***
Они вышли на улицу с трофеями и успели пройти почти половину пути, когда в тени высокой прямоугольной изгороди Далемар вручил ей бренди и свернул с дороги. Встревожившись, Мэв направилась за ним следом. Отойдя так, чтобы никто с улицы не мог его видеть, эльф согнулся, держась рукою за живот, и весьма не по-альтмерски заржал. Сжимая обе бутылки, Мэв непонимающе смотрела на мужа. Вот уж чего она не ожидала от него — так это такого явного взрыва эмоций. Он присел на корточки спиной к изгороди и пригладил волосы, унимая смех. Посмотрел на неё и лишь потом указал пальцем на злополучную бутылку с вином в её руках. — Это чёртов оригинал, моя девочка. Когда попал в его подвал, по донышку понял, что это «старое» Тамаки. Да и лежало оно в той части погреба, где он хранит неприкосновенные единичные экземпляры. Подумал, что просто довоенное. Оно довольно редкое и дорогое. Но такого я даже предположить не мог. Мать его, Тамаки 399-го года! Название ничего не сказало Мэв, но она удивлённо вскинула брови. — Это ты донышко разглядел, когда мы тайник Лестеро искали? Далемар кивнул, ухмыляясь. — Ого! — изумилась Мэв, вспомнив, что огляделся эльф тогда весьма бегло. И надо же, запомнил не только форму донышка, но и расположение ячейки. — Подожди, сейчас же 204-й год. Как тогда? — Третья эра, моя девочка, — пояснил он с ухмылкой. Открыв рот, девушка ещё раз взглянула на каплевидную бутылку. — Это сколько ей? — Двести тридцать восемь лет, — поведал Далемар с усмешкой. — И поверь, ещё в начале четвёртой эры это вино было редкостью. Интересно, как дядюшка ухитрился достать его? Даже в описях складов Доминиона я не наталкивался на подобный раритет. — Оно дорогое? — задала Мэв банальный вопрос, тут же ругнув себя за это. Но он ответил простым кивком, а потом поднялся и похлопал её по плечу. — Идём домой, жена. И увидишь отца — припрячь бутылку. В коллекционных винах он соображает куда меньше, чем хочет показать, но мало ли. Подстрахуемся и сэкономим нервы нам обоим.***
Иенн со слезами бросилась к Мэв. Обнимая дочь и целуя её в мокрые солёные щёчки, девушка испытывала жуткий стыд. Она посмотрела на встревоженную Эдгари и поняла, что со всей этой суетой не видела дочь почти два дня. — Ну всё, не плачь, родная, мама с тобой, — заверила девушка, поглаживая светлую головку.***
На следующий день Каранья прислала приглашение для всех Улькаринов на торжество с заумным названием на высоком эльфийском. Дело было в обед, и Далемар, в отличие от отца, пришёл домой. Эльвени встретила сына в столовой и, объявив новость, швырнула ему свиток, прилагавшийся к посланию. — Полюбуйся, — спесиво произнесла эльфийка, скрестив руки на высокой груди и вздёрнув подбородок. — Каранья имела наглость прислать мне копию списка гостей. Неблагодарная дура! Далемар принял бумагу, пробежался взглядом по именам и исказил лицо злой усмешкой. Поймав вопросительный взгляд жены, кивнул. «Нина тоже будет», — поняла девушка, и свекровь тут же подтвердила эту догадку. — Я отказала Каран от дома! Приглашать нас и её одновременно — это неуважение ко мне! И наглость! — Эльфийка нервно топнула ногой. — А твой отец вчера дал понять, что мы в любом случае явимся на Sil bis anyae! — Кто бы сомневался, — сухо ответил Далемар. — Что ж, Мэв, после обеда напишешь ответ тётушке и уведомишь её, что мы с тобой прийти не сможем. От этих слов живот скрутило от паники. Написать ответ? Он издевается? Прикусив губу, Мэв вспомнила свои кривые каракули. А ведь тогда она выводила лишь собственное имя! — А почему я? Может, ты сам напишешь? — Auta'na!— воскликнула Эльвени с раздражением. Далемар осёк мать целой фразой на альтмерисе. Эльвени ответила ему на тот же манер. Прикусив губу, нордка поняла, что вновь стала причиной ссоры между матерью и сыном. И зачем она только спросила…***
Мэв тщательно вывела каждую букву из того, что продиктовал Далемар, и переписала, после того как он исправил ошибки, но получилось всё равно криво. Навари приняла это послание и откланялась. Вопреки ожиданиям, Далемар никуда не ушёл. Усевшись на кушетку, он молча смотрел в потолок, обдумывая что-то. — Наверное… — начала Мэв, не вставая с его стула, на котором чувствовала себя ребёнком. — Каранья хочет примирить нас с Ниной. Возможно, так будет даже… лучше… — Не лучше, — отчеканил эльф. — Примирения не будет. Эта сука не простит мне злоключений дядюшки. Да и встречаться с ней в обществе и искушать судьбу рискованно. Каран непредсказуема и частенько думает чем угодно, но не головой. Мэв прикусила губу. Углубляться в тему девушка не хотела. — А если она расскажет всё? — Тогда я залью имя её дорогого дяди щедрым слоем дерьма, — беззастенчиво признался Далемар. — Приложу к устному заявлению его старые записи — и славному имени Леланда придёт конец. Она на это не пойдёт без крайней на то необходимости, моя девочка. Так что не переживай особо. И всё же избегай её и носи обереги. Задавать глупые вопросы про то, что за записи, девушка не стала, зная, что муж откровенничать не будет. Вместо этого Мэв поинтересовалась иным: — А вдруг Каранья выберет не нас? Далемар не ответил. — Они ведь могут так поступить. Я тоже не знаю, что от них ожидать! Даже после того, что ты сделал для Мариньи и малыша… Эльф промолчал и сейчас. Мэв сочла это недобрым знаком.***
Навари вернулась не с пустыми руками. С поклоном служанка вручила Мэв ответное послание, на котором красовалось её имя. Девушка едва успела сломать печать, как Далемар оказался рядом, отобрал записку и прочёл. По его довольно злорадной усмешке Мэв поняла, что своего мер добился. — На Sil bis anyae одевают исключительно светлые оттенки, моя дорогая, — доложил он. — И, Навари, сделай моей жене высокую причёску. — Да, господин. — Каджитка склонилась в реверансе.***
Мэв понимала, что смотрит на Оливин слишком пристально, но ничего не могла с собой поделать. В оранжерее они были втроём. Молодая альтмерка сидела рука об руку с Эльвени на кушетке. Мэв напротив — в том кресле, что пару дней назад занимал Лестеро. Индомарин пригласила их сюда, чтобы «поговорить». Сейчас альтмерка покаянным тоном рассказывала, как Нина Каран, когда Каранья отказала старой подруге от дома, велела ученице следовать за собой. — Ещё никто не отказывал мне от дома, — сокрушённо произнесла девушка, касаясь покрасневшей щеки. — И когда госпожа Циаран уточнила, что на меня запрет не распространяется, я решила остаться. А наставница сказала мне поступать, как знаю, но так, будто я обязана была исполнять её волю. Только почему? Ведь это не моя неосмотрительность довела нас до такого положения! — И ты поступила правильно оставшись, дорогая, — уверила её Эльвени, поглаживая руку девушки. — Любой альтмер, прежде всего, должен держаться общины сородичей. — Я тоже так подумала. То, что… — Девушка скривилась и повысила голос. — моя… наставница устроила под крышей этого дома, было так вульгарно и низко! И ради чего? Она оскорбила меня предположением, что я могу быть связана с женатым мужчиной! Брови нордки невольно поползли вверх, но недюжим усилием воли она вернула лицу бесстрастность. И как раз вовремя: альтмерка подняла взгляд на Мэв. — Наставница призналась, что соврала вам про меня. Поверьте, ничего не было! И просто быть не могло! Ваш муж — просто мой друг! Он интересный собеседник, но я никогда бы… Голос девушки сорвался. — Мы тебе верим, — ответила за всех Эльвени, сердечно обнимая девушку за плечи. Невольно Мэв закусила губу и всё же кивнула. Оливин тут же отвела взгляд, посмотрев на Эльвени. — Я не знаю, как после случившегося смогу посмотреть в глаза Далемару. — Поверь, мой сын не держит на тебя зла, дорогая, — продолжала увещевать девушку Эльвени. — И то, что он сказал тогда Нине… не воспринимай всё за чистую монету, дитя моё. Нина сначала спровоцировала Мэв на агрессию, а потом, угрожая стражей, просто вынудила моего сына говорить то, что хотела услышать. Будь всё сказанное правдой, разве не обличила она бы моего мальчика пред всем светом? В её ли натуре действовать во благо врага? — Нет! Не в её! Я это сразу поняла, — кивнула Оливин. — Просто… не посмела ей возразить тогда. Мне очень стыдно за это. — Она твоя наставница, Оливин. Я понимаю. — Эльвени совсем уж по-матерински погладила девушку по гладко зачёсанным волосам, собранным на затылке в два тугих «бублика». — Уже нет! Я решила отказаться от неё! Мастер Нерлогот согласился взяться за наставничество, после того как я рассказала ему, что мастер Каран бесчестит моё имя. И поверьте, я и словом никому не упомянула, про то, что услышала здесь. И не скажу. Никогда! — В этом нет сомнений ни у меня, ни у сына, — заверила Эльвени. Магичка посмотрела на величественную собеседницу и буквально просияла от радости. «Нина выиграла битву, но проиграла войну», — поняла Мэв. Но отчего-то вместо торжества ощутила на душе тяжесть.***
В малую гостиную они вернулись тоже втроём. Эльвени плыла впереди рука об руку с Оливин. Мэв шла за ними отдельно. Все собравшиеся женщины встретили их появление с неприкрытым интересом. Шепотки наполнили комнату. Свекровь в свойственной ей манере даже не повернулась к нордской невестке. Круг, в который она вошла со спутницей, тут же сомкнулся. Мэв замерла в стороне. Каранья поднялась к Маринье, которая всё ещё набиралась сил. Далемар с мужчинами остался в большей гостиной. Мэв была здесь одна. Изгой в избранном обществе. Ну и пусть. Вскоре альтмерки разбились на парочки. Мэв в гордом одиночестве прошлась по комнате, таща за собой шлейф из любопытных взглядов. Она не сосредотачивалась на них, но один взор всё же привлёк внимание: Эльвени, не особо скрываясь, смотрела на неё со злорадством, прохаживаясь рука об руку с Оливин. Отвернув лицо, нордка усмехнулась. Свекровь не отступила от своего плана — избавиться от круглоухой невестки, просто сделала шаги по его осуществлению более аккуратными и неспешными. Маринья же говорила, что спешку альтмеры не признают. И Эльвени сейчас наглядно показывала всем матронам, что Мэв — это всего лишь временное явление для её семьи. И судя по косым взглядам, этот тайный знак распознали все собравшиеся. Мэв не хотела вслушиваться в разговоры альтмерок, но подруга Эльвени, Доринелла, та самая, что встретила их с Иенн в первый выход на улицу, прохаживалась с другой высокой эльфийкой слишком близко. — …конечно же добьётся, дорогая Сфорцина. Разве ты не знаешь Эльвени? — Хоть девица Индаморинов и распустилась в этой своей Коллегии, но, несомненно, это — меньшее из зол. Для обеих сторон, — чопорно ответила Доринелле подруга. — И я поддерживаю это стремление Эльвени! Какая мать станет терпеть, что её единственный сын погряз в подобной скандальной связи? — Всё это следование местным разгульным традициям… Не оттого ли Империя гниёт на корню, что они узаконили подобные извращённые браки? — Да уж. Новое правительство Алинора принято ругать за жёсткие предписания следовать традиционным ценностям, но в этих действиях тоже есть здравое зерно. Брак должен быть нацелен, прежде всего, на воспроизведение достойного потомства! В этом наше будущее. Доринелла кивнула собеседнице, они поменяли направление и сейчас отдалялись от нордки, но Мэв всё ещё слышала их тихие голоса. — Поэтому и нельзя допускать, чтобы вся эта Имперская разгульная гниль пустила корни в нашей общине. Сегодня мы принимаем в наш круг полукровку, а завтра, неровен час, кто-то из наших сыновей приведёт в альтмерскую семью, скажем, аргонианку, каджитку или вовсе мужчину. И всё, конец роду! — А по моему мнению, и пусть угаснет. — Веер альтмерки, что звалась Сфорциной, заходил вперед и назад, словно незапертые ворота в ураган. — В здравой голове такие пристрастия не поселятся, вот что я скажу. Посему и лучше, что не всякому семени должно прорасти. Как же мне жаль, что связь эльфа с человеком иногда приносит потомство. Я слышала мнение одного учёного мужа, что межрасовые браки погубят альтмеров вернее всех войн. Люди с их плодовитостью нас просто ассимилируют, как уже случилось с кланом Диренни! А ведь все началось с того, что потомство рабынь-недок из гаремов не убирали должным образом. И в итоге они наплодили целую расу! Мэв до хруста костяшек сжала кулаки, пряча их в складках юбки. «Угораздило же меня увязнуть в этом душном болоте! Чтоб вам обеим понос сегодня на пиру подхватить — гниль из обеих так и просится наружу». Мэв отвернулась и, отойдя в самый дальний угол, к небольшому шкафу с фигурками зверей и божеств, взяла в руки книгу, кем-то оставленную на полке. Алая обложка, без имени автора и названия, оказалась весьма приятной на ощупь. Дорогая телячья кожа, поняла девушка. Открыв томик, Мэв увидела стихи и едва сдержала горький смешок. Но всё же она не хотела просто стоять, словно экспонат или диковинная зверушка для потехи этих снобок. Поэтому, усевшись на софу, Мэв попыталась погрузиться в чтение. Не вышло. Настойчивая мысль не покидала голову: «Далемар не хочет больше иметь от меня детей, потому что… на взгляд общины, наше семя недостойно прорасти?»***
Если Далемар и держал зло на Оливин, то не показал этого. Когда общества мужчин и женщин объединились, он оставил жену и по просьбе девицы Индомарин отошёл с ней в сторону. И хоть говорили они на виду, Мэв всё равно ощущала удушье. Не только от улыбок, что дарил муж соплеменнице… От всего. Сами стены, пестрые украшательства, жёлтые лица с фальшивыми улыбками — всё это душило. Она отвернулась. А вот Лестеро, стоящий неподалеку, отворачиваться и не думал. Желваки на красивом лице поэта так и ходили, пульсируя, словно готовый вот-вот прорваться нарыв. Мужчина ссутулился, спрятал руки в карманы и неотрывно следил за обоими альтмерами. Он привлекал внимание. Мэв видела и интерес Доринеллы с Сфорциной и остальных, что склоняли лица друг к другу. «Сейчас опять начнут мыть кости», — поняла Мэв мрачно. Сделав пару шагов, она тронула локоть Лестеро. Тот вздрогнул. — Как Маринья? — спросила нордка, хотя это было первым, чем она поинтересовалась у Караньи, когда они только пришли. Но сработало: поэт заговорил. Вскоре сплетницы разочарованно отвернулись от них.***
То, что Лестеро затронет её мужа, Мэв поняла сразу же, едва прочие гости покинули дом, оставив два семейства наедине. Она сидела около Далемара и напротив его кузена и видела, как поэт, осушив очередной бокал, открыл рот с явным намерением поддеть родича. «Хоть бы про то старое письмо Риэлии не ляпнул», — мрачно подумала Мэв. Весь вечер девушка больше всего жаждала скорейшего завершения этих семейных посиделок. Но Мурсиоро то и дело поднимал тост то за внука, то за дочь, за жену, а то и за саму Мэв и своего племянника. И тосты за Далемара поэт упорно игнорировал. — Братец, признайся, на тебя же завели метрику на островах как на служителя Талмора? — со смешком произнёс Лестеро, щуря глаза. Минуту назад этим же шутливым тоном он продекларировал спешно сочинённый стих о самоотверженном материнстве сестры, подарившей мужу за семь лет брака уже трёх сыновей. Мэв считала, что, ввиду обстоятельств, этот стих звучит оскорбительно. Девушка неодобрительно прожигала взглядом Лестеро, осушающего очередной бокал. Но поэта никто так не одёрнул. Как не одёрнули и сейчас. Далемар, откинувшись на спинку стула, поигрывал полупустым бокалом с вином и смотрел на стоящего Лестеро с едкой иронией, не спеша отвечать на вопрос. Все, включая Мэв, понимали, что поэт просто злится из-за внимания Оливин к кузену и того, что молодая альтмерка отвергла ухаживания самого Лестеро, при всех объявившего, что желает провести подле девушки весь вечер. — К чему эти разговоры? — спохватился первым Мурсиоро со своего места во главе стола. — Сегодня у нас есть светлый повод: рождение нового члена семьи, поэтому… — А метрика как раз и связана напрямую с рождением, — не отступил Лестеро. Заметив, как скривился Лариникано, Мэв вспомнила, что именно это непонятное слово заставило старого мера в своё время покинуть острова. Нордка нахмурилась, припоминая, что это как-то связано с нечистокровным происхождением Лариникано и тем, что Далемар даже обсуждать это не захотел, списав на то, что подобные разговоры вызывают у него дурное настроение. Но Лестеро растолковал её мрачность неправильно: — Невестка, не хмурься так. Метрика — это нечто, напоминающее племенной паспорт у коней. Слышала про такой? Дивные обычаи Алинора. Каждого достигшего полового созревания альтмера осматривают и, исследовав его родословную, присваивает ему, кхм, породу. Да, да! На островах и такое есть. Братец, неужто ты не рассказывал супруге про это? На этот раз Далемар ответил: — Кузен, алинорские метрики не лучшая тема для обсуждения за праздничным столом. — Отчего же? — Пьяно пошатнувшись, Лестеро не отступал. — Я вот, например, с интересом бы послушал твою оценку своего же племянника. Как думаешь, он бы прошёл фильтр «десяти признаков чистокровного альтмера»? — Я не мастер крови, кузен, — иронично ответил Далемар. — Хочешь сказать, не разбираешься? — хохотнул Лестеро, наполняя вином бокал. — Да ладно! Вы же на глазок друг друга оцениваете и навешиваете эти свои коэффициенты. — Лестеро, хватит! — уже твёрже вновь подал голос Мурсиоро. Но поэт словно и не услышал родительской воли. — И клеймите вы, как правило, без ошибок: рост, правильность пропорций, правильность цвета кожи, глаз и волос. Даже чёртову форму черепа и зубов учитываете, ведь так? А может, расскажешь, братец, каково это — пройти фильтрацию по всем десяти признакам чистокровного, но при этом получить коэффициент «Б» себе в метрику? Наверняка ещё и низкий, ведь так? Мэв не поняла до конца смысла сказанного, но по тому, как смутились все за столом, осознала, что Лестеро только что ляпнул нечто донельзя неприятное. Шумно положив приборы, Эльвени рывком поднялась со стула. — Лариникано, Далемар, я думаю, нам пора идти домой. — Отчего вы так спешите, тётушка? — быстро и яростно проговорил Лестеро, поворачиваясь к эльфийке. — В вашей-то метрике наверняка гордо красуется высокий коэффициент «А». В моей бы тоже был «А», хоть и низкий, как и у мамы с отцом. А вот ваш сиятельный сыночек лишь обманка и генетическая причуда! Оттого ведь и сбежал в наше презираемое им имперское сообщество, не выдержав конкуренции с совершенными мужами Алинора! — Идёмте, Эльвени, Далемар, Мэв. — Лариникано спешно поднялся с места. Мурсиоро встал тоже, бледный, как снег. Каранья, прикусив губу, не смела раскрыть рта от потрясения. — Лестеро, возьми себя в руки! — быстро произнёс Мурсиоро. — Твоя сестра ещё не оправилась от потрясения, а ты устраиваешь тут непонятно что! Постыдись! Не зная, как поступить, Мэв коснулась рукава Далемара, единственного, кто не поменял позы и неотрывно следил за кузеном с прежней усмешкой. — Ну же, кузен, сожми в кулак то, что ты почитаешь за признаки мужественности, и скажи это глядя мне в глаза, — насмешливо произнёс Далемар, буравя взглядом Лестеро. — Право, после тридцати четырёх лет вращения в кругу идеального общества Алинора простыми намёками на коэффициент «Б» в моей метрике меня не задеть. Но ведь ты уже знаешь, какую черту надо перейти, чтобы вывести меня. — Далемар! — буквально рыкнул Лариникано, стукнув кулаком по столу. — Ты ведь хотел сказать мне это, когда начинал разговор, так почему твой пыл сейчас так быстро тухнет? Наверняка узнавая про метрики, ты ведь и то самое слово выучил, которым в Алиноре называют то, на что ты намекаешь. Можешь просто произнести его. Этого хватит. — Не провоцируй его, дорогой, — взмолилась Эльвени, бледнея и хватаясь за столешницу. Мэв успела заметить, как Далемар скосил на мать взгляд, мигом скривив губы. Но сама нордка посмотрела на Лестеро и тут же поняла, что он просто в ужасе. Поднявшись из-за стола, поэт развернулся и, пошатываясь, безмолвно покинул зал. Единственное, что поняла Мэв, — он хотел рассказать вовсе не о письме Риэлии. Когда они покидали особняк, Мэв поняла, что вообще не хочет знать, что там за слово должен был сказать Лестеро, чтобы вывести Далемара из себя. В этот раз Эльвени выразила желание пройтись с сыном, и Далемар не противясь велел Мэв идти с отцом. Лариникано молча предоставил ей локоть. Старый альтмер шёл вперед с мрачным лицом. Мэв, не желая затрагивать неприятную тему, тоже безмолвствовала. Не сдержавшись, нордка оглянулась на шедших позади Далемара с Эльвени и в свете лун отчётливо различила по движению губ и головы, как муж отрицает что-то. Свекровь вздохнула с облегчением и повисла у него на руке. Почему-то это злило. Мэв мысленно пристыдила себя и, отведя взгляд, велела себе глядеть только вперёд. Но всё же она оборачивалась, и каждый раз они разговаривали. Мэв различила, что лицо альтмерки было искажено чем-то, что могло быть сильной досадой. Далемар же по-прежнему хранил бесстрастность. Когда она повернулась в четвёртый раз, то невольно оступилась и весьма неизящно бы растянулась, но Лариникано удержал её, спесиво прошипев: — Не вертись. Не сожрёт моя жена твоё сокровище. — Я вовсе не… — Ты вовсе да, — раздражённо произнёс альтмер. — Дай им пообщаться нормально. Дома и без того вечное напряжение от неприязни между тобою и Эльвени. — В том нет моей вины, — ответила Мэв. — Ой ли, — скептично протянул альтмер. — Прям безвинная овечка. — Вся моя вина состоит в том, что я до сих пор не провалилась сквозь землю, чтобы ваша жена могла беспрепятственно свести Далемара с этой Оливин. — Оливин хорошая девушка, — даже не думал скрывать Лариникано. — Даже слишком хорошая для мальчишки, как по мне. Умна, образована, из достойной семьи. «Смолчу и стерплю», — сказала себе Мэв, закусывая губу. Но Лариникано и не думал щадить её чувства. — И Эльвени Оливин явно нравится, что немаловажно для мира в семье. Общий язык они сразу нашли, не то что с тобой. — Ваша жена мне прямо сказала, что не примет меня, хоть я перед ней стелиться буду! А всё потому что я — грязная кровь! — Поняв, что повысила голос, Мэв сглотнула и перешла на шёпот. — Вся ваша община у меня уже поперёк горла стоит. Ну же, сознайтесь: я вам тоже как кость в горле? — Ввиду того, что ты учинила с Ниной Каран, я склоняюсь к тому, что ты не просто кость, а та ещё заноза в заднице, — не по-альтмерски грубо отозвался свекор. — Избила человека и не смогла даже извиниться за это нормально. В семье постоянно ссоры из-за тебя. Ты хоть понимаешь, что с вами было бы, если б не это внезапное заступничество Мариньи? Нет, не понимаешь. А Далемар хоть и понимает, но тоже спесь свою ставит выше разума. В браке хоть у кого-то должна быть холодная голова — или распадётся всё, выгорит, как брошенная лампада. Поэтому, коль сложится так, что Эльвени своего добьётся, я возражать не стану. Благо девушка, по-видимому, увлеклась моим мальчишкой. — Но он не увлёкся ею, — глухо парировала Мэв. — Типичный для человека ход мыслей, не отходящий от плоскости кровати, — едко произнёс Лариникано, даже не смотря на неё. — Может, и не увлёкся. По нём не понять. Хотя ведёт себя с нею любезно. И знаешь, Индомарины ведь занимают видное положение в городском совете, ему бы это помогло. Ощущая, как ноги подкашиваются, Мэв глухо произнесла: — Не переживайте, Лариникано. Дайте событиям течь своим чередом, и со временем всё само собой образуется. Я ведь тоже не каменная. Закусаете со всех сторон — и сломаюсь. Альтмер издал: «Пфф», но промолчал. Они прошли ещё немного, перед тем как Лариникано заговорил вновь. На сей раз тон альтмера изменился, кажется, он понял, что погорячился и сболтнул лишнего. — Послушай, не принимай слов моих близко к сердцу, Мэв. Всё же права ты, если отбросить то, что я поощрять тебя за глупость не должен. Шансов понравиться Эльвени и ужиться в общине у тебя немного. Можно сказать, что их и совсем нет. Но ты перед тем, как дёргаться да в позу вставать, подумай: сколько ещё ты выдержишь. Нужно ли оно тебе вообще и дочери вашей? — Иенн не приплетайте сюда, — отрезала Мэв. — Её вы не принимаете точно так же, как и меня. Думала, уеду из Данстара и перестанут её мерским ублюдком кликать. Ан нет же, теперь негодным потомством за глаза называют. Альтмера её слова, похоже, задели. Свободной рукой он тронул кружевной ворот. — Мэв, я так не считаю и от внучки не отрекаюсь. Просто пойми ты, что не подходите вы с Далемаром друг другу. Совсем. Возьму слова назад и скажу, что верю в его особое к тебе отношение. Переменился он так, что порой предсказать сложно, чего от него ждать в следующее мгновение. Маринья Мурсиоро сказала, будто ты в него… словно жизнь вдохнула. И я, наверное, с ней согласиться могу. Вот только к добру ли эти перемены? Погляди, что он сейчас творит. Буквально нарывается да вспыхивает по малейшему поводу. Лучше б прежним оставался. Ох, чую я, до беды всё это дойдёт и при всех его приступ прихватит. Болен он. Болен. — Сами вы на голову больны! Рывком высвободив руку, Мэв сделала шаг в сторону и пошла без опоры одна. Камни, розы, приличия… Намёки на постыдность их связи и грязную кровь. Намёки, что Иенн не так ценна, как плод союза двух альтмеров, и пренебрежение к ним с дочерью. Лицемерие. И вот теперь новые наговоры на Далемара. Всё это, подступив, начало душить её. Горячая слеза обожгла уголок глаза, и Мэв поняла, что теперь, когда Маринья занята новорождённым, она предоставлена самой себе и будет и дальше чахнуть в этом застоявшемся болоте. — Мэв, не устраивай спектакль, — глухо произнёс Лариникано, беря её за локоть. — Не трогайте, — отозвалась она в той же манере, отдёрнув руку. — Я не люблю, когда меня касаются чужаки. Попытки альтмер не повторил, но, кажется, её слова его задели. До дверей особняка они молча прошли рядом. Позволить себе разреветься Мэв не могла, поэтому осушила слёзы, стараясь проглотить ком. На пороге особняка она ощутила прикосновение к локтю и, прежде чем выдернуть руку, поняла, что Далемар с матерью нагнали их и это он. Вырываться она не стала. Лариникано и Эльвени ушли, они остались одни. Опустив голову, она молча стояла перед ним. — Что сказал тебе отец? — тут же с раздражением спросил он. — Ничего. Я просто устала, — прошептала Мэв. — Не хочу ни о чём говорить. — Знакомое чувство, — признался муж, притягивая её к себе и обнимая, но облегчения это не принесло. А ведь по сути он давно уже не заговаривал с ней по своей воле, печально вспомнила Мэв. Может быть, уже не доверял или не видел необходимости. Да и сама Мэв почти не задавала ему личные вопросы из опасения, что он примет это за ревность и разозлится. Сейчас же пустота в душе была такой, что даже места для ревности не осталось. Вот она — глубина пропасти… Отстранив и посмотрев ей в лицо, эльф протянул: — Славно же тебя потрепала благородная альтмерская община. Стены особняка отбрасывали густую тень, а значит, он призвал чары, поняла девушка. — Ничего не было, только пренебрежение, — соврала Мэв. Слова Лариникано про то, что он вспыхивал по малейшему поводу, увы, не были простой страшилкой. — И оно мне уже так привычно, что я забываю, что может быть иначе. Склонившись словно для объятия, Далемар поднял её на руки. — Я и сама могу идти, — уверила Мэв, упираясь ладонями ему грудь и не желая принимать это проявление жалости. — Можешь, но носить тебя на руках мне приятно. — Приятнее разве что после этого бросать за борт, — глухо произнесла она, опуская руки. — Осваиваешь альтмерскую манеру речи? — догадался он, внося её в дом и запирая дверь. Сменил тему, поняла Мэв, но упрямиться не стала. И хоть говорить желания не было, девушка знала, что должна это делать. Проявив сейчас к нему безразличие, она добьётся лишь того, что они отдалятся друг от друга ещё больше. А все эти проклятые альтмеры только этого и ждали. — Да, полезный навык. Сегодня я поняла, что звонкий голос — это проклятие. В ответ Далемар лишь усмехнулся. Мэв огляделась: нёс он её не к лестнице, а к дверям купален. Поняв это, она сжалась. — Я уже купалась, перед тем как пойти в гости. Неужели опять людским духом повеяло? — Учитывая твою крайнюю степень озабоченности изведением этого самого людского духа, даже я ощущаю лишь запах ландышей. Что досадно, ведь волосы у тебя пахнут так приятно, и не только они. — От того, как он произнёс последнюю фразу, у неё разом внизу живота заныло. — И в купальни я тебя несу, чтобы изгнать горячей водой дурное настроение. Лично мне это помогает. — А у тебя оно дурное сейчас? — Оно у меня почти всегда такое в последнее время, — признал мер. — Но оттого, что сейчас мне хочется вернуться и, вломившись в особняк дядюшки и тётушки, свернуть кузену цыплячью шею, оно особенно дурное. — А так сходу и не скажешь. — Мэв обвила руками его шею и прижалась к нему сильнее, чтобы хоть как-то успокоить. — Если о моём дурном настроении можно догадаться сходу, то всё совсем плохо, — тут же признался Далемар, чем вызвал у неё на губах улыбку. Как же всё-таки легко с ним бывало порой. Особенно если не думать, что он точно такой же альтмер, как и все прочие. Они вошли в купальни, и эльф, поставив её на пол, поцеловал, чтобы уверить, что всё под контролем. И это подействовало, ведь даже такое лёгкое прикосновение его губ породило трепет, отогнавший тревожные мысли. Хотя, наверное, эта комната тоже была не для этого. Мэв разжала руки, он отстранился и чарами вызвал размытый магический свет. Наблюдая за тем, как Далемар подошёл к малой из купален, Мэв стала раздеваться, смотря, как он, опустившись на колено, пробует воду. Но лишь сняв платье, туфли и чулки, девушка поняла, что ладони из воды он так и не достал, а от края купальни стал исходить заметный пар. Шагнув вперёд, Мэв широко открыла глаза от изумления. — Ого! Ты и так умеешь? Мер ответил кривой усмешкой. — А зачем тогда заставлять слуг каждый раз бегать с вёдрами горячей воды? — Ну, скажем так, есть причина, — ответил Далемар, доставая руку из воды и показывая покрасневшую кожу тыльной стороной ладони, готовую вот-вот покрыться волдырями. Но прежде чем Мэв, охнув, схватила его руку, эльф призвал чары и вернул кисти здоровый вид. — Ты что, боли вообще не чувствуешь? — потрясённо спросила Мэв, прижав его пальцы к губам. — Чувствую, — признался Далемар, легко освобождаясь из её плена. — Просто не привык орать по пустякам. — Ничего себе пустяки, — выдохнула девушка, вспомнив, как безразлично муж относился к клинку в собственном боку, а раньше и к её стрелам. — Может, как-нибудь расскажу, почему так выходит, но точно не сегодня, — уверил мер и, поднявшись, начал раздеваться. — Ты что, тоже будешь… — Места двоим хватит. И опередив твои сомнения, скажу, что нарушения приличий в этом нет. Наоборот, совместное купание — это типичный альтмерский обычай. — Ужасно, — прошептала девушка. Эльф замер, и она быстро уточнила: — Я не в смысле, что с тобой, а вообще… Купаться вдвоём… это волнительно. Я просто не понимаю… — Потому что твой людской род любое оголение воспринимает как посыл к спариванию, — с усмешкой заметил мер. — Прям только мой людской род? — взволновано спросила Мэв, сбрасывая сорочку — последнее, что скрывало её наготу. — Напомни, кто из нас двоих чаще требует проявлений страсти вне спальни? — не остался в долгу Далемар. — Дай тебе волю — и ты будешь виснуть на мне не только на улице, но и в столовой, и в саду… — Везде, кроме детской, — ехидно согласилась девушка. — Спасибо, что хотя бы не там, — невозмутимо ответил мер, без лишних сомнений сбрасывая бельё. Мэв тут же посмотрела в сторону. Краснеть от вида его наготы было глупо, учитывая, что любовью они занимались каждую ночь, но ничего поделать с собой она не могла. Подойдя к полкам с маслами, Далемар без колебаний выбрал нужное и, добавив пару капель в воду и поставив пузырек на место, забрался в купальню. — Будешь ждать, пока вода остынет? Качнув головой, она шагнула к бортику, но, опустив в воду ногу, ойкнула: — Горячо! — Потерпишь, — тут же отозвался он. — Знаешь, твоя любовь к холодной воде смущает меня не меньше, чем тебя вид моего члена. Естественно, отметил направление её взгляда, с горечью поняла она. Покраснев и ойкнув ещё раз, Мэв забралась в воду, тут же ощутив, как соприкасались их ноги. Это было приятно и наводило на мысль, что она готова повиснуть у него на шее прямо здесь, убедив в очередной раз в неудержимой похотливости всего рода людского. Способности мыслить лишь в плоскости кровати, как едко отметил Лариникано. Вот только сам Далемар, как видно, думал о чём-то далёком от переплетения их ног. Откинув голову, он взирал на потолок, и, подняв взгляд, Мэв увидела очертания росписи, которую не замечала прежде. Хотел ли он помолчать? Если так, то пусть. Погрузившись в воду по шею, девушка смотрела на лицо и плечи мужа. Время шло, тишина становилась гнетущей, и даже горячая вода, распарившая кожу, не приносила облегчения. Коснувшись в воде его колена, она нарушила тишину: — Каранья сказала, что Маринья хотела девочку, — тихо произнесла она, припомнив разговор, что завела тётушка, пока они только пришли и нордка спросила про самочувствие подруги. — А твоя мать тут же попыталась убедить нас, что все мужья хотят мальчиков — продолжателей семейного дела. Мэв прикусила губу. — Эльвени ещё не знает? Или нарочно? Далемар отмер, но вместо ответа зачерпнул воду, смочил волосы, проведя по ним ладонями, и с неким раздражением посмотрел на отросшие кончики, лежащие на плечах. — Я никому и ничего не говорил, — ответил мер, тут же поняв, о чём она. До этого Мэв не обсуждала с ним то, что случилось с его сестрой. — Судя по всему, Маринья тоже. Мурсиоро бы уже разболтал всё отцу, тот — матери, а она бы прибежала ко мне за подробностями. Правда, напрасно, потому что я сам пока всё знаю на основе теории. Достоверных сведений не имею. Пока. Кстати, Циараны вообще отмалчиваются, что для них необычно. — Но ведь они понимают, что малыш… Он ведь… — Да, в рядах нечистокровных альтмеров нашей семьи пополнение. Забавно, не правда ли: вычислить полукровку-человека порой куда труднее, чем помесь одного народа меров с другим. — Не забавно, — не согласилась Мэв. — А Лестеро — редкий говнюк, я так скажу. Нарочно же провоцировал тебя с этими десятью признаками чистокровного альтмера, чтобы ты высказался про это. — Угу. Удивительно тупой засранец, — признал Далемар. — И я не согласен с матушкой, чтобы ты знала. Про то, что мужчины хотят одних сыновей. Я просто рад тому, что у нас с тобой есть ребёнок. И, как показывает личный опыт, с девочками меньше проблем. Рад? Меньше проблем? Холодный и несколько отстранённый тон, а также то, что он в очередной раз просто сменил тему, смазали радость Мэв от этого признания. Но руки от его колена она не убрала, поняв, что говорить про Маринью он не хочет. Тогда о чём она может его спросить? Про то, какую метрику выдали бы Иенн на островах? Зачем? Она и так знала: либо никакую, либо с пометкой «беспородная, прижита от грязнокровной девки». Не этим ли хотел уколоть его Лестеро? Вероятно, потому что стихоплёт упорно не смотрел в сторону самой Мэв, перед тем, как сбежать. Вот только спросить его об этом она не могла. Не хватало только навести его мысли на дурной лад. А поговорить хотелось, поэтому девушка спросила о другом: — А у альтмеров правда есть… Она не договорила, но он понял. — Породы? А ты разве не замечала, что мы с матерью несколько отличаемся от прочей родни Лариникано? — с усмешкой спросил он. — Замечала, конечно, — охотно призналась девушка. — Но думала, что это разные народности… вроде ричманов в Маркарте. — Нет, определение породы здесь более уместно. В Алиноре уже множество веков процветает селекция собственного народа в надежде вывести чистокровного альдмера. — Я читала недавно про альдмеров, — вспомнила Мэв. — Да, общий предок всех меров Тамриэля. Из всех эльфийских народов наш на островах остался наиболее близким к образцу. Попутно это помогает мастерам крови выводить потомство с определёнными магическими умениями и личностными свойствами. Для этого официально и ввели метрики. Это своеобразный документ, дающий понять, насколько конкретный индивид пригоден для внесения вклада в генетическое богатство будущих поколений Алинора. Далемар замолчал, а Мэв обдумала сказанное. И пришла к неутешительным выводам. — Дай угадаю: браки по любви на островах не в почёте? — Абсолютно, — признал мер. — И всё же я не верю, что у Лестеро этот… коэффициент пригодности для размножения выше, чем у тебя. — Коэффициент пригодности для размножения? Как точно подмечено, — усмехнулся Далемар. — Хотя так его никто не называет, но суть ты передала верно. Лестеро — потомок двух альтмеров низкого, но чистого происхождения. Правда, отследить его предков на много поколений нельзя, поэтому он считался бы в Алиноре альмером с низким «А» — типичный простолюдин. Никакого повода для гордости этот коэффициент не даёт. И да, Мэв, у меня самого, несмотря на то, что я по всем внешним признакам отвечаю требованиям альтмеров с высоким «А», в метрике красуется «Б». Правда, всё же высокое, что, впрочем, лично для меня ничего не меняет. Разве что мой выбор супруги всё же не так режет глаз алинорцам, как если бы там стояла даже маленькая «А». — А какая метрика была бы у Лариникано? — Альтмер с низким «Б», — без запинки произнёс Далемар. — Метрика, собственно, у него была. Хоть получил он её принудительно. А у матушки стоит заветная «Альтмер с высоким «А». Будь дело хотя бы пятью годами позже, чем они заключили брак, никто бы не разрешил подобный мезальянс, потому что в глазах мастеров крови это была напрасная трата ценного высокого «А». — А как они вообще… — Он её купил, — невозмутимо ответил Далемар, заставив Мэв прикусить губу. — Род матушки был прославлен своей селекцией и связями, но вот с деньгами всё обстояло куда хуже. Они впадали в долги к Лариникано на протяжении десятилетий и в конце концов, когда он возжелал получить жену, которая могла прикрыть собственную помарку в родословной, с ним расплатились ею. И, собственно, его план бы сработал, но вскоре после моего рождения среди простого народа ввели принудительные комиссии для получения метрики. И его помарка в родословной вылезла на бумагу с лёгкой подачи второй жены моего славного деда. Кстати, о том, что это Рунила на пасынка донесла, я узнал, лишь когда дослужился до соответствующего допуска и просмотрел досье на Лариникано. Была б старая стерва жива к тому моменту, вернулся бы и добил гадину собственными руками. В его голосе прозвучало столько яда, что Мэв стало не по себе. — А твой отец знал, что это была она? — Догадывался, думаю, — предположил Далемар. — Хочешь, завтра спросим у него прямо? — Наверное, нет. После того как Лестеро распекал метрикой тебя и, соответственно, его, я думаю, он и без того зол на их семью. — Зол на них? Да это привычное состояние для Лариникано. Семья его сестрички годами ездит на его шее, свесив ноги, но при этом они умудряются намекать на происхождение его матери. — Она была… — Полукровкой, похоже. Помесью альтмера и босмера, если верить досье. Слышал, что она умерла много лет назад, когда ещё сам Лариникано был младенцем. Его воспитывала тётка. О своей матери он никогда не говорил, но его нечистокровность бросалась в глаза. Похоже, его мать была босмером по материнской линии. — Знаешь, когда увидела его в первый раз, подумала, что он скорее на рослого босмера похож, чем на альтмера, — глухо и задумчиво поведала Мэв. — И вы с ним вообще не… Не договорив, она прикусила язык, надеясь, что он эту недосказанность просто проигнорирует. Повисло молчание, но ненадолго. — Да, мы не похожи, — констатировал Далемар. — По сути, я ведь альтмер с высоким «А». Но в моём случае это не повод для гордости. — Ваша… порода, как раса, передаётся по матери? — предположила Мэв, вспомнив рассуждения Фриды о расе, передающейся от матери потомству. — Нет, просто у моего отца тоже был высокий «А», как и у матушки… Открыв рот, она смотрела на мужа, а он, не опуская головы, растянул губы в усмешке. Не удержавшись, она поднялась на колени, подавшись вперёд, чтобы лучше видеть его лицо. Открыв глаза, он посмотрел на неё, и она поняла, что усмешка его отдавала явной горечью. — Нет! — Скорее всего, да, Мэв, — возразил он. — Знаешь, было время, когда я только и мечтал о том, чтобы моим отцом оказался кто угодно, но не этот торгаш. Но, вернувшись в этот проклятый город и узрев альтернативу, я понял, что папаша-торгаш — не самый худший вариант. — Лариникано ведь не знает? — прошептала она, вспомнив, как альтмер постоянно называл его своим мальчишкой и упоминал, что иного боги ему не дали. — Конечно, не знает, — ответил эльф легко и добавил уже с горькой иронией: — Иначе б вылетели мы с матушкой из этого особняка с солидного такого пинка. И ты с Иенн, между прочим, тоже. Лариникано ведь терпит меня, только исходя из кровного родства. И знаешь, к чёрту его особняк и состояние, без этого бы обошлись. Но, если всё выплывет наружу, дерьмом нас прям накроет так, что не отмыться. Поэтому я и не хотел, чтобы ты знала. — Мэв прижала руку к груди. — Но сегодняшняя реакция матушки на слова Лестеро меня не порадовала, и я с ней побеседовал, пока вы с Лариникано прогуливались… И всё очень дерьмово, Мэв. — Они знают? — Рунила, эта старая змея, знала всё и, хоть издохла, могла рассказать материн секрет кому-то из любимых внучков или даже зятю. Знать бы кому из них… Я бы поставил на Амильвен: она была её любимицей, но и Маринью сбрасывать со счетов нельзя. Каника была совсем маленькой, когда Рунила ушла, и всё же. А может, и Лестеро… Хотя он бы в своих виршах намекнул бы уже. Удержать такое шило в мешке он не в состоянии… — Он хотел сегодня сказать, что ты… — Слово «ублюдок» Мэв говорить не желала и прильнула к нему, положив голову на плечо. — Нет, он хотел сказать, что я, «альтмер второго сорта», должен довольствоваться своей грязнокровной супругой и не тянуть руки к его дорогой Оливин. Как будто эта девка мне сдалась, — неожиданно опустошённо произнёс Далемар. — Но Мэв, если кто из них знает, а Рунила не могла так просто утащить это с собой в могилу, они это применят. Помнишь, что я говорил тебе про плодовитость альтмеров? Даже если папуля женится ещё раз, шанс обзавестись новым потомством у него ничтожен. А значит, кто наследует ему, если убрать меня с дороги? Шумно сглотнув, Мэв не смогла ответить, но он и без слов понял, что она всё осознала. — Вот видишь… — Маринья точно не станет, — прошептала девушка. — Мэв, у неё на шее трое детей и муж, что только в черепках копается, но не несёт особого достатка в дом. Думаешь, почему она к родителям рожать ездит? Потому что когда не работает, то не может тянуть семью и дом в одиночку. А теперь, когда муженёк захотел убрать явный знак её адюльтера, чтобы не позориться перед соседями, ей и вовсе трудно придётся. — Нет! — уверенно возразила Мэв. — Маринья тебе жизнью обязана. И жизнью своего ребёнка. И Мурсиоро с Караньей тоже у тебя в долгу теперь. — Ну не будь такой наивной Мэв, — ответил Далемар устало. — Пустая благодарность за то, что уже свершилось, на одной чаше весов, а на другой — всё папашино богатство. Тут даже сравнивать смешно. И поверь, я их знаю. Даже если убрать со счетов Маринью, дерьма меньше не станет. Мэв погладила напряжённые мышцы его рук, поцеловала его в шею, но мер остался безучастным, словно статуя. — Но ведь это же до сих пор не вышло наружу, — прошептала девушка. — Может, и дальше… Далемар скривился. — Возможно, они верили, что я где-нибудь сгину и всё решится само собой. Ты ведь учти, что папочкин характер они знают хорошо и понимают, что Лариникано не простит не только матушку и меня, но и того, кто долгие годы всё знал и молчал. Будь иначе, Рунила бы сама ему всё рассказала, когда я был ещё мальчишкой, но нет, смолчала, даже когда я ей глаз выбил. Даже змея понимала, что папаша взбрыкнуть может и отписать состояние городу или какому-нибудь приюту просто из противности. Это вполне в его духе. Что смешно — они могли бы Лариникано отравить, когда он от меня отрекался. Но если его не станет, кто будет вести семейное дело и поддерживать всё? Мурсиоро? Каранья? Все они по большей части такие же паразиты, как и муж Мариньи. Жили чужим трудом и умом и не особо этим тяготились, пока я был далеко. Но вот я вернулся, с женой и ребёнком. И как бы альтмеры на вас ни косились, по законам Империи, пока мы с Иенн прямые наследники Лариникано, они никто. Качнув головой, она прижалась к нему сильнее, благодаря, что вода всё ещё была достаточно горячей, чтобы убрать дрожь от потрясения. — Знаешь, когда увидела Лариникано… почувствовала сразу неладное, — призналась она. — Твоя мать… такая молодая и красивая, а он… А вдруг он сам догадывается, что Эльвени ему… изменяла? — Мэв, знаешь, что спасало нас с мамашей все эти годы? — с горечью спросил Далемар; естественно, она не знала, и он продолжил: — То, что папаша даже допустить не мог, что она могла исхитриться наставить ему рога. Он ведь не был так глуп, чтобы доверять двадцатилетней девчонке, купленной за деньги, блюсти верность на основании собственной совести. Замечала, что все слуги в нашем доме каджиты? В Алиноре было то же самое, за исключением того, что там он ещё и охрану солидную держал, из тех же каджитов состоящую. А знаешь почему? Потому что совместного потомства со зверолюдьми не может быть ни у людей, ни у меров. Посему матушка, пока не родила меня, была заперта под надёжной охраной, что полностью исключало её контакты с другими мужчинами. В Имперском городе подобное ему бы с рук не сошло даже внутри общины, а вот в Алиноре было вполне обычным явлением. — Но как она тогда… ухитрилась, — не поняла Мэв, неотрывно смотря на него и видя, как он скривился, словно от боли, может, оттого, что она слишком сильно надавила грудью ему на шрам. Она отстранилась слегка, но выражения он не поменял. — Правда не понимаешь? Мэв отрицательно махнула головой, ощущая: что-то, что он ей открыл, таит за собой ещё более тёмную суть. Задрав лицо выше, он прошептал: — В этой слепоте и нежелании верить в грязь вы с отцом похожи, — горько усмехнулся Далемар. — И я не хочу, чтобы ты понимала. Но ведь если скажут, что я ублюдок, добавят и это, чтобы наверняка размазать и изничтожить. Так что лучше ты узнаешь от меня. Всё же это касается нашей дочери и того, почему больше детей нам с тобой заводить не следует. — Сделав паузу, он коснулся рукой лба, добавив: — Повезёт, если на Иенн не проявится. Иенн? Вздрогнув, она посмотрела на него, гоня очевидную мысль и понимая, что слова, застряв в горле, мешают дышать. — Упорно не хочешь разгадывать эту загадку? — усмехнулся он. — Хорошо, я тебе помогу: единственными, кому Лариникано позволял посещать жену, были её близкие родственники. Они не особо и стремились, к слову. Но её мать несколько раз приходила. Но куда чаще её навещал брат. «Далемар, ты вылитый Карантилар», — прозвучало в её голове, и она шумно выдохнула, посмотрела на него — он просто кивнул. — А папочка даже допустить подобного не мог. Понимаешь, за подобное на островах положено не только порицание и изгнание, как в случае связи с человеком, Мэв, — за инцест у нас положена смертная казнь. Причём казнь всех причастных, включая и плод подобного преступления. В любом возрасте, между прочим, поэтому в случае краха надеть мундир и просто продолжить службу, купив вам дом с дочерью, у меня не выйдет. Меня просто уничтожат. И Иенн может достаться, ведь по незнанию своей природы я признал её. Схватившись за горло, Мэв выдохнула. Но если он говорил это, то всё так и было на самом деле. Прикрыв глаза ладонью и искривив губы, он молчал. Так вот почему ему было так плохо все те дни после того застолья, когда упомянули его дядю. Инцест… В людском обществе это было порицаемым грехом. Человек, в ком признали плод подобной связи, становился изгоем. Но убивать… Не выдержав, она прильнула к нему снова. — Но почему так жестоко? — прошептала она. — Наверное, стоит провести тебе небольшой урок истории. Тем более в имперских книгах о таком не напишут. В начале селективного пути мастера крови столкнулись с тем, что, связывая в парах родственников, они получали более стабильный и предсказуемый результат в плане свойств и талантов. Но в долгосрочной перспективе, как выяснили они в экспериментах на низких расах, такие связи несли за собой целый ворох проблем: уродства, нарастающие из поколения в поколение, болезни, слабоумие. Вырождение, Мэв. Поэтому противников у этого метода хватало. Но нашлись и те, кто сказал, что альтмеры — совершенная раса, поэтому подобные изъяны нам будут чужды, и, пойдя этим путём, мы наверняка выведем альдмера, вернув расе первозданную чистоту. Выбрали одно конкретное семейство, поддерживающее подобный взгляд, и начали эксперимент. Но на третьем поколении всё прикрыли и ввели за инцест смертную казнь. — Что случилось? — Скажем так, утверждение, что наше совершенство убережёт нас от негативных последствий, дало совершенно противоположный результат. Вырождаться дурнокровые стали стремительно. При этом первое поколение выродков… — Мэв вздрогнула. — …вышло завидным. Внешне кровосмешение себя не проявило. Интеллект объектов был высоким, а магические навыки и качества полностью предсказуемыми. Разве что выяснилось, что первое поколение, взрослея, становилось чрезмерно враждебным и подверженным психозам и маниям. Но агрессивности тоже решили найти военное применение. А вот уже второе поколение были настоящими выродками с полным набором признаков деградации, которые у тех же людей проступало не раньше пятого-шестого цикла, а тут всё и разом. Но эксперимент продолжили, решив сделать упор на первом поколении, смешивая их с альтмерами другой крови. И тут выяснилось, что кровь «выродка» содержала в себе весь ассортимент скрытых изъянов и, передаваясь дальше, несла в себе «вырождение», словно болезнь. И оттого было принято решение искоренять дурную кровь на корню, чтобы впоследствии в союзе не выскочил выродок через пару, вполне нормальных с виду, поколений. Кстати, об этой нашей особенности распространяться не принято, даже между друг другом. Просто все знают, что за инцест следует смерть, а жрецы это оправдывают гневом богов. — Иенн… — прошептала Мэв и ощутила его руки на плечах. — Успокойся, пока в ней это никак не проявилось, — прошептал Далемар, стараясь её успокоить. — Я знаю, как выглядят выродки второго поколения. Поверь, это трудно спутать с чем-то другим. Но она носитель моей крови, и это может вылезти через поколение или через два. Причём в чистом виде, целым набором уродств. Впрочем… такое случается от связи выродка с другим альтмером, а ты всё же большей частью человек. А люди… чуть более устойчивы к «вырождению», чем мы. Поэтому поспешные выводы делать не будем. — Правда устойчивы? — Да. Есть те, кто считает, что так выходит из-за того, что мы, в изоляции из-за целенаправленной селекции, потратили свой лимит устойчивости к вырождению. Особенно высокородные альтмеры, издревле заключившие браки между ограниченным количеством семейств. Я думаю, поэтому метрики среди простого населения и ввели. Сейчас браки между двумя высокими «А» встречаются куда реже, чем между высоким и низким «А». А просто так на островах ничего не делается. — Но твоя мать ведь знала и всё равно… — Про уродства она не знала, — опроверг Далемар. — Целая раса стоит на пороге полной деградации? Поверь, никто не станет говорить про это открыто. Более того — всё засекречено. Выродков выявляют и убивают, а все громкие случаи списывают на божью кару. Но она и смерть пугали мать куда меньше, чем осознание того, что, если она не родит Лариникано наследника, её саму вышвырнут на улицу, словно негодный товар. А вот Карантилар знал. Звание позволяло. — А зачем он тогда… — Он был мерзавцем, — чётко и злобно почти выплюнул Далемар, сжав её плечи. — Даже по нашим меркам его пристрастия и поступки выходили за грань. Но он умел хорошо лизнуть зад начальству и поддерживать нужные знакомства, поэтому удерживал звание и даже преуспевал в политике благодаря своему подхалимству. Помнишь, ты назвала меня низкой крысой? Так вот ему это описание подходило прямо идеально. Мэв ощутила в его теле слабую дрожь и мигом вспомнила, как испугался похожей дрожи Лариникано, когда утащил её из малой гостиной. — Тш-ш-ш. — Погладив его волосы, она приподнялась и прижала его голову к груди. — Успокойся, любимый. Всё хорошо. Тш-ш-ш. Девушка осознала, что воспоминания о Карантиларе будили в Далемаре самые тёмные мысли. Замолчав, он, верно, подавил это чувство. Дрожь прошла. Он мягко отстранился. Но Мэв теперь знала, что дядюшку… и, возможно, своего настоящего отца он ненавидел. — А может быть, всё-таки не он! Может, Лариникано всё-таки твой отец? Знаешь, несмотря на то, что я говорила, что вы не похожи внешне, но общение, манера речи… У вас есть много общего… — Мэв, мать три года прожила с ним, но забеременела лишь после того, как её стал навещать Карантилар. — Но это же не значит, что Эльвени с ним… спала. — Мать призналась в этом, сегодня, — обрезал Далемар, и внутри Мэв рухнула последняя надежда на то, что всё это недоразумение. — Весьма беззастенчиво, должен признать. А до этого… её служанка всё знала. Несмотря на то, что Карантилар с Эльвени приходились друг другу братом и сестрой, наедине им оставаться не позволяли. И мамуля платила драгоценностями за то, чтобы Ашра тайком оставляла их одних. Собственно, так Рунила и догадалась, проследив, как служанка, крадясь, покидает их каждый раз. Но сразу не сказала, опасаясь, что Карантилар ей голову свернёт. А потом, когда Лариникано увёз семью в Имперский город и они попали от него в зависимость, стала бояться уже гнева пасынка. Но мою мать змея распекала изрядно. Даже я это помню. Всё спрашивал, почему мать позволяет гадине так с ней себя вести, но она никогда не отвечала, только глаза отводила. А ведь Маринья говорила об этом, вспомнила Мэв. Могла ли она знать… Рунила ведь назвала Далемара «выродком» при всех! Но, с другой стороны, слово «выродок» у альтмеров, как и у людей, могло быть таким же ругательством, как и «ублюдок». Да если и кто-то знает… Это лишь слова! — Рунилы уже нет, Карантилара, я думаю, тоже. Если пойдут разговоры, твоя мать может просто отрицать, и всё. Они ничего не докажут, — твёрдо уверила Мэв. Но Далемар не был с ней согласен. — Для того, чтобы запустить роковую цепь событий, хватит и слуха. Очень уж сильно я подхожу под описание выродка первого поколения: отсутствие любого внешнего сходства с Лариникано и присутствие сходства с Карантиларом, агрессивность, психическая неустойчивость, отсутствие магической сенситивности — всё это разом сыграет не в мою пользу, если дойдёт дело до доказательств. — Что такое «магическая сенситивность»? — Способность ощущать колебания магии, Мэв, — то, что ты чувствуешь, прикасаясь к зачарованным предметам и проявленной магии. Один из признаков, по которому можно вычислить выродка, — её отсутствие. Но на островах это применяют уже как косвенный признак, так как из-за селекции развелось много тех, кто, не являясь выродком в прямом смысле, чувствительность уже утратил. Он не чувствует магию, с горечью поняла Мэв, вспомнив некоторое изумление мужа, когда она ощутила зачарование на вещах. Но ведь Иенн чувствует! Малышка сказала, что ей щекотно, когда Далемар коснулся чарами её ладошек! А он сказал, что это хорошо. Но… неужели в тот раз он проверял дочь? — Иенн ведь чувствует! — Да, — признал Далемар. — Если через несколько лет не начнёт потрошить щенков и котят и мы будем живы, то вздохнём спокойнее. Вспомнив слова Мурсиоро о живности в доме Лариникано, она посмотрела на мужа. — А ты сам… потрошил? — Да, Мэв, я этим грешил. Но опять же это косвенный признак. Среди моих бывших коллег почти каждый в своё время проявлял подобную жестокость, но не думаю, что все они были выродками в том самом смысле. — Вот видишь, ни одного прямого доказательства! — Кроме моих приступов, — нахмурился мер. — Вот это уже прямой признак. Ведь ни у мамули, ни у Карантилара таких не наблюдалось, чтобы я их наследовал. Хотя последний мог скрывать, как и я. Полезть на свою сестру, зная, что у вас родится… это точно надо иметь беды с головой. — Ты не что, — произнесла девушка, касаясь его щеки, но мер не отреагировал. Мэв провела рукой по его подбородку и шее, опускаясь к ключицам. — И какой у нас план? — Пока есть время, постараемся выяснить, поделилась ли Рунила с кем-то из семейства секретом матери, — тут же ответил он, и Мэв выдохнула с облегчением, поняв, что он уже успел подумать над дальнейшими действиями. Но уже следующая его фраза покрыла её кожу мурашками. — Знаешь, проще было бы избавиться от них всех. Но это чревато. Благодаря болтливости Караньи, все знают, что отношения между нашими семействами держатся лишь на показательных приличиях. Поэтому подозрений будет много. Да и прикончить их разом проблематично, а если ошибусь и убью сначала не того, всё тут же вылезет наружу. Поэтому спешить не буду. Я тихо проверю дядюшку и Лестеро, а тебе придётся поддерживать дружбу с Мариньей. Слушай их разговоры с матушкой и обо всём подозрительном говори мне, не тая. — Просто слушать? — Мэв поняла, что губы онемели. — Да. Никаких действий и никаких разговоров на эту тему по собственной инициативе. Если нарвёшься на того, кто знает, и тот поймёт, что мы тоже знаем, тут же всё выложит обществу из-за страха передо мной. И если выяснится, действовать нужно будет молниеносно. — Убить, — выдохнула Мэв. — Поверь, если встанет выбор они или мы, колебаться не стоит. Если на кону стоит жизнь — всегда надо бить первым. Это война, девочка. Это всегда долбанная война. Закрыв глаза, Мэв представила Маринью с малышом на руках, а потом Иенн. Могла ли она колебаться? Нет. Но вместе с тем она может сделать всё, чтобы этот выбор никогда не встал ни перед ней, ни перед Далемаром! Она ещё долго лежала на нём, не решаясь оторваться. Девушке казалось, что если сейчас она утратит этот контакт с ним, то потеряет и его самого. Странное чувство. Тревожное. Девушка провела пальцами по воде, она остыла до состояния парного молока. — Давай вылезать, — предложил Далемар. Сопротивляться Мэв не стала. Она не успела вытереться чистым полотенцем, когда эльф, обмотав собственное полотенце вокруг бёдер и не удосужившись даже одеться, взял её на руки. — Я голая, — тонко пропищала Мэв, понимая, что наверх он понесёт её именно так. — Все уже спят, — уверил он и вынес её из купален в темень, смешанную с рассеянным лунным светом. В спальне, отпустив её, Далемар зажёг свечи у изголовья, затем сел на кровать, скрестил перед собой ноги и скорбно опустил плечи. Смотря на мужа, Мэв понимала, что признание далось ему дорогой ценой. Теперь мысли о том, кто мог наследовать тайну Рунилы, его не покинут. Он всегда очень много думал. Не надевая сорочку, девушка забралась на постель и обняла мужа. После горячей воды воздух в спальне казался прохладным даже ей, нордке. Деловито скатав одеяло и покрывало в своеобразный кокон, она укутала их обоих. Положив голову меру на плечо, девушка вдохнула едва различимый запах хвои и скошенной травы. Теперь они даже пахли одинаково — свободой. — Слушай, а в мире есть место, куда бы мы втроём можем уехать и где нас не смогут найти? — Нет, — безразлично произнес он. — Нет — это значит, что такого места не существует или что ты не знаешь, есть ли такое место на самом деле? — Хочешь правду? Такого места нет лишь для нас троих. А вернее, его нет для меня. Если я побегу или как-то иначе нарушу условия определённых договоренностей, меня станут искать. И найдут. Кому как не мне знать возможности Альдмерского Доминиона. По сути, я сижу на цепи с того самого дня, как спустился в тот чёртов подвал и связался с Альдмерским Наследием. Мэв нахмурилась, название походило на именование какого-то сомнительного культа. Но ведь Далемар не религиознее её самой. — Это Талмор? — Его часть. Расписывать структуру не стану. Я сегодня и без того наболтал минимум на два смертных приговора для себя. Но мне уже посрать на это, если честно. Всё, что меня сейчас заботит, — это то, как обезопасить Иенн, если моё происхождение станет известным. — Мэв прижалась к нему сильнее. — Существует теория, что через некоторое количество поколений выродками станут все высокородные. Даже без прямого инцеста. А это вершина всего Доминиона. Отсюда всё это засекречивание и убийства потомков выявленных выродков. Они просто скрывают пагубные последствия селекционной политики. Но всё это касается алинорцев. В пояснении к приказу не сказано, как поступать с полукровками и квартеронами. Алинорские законы в целом не предусматривают признания подобных детей, и даже сама возможность их появления под строгим запретом. Нужно просто убедиться, и тогда вы с ней сможете уехать. Мэв вздохнула с облегчением, услышав про Иенн, но слово «уехать» тут же вызвало в ней протест. Мер это заметил. — Послушай. У меня достаточно собственных денег, чтобы устроить вам жизнь вдали от всего этого дерьма. Если бы я только знал… — Далемар склонил голову ещё ниже. — …сделал бы так изначально. Как ты того и хотела: увёз бы от нордика, дал денег и исчез. Но я решил потешить свой мелочный эгоизм. Предпочёл забыть, что такому, как я, не положено быть… Он не договорил, издав шипение, но Мэв поняла, что это слово было «счастливым». Но почему? Сердцем девушка не признавала этого и не желала отступать. Выродок он или нет… Это не имело для девушки никакого значения. Общество. Осуждение. Сами боги. Пусть всё это катится в Обливион. Она не оставит его. — Заметил, что я не любительница бегать от опасности? — воодушевлённо спросила Мэв. Далемар посмотрел на неё как-то совсем мрачно. Даже скептично. — Отставить уныние, офицер, — скомандовала девушка, зажимая его лицо ладошками. — Решим и эту проблему. В конце концов нам ли привыкать к постоянному дерьму на горизонте? Уголок его губ дрогнул. Мэв прижалась к мужу сильнее, желая изгнать это его мрачное уныние близостью. Затвердевшие соски коснулись его кожи, но почти сразу девушка вспомнила о необходимости принять зелье. Со вздохом расцепив руки и откинув одеяло, она перекатилась к комоду и достала бутылочку. Еженощный ритуал обрёл смысл, но не стал от этого менее печальным. Вот только показывать Далемару это чувство сейчас нельзя. Даже если всё это правда… у них уже есть Иенн. Проглотив зелье, Мэв подумала о том, что, когда дочь вырастет… возможно, ей тоже придётся узнать про всё. С другой стороны, грязная, человеческая кровь, более стойкая к вырождению, теперь может стать для малышки благословением. Но об этом можно подумать утром. Сейчас же нужно было решить насущные проблемы. Утешить его. Проявить нежность. Подобравшись к мужу, Мэв прильнув к нему, поцеловала его под ухо, прошлась ладошками по животу к груди. — Я хочу тебя, — жарко прошептала она, слегка надавливая на грудь, и он поддался, откидываясь на подушки и распрямляя ноги. — Даже учитывая, что ты теперь знаешь, что живёшь с ублюдочным выродком? — неожиданно холодно спросил Далемар. — Я живу с тобой. С тем, кого люблю, — уверенно произнесла Мэв, касаясь полотенца на его твёрдых бёдрах. — Для меня ничего не изменилось. Эльф коснулся её подбородка и заставил посмотреть себе в глаза. — Ничего не изменилось, — уверенно повторила Мэв, подаваясь вперёд для поцелуя и надеясь, что муж ответит. И стоило ей прикоснуться к его губам, как он ответил. Без нежности, с пылом, который возбуждал и пугал одновременно. Прикосновение пальцев к её лицу с каждым движением губ и языка становилось твёрже, пока не стало болезненными. Это так не походило на ставшую привычной нежность, что Мэв опешила. Но тут же взяла себя в руки и расслабилась. Пусть, подумала она, прижимаясь к возлюбленному и разжимая зубы, ощущая, как поцелуй становится всё более пожирающим. Скользнув от щёк, пальцы одной руки пленили затылок, второй сжали грудь. Резко поднявшись, Далемар толкнул её на кровать, навалился сверху и схватился за её бедра так, что Мэв поняла: утром появятся синяки. «Он так вымещает злость?» — думала девушка, ощущая, как тело от этой его злобной страсти начинает неметь. Словно почувствовав это, Далемар замер, оторвав губы от шеи, на которой только что оставил чувствительный укус. — Всё хорошо, — прошептала девушка, обнимая и прижимая его к себе. — Ничего, если так. Мне не страшно. Правда. — Нет, — ответил он, хотя скорее самому себе, потому что она ощутила, как его напряжённое тело расслабляется. Высвободившись из её объятий, он сел, закрыв лицо волосами. — Не отстраняйся, — начала Мэв, подаваясь вперёд, но, коснувшись пальцами её губ, мер попросил тишины. Девушка вспомнила, что когда он злился, то близости ему не хотелось. Хотя учитывая, что от полотенца она его успела освободить, видела, что физически это не так. Сев в привычную позу, он откинул волосы, выражение было нормальным. Взяв за руку, он потянул её на себя. — Знаешь, сегодня тебе лучше воспользоваться привилегией и быть сверху, — прошептал он, уже без давления усаживая её на себя. Оказавшись на возвышении его скрещенных ног, Мэв обхватила бедрами его талию, их с Далемаром лица оказались друг напротив друга — девушке это понравилось. Замечать его удовлетворение было так волнительно. Опускаясь и ощущая привычное наполнение, Мэв застонала, вскинула лицо и поддалась головокружению. Она обхватила его шею, взмахнула волосами. Эльф просто положил руки ей на талию, но не давил и не двигался, предоставил ей самой решать, как и с какой скоростью. Мэв прильнула сильнее, потёрлась острыми сосками по его груди, чуть выше шрама. Подумав, что сегодня ему хотелось более жёстко, чем обычно, она начала двигаться с нарастающей скоростью. Даже в этой позе он наполнял её полностью, до боли. Закусив губу, она откинула голову ещё сильнее, задышала чаще, почти желая, чтобы он сжал её или вновь укусил, вдавил в себя. Тёплое дыхание обдало ушную раковину. — Правда хочешь так? — голос звучал глухо и отрешённо, губы касались её. — Да, — простонала Мэв. Полог над кроватью поехал перед глазами, и она тут же оказалась под мером со вскинутой на его плечо ногой. Когда он брал её так в той первой приличной таверне, на утро между ног саднило так, словно она поучаствовала в жёстких скачках. Но всё же в тот раз он был сдержаннее: она испытывала наслаждение и лишь на самой границе сознания всплывала боль от непривычки и особо резких толчков. Сейчас боль выступила на первый план. Залила всё алым цветом, но иного оттенка, чем страсть. «Я сама захотела». Мэв прикусила губу почти до крови. Эльф тут же ругнулся, замедлил движения и отпустил её ногу к талии. Ощущая дрожь под его кожей самыми кончиками пальцев, девушка поняла, что он борется сам с собой. Что бы там ни пыталось вырваться из него, мер это подавил. Движения стали размеренными, прикосновения и поцелуи — лёгкими и бережными. Боль медленно отступила, волны удовольствия сглаживали последние её следы. Девушка изогнулась и скрестила ноги у него за спиной. Отдалась чувствам, теплу. Ток крови шумел в ушах, она старалась забыть об этой его борьбе и собственном желании угодить, дошедшем почти до самой границы, за которой начиналось обычное насилие. Далемар склонился к её волосам, и шум в ушах отступил перед его шепотом: — Люблю тебя. Широко раскрыв глаза, она замерла, не веря, что и правда услышала это. Впервые он произнёс это вслух. — Я люблю тебя, — повторил он громче, и от одних этих слов поток счастья, смешавшись с удовольствием, заставил её тонко закричать. Вспышка наслаждения затмила всё. Она прижалась к нему, ощущая, что в этот же самый миг он, издав тихий стон, изливается в неё. — И я люблю тебя, — повторила Мэв, жаждая прикосновения его губ. Словно услышав эти мысли вместе с признанием, он поцеловал её. Девушка отдалась этому движению одних губ и кончика языка. Она касалась его лица и отвечала. Не желая, чтобы это заканчивалось, обвила его шею и не отпускала до тех пор, пока мер насильно не высвободился из этого почти что захвата. — Жадина, — выдохнул он. — Хочешь, чтобы у меня завтра губы опухли и я не смог появиться в приличном обществе? — Хочу, — бесстыдно подтвердила Мэв. — Тогда ты весь день будешь со мной. Они встретилась взглядами, он хмыкнул и, опершись на локти по бокам от её головы, навис над ней, полностью укрыв своей тенью. — Чтобы позволить себе такую блажь, мне необходимо добиться определённых успехов, — начал он, но, немного подумав, качнул головой. Его волосы почти коснулись её лица. — Хотя, учитывая обстоятельства, разрешить себе небольшую поблажку всё же разумно.