Антумбра

Несмотря на то, как неотвратимо подбиралась зима, дни резко стали длиннее. Тревожнее. Тяжелее. Нове и ее “шайке” настрого запретили приближаться к особняку, двери которого вновь закрыли на замок. Они, впрочем, к тому и не стремились. Весь отдел полиции стоял на ушах, ведь вслед за Давидом обезумела еще и дочь шефа полиции, прибежавшая в отделение практически посреди ночи. Никто бы не воспринял всерьез, если бы не искренний ужас на лицах подростков и темные зловонные пятна на их одежде. Шеф Альдо лично вышел на пропускной пункт, когда две патрульные машины уже направились в сторону парка. Его лицо выглядело как треснувшая венецианская маска; одной рукой он тянулся к рации, пока вторая крепко обнимала Нову за плечи. Он редко, крупно подрагивал, и никто не замечал со стороны, не знал, как сводило у него в тот момент внутренности. Было же очевидно, что полицейские в особняке ничего не обнаружат. Итан не мог выкинуть эту мысль из своей головы, и чем больше он приходил в себя, тем сильнее она пульсировала. Они ужасно сглупили, когда прилетели в полицию. Но что еще делать? Как иначе они могли поступить? Нова не сразу поняла его многозначительные, напряженные взгляды. И что-то оглушительно оборвалось на уровне солнечного сплетения, когда ей в голову пришла та же мысль. Отец ее предупреждал. Как же крупно они влипли. Вдвойне. Втройне. Сообщение от патрульных по рации обратило все взгляды на трех перепуганных подростков. Отцовская хватка на плече Новы стала крепче. Да, в ту ночь двери особняка Суриса вновь плотно заперли от всех. Ни у кого не было шанса подобраться близко к той загадке, что скрылась внутри. В газетах и местных новостях ни одного лишнего слова не указывало в направлении сердца парка. Всё прошло тихо, аккуратно и быстро. Только в здании полиции шум не смолкал. Лишь достаточно узкий круг лиц в городе знал, что четырех пропавших без вести полицейских нашли растерзанными в заброшенном особняке. — Это вопиющая безответственность! Голос прокатился по стенам церкви раскатом грома, взметнулся вверх к самому световому барабану под куполом и медленно угас где-то там, среди старых фресок. Существовавшее уже не первый десяток лет, здание умудрялось достаточно успешно функционировать по своему прямому назначению. Оно спряталось между жилых домов, маленькое и скромное. Но люди всё ещё сюда ходили в час нужды или на воскресную мессу. Перебирали деревянные жемчужинки чёток своими неповоротливыми, неловкими пальцами, внимали проповедям с трогательной кротостью и обязательно оставляли хотя бы пару монет в ящике у входа. Отец Родрик Вайделотте берег это место, ценил небольшую, скромную паству. А по ночам принимал в гостеприимном лоне церкви всю свою разношерстную семью. Сегодня она собралась в полном составе. И Родрик не мог припомнить, когда в последний раз здесь было так людно. Последняя прибывшая плотно закрыла за собой входные двери и заперла на ключ, чтобы никто не мог потревожить Ковен в ходе бурного совета. Тема на повестке ночи стояла крайне важная. — У вас здесь всё на ладан дышит, — пошутила женщина и вышла под свет ламп, являя всем присутствующим свою клыкастую улыбку и зеленящиеся длинные волосы. Милицу, как всегда опоздавшую, проигнорировали, а всё внимание продолжало концентрироваться на перепалке между мужчиной из особняка и Хельгой Твич, которая, как выяснилось, в действительности носила совсем другое имя. — Уже не в первый раз мне приходится разгребать за тобой дерьмо, Владислав, — прорычала она сквозь зубы. — Но сейчас ты перешёл все границы. Какого дьявола ты устроил в своей халупе? — У нас была небольшая вечеринка, — вместо него отозвалась рыжая девушка с мундштуком в зубах. Она восседала на алтаре, закинув ногу на ногу, совершенно не стесняясь того, что из-под её платья выглядывают подвязки ажурных чулков. Мужчина рядом походил на неё как отражение, разве что черты лица были высечены грубее и крупнее. Он фыркнул и развёл руками: — Как оказалось, они всё же убивают. Карун поморщилась, едва глянув на близнецов, и снова устремила свой пронзительный взгляд на Владислава. Тот спокойно стоял напротив, сложив обе руки на трости, и по-монализовски улыбался. Он прекрасно знал, за что на него сорвались — явно не за сам факт убийства. И ему было глубоко на то наплевать. — Вы ставите всё наше существование под угрозу, — продолжала Карун с нажимом. — Ещё и в самый неподходящий момент! — Она права, — поддержала статная темнокожая женщина в больших круглых очках. — Ковен в упадке. Мы не можем позволить себе той же свободы, что раньше. — Мы и раньше не особо высовывались, Лоа. Но сейчас это сродни самоубийству! Если нас раскроют — мы поставим под удар все ковены, не только себя. Всех существ, ведьм и колдунов. Владислав, казалось, превратился в изваяние или объемную картину, потому что лицо его никак не менялось, даже бровь, наполовину белая, не дрогнула. Все присутствующие столпились вокруг; где-то по периферии, от тёмных углов, тянулся сдержанный ропот. Жёлтый свет ламп контрастно очерчивал лица, и никто бы с первого взгляда не узнал в них сверхъестественную нечисть. Да и со второго — тоже. Обычные люди, одетые в костюмы, свитера или платья. И только где-то под потолком вилась неясная дымчатая тень. — Да брось, расслабь седалище, — хохотнул рыжий близнец. — Даже если человеколухи и узнают страшную-страшную тайну, что они сделают? Охотников давно не существует, все вымерли как класс. — Ничто не помешает появиться новым, — смиренно ответил Родрик, крупный и бородатый пожилой мужчина, одетый в сутану с белой тесьмой и колораткой. Владислав наконец отмер. Он хмыкнул и расправил широкие плечи. — Наша проблема не в мнимой внешней угрозе, — отчеканил он низко, чистым и поставленным голосом. — Но в отсутствии единства изнутри. Он подхватил трость и развернулся к остальным присутствующим практически театрально. — Сейчас все мы в сборе, и нет момента лучше, чтобы обсудить ситуацию, в которой мы оказались, — он раскрыл руки, заглядывая в глаза каждому поочередно. — За каких-то три месяца наш ковен пришёл в невероятный упадок. Силы покидают нас, не только физические, но и духовные. Мы предаемся страху и отчаянию, и это как ничто другое разрушает любой, даже самый крепкий союз. Мы мечемся, теряем себя в этой нарастающей панике — пришло время остановиться. Именно в такие моменты должно приходить осознание, что пора что-то менять. — Что ты предлагаешь? — устало спросил Родрик. — Определить лидера! Найти среди нас того, кто еще не утонул в отчаянии и не растерял свои силы. Того, кто сможет объединить всех и повести за собой, как это было в древние времена. Времена королей, жрецов и верховных. Ропот усилился, стал оглушительнее, волнами перекатываясь по рядам людей. Темнокожая женщина нахмурилась — она живо помнила старую систему. Как и то, почему от нее решили отказаться. Наглядный пример тому стоял сейчас перед ней. Помнили и другие. Родрик покачал головой, ладонью пригладив пышную бороду. Несколько человек активно выразили несогласие. Карун скрестила руки на груди, прищурилась и после паузы поинтересовалась: — И кто же будет этим лидером? Не свою ли кандидатуру продвигаешь? Сдержанно засмеявшись, Владислав вновь обернулся к ней. — Почему бы и нет? Я давно живу на этой земле и видел многое. — Ты само воплощение раздора! — воскликнула она, не выдержав. — Таких лидеров не бывает! — Только такие и бывают, — осклабился Владислав. — А исключения только подтверждают правила. Свет в лампах приглушился. В нос всем присутствующим ударил могильный запах, когда тень сверху опустилась за спину Карун и сформировалась в женский силуэт. Распахнулся белый круг глаза, и существо заговорило, открывая такой же белый, словно подсвеченный изнутри, рот. Её свистящий шёпот сплетал в себе несколько голосов, и в самой его глубине укрылся истеричный, визгливый крик. Призрачное звучание слов вызывало мурашки даже у некоторых представителей ковена. — А гвоздей жареных не хочешь? Повисла пауза. Карун посмотрела на тень страшными глазами. Та лишь развела руками. Пафосный момент был, в общем-то, испорчен. Улыбка Владислава стала шире и снисходительнее. Он перехватил трость другой рукой и неторопливо приблизился к Карун. Она ощерилась, вся подобралась, готовая в любой момент броситься и дать отпор. Едва ли придется, но осторожность никогда не повредит, особенно рядом с таким, как Владислав. Взгляд его был оценивающим, высокомерным. Так смотрят, когда не воспринимают оппонента всерьез. И это бесило больше всего. — Тебе ли не знать, чем грозит бездействие, — стук мужского каблука по камню задавал ритм плавному течению слов, каждый новый уверенный шаг становился немного тверже. — К чему оно привело наш славный ковен за последние месяцы. Очнись! Остановившись ровно напротив, он опустил подбородок. — Твои силы иссякают, как и у всех нас. Их не хватило, чтобы разобраться с мальчишкой. Да что он, ты не можешь даже иной раз сохранять свой облик, — произнёс он тише, проведя костяшками пальцев по её щеке. Карун брезгливо поморщилась и мотнула головой, отступая на шаг. Прикосновение было ей омерзительно, как и весь Владислав целиком. Морщины на лице Родрика стали глубже, тени залегли в складках между густых бровей, и он обратился к Карун: — Мальчишка? Мне казалось, это вопрос решенный. Нам стоит вмешаться? — Я разберусь, — вскинула руку Карун, жестом останавливая его. — Он — наша с Хель забота. — Так озаботьтесь, — строго сказала Лоа. — Нам не нужны дополнительные проблемы. Милица, стоявшая всё это время в стороне, с помалкивающим большинством, неожиданно смешливо проронила: — Получается, Карун ничем не лучше Владислава, а? — акульи зубы блеснули в свете огней. — В своем глазу бревна не видно. Никогда ещё в ковене не было такого острого чувства разобщения. Оно нарастало медленно, с каждым новым словом или разъяренным взглядом. Сначала незаметное, совсем какое-то хрупкое, под конец собрания оно расцвело очень отчетливо. В меру собственных взглядов и принципов, каждый сделал свои выводы — в том числе о том, что будет лучше для их тайного, загибающегося сообщества. И каждый был уверен в объективной правильности этих выводов. Страсти закипали. Пока убывала старая луна, чтобы уступить место новой, время близилось к Самайну. И если уж решаться на какие-то действия, то уже вот-вот. В пик силы, которой осталось немного. Возможно, для них этот праздник станет последним шансом на рывок. И Владислав очевидно хочет этот шанс саботировать ради собственной выгоды и самолюбия. Насколько же удачно для него складывались события. Когда присутствующие начали понемногу расходиться, а спор затух, чтобы разгореться вновь в следующий раз, к Карун подошла совсем ещё юная девушка. Ржаные волосы затекали за уши и тянулись к худым плечам, но до них не доставали. Светлые глаза смотрели пронзительно и мягко, и, несмотря на крайне невыразительную внешность, их взгляд не мог не зацепить. На самом его дне крылись чёрные искры зарождающегося могущества. — Я на твоей стороне, — сказала она, и Карун горько усмехнулась уголком губ. — Спасибо, Ария, — она растрепала аккуратное каре. — Как там успехи с твоим учебным проектом? Ария, казалось, немного сконфузилась. — Ставлю “Бал Сатаны”, — неохотно ответила она. — У нас тут вообще никто скрываться не умеет, да? — сокрушенно закатила глаза Карун и покачала головой. — Смотри не подними случайно армию тьмы, пока будешь дирижировать. Негромко засмеявшись, она двинулась к выходу. Подопечная всегда поднимала ей настроение, несмотря на свою угловатую неопытность. Особенно из-за нее. В этом было что-то щемяще милое. Быть наставником для молодой ведьмы оказалось не так уж и плохо, зря она столько лет отказывалась. Чахлый свет убывающей луны скользил по спешащим из церкви людям. Отец Родрик стоял на пороге, держа двери открытыми, миролюбиво провожая всех вон. Хозяином он был гостеприимным, но впереди еще маячили уборка, летопись и сон, а время уже за полночь. Надо, как говорится, и честь знать. Он остановил Карун ненавязчивым прикосновением к плечу и заглянул ей в глаза. Ему даже не нужно было говорить, все слова легко читались в старческом мудром взгляде: поддержка, предложение помощи, наставление. Карун кивнула ему на прощание и пружинисто спустилась по ступеням на покрытый оранжевой сухой листвой асфальт. Легкий ветер шелестел редеющими кронами деревьев, гонял падалицу под ногами. Покусывал щёки первыми холодами. Запах прелой влаги и дождевой свежести забивался в ноздри. Самый осенний из всех возможных. Даже аромат тыквенного пирога не сравнится. Из переулка змеёй выползла дымная тень и заструилась вокруг Карун. В ушах низко зашипели помехи с отголосками знакомого уже отчаянного визга где-то на грани слышимости. — Он идиот, — резюмировала тень спокойным шепотом, и Карун хмыкнула. Покачала головой. — Он прав, — сквозь зубы проговорила она и сжала перевязанную руку. — Мне бы не хватило сил на того старого пса, если бы тебя не было рядом. И даже так — я уже его потеряла. Она продолжала идти, тень лениво плыла за ней. Усталая злость клокотала внутри. — Мы слабеем, — вздохнув, Карун спрятала обе руки в карманы куртки и скосила глаза на свою спутницу. — Дома поговорим. Об этом и о пацане. А пока схлопнись, тебя могут увидеть. Тень моргнула белым глазом и растворилась в воздухе. Часть смоляной дымки плавно устремилась к самому лицу Карун, и она закашлялась, случайно ее вдохнув. Пришлось остановиться, сгорбившись — так сдавило грудную клетку. — Стерва, — прохрипела Карун, откашливаясь сухо в ладонь. Магазинная вывеска рядом насмешливо мигнула несколько раз.

***

Всё захлебнулось в кисельном, вязком мареве. Кит едва успевал осознавать происходящее, пока вокруг сменялись люди, шелестели бумаги, трезвонили телефоны. Сначала их опросили той же ночью в участке, затем наутро приехали другие, в костюмах — и снова опрашивали, задавали одни и те же вопросы. “Зачем вы там были?” “Что произошло?” “Кого вы видели?” А он как будто бы знает, кого они видели и что произошло. Как донести до толпы дознавателей, что дело не в таинственном маньяке, а какой-то сверхъестественной чертовщине? Они записывали, слушали, спрашивали. Но в ироничном изгибе бровей и спрятавшихся в уголках губ ухмылках прекрасно читалось истинное недоверчивое отношение. Спасибо, что хотя бы не комментировали. Их заставили подписать какие-то бумаги. Кит ничерта не понимал, но Нова сказала, что так надо. Он планировал расспросить ее подробнее на эту тему после. Итан сидел как на иголках. Дважды он уточнил у следователя, будут ли они сообщать их родителям, и только после второго отрицательного ответа он несколько успокоился. Продолжал кусать губу изнутри, но хотя бы больше не дергал острой коленкой под столом. Их троих обещали не впутывать, даже когда информация докатится до журналистов — а она докатится, вопрос лишь во времени. Завтра, через неделю, а может уже и сегодня жадные новостные ищейки пронюхают и сольют. И хорошо бы, если имена подростков не попадут в их алчное распоряжение. Нова обещала, что отец проследит за этим. Когда их отпустили, сил оставалось только на то, чтобы добраться домой. Расползтись по сторонам, одуревшим без отдыха и хоть какой-то ясности. Всё было кошмаром. Не более. Кит надеялся на это, когда проснулся спустя тринадцать часов беспробудного сна. Привиделось, показалось, взросло на почве ядовитой усталости. До последнего хотелось в это верить, даже когда под цифрами “04:20” на экране телефона высветилось сообщение от Итана. “Нам надо об этом поговорить.” Вариантов нет. Едва ли он хотел обсудить тот паршивый роман, от которого не отлипал в библиотеке. Итан в целом редко предлагал что-то откровенно обсудить. Значит, не привиделось. Значит, не показалось. Реальность расширила границы своих возможностей, выложив припрятанные в рукаве карты. То, что казалось невозможным, повысовывалось из темных углов, чтобы заявить о себе. И большего всего Кит не понимал, почему именно перед ними. Просто оказались в нужном месте в нужное время? Вытянули несчастливый билет? Случайности не случайны — так скажет Нова. И, возможно, даже будет права. В чем им повезло — так это в выходных. Итана бы хватил удар, если бы они на фоне всех последних событий еще и прогуляли пары. Хорошего, впрочем, тоже мало. Гораздо меньше, чем плохого. Тревога не отпускала. Кит лежал на кровати, и ему казалось, что под простыней коварно притаилось несколько сотен тонн тротила. Еще секунда — и рванет. И не будет больше Кита. Был — и кончился. Он не чувствовал себя в безопасности. “Ходи и оглядывайся”, так любят говорить задиры и хулиганы. Тем двоим ничего говорить не пришлось, а Кит всё равно следовал указанию. И хотя страх был притупленным от усталости, кололся он остро. В живот — когда скрипела соседская дверь в общежитии. В затылок — когда чудился масленый взгляд из угла. В спину и плечи — от резкого звонка телефона или грохота с улицы. Жизнь вокруг продолжалась, текла буйным ключом, разбиваясь о Кита как о неповоротливый валун, который застыл на дороге и не планирует сдвигаться. Раньше он позволял себе просто плыть по течению, но теперь он застрял. И даже не знал точно — боялся ли он пошевелиться или просто тормозил. Они договорились встретиться дома у Итана, днем, когда его родители уедут по каким-то своим родительским делам. В подробности вдаваться никто не стал — какое им дело, куда там путешествуют итановские мать и отец. Есть заботы поважнее. Вернее, одна забота. И как жаль, что это не очередные проблемы с курсовой или сложная головоломка в компьютерной игре. По такому поводу они бы с радостью сейчас собрались. Но жизнь очень любит диктовать свои условия, не оглядываясь на чьи-то наивные желания. Все трое, собравшись в комнате Итана, какое-то время молчали и больше походили на облитых бензином воробьев, чем на людей. Носы угрюмо повисли, плечи продавились под весом трагедии, которую они сами, если уж совсем честно, на себя накликали. Ну вот что мешало прислушаться к здравому смыслу и воздержаться от ночных путешествий? Никто в эту трясину не пихал, сами радостно прыгнули. “А ведь говорил — да-да, Итан, мы поняли”. Задним числом-то все великие стратеги. Не сказать при этом, что Кит жалел. Он думал об этом не раз и не два — дай ему возможность все переиграть, и он поступил бы так же. Не задумываясь. Потому что да, страшно, да, опасно, но это важно. Это знание, крупицы объективной истины, немыслимая действительность, которая скрыта от большинства. Кит всегда выбирал знание слепому благополучию, в любое время дня и года. Сладкая ложь равноценна глупости и деградации. Истина — это первый шаг. Свет, который определяет твое положение в пространстве. Только так можно куда-то дойти. В темноте же безболезненно можно только стоять на одном месте. — Есть новости? — неловко спросил Итан, и слова на секунду повисли слабой статикой в воздухе. Именно ради этого они и появились — чтобы хоть немного заполнить тревожную тишину. Нова неопределенно пожала плечами. В ней было непривычно много серого. Серые синяки под глазами, общий землистый оттенок лица, серые какие-то радужки, которые обычно ярко лучатся голубизной. Весь ее облик смазался сизыми красками. — Отец еще страннее, чем был, — голос безжизненно упал. — Я его практически не видела за это время, постоянно на работе. Со мной не говорит, молчит. — Злится? — Вроде нет. Очень устал. — Ещё бы, — Итан сипло выдохнул, откидываясь на спинку компьютерного кресла. Часы в коридоре отсчитывали механический ритм. Спотыкались о секунды. Даже в комнате их было хорошо слышно. “Надо об этом поговорить”. Но что-то не говорится ни в какую. С чего начать? — Вы тоже не чувствуете себя в безопасности? — спросила Нова тихо. Они кивнули в ответ. Ощущение жгучей уязвимости, разделенное на троих. Нерешительный шаг по стеклу, которое вот-вот треснет и осколками обрушится в пропасть. Даже на лету эти осколки будут резаться. Им было страшно. За окном же ярко сияло солнце. Издевательски ласковые лучи огибали шторы, облизывали край кровати, пол и плечо Кита, фальшиво грели. Последние тёплые дни перед броском в стылую позднюю осень. Близился полдень. Часы продолжали тикать в коридоре. Кит вслушивался в биение собственного сердца. Мир стоял перед ним, как сжатая судорогой мышца. Он думал, втроём будет легче. Легче не было. — Кит, — подал голос Итан. — Ты не вспомнил? — Нет, — вырвалось сухим хрипом, и Кит прокашлялся. Надежды, видимо, тоже нет. — Мужчина… — Нова осеклась, секунду помолчала, собираясь с мыслями, шумно сглотнула горький ком в горле. — Странно, но он показался мне знакомым. — Тебе? — не понял Итан. — Он вёл беседы о прошлом с Китом, но знакомым показался тебе? Она растерянно моргнула. — Я не знаю, — наконец-то выдавила она и сконфуженно отвернулась. — Просто показалось. — Нет уж, давай думай, — Итан, подобно заправской ищейке, вскинул острый нос. Учуял зацепку. Нахмурив лоб, Нова послушно задумалась. Может, просто похож на какого-то актера? Или стресс плохо повлиял на её мозги и восприятие реальности? Мысль азартно, кокетливо мелькала на периферии сознания, но сразу ускользала, не давала за себя ухватиться. Сложнее всего думать и вспоминать, когда этого особенно хочешь. Но возможно — просто возможно — ей не показалось. Догадка блеснула своим спасительным боком. Нова порывисто поднялась с пола и подошла к компьютеру, разбудила его парой резких движений мышкой. Экран лениво загорелся. Итан, заинтересованный, подкатился на кресле поближе. Бойко защелкали клавиши на клавиатуре. Пауза. — Не то, — под нос себе чертыхнулась Нова и постучала обкусанным ногтем по столу. Подумала немного — и снова пальцы забегали по клавишам, формируя запрос великому и ужасному гуглу. Кит только отрешенно глянул в их сторону, но подходить не стал. Тело набилось ватой, шевелиться не хотелось. Еще и горло скребло засушливой жаждой, будто он перепил прошлым вечером. Лучше бы он перепил. — Я поставлю чайник, — слова выдавились через сухую глотку почти болезненно, царапнули корень языка. Воды хотелось ужасно. Они не заметили. Потому что самим было не лучше. Кит бесшумно поднялся с кровати и вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Ступени злорадно выжидали его приближение, чтобы скинуть вниз — он был в этом уверен и даже не особо противился возможности. Свернул шею — и никаких тебе проблем. Какие проблемы, когда нос и лопатки смотрят в одном направлении. Двухэтажный частный дом полнился аскетичной тишиной. В городе таких было немного, в основном они все кучковались в определенных районах: либо в самом центре, либо наоборот подальше к границам. Один как раз расположился недалеко от университета. И цены здесь были приличные. Нужды эта семья определенно не знала, и хотя обстановка была простая и минималистичная — Кит догадывался, сколько в неё на самом деле вложено. Когда-то давно, ещё несколько лет назад, когда они все просто играли вместе в компьютерные игры по сети, Итан обмолвился о переезде. Его раздражало, как много сил и денег тратилось матерью для создания “идеального” дома. Как утомительно она перебирала варианты кухонного гарнитура и постоянно с кем-то то скандалила по телефону, то ворковала. Три месяца она курсировала по мебельным магазинам и засматривала до дыр каталоги в интернете. Особенно Итана бесил трехнедельный выбор часов на кухню. “Кому нужны вообще эти настенные часа, а? У нас разве что тостер время не показывает, а она истерит. Сдалось ей это старье — и ведь хочет самое красивое и стильное.” Кит специально обратил внимание — все часы в доме были разные, но все подходили под интерьер. На кухне же расположились самые вычурно-элитарные, с серебристой окантовкой и четырьмя кристаллами. Идеально в цвет гарнитура, именно такие, какие больше всего Итана бы вымораживали. А ещё — совершенно нерабочие. Большая стрелка застыла на двух, маленькая отсчитала пятьдесят четыре минуты. Интересно, как давно они стоят? Мадам Новак вообще заметила, что её драгоценное сокровище теперь бесполезно? Или ей на самом деле плевать? С минуту позалипав на часы, Кит тряхнул головой и дернул переключатель на чайнике. Тот лениво проснулся и зашумел. Солнце мягкими бликами ложилось на его стальной бок, но оно совершенно не спасало от невнятного чувства тревоги. Кит не ощутил чужого появления. Не было ни зловещих звуков, ни резкого холода или дымной завесы. Никаких дешёвых трюков с целью устрашения. Просто голос, будничным тоном разрезавший пространство позади. — Мне кажется, или от этого дома несёт кладбищем? Сердце Кита упало куда-то в сторону левой пятки. Он весь крупно содрогнулся и едва не запрыгнул на дорогой гарнитур, оборачиваясь в полете. Может, он бы даже закричал, но дыхание спёрло, и сухое горло оттого больно садануло. В итоге Кит не смог произнести ни звука, даже когда узнал в человеке мужчину из особняка. Лицо, обычно достаточно скупое на эмоции, теперь перекосилось от целой их вереницы. Начиная от ужаса и заканчивая неожиданной яростью. — Что, не рад мне? — с деланным сожалением поинтересовался Владислав. — Предпочел бы в столь солнечный полдень увидеть высокую светлоликую девицу на моем месте? Кит совершенно не понял, к чему был этот пассаж, но не стал заострять на нём внимание. Оно, внимание, в принципе расплывалось и растекалось, как всегда и бывает в моменты стресса — сконцентрироваться на чём-то попросту невозможно. — Что вам нужно? — Таки не рад, — деланно расстроился Владислав и подтянул белую тканевую перчатку. — Хорошо она тебя прижала, ни намека на воспоминания. Он стоял на другом конце кухни. Создавалось впечатление, что он просто… возник из пустоты. Не было — и появился. Как смена кадра в старых фильмах ужасов. Мороз колко щипал кожу от этой мысли. Да и от самого присутствии Владислава в целом. Опять это ощущение не опасности, но непредсказуемости. Кит не понимал, что он нёс, не понимал, чего он хочет. Кит в принципе ничерта не понимал — сейчас и по жизни. Это было его естественное агрегатное состояние. Владислав не спешил подходить. Стоял и буравил своим зеленоватым глазом. Будто издевался и получал от этого удовольствие. Насыщался чужим страхом и метаниями, пил панику крупными глотками. Киту даже показалось, что он облизнулся. — Кто “она”? — сухо прошелестел он. — Ты знаешь, кто, — жёстко отрезал Владислав. Он знал. С самого начала знал, с того самого момента, как вошел в злополучную больничную каморку, пропахшую лекарствами и стерильными бинтами. — Хельга. — Карун, — поправил Владислав и всё же оттолкнулся мыском туфли от кафеля, чтобы приблизиться. — Она сделала гораздо больше, не только стерла тебе память. Ужасные вещи. Жестокие. Даже я их не одобряю. Кит в шоке встрепенулся. Он же не про…? — Именно, — Владислав медленно склонил голову набок. — Это ты тоже знаешь, ведь да? Ты чувствовал ее. Ты поймал ее след. Сердце из пятки так и не выползло, колотилось там как бешеное, находясь на грани ни то криза, ни то инфаркта. След. Он поймал её след. И пришёл к ней по этому следу. — Но как?.. — Она не просто так стёрла тебе память, — туманно отозвался Владислав. Понятно — и непонятно одновременно. Та информация, что у Кита была, начинала уверенно собираться в одну картину, но она все еще оставалась неполной. Многие элементы — важные, ключевые — отсутствовали, и он не знал, где их брать. Просто спросить? С какой стати этот мужчина ответит? С какой стати ему вообще можно доверять? — Кто ты такой? — собравшись, Кит решил задать главный вопрос. — А ты кто? Вопрос оттолкнулся от Владислава и вернулся назад, больно врезавшись в кадык. Копье, брошенное в оппонента, оказалось бумерангом. С очень острым краем. Кит так и выпал. Он был не готов к этому. У него не было ответа, кроме очевидного. Человек, юноша, геймер на худой конец. Кит с трудом представлял, что к этому списку можно добавить что-то ещё. — Подумай над этим, — посоветовал Владислав и бросил короткий взгляд на вскипевший чайник, кивнул на него. — Ты забыл налить воды. Кит обернулся на автомате, чтобы обнаружить бессмысленно пропаренный чайник, в котором кипяток плескался на самом дне и колыхал снежные хлопья накипи. За этот короткий миг Владислав исчез, так же быстро, как и появился. Ничего вокруг не выдавало его недоброжелательного присутствия. Остался только мутный осадок, из которого и чашки чая не получится.