***
Мэв сидела на прежнем месте, напоминая самой себе окаменевшего Мартина Септима: тело почти не желало подчиняться её воле. Эльвени встревоженно мерила шагами оранжерею. После того как Далемар ушёл, свекровь разожгла свечи, так что мягкий свет заливал всё вокруг, но Мэв он не успокаивал. Мать и сын опять повздорили. Мэв не разобрала смысла слов, так как говорили они на альтмерисе, но суть уловила прекрасно — причиной была она. Теперь Мэв точно знала, как на эльфийском звучит слово «нет» — Ni. Его Далемар и произнёс перед тем, как уйти на переговоры с Ниной. «Я договорюсь с этой сукой» — именно так звучали его последние слова, обращённые к ним обеим, как поняла девушка. Время шло, он не возвращался. Мэв всё ждала, когда Эльвени начнёт отчитывать её или шипеть, но эльфийка упорно молчала. Но при этом и не уходила. Вряд ли бы свекровь по своей воле составила ей компанию, а значит, это Далемар попросил мать присмотреть за своей непутёвой женой во избежание новых происшествий. И надо признать, его опасения не были напрасны: оставил он бы её одну — Мэв просто побежала бы следом за мужем, моля его позволить ей самой поговорить с Ниной. Хоть разумом девушка и понимала, что у неё нет ничего, что она могла бы предложить бретонке, а пустые извинения магичку не устроят, но всё равно не могла вот так просто сидеть в стороне. Минуты текли и текли, по ощущениям складываясь в часы. На улице уже стояла ночь. Красноватый диск Массера заглянул в окно. Мэв вспомнила и другое название этой луны — Слеза Мары. Вот только самой ей лить слёзы уже не хотелось. Она почти ждала, что сейчас в оранжерею войдёт имперский конвой и уведёт её в тюрьму. Да, это было мелко и глупо, но после того, как она понесёт наказание, сможет вместе с Иенн и Далемаром покинуть этот проклятый город и начать жизнь на новом месте. Вдали от этого змеиного гнезда. Эльвени замерла. Мэв безмолвно поняла, что это значит. Вот только шаги за дверью были мягкими и совсем не похожими на поступь усиленных имперских сапог. Как всегда энергично, Далемар распахнул двери и, не закрывая их, пошёл прямиком к ней. Эльвени задала вопрос на альтмерисе. Он что-то коротко ответил. Эльфийка зашипела. — Надевай перчатки и пойдём, девочка. Тебе придётся принести извинения перед достопочтенной Ниной Каран.***
Мэв исподлобья окидывала взглядом собравшихся: Лариникано, Каранья и Мурсиоро сидели на кушетке в малой гостиной, а сама Нина и, что самое возмутительное, потупившая взор Оливин сидели напротив них на круглых креслах. Каран сжимала локоть молодой альтмерки, будто бы удерживая на месте, но при этом усердно делая вид, что ищет поддержки у ученицы. В истинность скорбного и немного потерянного выражения на лице бретонки Мэв не верила. Эльвени и правда убрала большинство синяков, но следы оставались. Один глаз немного заплыл, нижняя губа опухла, а на шее бледной лиловой полосой виднелся след от удара. Как два стража, по бокам от бретонки стояли Лестеро и незнакомый имперский капитан. Смотреть на последнего не могла уже сама Мэв: эта алая туника и начищенный нагрудный панцирь мигом навевали воспоминания, которые девушка не желала возрождать. Далемар стоял около неё, образуя с собравшимися некое подобие круга. Эльвени нарочито остановилась позади, почти вплотную к невестке. Только что свекровь отказалась от места, предложенного Лариникано. Мэв затылком чувствовала тяжёлый взгляд эльфийки. А будь она чуть выше — почувствовала бы и дыхание свекрови. «Словно конвоир», — подумала девушка мрачно. Далемар подал Мэв знак, и она ступила вперёд, склонив голову. Кровь пульсировала по венам, губы упорно отказывались разжиматься и выпускать слова наружу. Нордка ощущала сейчас гнев, а не раскаяние и не могла скрыть этого. — Нина, приношу вам свои извинения за собственную несдержанность. Моему поступку нет оправдания, — выдавила Мэв, смотря в пол, где в центре ковра всё ещё оставались мелкие веточки и бусинки — следы оберегов, что Каранья разложила тут недавно. — Уверяю, что впредь подобное не повторится. Её сухое и вымученное извинение все приняли молча. Но Нина подала некий знак, имперцу, и тот, кивнув, покинул гостиную в гробовой тишине. Мэв знала, что там, за дверью, его ожидает два стражника. «Влиятельна и без стеснения демонстрирует это», — кисло поняла девушка. Мэв была уверена, что вся эта «процедура примирения» — лишь фарс, разыгрываемый только с одной целью — потешить самолюбие этой суки. В этот самый момент Нина Каран и посмотрела на неё. Сочувственная усмешка окрасила припухшие губы. Мэв сжала кулаки. — Хоть ты и произнесла положенные церемониалом слова, дитя, я не вижу на твоём лице ни раскаяния, ни сочувствия. По сути, слова твои лишь сотрясение воздуха. И всё же я не стану держать на тебя зла. Ты просто заблудшая душа, и не твоя в том вина, наивная девочка. Ты можешь идти. «Идти?» Губы девушки превратились в тонкую линию, лишённую объёма. То, как Нина обратилась к ней… То, как по-хозяйски распоряжалась сейчас всем бретонка, злило. Мэв ещё раз пробежалась взглядом по собравшимся. Никто более не поднимался с места. Все словно ждали чего-то. А вернее, того, чтобы всё это поскорее закончилось. Все, кроме Нины… Бретонка жаждала продолжения. И самой Мэв здесь места не было. Тогда… девушка искоса стрельнула глазами в сторону Далемара. Сочувственный тон Каран явственно показал Мэв, кто она для собравшихся. Просто дитя. Та, кто не может понести кару за свой поступок ввиду этой… Как же её? Недееспособности! А вот Далемар оставался, словно для того, чтобы понести за неё наказание. Несправедливо! Ведь не он нанёс те удары! — Если хочешь чего-то, спрашивай расплату с меня, — сурово произнесла Мэв, не сводя с Нины тяжёлого взгляда. — А хочешь раскаяния — извинись передо мной за ту ложь, что сказала про моего мужа. Превосходство на лице Нины тут сменилось раздражением. Но обратила она его в сторону Далемара, упорно игнорируя саму Мэв. Краем глаза девушка заметила, как заходили желваки на лице мужа. — Я ничего не стану спрашивать с жертвы обмана. Когда-то очень давно я была на твоём месте и помню ту горечь и боль, что приносит осознание, — нарочито утешительно пояснила Каран. — Уходи, дитя. Таково пожелание твоего мужа. Эльвени нарочито грубо дёрнула её за локоть, буквально выталкивая из круга. Но боли Мэв не ощущала. Она не понимала, чего хочет от Далемара бретонская сука. Почему она собрала здесь всю его семью и позвала Оливин? Почему отослала имперского капитана? Мэв посмотрела на Далемара, выпрямившегося в до боли знакомой стойке, и поняла, что не может оставить его на растерзание этой дряни. Девушка глянула на Нину так, словно желала убить ту взглядом. Впервые Мэв пожалела, что не может, как Буревестник, разрывать людей лишь силой голоса. И Нина безошибочно определила эту агрессию, лишь посмотрев на неё. — О Магнус! Как же ты отравил эту несчастную душу, — покачала головой бретонка. — Самому-то не противно самоутверждаться за счёт этой бедняжки, Далемар? — Нина, довольно представлений. Чем раньше мы со всем закончим, тем лучше, — по-талморски отчеканил мер. — Это не представление, а реальная опасность, — не согласилась бретонка. — Я не желаю, чтобы девочка, опутанная твоей ложью, совершила ещё одно покушение на мою жизнь. Каран тряхнула головой, словно прогоняя тяжёлую мысль. — Она убила бы меня, лишь бы выслужиться перед тобой. Я видела её глаза — сомнений в них не было, равно как и хоть крупицы жалости. Девочка пытается всеми силами подражать тебе, словно обезумевшая культистка. А история знает немало примеров, как страшны ослеплённые верой фанатики. — Нина повернулась к ней. — А хочешь узреть своё божество без прикрас, дитя? — Нина, ты нарушаешь наши договорённости? — Далемар вскинул подбородок. — Неужели не усвоила, что это чревато неприятностями? Бретонка усмехнулась. — Угроза? — Констатация факта. — Тогда вспомни: я сказала, что не буду настаивать на её присутствии во время твоего признания. Но и не говорила, что стану прогонять её, — нагло напомнила Нина. — Я удивилась, что ты вообще озаботился тем, чтобы оградить девочку от собственных откровений. Казалось бы, ты опасаешься утраты контроля над ней. Но ведь ты можешь сознаться при этом дитя в чём угодно, а потом сказать, что соврал для вашего общего блага, и она поверит. Даже если целый мир будет кричать ей о пропасти впереди, она будет слышать лишь тебя и идти вперёд. Совсем как сейчас. Ведь эта девушка просто-напросто ждёт твоего дозволения, чтобы уйти, Далемар. Так дай его ей и продолжим. Сердце Мэв гулко забилось: она чувствовала себя униженной. Растоптанной. Одним лишь тем, что Далемар позволял бретонке так разговаривать с собой. Неужели всё так плохо? Муж повернулся к ней. Невольно Мэв прижала кисти к груди, чтобы унять боль и чувства. Как же ей хотелось схватить его за руку и утащить отсюда. Но нельзя. Ей нужно уйти. — Останься. Нина удивлённо вскинула брови. — Не ожидала. Но это правильно, хоть и жестоко, — протянула бретонка. — Тогда, Далемар, покажи себя. Ты ведь уже знаешь всё, о чём мы говорили с ней. Так вот и скажи, глядя ей в глаза. Солгала ли я или сказала правду? Раз так выходит, пусть они обе услышат это. «Нужно уйти, — поняла Мэв, сообразив, какую цену хочет получить Нина Каран — его унижение. — Моё присутствие лишь сильнее уязвит Далемара… ведь я ему не безразлична». Девушка отступила, но не успела сделать и шаг. — Нина сказала правду. Я опоил её, соблазнил, а потом, украв чулок, выставил на посмешище перед всей Коллегией. Я получил деньги, полагающиеся за победу в пари, которое заключили меж собой мы, её ученики. А позже, когда она предложила мне купить заклинание за те деньги, что оставались после победы в пари, я решил уплатить иначе, ублажив её так, как она пожелала. Ноги подкосились, и Мэв едва не рухнула на пол с единой мыслью: «Соврал». Она видела, лишь как исказилось отвращением лицо Лариникано, перед тем как свёкор прикрыл его рукой. — В кои-то веки правду сказал, — холодно констатировала Нина. — И всё же, сдаётся мне, даже сказанное тобой лично не откроет ей глаза. Увы, здесь любые доводы бессильны. Нельзя помочь тому, кто не жаждет спасения. Поэтому остаётся лишь молиться Маре и уповать, что она прозреет раньше, чем провалится в пропасть. Ты ведь не хочешь стать такой же, Оливин? Но вот это неминуемый итог связи с Далемаром. Такого, как он, не исправить. Что ответила эльфийка, Мэв не знала. Не хотела знать. Она желала просто оказаться где угодно, только не здесь! И всё же, сжав кулаки, Мэв распрямила спину, решив, что казаться слабой она не станет. Нина вновь осмотрела молодую нордку. — Всё то же: ненависть и жажда убить. Скажет он тебе завтра умереть — ты и умрёшь. Не личность — инструмент его! И да, я уже говорила это тебе, но повторю вновь, может, услышишь. Хоть и не сейчас. — Заканчивай, — сухо велел Далемар. — Ты прав, — признала Нина. — Ну что ж. Твоя жена пыталась забрать мою жизнь. Это признанный факт. Но я отзываю свои обвинения и не стану усложнять тебе карьеру, если ты сам признаешься при всех присутствующих в том, в чём сознался мне наедине. О том, что сделал ты сам. А чтобы у Оливин не возникло сомнений в том, что ты говоришь правду… — Хватит, Нина, мы уже всё обговорили. — Далемар явил недовольство. — Применяй. Рука бретонки наполнилась желтоватым сиянием. Эльвени издала шипение. — Это часть договорённости, мама, — уверил Далемар спокойно. — Нина хочет избежать того, что я возьму свои слова обратно. — Лишь так ты наверняка скажешь правду, — сурово заверила Нина. — Заклинание просто не даст тебе соврать. А чтобы минимизировать неблагоприятные последствия, ты будешь отвечать мне просто «да» или «нет» на поставленные вопросы. И постарайся не сопротивляться. Знай, скинуть моё заклятие ты сможешь лишь ценой собственных поджаренных мозгов. Мэв шагнула вперёд, но тяжёлая рука свекрови легла ей на плечо, и то мигом онемело. — Ещё движение — и я тебя парализую, — прошептала Эльвени. Чары, сорвавшись с руки бретонки, буквально обвили голову Далемара полупрозрачными щупальцами, проникая под кожу. Тут же, словно не желая терять драгоценного времени, Нина заговорила: — Признаёшь ли ты, что убил моего дядю и своего наставника Талера Леланда? — Да. — Голос Далемара прозвучал как-то странно, гулко. Словно исходил из двемерской машины. — Признаёшь ли то, что сделал это из мести и ненависти за то, что он нарушил заключённое меж вами соглашение и вручил посох не тебе? — Да. — Сознаёшься ли, что, пользуясь служебным положением и связями в Альдмерском Доминионе, подделал обвинения, по которым мой дядя был преследуем и гоним много лет? — Да. Рука Эльвени на её плече сжалась сильнее. Лестеро что-то прошипел. Лариникано прикрывал лицо рукой и упорно не смотрел на сына. Лишь Мурсиоро и Каранья, казалось, думали о чём-то другом. Особенно последняя. Отвернувшись, альтмерка смотрела в сторону двери. Нина искривила лицо презрением. — Признаёшь ли, что перед смертью подверг дядю пыткам, хотя знал, что тот ничего не может сообщить? — Да. — Подонок! Чары в руке Каран вспыхнули ярче. Эльвени буквально отшвырнула Мэв в сторону, выходя вперёд. Ладони свекрови наполнились огнём. — Не смей! — зашипела эльфийка. Каран ослабила захват, но Эльвени не отступила. Внезапно Мэв поняла, что если сейчас шевельнётся, то вся ярость этой женщины обрушится на неё. — Дядя страдал? — Голос Нины дрогнул, как у человека, который буквально давится слезами, но лицо женщины окаменело. — Очень. Грудь женщины стала подниматься чаще, она едва сдерживала гнев. Огонь в руках Эльвени разгорелся ещё ярче, буквально облизывая широкие рукава эльфийского платья. — Только попробуй причинить вред моему сыну, — яростно уверила альтмерка. — Умрёшь тут же. И вся стража имперцев тебе не поможет. — Спроси почему. — В голосе Далемара отчётливо звучала какая-то болезненная усмешка. Нина буквально прожигала его взглядом, потом посмотрела на Оливин, что за всё время не подняла взгляда от ковра. А потом почему-то внимание бретонки вновь обратилось к Мэв. Каран словно выискивала то, за что можно уцепиться, чтобы причинить врагу боль. И вот тонкие губы бретонки растянулись в вымученной усмешке. — Ты, верно, думал, что я даже не допущу возможности, что ты испытываешь к своей игрушке чувства? Когда-то давно моя подруга высказала теорию, что так же, как жертвы впадают в зависимость от мучителя, так и тираны привязываются к тем, кого угнетают. Не часто, но такое случается. Так что я могу предположить многое. Я же женщина. Взмахнув растрёпанным пепельным локоном, Нина посмотрела на Далемара. — Ещё пара вопросов поверх оговоренных. Думаю, у тебя должок передо мной. Всё же я согласилась сохранить твой грязный секрет от учеников мастера Леланда и общественности. Так вот, ты… сказал жене, что переспал со мной раз в подпитии. И со скрежетом признал второй раз уже из корысти. А что тобой двигало всё остальное время, когда мы поддерживали ту грязную, но довольно забавную связь? Мэв понимала, что сейчас услышит, но сердцем не хотела принимать того, что и тут он соврал ей… и так легко. — Эльфийский пубертат, — без сомнений ответил Далемар. — И отсутствие лишних денег: ты была доступна без них. Нина скривилась. Она явно ожидала услышать что-то другое. — Значит, лишь жадность двигала тобой, корыстный мерзавец? На сей раз Далемар ответил не сразу. Мэв видела, как он сжал кулаки. Как слова вырываются изо рта, словно насильно. — И месть. — И за что ты мог мне тогда мстить? Я не унижала тебя. — Голос бретонки срывался, но чары в руке не становились гуще. Эльвени зорко следила за этим. Мэв не отставала. — Я относилась к тебе с уважением, как к равному, подлец! Хоть ты и не заслуживал этого! Никогда! Ну же, ответь, за что ты мстил? За что ты выставил меня на посмешище? — Нартилий. Глаза бретонки распахнулись шире. Магия тут же угасла. Пошатнувшись, Далемар рухнул на колено. Мэв и не поняла, как оказалась рядом с мужем. Как обняла его за шею. На локоть капнула кровь. Алыми струйками она буквально сочилась из ноздрей эльфа. — Примени магию, — прошептала девушка. И, что удивительно, он послушался. Всё это время Нина взирала на них то с потрясением, то с негодованием, то с яростью. Калейдоскоп мятежных эмоций стремительно сменялся, женщина словно не желала верить в то, что услышала. Имя того имперца явно сказало ей что-то известное лишь им. Бретонка издала странный звук, словно втянув воздух для крика, но плавно выпустила его. Успокаиваясь. — Полагаю, мы закончили, — сухо констатировала она. — Я не стану говорить о том, что услышала, пока наши договорённости действуют. Оливин, мы уходим. Молодая девушка послушно поднялась, смотря в никуда. Лестеро было попытался помочь эльфийке, но та оттолкнула его руку. На красивом лице была написана досада. — Прошу прощения за доставленное неудобство, — начала Нина, обращаясь прежде всего к Каранье и Мурсиоро, безмолвно наблюдавшим за всей безобразной сценой. — Лариникано, Эльвени. Увы, у меня не было выбора. Я вынуждена обезопасить себя от мести вашего сына. А, как вы имели возможность убедиться, она для Далемара… — Нина, более ты не вхожа в дом, где я хозяйка, — сухо перебила её Эльвени, не желая слушать женщину дальше. — Отныне и впредь можешь забыть, что мы с тобой некогда были подругами. Бретонка выдержала удар. Склонила голову в поклоне. — Это твоё право, Эльвени. Сердце матери… — Это то, что ты познать не в силах. И я могу лишь благодарить Предков за это! — буквально выплюнула альтмерка. То, с какой ненавистью она смотрела на бывшую подругу, пугало. И сейчас Мэв готова была поблагодарить свекровь за это. Но вряд ли разъярённая женщина примет от неё даже простое «спасибо». Гордо держа голову, Нина пошла прочь. Украдкой оглядываясь, Оливин брела следом за наставницей. Сорвавшись с места, Лестеро последовал за ними. Но не успели все трое покинуть малую гостиную, как неожиданно для всех со своего места поднялась и Каранья. — Я более этого терпеть не стану! — дрожащим голосом воскликнула женщина. Нина и её спутники замерли почти у самой двери. — Моя дочь не может родить уже сутки… — Каранья яростно обратилась к ним с Далемаром. — Покушение на жизнь под крышей роженицы — это непозволительный грех! Вы оба призываете в мой дом смерть всем этим непотребством! Плечи мужа под её ладонями напряглись. Мэв почувствовала противные мурашки, бегущие по спине. «Маринья? О Мара! Пока мы тут сводим старые счёты…» Жгучий стыд буквально запечатал рот Мэв. Она опустила глаза. — Всю жизнь от тебя в моей семье были одни лишь беды… Убийца! — неожиданно крикнула Каранья, растеряв всё своё альтмерское превосходство. — Она была моей матерью! Изверг! «Она о… Руниле», — потрясённо поняла Мэв. По злой случайности, именно в этой комнате много лет назад Далемар напал на бабушку. Одно наложилось на другое, и Каранья не выдержала. А Мэв не могла даже винить женщину в этом. Только себя. — И ты, невоспитанная дикарка! Вы оба! Убирайтесь! Более вы не вхожи в мой дом! — Женщина буквально выплюнула роковые слова. Подавилась ими, побагровев. — И мне всё равно, если ты будешь мне мстить, подонок! Развернувшись, Каранья буквально вылетела из гостиной, оставив всех ошарашенными. И сделала она это через дверь, что вела в комнату… собравшую всех матрон. Волна дрожи, прошедшая по телу Далемара, привела Мэв в чувства. Эльвени тёрла горло, смотря в пустоту. Мурсиоро опасливо поглядывал на всё ещё стоящего на колене племянника и даже на неё саму. Лариникано до сих пор не поднял головы. Но вот Нина… — Воистину, что справедливость вершится вопреки воле смертных, — с торжеством произнесла бретонка. — Я не прилагала руки к решению подруги, но её волеизъявление верное. Не дожидаясь ответной реакции, женщина и её маленькая процессия скрылись за другой дверью. — Едва Маринья разрешится от бремени, моя жена сменит гнев на милость, — наконец подал голос Мурсиоро. — А пока вам лучше поступить так, как того желает Каранья. Я не слишком суеверен, но всё же так нам всем будет спокойнее. — Разве ты не понимаешь? — В голосе Эльвени звучало отчаяние. — Если мой сын сейчас с позором выйдет из вашего дома, назад ему уже не вернуться. Реакция свекрови заставила Мэв ощутить холодок: девушка поняла, что их и правда изгнали… а значит, теперь они стали изгоями для всей общины. Далемар говорил об этом. И хоть Мэв втайне желала этого, как избавления от душной клетки… Было в этом и то, что до дрожи в коленях пугало её. — Но я не могу отменить решение моей жены. — Мурсиоро пытался это скрыть или просто делал вид, но Мэв отчётливо видела проскальзывающее торжество. — Она в своём праве отказала твоему сыну и его жене. Значит, пока это так. Альтмер поднялся и, небрежно откланявшись, покинул их. — Лариникано, — буквально взмолилась Эльвени. Свёкор дёрнул плечами. — Что я могу сделать сейчас? Вломиться к страдающей роженице и начать угрожать сестре, требуя, чтобы она немедля отозвала отказ от дома? — Ты просто не хочешь, — прошипела свекровь, коснувшись груди. — Никогда не хотел! Ну же… покажи свою радость, муж! — Во мне нет и крупицы радости, — отозвался альтмер. — Один лишь стыд и сожаление. Как и всегда. Эльвени яростно отвернулась, обратившись к неподвижному сыну. — Предки, Далемар! Почему ты отказался от моего плана? Слишком много неизвестных? Ну и чего ты добился в итоге? Всё это унижение было напрасным! Эльфийка, буквально извергая ненависть, обратилась к Мэв: — А всё ты! Мэв казалось, что ещё немного — и свекровь набросится на неё. Ещё одна волна дрожи под пальцами. Лицо Эльвени изменилось. Тревога изгнала ненависть. Альтмерка шагнула к ним и тут же грубо оттолкнула её. И только взглянув на Далемара со стороны, Мэв поняла, что муж до побеления костяшек сжал кулаки и даже дышит как-то иначе. Словно загнанный зверь — очень часто и неглубоко. Мэв и опомниться не смогла, как Лариникано поднял её и, проявив отнюдь не стариковскую прыть, понёс прочь. — Далемар! Оставьте… — Да замолчи ты, — сурово велел свёкор, таща её прочь. — Эльвени лучше тебя знает, что делать. Они оказались за дверьми. Не за теми, за которыми располагалось всё сообщество альтмеров, верно, встревоженное необычным поведением хозяев, а за теми, куда вышла Каран и имперцы. Отсюда можно было попасть или в оранжерею, или чёрным ходом для слуг на улицу. Поставив её на пол, Лариникано, горбясь, отступил к стене. — Вы даже не пытались помочь своему сыну, — начала Мэв. — Я не стану оправдываться перед тобой, — отрезал Лариникано и быстро и тихо отчеканил: — Мальчишка заслужил весь этот позор. И даже больше! Ожидал от него гнусности, и всё же… Мэв открыла рот, но тут же закрыла его. Крики уже не могли изменить ничего. Единственное, что она могла, — помолиться богам, чтобы Маринье стало лучше. Мысли метались от одного к другому. Это изнуряло. Описав несколько кругов в пустом коридоре, девушка остановилась у стены и просто стала шептать молитвы. Она обращалась к Маре, к Кинарет, к Дибелле и Стендарру — перечислила всех, стыдливо помянув и Талоса. Хотя последний вряд ли услышит молитвы полукровки во благо меров. Ну и пусть. Она не горда! Вдруг кто-то да услышит. Главное, пусть Маринья родит, а Далемар останется с ними. Теперь они изгои? Но разве Мэв нужно привыкать к этому? Она везде была чужой. Даже в своей семье. И он тоже… Оставался лишь… Талмор. Если её догадки верны, то для Далемара это провал! И неспроста он хотел избежать его так, что исполнил волю Каран. Признался во лжи, в собственной низости… в убийстве. О Мара! Он ведь признался в ужасном преступлении. В подлоге. В пытках невиновного. А что, если сейчас Нина обо всём расскажет тому имперскому капитану? Что, если на пороге их уже ожидает конвой? Его заберут в тюрьму… И в этот раз Лариникано и пальцем не пошевелит. Одно то, как он отреагировал на угрозу здоровью сына, показывало, что ожидать от мера помощи — тщетная затея. Далемар более не выгоден для него, а значит, стал обузой. Даже Эльвени… И та повела себя как мать. Вот только им с дочерью ожидать милости от эльфийки не стоит. И пусть! Сама того не понимая, Мэв поймала себя на том, что грызёт ногти. Сжав кулак, она ударила им стену. «Хватит ныть. Ничего не изменить. Буду поступать так, как вынудят обстоятельства». Иенн… Если Далемара арестуют, им придётся искать новую крышу. Но Мэв это не пугало. В конце концов избавившись от бремени престижа, она сможет работать. Справится! Она сможет сделать всё сама и не отвернётся от мужа. Даже если он соврал! Она сама врала! Тяжело признаться в собственной слабости, глядя в глаза любимому, — это она знала на собственном горьком опыте. Мэв посмотрела на дверь. Эльвени и правда знала, что делать? Может быть, пока можно отыскать босмера Риселя и спросить про Маринью? Но уйти Мэв не могла и просто ждала. По ощущениям, прошло не так много времени перед тем, как дверь открылась. Лариникано, всё это время угрюмо стоявший напротив со скрещенными на груди руками, распрямился. Альтмер выдохнул с облегчением. Далемар рука об руку с матерью вышел из малой гостиной на своих ногах. «Не бледный и не дёрганый», — с радостью отметила Мэв. Даже… наоборот! Муж словно только что смеялся над какой-то шуткой. Глаза блестели, будто от слёз радости, потому что сами белки не покраснели, как то случалось от рыданий. Да и представить Далемара плачущим Мэв не могла. Вот он повернулся к матери и учтиво поцеловал ей руку, словно благодаря за поддержку. Затем расправил несуществующие складки на своей одежде и нарочито театрально отряхнул такие же иллюзорные пылинки. — Ещё не сбежал, — бросил он в сторону отца. — Тогда возвращаю тебе матушку. А где… Далемар посмотрел в её сторону. — А вот и моя душечка. Мэв присмотрелась. Он что, пьян? На ногах держится вроде ровно, но в его случае это вовсе не показатель. Она подошла к мужу. — Прости. — Довольно, — тут же перебил он, взмахнув рукой. А потом, склонившись к её уху, спросил: — Всё же Маркарт или Вайтран, девочка? — Что? — Это абсолютное фиаско. Поэтому лучше сразу выбрать место, куда мы позорно сбежим. И мне категорически не нравятся ни Рифтен, ни Виндхельм, ни тот же Фолкрит и прочие. Мы? Мэв, подняв лицо, посмотрела ему в глаза, буквально горящие каким-то нездоровым огнём. И всё же в какой-то части души, услышав его «мы сбежим», девушка ликовала. Вряд ли это было уместно, но она без раздумий сказала: — Вайтран. Всё же вряд ли я пока сойду за ворожею, чтобы мы могли не опасаться гнева изгоев. — Мудро, — признал он, кивнув. — В пику всем злопыхателям устроюсь к Соратникам. Можешь представить меня в этом оплоте Исграморового племени? Мэв честно отрицательно махнула головой. Далемар поцеловал её в макушку, положил тяжёлую руку на плечо. Запаха алкоголя не чувствовалось, но всё равно… что-то с ним было не так. Он увлёк её к двери, что вела обратно в малую гостиную. Краем глаза Мэв видела, как Эльвени, склонившись к уху мужа, что-то говорит ему. Лариникано скривился и, когда увидел, куда они идут, шагнул, преграждая им дорогу. — Через двери для слуг, Далемар. — Обойдёшься! — Это слово эльф буквально выплюнул в лицо отца. — Если каким-то чудом Нина Каран сдержит своё слово и не доложит про тебя, но ты выйдешь сейчас к остальным и покинешь этот дом официально, ты уже не сможешь восстановить имя, — мрачно поведал свёкор, не выказывая и толики страха. — Это будет конец. — Ты этого хотел, отец. Всегда. Calan аpraxis gravia rot! Так радуйся! — Мальчишка, не неси чепуху! — сварливо воскликнул Лариникано не отступая. — Возьми себя в руки. Это не вопрос твоих капризов и уязвлённой гордости. — А что тогда? Mece? Найдёшь иной способ договариваться с… — Далемар ухмыльнулся. — Тебе не привыкать. — Выйдите через дверь для слуг, — настаивал Лариникано, насупившись. — Маринья родит, и я уговорю Каранью забыть обо всём. Да, она вылетела отсюда в общую гостиную и пойдут слухи. Они и так неизбежны, учитывая всю эту нетипичную суету. Но болтовня угаснет, а после я помогу тебе минимизировать потери от всей этой скверной истории. — Мне не нужны от тебя подачки! Эти крики ведь слышны и в гостиной, поняла Мэв, трогая рукав мужа. Слова свёкра про конец заставили её сильно усомниться, что всё завершится изгнанием в Вайтран. Страх заполонил её сознание. Вершилось что-то неотвратимое. Тогда, на берегу озера, он сказал, что это не вопрос выбора. — Всего лишь нужно снизить свои амбиции, мальчишка. — Лариникано сложил руки на груди и не отступал. — Через год слухи улягутся, и получишь ты своё место в Совете. А пока поработай над собой и над своей супругой, потому как сейчас вы оба действительно позорите семью. Причём свою куда больше, чем мою. — Queln'nt! Лариникано издал презрительно «пфф», отступая с дороги. Эльвени замерла, знаками показывая сыну, чтобы он не горячился. — Любимый, не спеши, давай сделаем… так, чтобы не пожалеть, — начала Мэв. — Хватит и того, что я натворила сегодня. — Если хочешь, иди дверьми для слуг, но я покину этот дом официально, — твёрдо ответил Далемар, и Мэв поняла, что не сможет поменять его решения. Единственное, что она может сделать… разделить это с ним. Даже если его сошлют после в ссылку в провинцию… Она будет ждать. Коснувшись лбом его руки, она кивнула. — Лариникано! — крикнула за их спиной Эльвени. — Далемар! — Пусть идёт, раз так решил. Уговаривать его я более не стану, — мрачно уверил свёкор. Они вернулись в гостиную, решительно пересекли её. Мэв забыла, как дышать. — Эльвени, стой! Но, верно, эльфийка не послушала мужа и нагнала сына перед самой дверью. Но Далемар что-то сказал матери на альтмерисе, и она замерла с потрясённым лицом. — Это ошибка, наверно, — напоследок прошептала Мэв. — Конечно, ошибка, — спокойно признал Далемар. — Но иногда так сладко их совершать, согласна? Глядя на его ухмылку, девушка знала лишь одно: она не готова его потерять. Ни сейчас, ни завтра… Никогда. Дверь в гостиную распахнулась. Мэв вскинула голову выше. Три десятка — не меньше — альтмерских матрон обернули к ним любопытные лица. Среди присутствующих были и Мурсиоро с сыном. Оба были удивлены их появлению. Больше того — поражены. Шаг вперёд в море вытянутых жёлтых рож, и их захлестнула волна шепотков, похожих на шелест сухих листьев в кроне осеннего леса. Это было наивно и глупо, но Мэв внезапно почувствовала себя настоящей королевой. Альтмеры расступались перед ними. Вот только торжество отдавало горьким привкусом поражения. Они пересекли гостиную. Свернули, Мэв увидела Лариникано и Эльвени. Они оставались. Альтмерка с тоской смотрела вслед сыну, подтверждая догадку, что это и правда конец чего-то. Но прежде чем они успели открыть дверь, она распахнулась сама. На пороге стояла бледная, как сама смерть, Каранья. Мэв ощутила, как сердце, окончательно сорвавшись, укатилось куда-то вниз. «Что-то с Мариньей», — поняла девушка, сглатывая ком в горле. Было видно, что Каранью так и выворачивает наизнанку. Мурсиоро, погасив довольную мину, встревоженно поспешил к жене. — О мои дорогие, — начала тётушка тоном, который совсем не отвечал сказанному. — Я так рада, что вы не успели уйти. Моя дорогая Маринья… — Что? — спросила Мэв, касаясь шрама на горле. — Она пожелала… — Каранья зажевала узкие губы, сомневаясь в чём-то. А вот Мэв выдохнула с облегчением. Пожелала? Значит, подруга жива… А может быть, она… — Моя дочь… сказала, что… — Альтмерка стала запинаться и краснеть. — Маринья хочет, чтобы ты оказала ей поддержку… Там… наверху. Я, право, не знаю, как поступить. Ведь наши традиции запрещают, но повитуха сказала, что пред лицом Кинарет все женщины — сёстры. — Если Маринья хочет, я пойду. — Мэв даже не знала, нужно ли Каранье её согласие. Она искоса глянула на мужа: по его лицу прошла какая-то судорога, но тут же губы окрасилась светской улыбкой. — Сестра мудра. Кинарет ведь и правда не делает различия меж мерами и людьми. От его слов Каранью ощутимо передёрнуло. Мэв не поняла причины, но почему-то ей вспомнилась история из детства. В ней говорилось, что слёзы Кин жгли кожу убийцам и врагам её мужа, Шора, и потому они сторонились её святилищ. Мэв спросила у матери, кто эти враги, и Майра коротко ответила — меры. — Да, племянник. Ты прав, — буквально выдавила из себя альтмерка. — Бдение может затянуться на всю ночь. Думаю, тебе следует дождаться жену. — Конечно же, я её дождусь, дорогая тётушка. — В учтивом тоне Мэв услышала яд. Далемар отпустил её локоть. Мэв пошла за Караньей. Брела словно во сне, не разбирая дороги. Осознание медленно проникало в её истерзанный разум: она не изгнана. Более того — приглашена в святая святых… «Маринья хочет… чтобы ты оказала ей поддержку. Там… наверху…» — эти слова из раза в раз звучали в голове, пока она поднималась по ступеням. Мэв невидящим взглядом уставилась в затылок Караньи, шествующей впереди. Неужели… подруга сделала это специально?