***
Как оказалось, доза радиации не прошла незаметно, ведь теперь моя кровь отчасти светилась. Не слишком ярко, чтобы это было чересчур заметно, но и не слишком незаметно, чтобы это не раздражало. Я разглядывала небольшую царапину, которую получила, когда поцарапалась об угол острой плитки в душевой. На моё великое счастье, здесь не было никого ранним утром, потому я стояла под струёй горячей воды и наслаждалась мгновением чистоты. Обычно на пустошах редко выпадала такая возможность, банально помыться. После я вытерлась полотенцем и бросила его в корзину, что стояла у раковин. Как оказалось, в этом убежище был мастер, который залатал мою старую броню, подшив её, и теперь я с радостью сняла дурацкий синий комбинезон, надев то, что позволяло хотя бы не сразу умереть от пули. Невольно я посмотрела в зеркало на своё отражение. Худое тело, много царапин, швов, синяков и старых шрамов. Даже мой собственный уставший и злой взгляд меня напугал. Теперь понятно, почему убежищные постоянно отходят от меня подальше и подозрительно шепчутся за спиной. Наверное, живи я в консервной банке всю жизнь, и меня бы пугали обычные люди с суровых пустошей. И хотя здесь было всё: свежая еда, безопасность и комфорт, я чувствовала, как всё это мне чуждо. Подобное наверняка испытывал и Пасадж, который даже здесь не переставал быть напряженным, словно эти простачки в комбинезонах могли хотя бы радтаракана пнуть. Я тяжело вздохнула. Нет, мне здесь не место. Я должна идти дальше… Дальше или назад, к тому, что осталось от прошлого. Я хочу знать, с чего людям с таким хорошим вооружениям понадобилось нападать на шайку рейдеров у дороги. Да даже наёмникам нас трогать было нечего, мы ведь грабили и без того бедных поселенцев, которые могли разве что телом заплатить! Сомнения появились и насчёт соратников. С Пасаджем договор был вообще о том, чтобы довести меня до города, не говоря о Хелен, которая уже закончила свою миссию и вернулась назад, домой. После отчёта её, вероятно, вообще никуда больше никогда не выпустят. Уже через час я сидела в кафетерии и уныло ковыряла вилкой двухсотлетнее картофельное пюре. Когда Хелен и Пасадж подошли и сели рядом, мирно завтракая и беседуя о том, как быстро здесь растут овощи, я тихо кашлянула. — Я… В общем, я думаю, мне надо уходить. — Как?! — переключилась Хелен. — Да ты же ходячий бледный труп! Нельзя! — Ты умрёшь от первой же пули. — Сухо замечает Пасадж, выпивая залпом рюмку коньяка. Забавно, что он мог пить с утра и весь день ходить как и обычно, бодрячком. — Меня не убила радиация, пуля в грудь и чёртов громила с медвежьими капканами. — фыркнув, напомнила я. — Я хочу получить ответы на вопросы. — Уф… Давай мы поговорим об этом после разговора со Смотрителем? — предлагает Хелен, после резко встрепенувшись. — Ой, точно, это же через час! Доедайте быстрее!***
Кабинет смотрителя был, по моему мнению, самой роскошной комнатой в убежище. Стены из лакированного дерева, круглое окно, выходившее в атриум, кожаные диваны и пушистые ковры… И это ещё не говоря про наличие разного рода техники. Сам мужчина лет сорока, выглядевший довольно хорошо для своего возраста, сидел за круглым столом, работая с терминалом. Чёрт, да в пустоши до сорока дожить — почти достижение, а этот темноволосый Смотритель помимо шикарной пушистой бороды и тело имел такое, словно каждый день был в спортивном зале. Да, чёрт возьми, в этом убежище было и такое извращение. Кому вообще нужна комната, чтобы в ней бегать или прыгать? — Кхм… — намекнула Хелен на наше присутствие, пока Пасадж рассматривал убранство комнаты самого важного человека в убежище. Я же смотрела на странные картины, что висели на стенах — какие-то зеленые пейзажи, не имеющие ничего общего с реальностью. Вот если бы кого-то стошнило на холст, да, это определённо было бы высокой метафорой о мире на поверхности. Ещё на стенах висели странные агитационные плакаты. Некоторые из них изображали человека, который собой, словно щит, закрывал детей. Надпись гласила: «Будь защитником!». Другой плакат изображал человека в броне, на его спине красовалась цифра 64, и из автомата он расстреливал скверного вида человека с кровавым ножом в руке. Похоже, убежищные возомнили себя спасителями мира… Это объясняет, почему что Хелен, что дети из школы были такими… Решительно настроенными. Но раз они такие смелые, почему всё ещё сидели в консервной банке? Забавная вышла бы картина. Защитники пустошей из 64 убежища кричат «Мамочки, это что, таракан?!» или «Фу, я испачкал ботинки пылью!». Определённо, это было бы ближе к реальности, чем зеленые луга и жители пустошей, которые бросаются в ноги первым встречным. — Да, Хелен. Меня… Напряг ваш отчёт. — Начал Смотритель, потерев переносицу. — Тебя похитили в первый же день выхода из убежища. Если всё так плохо, то полагаю, мы неверно оцениваем расстановку сил на поверхности. — Но ведь меня спасли! — запротестовала убежищная, прикусив губу. — И… И там были города! И люди, которым нужна помощь! — Я всё понимаю. Но ты же знаешь наше главное правило? Хелен раздраженно вздохнула. — «Не высовывай нос из норы, откусят». — Не этот. «Сначала изучи, потом действуй». — Но мы ведь и так изучаем уже больше двухста лет! Нам нужно что-то делать! — И вы так думаете, после увиденного здесь и… там? — скептически спрашивает Смотритель. Я хотела было ответить, что не хочу вмешиваться в разборки внутри убежища 64, но обычно молчаливый и безразличный к окружающему миру Пасадж резко отрезал все обсуждения. — Убежищу лучше оставаться закрытым. Мы с Хелен уставились на него в удивлении. Хелен была поражена, что Пасадж, обычно верный пёсик, сейчас пошёл против её идей, а я была удивлена тем, что громила вообще проявил какое-то участие в этих разборках. — Н-но почему?! — Хелен возмущенно хлопнула по круглому столу Смотрителя рукой, — Мы должны помогать людям, взаимодействовать с ними! Мы- — Потому что снаружи есть только смерть. — Такой ответ Пасаджа заткнул Хелен. Повисла неловкая, напряженная тишина. Надо было что-то делать, пока в убежище не началась новая ядерная война. — Ммм… Вам ведь не обязательно выходить, чтобы контактировать с миром и помогать, верно? — я неловко почесала затылок, почувствовав на себе три взгляда. — Я имею ввиду… Тут есть всё и даже больше. Вы могли бы просто открывать дверь убежища для караванов, торговать с ними… — И как же нам отличить караваны от… Каких-нибудь бандитов? — спрашивает Смотритель со скептическим лицом. — Брамина когда-нибудь видели?***
После долгого описания внешности брамина и ещё более долгих споров, Смотритель согласился таки на предложение Хелен… Частично. Убежище начнет торговать с кем-то, чьи торговые пути были поблизости, «а там видно будет». Меня же это уже волновало мало. Я просто хотела идти, вернуться на родные жестокие пустоши и замочить парочку ублюдков или тварей, и, возможно, наконец умереть. Но смерть откладывалась, потому что я ещё не получила нужные мне ответы! Едва я сказала, что хочу «посетить одно место», Хелен тут же вызвалась пойти со мной, а Пасадж просто молчаливо кивнул. Было так странно иметь друзей, которые хотели шляться со мной хоть в радиоактивное пекло, и это сразу же вызывало во мне недоверие и раздражение. Хотя едва ли они это замечали. Подлатав броню и оружие, набрав провианта, я просто сидела на краю кровати, сгорбившись, и мысленно прощалась с комфортом убежища. К роскоши так легко привыкаешь… Внезапно, ко мне подошёл Пасадж. Он сел рядом, сложив руки на коленях. Вид у него был словно удрученный. — Не кисни. — Хмыкнула я, ударив здоровяка по спине. — Я волнуюсь за Хелен, — признается тот, хмурясь. — Ей лучше быть здесь, никогда не открывая двери убежища. Ох, ну вот опять эти розовые сопли. Что я вообще должна была сказать? «Давай свяжем Хелен и оставим тут?», «Давай изнасилуем её и она перестанет доверять БУКВАЛЬНО первым встречным с пустоши?»? — С чего ты вообще взял, что случится что-то плохое? Это же, мать твою, убежище! Да оно прямое попадание бомбы переживет! Пасадж вздохнул, после покачав головой. Мне вдруг показалось, что это была ужасно болезненная тема для него. — Т-ты чего? Ты же не из…? — меня резко осенило. — Да. — И ты покинул своё убежище?! — Да. — И пустоши сделали тебя таким суровым громилой и теперь ты ходишь с глупым именем? — Нет. — Пасадж стиснул зубы напряженно. — Я был ребенком, когда мы все покинули убежище. Создали поселение. Потом появился наркотик пасадж. — И все умерли? — я скептически подняла одну бровь. Быть того не может! Пасадж был убежищной крысой! — Это… Долгая история. Я хмыкнула, глянув на странного вида часы на стене. Я никогда не понимала, как считать время по этим стрелкам, но сделала вид, что всё понимаю. — Хелен будет в душе ещё долго.