-то достала. Старое и нераспечатанное. Я спросила, что это. Ну она и призналась, что это Далемару от Риэлии. Оказывается, бедная девушка, после того как узнала, что посох ему не дали и он ушёл из Коллегии, тайком от родителей сбежала из дома. Пришла к кузену домой, но Эльвени её выставила. Ну и тогда она пришла к нам, потому что знала Лестеро, иногда посещавшего компанию брата. Его она и попросила передать этим же днём Далемару тайное письмо и сказать, что она готова сбежать, потому что мать и отец неволят её выйти замуж за другого. Мэв отступила, коснувшись горла. Такого удара она не ждала. — А Лестеро ничего ему не сказал, хоть и пообещал. Письмо оказалось у моей сестры. И она его хранила много лет, чтобы добить Далемара наверняка открытием, что Риэлия всё же… не по своей воле от него отказалась. Я поняла это, выхватила у неё то письмо и сожгла. Добить? Могло ли это открытие ударить по Далемару? Глупый вопрос: конечно же могло! Это было опасно. Мэв просто знала это. — А если они скажут? Лестеро… Он может. — Нет. Мой брат труслив, как кролик, и помнит, каким может быть Далемар, — устало заверила альтмерка. — Он боится брата, Мэв. Сейчас… И собственно всегда так было — страх и зависть. Вот что двигало им и Амильвен. — Но ведь это Лестеро рассказал мне, что Далемар… сделал с Риэлией, — приврала Мэв, — при нём и назло ему. И я не приметила особого испуга, когда он это сделал. — Иногда на брата находит смелость, но ненадолго. А ещё ему всё стыдно. Поверь, это так, — обнадёжила альтмерка, увидев, с каким недоверием посмотрела на неё Мэв. — Раньше он спасался от чувства вины тем, что деспот-кузен ему руки изломал и до помрачения довёл на стене, а после того, как ты ему глазки-то открыла в том подвале… Мэв, побледнев, открыла рот. — Далемар… тоже слышал? — Да. Учти, Мэв, у нас острый слух. Лучше, чем у вас, людей. Пока отец говорил с тобой в нашей манере, Лестеро ничего разобрать не мог. Но потом отец повысил на тебя голос. Далемар, оттолкнув брата, пошёл к двери, но тут ты отвечать папе стала, причём довольно звонко, про звания и про то, что кузен ради брата приказ нарушил. Что поступить иначе и не мог. Лестеро сказал, что Далемар перед дверью замер и простоял так к нему спиной, пока вы не ушли. Брату стало так жутко, он даже не знал, с каким настроем кузен от той двери отойдёт. А Далемар так и не повернулся до последнего. Просто приказал Лестеро сжечь всё. Ну, тот со страху и от потрясения исполнил. А потом понял, когда кузен ушёл, что ведь сам… ради глупой прихоти приложил руку к тому, что Далемар к Альдмерскому Наследию примкнул, разочаровавшись во всём. Мэв задумалась. Так, значит, тогда на лице Лестеро, поднявшегося из подвала, был стыд? Но даже если и так… помимо поэта оставалась Амильвен. — А твоя сестра? — А вот там покаяния ждать не стоит, — мрачно произнесла Маринья. — Но не бойся: она не вернётся в Имперский город в ближайшие лет двадцать-тридцать — Эльвени об этом позаботилась. Кстати, я к чему тебе всё это рассказала… Чтобы ты понимала, что тётушка ни перед чем не остановится. Там раскаяние и подавно искать бесполезно. Поэтому, мой тебе совет, просто не трогай её. А в случае если тётушка сама начнёт к тебе интерес проявлять, просто знай: это ловушка. — Далемар говорил, что его мать великодушна, — печально вспомнила Мэв. — Ещё до того, как мы приехали сюда. — А ты хотела, чтобы он тебе сразу всю правду открыл? Чтобы ты заранее тряслась от страха перед нашим дивным семейством? — горько усмехнулась Маринья. — Как видишь, копни — и столько компоста польётся, хоть поле удобряй. Но Далемар тебя защищает. Очень. Папа мне рассказывал. Дядя, может, сам, а может, с подачи жены пытался разговор завести про тебя, так кузен ему так ответил, что даже Лариникано рот закрыл. А этого добиться ой как непросто. Мэв внимательно изучала побелевшие костяшки пальцев, сжавших ткань юбки. Девушка упорно подавляла в себе желание расплакаться. Защищал её… А она сама сможет ли сделать то же самое? От его прошлого, что упорно следовало за ними? От настоящего? И нужна ли ему от неё защита? Быть может, она всего лишь… — Как думаешь? — Мэв, отбросив сомнения, спросила эльфийку про то, что уже давно терзало её. — Я для Далемара… призрак Риэлии? — С чего ты решила? — изумилась Маринья. — Мне сказали, что я похожа на неё. Мама твоя, Эльвени… Даже он сам сказал, что типаж у нас похожий. Альтмерка осмотрела подругу с головы до пят и уверенно мотнула головой из стороны в сторону. — Не похожа ты на неё. Разве только тем, что человек, и цветом волос, — задумчиво произнесла Маринья. — Но вот в сути своей Риэлия была совсем иной. — Какой? — Наивной и романтично-слащавой оттого, что жизнь по книгам только знала, — печально продолжила Маринья. — Причём литература та была не самого лучшего авторства. А ещё она флиртовать любила. Могла даже Лестеро глазки построить, чтобы Далемара позлить. Не понимала, что с ним этого делать нельзя, так как он начнёт тем же отвечать и нарочито за юбками волочиться. Уж даже не буду утверждать, как они там друг другу подходили и чем бы это всё закончилось. Но так скажу: коль он тебя с таким багажом опыта выбрал, то, верно, не напоминаешь ты её ему. Потому как вспоминать, как всё с ней… закончилось, ему явно неприятно. Мэв кивнула. Да, вряд ли Далемар желал видеть перед собой подобное напоминание. — Ты мне больше его самого напоминаешь… Опешив, Мэв подняла взгляд на альтмерку — та улыбалась. — Я честно говорю. Напоминаешь, каким он был… до той истории с вазой. Такая же дерзкая, порывистая и в то же время недоверчивая. Да и жизнь ты всё-таки видела, несмотря на юные года. И из того, что брат мне рассказал и отец, я осознала, что понимаешь ты его так, как, может, никто из нас и не поймёт. Потому что все мы на себе зациклены. Даже я. — Маринья печально улыбнулась. — Поэтому просто дари братцу спокойствие, тепло и понимание. И перестань накручивать себя уже бессмысленными вопросами. Делай так, как он: наслаждайся тем, что есть сейчас, и не живи ожиданием худшего.***
В кабинет мужа Мэв вломилась небольшим ураганом и, не сбавляя скорости, подлетела, и с ходу повисла на мере. Перед тем как впиться ему в шею поцелуем голодного вампира, она успела заметить потрясение. — Моя девочка, что ты делаешь? — Далемар едва успел отложить бумаги, спасая их от участи оказаться смятыми или разорванными. — Наслаждаюсь тобой, — прошептала она ему на ухо, отодвигая воротник и возвращаясь к поцелуям. Желание было таким сильным, что она пустила в ход зубы. Руки скользнули по укрытой плотным шёлком груди. — Постарайся насладиться, не оставляя на мне засосов. — Он положил руки поверх её запястий, явно раздумывая, стоит ли отстранить жену и охладить этот её внезапный пыл. — По крайней мере, на тех местах, что не прикрыты одеждой. Едва слыша, Мэв наградила его лёгким укусом под ухом. — Например, здесь синяку совсем не место. Я серьёзно. У меня завтра несколько ответственных встреч, а подобные отметины на теле в моём возрасте напрочь убивают любую солидность. Да что на тебя нашло? Проявив силу, Далемар всё же отстранил её, но Мэв не сдавалась. Вспомнив кое-что из совместных занятий, ловко освободила запястья и тут же плюхнулась мужу на колени. — Постели здесь ковёр — и синяков не будет, — прошептала она, принимаясь за пуговицы на кафтане. Сначала Мэв подумала, что муж хочет её поцеловать, но быстро осознала: он пытается понять, не пахнет ли от неё алкоголем. Зажав лицо, он зачем-то даже посмотрел ей в глаза, словно намереваясь узреть там причину столь резко нахлынувшего желания. Подобное внимание и настороженность немного охладили её пыл. — Что? — Просто проверяю, не опоила ли тебя чем-нибудь Маринья. Мэв нахмурилась, отвлекаясь от пуговиц. — Не надо так говорить про свою сестру. Она хорошая. Ответом ей послужила усмешка, но возражать Далемар не стал. Отпустил её, откинулся на спинку стула и лишь потом уже легко прикоснулся к её щеке. — Ты не согласен? — Тебе нужно общаться хоть с кем-то, и Маринья — меньшее из зол, — уклончиво ответил он. — Просто… — Излишне не откровенничай, — договорила за него Мэв, прижимаясь к ладони, словно ласковая кошка, и он погладил её соответствующе. Потом просто кивнул. Оглянулся на гаснущие сумерки за высокими окнами, словно рассчитывая, сколько времени осталось до рутинного ужина. Но когда Далемар окинул взглядом её бёдра, охватившие его, Мэв не сдержала ехидного смеха, поняв, что он оценивает возможность сделать это прямо здесь, на стуле. Она прильнула к нему, обвив шею руками. Он коснулся перекинутой через плечо косы. — Пойдёшь закрывать двери — распусти волосы. Красиво они по твоим нордским сисечкам струятся, когда ты сверху.***
Держа путь к особняку Циаранов, Мэв поймала себя на том, что хочет закружиться в танце. Останавливало девушку лишь то, что прочие жители Мартин Плаза явно сочтут такой поступок «несолидным». Поэтому Мэв ограничилась простой мелодией про Рагнара Рыжего, которую тихонько насвистывала под нос, прицоковая в такт каблучками. К обуви она постепенно привыкла, равно как и к струящимся тканям эльфийского платья. То, как ветер трепал длинную юбку, превращая её в своеобразный шлейф, девушку даже забавляло. Хотя она не отказалась бы и от более практичной одежды. Намекнула вчера вечером Далемару, как ей нравятся штаны каджитки — Ра’нани. И что так-то она нордка и верхом может умело держаться не только на нём самом. Эльф усмехнулся и никак это не прокомментировал. Но Мэв уже знала мужа достаточно, чтобы понимать, что сказанное он примет к сведению. Жизнь определённо налаживалась. Хоть свекровь по-прежнему отвечала на её приветствия надменным молчанием, но у них с Иенн появлялись друзья и жизнь уже не казалась такой серой и безнадёжной. Да и Далемар, отказавшийся от зелий, больше не казался мрачным и бледным. Новое лекарство давало эффект: он вёл себя куда более «оживлённо». В последние дни муж даже одеваться стал иначе, разбавляя привычный непроницаемо чёрный более яркими оттенками. Перед зеркалом Далемар проводил времени больше, чем она сама, но Мэв больше не хихикала, наблюдая за ним. И даже радовалась, если Далемар обращался к ней за советом. Хотя она замечала, что делал это муж скорее из вежливости, так как выбор неизменно делал сам. Мэв спрашивала, как дела с местом в городском совете, на что получила уклончивый ответ, что не так паршиво, как могло бы быть. Нежелание Далемара делиться мыслями и соображениями было той самой ложкой дёгтя в бочке мёда их отношений. На порог особняка Циаранов Мэв буквально влетела птицей. Сегодня она была намерена поблагодарить Маринью за дельный совет: больше уделяя времени чтению и прогулкам, она и правда успокоилась. А когда муж вчера ввернул заумное словечко и начал пояснять ей значение, а Мэв с улыбкой сказала, что уже знает его, то он вскинул брови. Но Мэв точно видела, что он ей доволен. В прихожей девушку встретил дворецкий Рисель и погасил всё её веселье единственной фразой: — Госпожа Маринья сегодня не спустится. Мэв сразу поняла причину. — Пришло время. Босмер кивнул. Мэв закусила губу, припомнив, что дарить новую жизнь вовсе не такое уж радостное событие, как преподносит молва и книги. Это больно и страшно. Той ночью, когда Иенн попросилась на свет, Мэв казалось, что она умрёт. Качнув головой и отогнав воспоминание, девушка поняла, что сегодня под этой крышей хозяевам явно будет не до неё. — Тогда я, пожалуй, вернусь в особняк. — Госпожа Улькарин сегодня получит традиционное приглашение, — тут же отозвался босмер. — Госпожа Каранья уже послала их с курьером. — Традиционное приглашение? — не поняла Мэв. Слуга удивился, но пояснил: — Когда приходит время появиться на свет новому альтмеру, под крышей дома роженицы собираются все матриархи общины и члены семьи. Таков обычай. «Для нас появление нового альтмера — большое событие», — вспомнила Мэв, кивая. Следуя приглашению дворецкого, девушка пошла за ним в сторону гостиной. Но едва она вошла в любезно распахнутую дверь, как поняла: сегодня испытания для неё лишь начинались. — О, дорогая Мэв! Какая приятная встреча, — радушно поприветствовала её Нина Каран, не поднимаясь с хозяйской софы, на которой сидела, закинув ногу на ногу. Никого другого в гостиной не оказалось Дверь за спиной закрылась. Заметив её замешательство, Каран растянула тонкие губы в улыбке. — Моя дорогая подруга Каранья поднялась к дочери. Сегодня Маринья совсем неважно себя чувствует. Мы думаем, что к вечеру она родит. «Нужно что-то ответить», — велела себе Мэв, преодолевая неприязнь. — Здравствуйте, — только и произнесла девушка, не желая выдавливать из себя ложь, что встреча для неё и правда приятна. «С бóльшим удовольствием я бы провалилась в гнездо злокрысов», — скептично подумала Мэв, взирая на пепельноволосую женщину. — Не думала, что срок настанет сегодня. Маринья уверяла, что ей носить ещё не меньше двух недель. — Это всё тряска, — поучающим тоном пояснила Нина, искоса наблюдая за Мэв. — Ну кто в здравом уме на столь позднем сроке отправляется в дальнее путешествие! Благословение Маре, что она вообще доехала, а не родила в дороге. Сколько же раздражительности и едкости, отметила девушка. Верно, для Нины не был секретом враждебный настрой к ней Мариньи. Мэв ещё раз осмотрелась, гадая, что привело сюда Каран сегодня. Ещё и без ученицы, которая прежде тенью следовала за наставницей. — Я поднимусь к Маринье. — Не стоит, дорогая. По традиции к роженице может входить только мать, свекровь и родные сёстры, — поведала Каран. — Альтмерские правила в отношении всего, что касается деторождения, весьма строги. Строги? Быть может, Рисель ошибся и ей не следовало быть здесь сейчас? А если и следовало… соседство с бывшей любовницей мужа девушку не радовало. Вопреки воле, воображение тут же услужливо нарисовало Далемара и Нину вместе, и девушка спрятала сжавшиеся кулаки в складках юбки. Но едва она развернулась, чтобы убраться восвояси, как Каран в свойственной ей покровительственной манере уверила: — Дорогая Мэв, не стоит уходить. Каранья собиралась послать за тобой и Эльвени. Я помогала ей написать все приглашения и лично внесла твоё имя в список по её просьбе. Курьер только ушёл. Но скоро здесь соберётся весь свет имперского альтмерского сообщества. — Пожалуй, я всё же подожду приглашения как положено и приду позже со свекровью, — неумолимо возразила Мэв. — Не стоит избегать меня, дорогая, — миролюбиво произнесла Нина. — Я не кусаюсь. — Я не избегаю. — Девушка вскинула подбородок. Наверное, излишне резко, потому что улыбка на губах Нины переродилась в усмешку. — Тогда давай поговорим. Всё же между нами есть кое-что общее. — Мэв вспыхнула, но бретонка тут же пояснила со вздохом: — Мы обе плутаем в лабиринте обычаев и правил высоких эльфов, словно в тёмном лесу. «Ну конечно», — кисло подумала Мэв. Ни на миг у неё не возникло сомнения, что на самом деле женщина имела в виду вовсе не это. Костяшки пальцев хрустнули, когда она представила, что и эти тонкие губы он тоже целовал. Это было глупо и излишне наивно, но Мэв поняла, что не хочет даже дышать с этой женщиной одним воздухом. «Не будь дурой. Веди себя с достоинством», — велела себе Мэв, разжимая кулаки и возвращая спине прямую осанку. — Многих удивляет выбор Далемара, но не меня, — без обиняков продолжила Нина, внимательно осматривая девушку. — Очень молода, довольно красива и не в меру наивна — просто идеальный вариант для него. — Если бы каждый раз за подобную фразу мне платили по септиму, то к концу этого года я накопила бы на такой же особняк, — с жёсткой улыбкой ответила Мэв. — Почему ты так враждебно настроена ко мне, дорогая? — участливо поинтересовалась бретонка. Но, прежде чем Мэв успела придумать приличную ложь, столь же елейным тоном спросила: — Неужели Далемар рассказал тебе про нас? — Про вас? Как же самонадеянно так говорить об единственном разе в подпитии, — не выдержала Мэв, поняв, что желание держаться с достоинством летит прямиком в Обливион вместе со здравым смыслом от одной лишь ядовитой фразы. Далемара такая опрометчивость явно бы не порадовала, осознала девушка, но враждебность неудержимой лавиной уже сорвалась с горы. — Значит, он обставил всё так, — усмехнулась бретонка. — Искажать факты в свою пользу Далемар всегда любил. — А ты-то сейчас ничего не искажаешь? Брошенная женщина — не самый надёжный свидетель, — вспомнила Мэв сатирическую цитату какого-то имперца, чью книгу прочла три дня назад. — И правда остра на язык. Эльвени не преувеличила. Вот только твоему мужу эта черта явно не по вкусу. — Если бретонка поставила перед собой цель нажить себе кровного врага, то с задачей своей она успешно справилась, поняла Мэв. — Успокойся, дитя. Это и правда дела минувших лет. Всё, о чём я тревожусь сейчас, — это моя ученица. «Очередная ложь», — сказала себе Мэв. И тут же велела успокоиться. В горячке она может сболтнуть при этой столичной стерве что-то лишнее. На что бретонка явно и рассчитывала. — А об этом ты не знаешь, — продолжала наступление Нина, и веселье её мигом угасло. — Моя милая, наивная Оливин. Как и многие девушки столь юных лет, как и ты сама, она купилась на ту тёмную ауру грешника, что Далемар умышленно распространяет вокруг себя. А меня как того, кто не понаслышке знает, что он из себя представляет, их увлечение друг другом не радует. — Верить тебе — не уважать себя и мужа, — твёрдо произнесла Мэв, понимая, что не первый раз Далемара пытались оклеветать даже члены семьи. А Нина Каран была для них врагом. — Поэтому советую оставить эти тщетные попытки. Ты лишь позоришь себя. — Я готова пойти и на позор, лишь бы уберечь ученицу от уготованной ей западни, — спокойно призналась Нина, смахивая с высокого лба завитый локон. — Она ведь Индомарин — любимица отца. Если Улькарины считаются одной из самых богатых семейств Имперского города, то Индомарины, без сомнения, наиболее влиятельны. Её отец заседает в совете. Ты ведь не глупа, Мэв. Я вижу. Будь иначе, я бы не обратилась к тебе за помощью. — Помощью? — Мэв ошарашено посмотрела на бретонку. В своём ли уме эта магичка, если думает, что она не просто поверит в наглые наветы, но и обратится против мужа. И всё же что-то удерживало её на месте. — Хочу предложить тебе взаимовыгодный договор, милое дитя. Выражение на твоём личике так и кричит, что ты не желаешь делить мужа ни с кем другим. И хоть мне чисто по-женски жаль тебя, дорогая, я бы предпочла, чтобы так и было. Вот только сам Далемар поставил перед собой цель заполучить Оливин Индомарин. Что я подразумеваю под этим, догадаешься сама. — Не ты ли сама этого добивались, когда послала её строить ему глазки? — Не стоит судить обо мне, исходя из слов Далемара: твой муж довольно лжив, если ты не знала. Зашипев, Мэв шагнула к женщине. — Не потерплю! — Неужели ты не заметила, как он переменился с той вашей карточной партии? — твёрдо произнесла Нина, даже не шелохнувшись. И Мэв едва не оступилась. — Признаться честно, я опять недооценила нашего паука. Знала бы, что Оливин поддастся, никогда бы не согласилась на уговоры девушки помочь мне подступиться к нему. Бывшему ученику моего дяди и отставному офицеру Талмора! Мэв замерла, не веря, что бретонка произнесла это вслух. — Не вижу смысла таиться, если мы обе всё понимаем. Ты же не слепа, Мэв. Во всём, кроме того, что касается Далемара, зришь ясно. Увы, в этом вы с Оливин, как оказалось, схожи, — выдохнула женщина с досадой. — Он ведь изломан, плутает во тьме. И лишь твоя любовь способна вывести его к свету? Раскаявшийся грешник — самая банальная из личин, что он способен нацепить. Но с вами обеими уловка сработала безотказно. Юные и наивные девушки, милосердны и недостаточно побиты жизнью, чтобы взирать на всё скептично. Проблеск гибнущей души под слоем грязи — и вот очередная спасительница бросается в бой, не щадя себя. Смех Нины не нёс в себе и тени злорадства. Скорее отчаяние. Мэв пыталась заметить наигранность и фальшь, но не смогла. Это невольно ввело её в ступор. — Оливин никогда не имела от меня секретов, но вчера я узнала, что она тайно встречается с ним. — Мэв вздрогнула, но тут же подавила в себе ревность. — В одной из контор его отца. В Эльфийских садах. И насколько мне известно, Лариникано при этих встречах не присутствует. Впрочем, причина понятна, для подобных встреч нужно уединение. Вечером бедная девочка вернулась ко мне в Коллегию такой счастливой, что сомнений не оставалось… — Не сработает, — уверила девушка нарочито спокойно. — Льсти моему уму сколько хочешь, но я не стану считать себя хитрее, чем есть на самом деле. Нина вновь взмахнула завитым локоном. — А ты и правда не так проста, как кажется на первый взгляд. Ладно, отступлю. Пока ты не готова услышать меня, — ответила Нина. — Вот только Далемар узнает о моём предложении. Ты сама ему расскажешь, потому что он тебя так выучил — быть его соглядатаем. Причём так, что ты даже не понимаешь, что его цели вовсе не равнозначны твоим. Мой тебе совет, юное создание: едва ты становишься для мужчины инструментом, как перестаёшь быть личностью. Худшее, что может сделать женщина для себя в отношениях, — стать удобной для партнёра. — Если вам попадались одни лишь подонки, не стоит всех грести под одну гребёнку! — Не забыла, что я хорошо знаю твоего идеального муженька? Причём со всех, так сказать, сторон, так как я была ему и наставницей, а не только любовницей. — Мэв исказила губы, являя презрение. Нина тут же это различила. — Он ведь сказал тебе, что, цитирую, трахнул меня один всего раз? И, догадываюсь, непременно упомянул, что пошёл на сей акт не из желания, а чтобы наказать за высокомерие? Невольно Мэв тронула браслеты-обереги, проверяя их наличие. А Нина, буравя её взглядом, продолжила наступление: — Он соврал тебе, милое дитя. Его толкнули ко мне похоть и ещё более низменные порывы. И, должна признаться, не единожды. — То было давно, — ответила Мэв нарочито ледяным тоном. — Хоть и сотню раз ты была с ним. Этого уже не изменить. Меня тогда даже не было на этом свете, поэтому я ревновать не стану. Сейчас я знаю одно: он со мной. И только со мной. Нина её реплику проигнорировала. Мэв решила, что всё же нужно уйти. Но потом поняла, что такое бегство просто убедит бретонку, что её слова достигли цели. А вот если она достойно выдержит этот натиск, Нина отступит и проиграет. Поймёт, что союзы и договорённости ей не нужны. Бретонка вновь печально улыбнулась. — Чего не отнять у Далемара — так это способности заставлять своих жертв почувствовать себя особенными. Увы, я убедилась в этом на собственном опыте. Не люблю вспоминать, когда поддалась ему в первый раз. Тогда Далемар носил личину загадки. Немногословный, мрачный и неприступный. При этом его репутация уже тогда оставляла желать лучшего. Но дядюшка его ценил. Даже больше меня самой, стоит признать. Я ревновала и даже невзлюбила этого наглого мальчишку. Я маг — он лишь ученик. Но, когда дяде нужна была помощь в исследованиях, он обращался исключительно к нему. А на меня мастер сбросил учеников и официальные хлопоты, вверенные ему Коллегией. Я преподавала за него. Обеспечивала ему уют. Делала целебные мази от артрита, что донимал дядю в межсезонье. Готовила постный суп для его больного желудка. Утратила себя в этом желании угодить и заслужить признание и доверие. Сделала именно то, от чего предостерегаю тебя, дитя: стала инструментом для мужчины. Прошёл год, когда я осознала, что уже не маг. Не личность, а простая прислужница. Символично, но я над кастрюлей с супом поняла, что жизнь моя так же пуста, как и та бурлящая похлёбка. А Далемару дядя готовил не просто посох, но и место, которое разом вознесло бы его туда же, куда я сама добиралась долгих девять лет! Я отбросила поварёшку, сняла фартук и пошла к Талеру. Так наставника звал твой тогда ещё будущий муженек, в то время как я использовала возвышенное «магистр Леланд», позволяя слово «дядя» лишь наедине. У меня был лишь один вопрос: «Почему вершится такая несправедливость?» А дядя начал утверждать, что путь, пройденный мной и Далемаром, равнозначен! Ведь мальчишка взращен им буквально с истоков на протяжении всё тех же десяти лет! Он успокоил меня и сказал, что коль роль ассистентки мне не мила, то он устроит новое назначение. Предложил мне на выбор место главы любого отделения Коллегии в Сиродиле. Но то было вовсе не возвышение, а новая ссылка. Я повернулась и увидела Далемара. Притаившись у стены, он молча слушал наш разговор. Выжидал и усмехался. И тогда я поняла, какова истинная причина моего изгнания: места в Коллегии всегда ограничены и одно нужно было освободить! За заботу, преклонение и верность дядя отплатил мне предательством. Болезненное осознание. И я, вопреки убеждениям, явила чувства: убежала. Дядя звал, а меня душили слёзы. Я ненавидела твоего мужа всем сердцем в тот миг. Нина вздохнула, смотря куда-то в сторону, словно перенесясь на десятки лет назад. — Вскоре дядя уехал договариваться о моём переводе в Анвил. Был праздник. Все занятия отменили. Коллегию напомнили музыка и смех. Никогда прежде я не позволяла себе слабость опуститься до того, чтобы панибратствовать с учениками. Но в тот раз… просто не могла быть одна. А Далемар почуял слабину, словно хищник. Помню лишь, как вскоре он сел рядом. Заговорил первым, протягивая бутылку. Такую глупость сказал, что я челюсть едва не уронила. Не ожидала от него такого. Засмеялась и поняла, что отчего-то не могу разозлиться. А потом говорила уже я. Обо всём. Даже отчёта не отдавала в том, что несу. А он слушал. Очень внимательно, это льстило. И я, взрослая и опытная женщина, купилась на самую дешёвую уловку, словно девчонка. Сначала почувствовала себя особенной, а потом ощутила его руку под юбкой, а язык — во рту. Гнев заставлял кровь бежать быстрее. Виски пульсировали болью. Но Мэв не намерена была сдаваться. Заставив лицо застыть и скрестив руки на груди, девушка сдерживала гнев. — Надо признаться: он оказался хорош. Не лучший мой сексуальный опыт, но своё место в десятке на тот момент он заслужил. Определённо в чувственном плане о случившемся я не пожалела. Ученик, альтмер — запрет и экзотика. К тому же его распущенность меня удивила. Но не буду вдаваться в подробности: тебе явно неприятно, а я не хочу становиться твоим врагом, дорогая. После того, как всё закончилось, он ушёл, заверяя, что вскоре вернётся с ещё одной бутылкой вина. И я, дура, ждала, млея. Мне хотелось продолжения. Но любовничек всё не появлялся. Винные пары всё ещё владели мной, и я стала одеваться, чтобы поторопить мальчишку и повторить. Вот только случилась оказия: я всё не могла найти одного своего чулка тончайшего коловианского плетения. Всё обыскала из опаски, что дядя ненароком его увидит и догадается, что я… Нина рассмеялась, тут же прикрыв рот рукой. Мэв хранила каменное лицо — про всё это она знала. Бретонка буквально дословно пересказывала то, что уже поведал ей Далемар. И про кровать наставника он ей тоже сказал. — Да, мы в дядиной кровати это тогда сделали. До сих пор стыдно про это вспоминать. О Мара! Ну да ладно. Я спустилась и услышала гогот. Его дружок, Нартилий, закатав штаны и надев мой чулок, выплясывал на бочке посреди зала на потеху всем прочим ученикам. А Далемар стоял рядом и этому танцу похлопывал, утверждая, что имперцу обнова идёт куда больше, чем прежней владелице. А потом увидел меня и даже не смутился. Нагло отвесил галантный поклон. И все смотрели и посмеивались. Оказывается, мальчишки-ученики заключили пари на то, кто из них первый со мной переспит. Далемар сорвал солидный куш тем вечером. «…если я хотел, то всегда выигрывал». Он ведь тоже рассказывал ей про эти споры. Мэв шумно сглотнула, понимая, что в том поступке была одна лишь низость. — Ох и взяла же меня тогда злоба за то, что позволила так нагло обойтись с собою, и я решила ему отомстить. Но мальчишка показательно вертел передо мною своим горбатым носом, показывая, что «покорённая вершина» больше ему неинтересна. Эти слова тоже полностью повторяли сказанное им. И всё же Мэв не хотела узнавать мужа с этой стороны. Мурашки бежали по коже, словно искорки электричества. — Ты не удивлена. Впрочем, нечему поражаться: с его самолюбием он просто не мог не похвалиться перед тобой своим свершением. Не сомневаюсь, что упиваться твоей наивной ревностью ему даже приятно. Но вот вряд ли Далемар рассказал тебе, как я ему отомстила. — Слова Каран зазвучали медленно и тягуче, словно смола. — Вскоре я уже поняла, что он из себя представляет. Ничего непостижимого на самом деле — лишь похоть, азарт и жажда власти, ключом к которой он видел магию. К моим наставлениям Далемар всегда относился свысока. Искренне считал, что уже превосходит меня во всём. Но я знала, что ради могущества он готов на многое. Если не сказать, что на всё. Чего ещё было ждать от того, кто занялся сексом, чтобы получить деньги за пари. — Не смей, — зашипела Мэв. — Но это так. Твой муж не чужд корыстных побуждений. И коль похоть его я не могла воспламенить, то ударила по жадности. Я рассказала ему об одном мощном и, соответственно, запретном заклинании, которое могло за единое применение рушить не только плоть, но и камень. Недостатком того заклинания служило то, что оно было шумным. Использовать его в городской черте было чревато скандалом. Но Далемар заинтересовался. Мы с ним дождались грозы. — Мэв невольно прикрыла глаза, поняв, о каком именно заклинании говорит бретонка. Нет! — Потом вместе спустились по тайным ступеням за черту Коллегии, к озеру, где я наглядно продемонстрировала товар. А потом назвала цену, за которую он сможет его получить: те деньги, что он получил за меня, за вычетом той суммы, что уже потратил. Увидев, как он мечется между двумя побуждениями — жаждой возвыситься ещё на ступень и банальной жадностью, — я отступила, уселась на камень и сказала, что готова принять и другую плату, но на том условии, что мне будет очень приятно. И твой благородный альтмер без особых сомнений согласился. Прямо там, в грязи и под дождём, по сути, он продал мне себя, словно обычный проститут. «Лучше всего бить в трахею. Вот сюда, — указал себе на горло Далемар. — Магия требует концентрации, моя девочка, а когда борешься за каждый вздох — особо не поколдуешь. Можешь мне поверить». Мэв ринулась вперёд. С усмешкой Нина вскинула руку, чары обволокли кисть, срываясь в сторону девушки, окутывая её, словно дымка. — Спокойствие, — высокомерно произнесла бретонка. Обереги завибрировали сильнее. Глаза Нины распахнулись шире. Мэв заметила непонимание, а потом и страх. Ребром ладони она ударила женщину точно по центру горла. Та захрипела, открыв рот. А потом ярость затопила разум, отчего Мэв просто дала волю рукам, молотя бретонку, не рассчитывая силы, не замечая, куда опускаются кулаки. Она видела только выпученные серые глаза и рот, хватающий воздух. Страх, перерождающийся в ужас. «Мы ничем не отличаемся. Да, Далемар?» — подумала Мэв, поняв, что ярость отстранила разум и своим телом она сейчас не владеет. И пусть. Следующее, что Мэв помнила, как её оторвали от Нины и подняли в воздух. Как ей что-то кричали прямо на ухо, но она не слышала: пульсация крови в висках заглушала всё. Девушка видела лишь тонкие длинные руки, обхватившие её поперёк талии. Ядовито-зелёные рукава с пышными манжетами, испачканными чернилами. Локти, ноги, зубы — Мэв, рыча, пустила в ход всё, вырываясь из неумелого захвата. Весьма не поэтично ругнувшись, Лестеро пошатнулся и упал на пол, выпустив лягавшуюся ношу в полёте. Затылок заболел. Белый потолок на миг стал красным. А потом были видения, да и то лишь урывками: Голося, Каранья звала Эльвени. Свекровь, белее платья, склонилась над задыхающейся Ниной. Звучала магия. Резкий хлопок пощёчины вернул Мэв в реальность. Но пострадала не её щека. Так свекровь успокоила снующую туда-сюда по гостиной Каранью. Нина Каран, держась за голову, всё ещё массировала горло, не поднимая глаз. А вот Эльвени, указывая Каранье на дверь, велела той никого не пускать и искренней улыбаться гостям. И всех, кто прибудет, вопреки традициям, вести прямиком в столовую. Потом Эльвени повернулась к Мэв. — Лестеро! Унеси эту дрянь отсюда, пока я сама её не убила, — холодно прошипела свекровь. — Тётушка, позовите жриц. Нина… — начал было Лестеро встревоженно, но Эльвени буквально подскочила к нему, чем заставила поэта рухнуть обратно. Альтмерка заговорила так тихо, что Мэв едва разобрала её слова: — Никаких жриц, дурак! Если Доринелла или кто-то из прочих сплетниц узнает, что здесь случилось, репутации нашей семьи придёт конец. Вставай на ноги! Живо, тюфяк! Пока Лестеро поднимался с пола, обиженно сопя, Эльвени вернулась к Нине. Сев рядом, обняла ту за плечи, что-то тихо спрашивая и являя вполне искреннее сочувствие. Целебная магия плотной пеленой окутывала руку свекрови, которой она буквально гладила Каран по оплывающему лицу. «Помогаешь врагу своего сына! — едва не крикнула Мэв. — Предательница!» Ярость всё ещё кипела в крови. Поэт неловко начал поднимать её с пола, кряхтя и явно не зная, как именно исполнить приказ тётушки. К тому времени власть над телом вернулась к Мэв. Отринув помощь, она встала на колени и лишь потом выпрямилась во весь рост. — Сама пойду. Альтмер не противился. И всё же следовал за ней по пятам. Молча. Ноги сами принесли Мэв к малой гостиной, а оттуда — в оранжерею. Она опустилась на кушетку, где любила отдыхать Маринья, и коснулась ладонью пылающего лба. — Проклятье, я проиграла, — прошептала Мэв, обращаясь к самой себе. — Я опять проиграла.