медуза

Так... стоило ли сказать юноше спасибо за спасённые последние полчаса? Валентин сделал это мысленно, когда вышел из бара, и заметно (для Юстина в ближайшем будущем) повеселел. Вряд ли тот понял, что он украл из его стакана пару визиток, правда? Ровно как и то, что он предложил подобную дурость только потому, что не мог попросить помощи напрямую, а она ему была очень нужна. Валентин не преувеличивал, когда однажды сказал, что лучше заранее сделает харакири, чем согласится работать в месте, где необходимо общаться с огромным количеством людей за небольшой промежуток времени, — это куда более благородная и безболезненная смерть, нежели утопление в чужих слезах, случайный порез осколком стакана прямо по сонной артерии (извините, я не знал как сделать это и сильно затревожился, а теперь молча позорно умру) или обморок от стыда во время неудачного подката и последующий удар головой об угол барной стойки. Собственно, ему это и не грозило — всегда были варианты маленьких неофициальных подработок из дома — до тех пор, пока Юстин около часа назад не влетел в «Медузу» с горящими глазами, раскинутыми для объятий руками и жалостливым «Вальхен, золотой мой, солнце, никому больше доверить не могу, мне очень надо, ну по-жа-луй-ста-а-а, всего на час, ну?». Валентин с надеждой на понимание сначала тяжело вздохнул, но, поняв, что у него прямо-таки горит, сделал серьёзное лицо, окинул взглядом бар, чуть мысленно не расплакался и сказал «ладно». «Ладно» — и Юстин тут же испарился, пожелав удачи. Первым делом Валентин, оставшийся один среди абсолютно незнакомой толпы, переключил музыку, от которой голова уже шла кругом. Да, час это не так много, но он буквально считал минуты до того, как придёт следующий сменщик. Да, в баре Сан-Джуниперо работать в разы легче, чем в реальном талигском, но он не помнил, как делать большую часть коктейлей. Да, он был исполнительным, он был ответственным, он умел брать себя в руки и делать то, что должен, но он ненавидел давать советы, успокаивать и вести откровенные разговоры о личном с незнакомцами, потому что попросту не умел — а это составляло половину работы бармена. Вот как у Юстина получалось одновременно быть болтливым, но никогда не перетягивать одеяло на себя и практически ничего не рассказывать о себе? Он, конечно, любил говорить, что это просто часть его образа клишированного загадочного, флиртующего с каждой тумбочкой гея-бармена с хорошим вкусом (неважно в чём) и невероятными проницательными способностями, но Валентин бы это назвал отголоском семейного воспитания — чтобы он честно и без обтекаемых формулировок начал говорить о себе, нужно было завоевать его доверие. И Валентин до того, как пропал на четыре месяца, знал, что в Сан-Джуниперо ещё никому не удалось этого сделать. Стоило ожидать, что что-то поменяется, естественно, просто... было странно, что Юстин ещё на прошлой неделе не рассказал, а только отшутился, мол, «всё по-старому, тут же вечные восьмидесятые». Он мог забыть, а мог и не хотеть — имел право. Да. Да, конечно, имел. Только зачем? Валентин видел его таким же, каким он был в последний день, в свои двадцать шесть, и всё ещё не мог свыкнуться с мыслью, что у него здесь теперь совершенно другая жизнь. Хорошая. С новыми друзьями (которым он, кажется, про Валентина не сказал?), местом жительства, работы, увлечениями и ещё любимым красным кабриолетом, на котором он всегда отвозил Валентина домой, — до смешного пафосно, но младшему Придду нравилось. Как и то, что им не нужно было договариваться заранее, чтобы встретиться в одном месте. Как и невольно растягивающиеся в улыбке губы от знакомого приветственного «бип-бип» и поднятой машущей руки. Как и ощущение ветра в волосах и закатных солнечных лучей на лице, бьющий в нос запах моря, смех, который он слышал всю жизнь, совсем рядом и понимание, что они всё ещё могут видеться несколько часов в неделю. Валентин правда скучал по такой жизни. Хотя и был только частью чужой и до сих пор боялся, что спустя такое количество времени уже в ней не нужен. — Я думал, что ты мне чуть ли не завывать в голос будешь, а у тебя, кажется, настроение наоборот поднялось, — насмешливо начал вместо приветствия Юстин и поднял солнечные очки на лоб. — Что случилось? Валентин, прежде чем ответить, залез на переднее, по привычке пристегнулся и ещё немного подумал — тоже по привычке. Он и сам не знал, почему конкретно чувствовал себя хорошо сейчас, и остановился на чём-то довольно общем и правдивом: — Просто рад, что это закончилось. Юстин немного зажато улыбнулся и переключил внимание на дорогу, хотя и не полностью. — Прости, я знаю, что для тебя этот час был как в Закате. Это первый и последний раз, честное слово, — в ответ назидательно молчали. — Всё настолько плохо? — Относительно меня или «Медузы»? — Я знаю, что при тебе «Медузу» бы точно не разнесли, — фыркнул он и мягко добавил: — Я про тебя самого. Валентин пожал плечами, помедлил, а затем чуть съехал вниз и привалился головой к спинке сидения, пробормотав на отрешенном выдохе: — По крайней мере я выполняю все свои функции как человек, и слава Создателю. — Вальхен! Они пересеклись взглядами: Юстин смотрел смущённо и выжидающе и лишь потому, что было неудобно поворачиваться, не смог боднуть его лбом в плечо в качестве немого укора и извинения одновременно. Валентин же думал, стоит ли рассказать про Арно, однако в итоге не решился: такое событие надо было сначала отрефлексировать самому. — Было сложно, но я на тебя не злюсь, — признался он. — Правда, вряд ли у меня выйдет повторить смертельный трюк дважды, так что... держи кого-нибудь ещё наготове в следующий раз. Единственное, что Валентину хотелось помнить из самого начала их разговора, — это очаровательнейшую белозубую улыбку, потому что, во-первых, он не терпел никаких подкатов, тем более абсолютно в не то время и не в том месте для него, а во-вторых... хорошо, кажется, он действительно переборщил со льдом. Тогда просто хотелось, чтобы от него отстали и не давили ещё чем-то помимо того, что уже было. Валентин абсолютно не мог думать о человеческом взаимодействии: ему улыбались — он молился, чтобы заказали что-то несложное, ему делали комплименты — он судорожно вспоминал, на какой полке стоял светлый ром, с ним пытались поговорить, пофлиртовать, вообще найти какую-то точку соприкосновения — он неловко кривился, пытаясь улыбнуться, и вежливо (старался) разворачивал клиентов к столикам. Валентину было нельзя сделать неправильно. Валентину было страшно сделать неправильно, и такого страха он не испытывал давно. Возможно, он всё-таки немного злился. — Я бы тебя не поставил, честно, если бы там был хоть кто-то мне достаточно хорошо знакомый... Кстати, ты не видел там близнецов? — в тот же момент поняв, что он вряд ли смотрел по сторонам тогда, Юстин торопливо добавил: — В любом случае должны были спросить про меня. — Про тебя кто только не спрашивал, но близнецов не видел. Мы могли бы... подождать их в баре, если тебе нужно. Валентин не хотел подниматься из-за стойки. Потому что не помнил, не мог найти, не желал слушать ничьи едкие комментарии, смотреть на десятки людей вокруг, пытаться быть приемлемо дружелюбным с каждым и всем говорить, что он только на временной замене. Валентин прекрасно понимал, что ощущение враждебности к нему мнимое от всех, кроме Арно, но никак не мог обмануть нервную систему так, чтобы крыша наконец замерла на месте и перестала медленно ехать. Смешно, что её остановило внезапное «дай я покажу» как раз от Арно — единственного человека, который вправду был им недоволен. Валентин бы никогда не подумал, что почувствует такое облегчение, пока толкается локтями за одной стойкой и ловит недоверчивые, укоризненные, настороженные взгляды со стороны едва знакомого человека, который улыбался ярче солнца кому угодно, но только не ему. Показывал фокусы с бутылками и бокалами на манер Юстина, танцевал, подпевал под нос, флиртовал и никогда не замечал, что Валентин на него смотрел, — зато когда Придд перехватывал взгляд Арно, то тот сразу забавно морщил нос и гордо отворачивался. Валентину даже иногда хотелось засмеяться, но смех — роскошь, которую ему позволяли только в начальной школе, так что вместо этого он научился безобидно дразниться. В случае с Арно он пытался превратить безобидно в дружелюбно (за лёд правда стыдно), но, видимо, с человеческими подростками это так не работало. Социальные навыки Валентина Придда они и в Сан-Джуниперо социальные навыки Валентина Придда. — Я хотел с тобой поговорить на этот счёт. Сейчас не поедем уже, я всё-таки должен тебя предупредить заранее, — он услышал в смешке некоторую неловкость — значит, для Юстина это не самая удобная тема. — Просто пока тебя не было, у меня появились сильно близкие друзья, с которыми мы вместе проводим почти каждую пятницу. И... они, как и ты, бывают только тогда... Валентин понял и то, что он имел в виду, и то, что он надеялся на чужое понимание, поэтому позволил себе перебить его: — Я не буду вынуждать тебя выбирать между мной и твоими друзьями. Буду с вами, если разрешите, и постараюсь сильно не мешаться. Валентин, хотя уже представлял себе, что скажет Юстин, просто... перестраховался. — Ты с ума сошел? Я наоборот бы очень хотел, чтобы ты влился! — нет, нет конечно, он бы ни за что не сказал чего-то ранящего. Так происходило каждый грёбаный раз, и что бы Валентин себе ни надумывал, он никогда этого не слышал. — Кое-кто там прилично старше тебя, но... — У тебя теперь планка поднялась с сорока до шестидесяти? — Валентин приподнял бровь. — Нет! — Юстин коротко посмеялся и покрутил кистью, как будто прикидывая. — Немного за тридцать. — А. Даже снизилась. Он закатил глаза и слабо толкнул Валентина плечом в плечо. — Мы друзья, окей? И вообще их двое. Я как раз про близнецов, — смущённо пояснил Юстин. Тон у него скакал практически в каждом слове из-за волнения. — Вот, но у них еще младший есть, ему девятнадцать... Валентин сощурил глаза. Сначала хотел спросить, не светлый ли, но... — И ты хочешь, чтобы мы как дети в гостях сошлись на почве того, что мы ровесники? — Я не заставляю вас дружить, Вальхен, — он вздохнул. — Просто переживаю, что тебе будет совсем некомфортно. Звучало правда не очень воодушевляюще, но... Валентину ничего не оставалось, кроме как попробовать. В жизни у них и так контакт сошёл почти на минимум, когда один поступил, а второй сделал выбор в пользу личного счастья, окончательно отдалившись от семьи, — если он ещё и потеряет наладившуюся связь с ним здесь, то останется совершенно один. — Всё нормально, — Валентин слабо отмахнулся. — То есть вас всего четверо? — кивок, — Не так и много. — Да, я об этом и говорю. Они очень хорошие. Кто-то из них наверняка будет в баре в следующий раз, если не все трое, говорю заранее, поэтому... просто не бойся, в общем, я в любом случае буду рядом. — Я рад, что у тебя есть здесь друзья, — ровным тоном заверил его Валентин, пытаясь успокоить. — Это здорово. Не мог же ты постоянно общаться близко только со мной. «Значит, вы близкие друзья». Арно мог быть их младшим. А Валентин мог спросить насчёт него Юстина и рассказать, что произошло между ними сегодня, но он посмотрел на его просиявшее лицо и прикусил язык. Возможно, им лучше попробовать познакомиться заново в следующий раз, если это действительно будет Арно. — Мне кажется, или у тебя что-то поменялось в лице? — вкрадчиво спросил Юстин, и Валентин закатил глаза. — Ты опять собрался ныть, что я расту на глазах? Он мягко рассмеялся, взглянул в его сторону и смешно поморщил нос, улыбаясь.  За это время в нём ничего не изменилось, кроме некоторых мелочей во внешнем виде вроде немного по-другому уложенных волос или новой серебряной серёжки. Да и... уже не изменится, пока он сам того не захочет: естественный рост остановился. Валентин чувствовал себя странно, глядя на него: и страшно тоскливо, как первое время, и облегчённо, потому что это всё ещё его Юстин, Джастин — неважно, какое имя, домашнее или «для всех остальных», какая машина, какой дом, какое окружение — он ведь не стал относиться к Валентину по-другому. — Ты бриллиантовый, ты в курсе? Он улыбнулся уголком губ, вскинув подбородок. — Так бриллиантовый или золотой? — Золото в бриллиантах, — Юстин подмигнул. — Не скромничай. Валентин тихо фыркнул и отвернулся, снова  прижавшись щекой к сидению. Тёплый солнечный луч упал ему на лицо, и он зажмурился, больше не видя пляжа, вдоль которого они ехали, но вдыхая морскую соль. Ей пахло почти везде, и если поначалу Придд морщился, то теперь привык и дышал полной грудью. Он бы вообще никогда не подумал, что такой климат ему подойдёт, однако нужно было просто сравнить с осенними дождями и холодом в Васспарде — и тогда жаловаться на спадающую под вечер, но ещё жару, казалось смешным. Понятно, почему Юстин здесь расцвёл. Валентин правда думал, что будет хуже. По крайней мере, готовился морально, потому что заранее обсосать худшее — милое дело, не позволяющее сильно разочароваться потом. Однако пока всё шло хорошо: наверное, ему действительно нужны были эти четыре месяца, чтобы прийти в себя. Осталось всего-то привыкнуть к тому, что никто не собирался вычеркивать его из жизни, ага. Валентин бы, может, не думал сегодня об этом больше, чем обычно, если бы не Арно с его дурацкими расспросами и полным непониманием, кто перед ним стоял — ладно, Юстин, может, правда не стал рассказывать (кошки с этим, всё равно же познакомить хочет), но... Создатель, он правда не догадался, что они братья? Что за хрень, они ведь похожи. Валентин только сейчас додумался, почему Арно так побледнел, когда услышал про «или ближе». Сначала ему показалось, что он хотел что-то про Юстина выведать и ему нужно было знать, насколько они хорошо общаются, просто он сказал это странно — однако если учесть то, что Арно вообще не был в курсе его существования... Или был? — Они знают обо мне? — Да-а-а, — протянул Юстин частично с вопросительной интонацией, поколебавшись. — Ты не помнишь, рассказывал про меня или нет? Он скосил глаза в его сторону, поймав укоризненный взгляд, и тут же вернул их обратно на дорогу. — Не мог не! А что? А, ой, тебе интересно, что именно я рассказывал? Не волнуйся, — помотал головой, — ничего слишком личного. Валентин удовлетворённо кивнул и больше ничего не сказал. А может это и не Арно. Странно. Или нет, если у него память ещё более выборочная, чем у Юстина, но даже при таком условии это не отменяло того факта, что он подумал... Кошмар. Ужасно. Фантастически глупо, по правде сказать. В таком случае у Валентина появилась новая причина не рассказывать об Арно: просто-напросто не позорить его. Пусть злится себе на здоровье, а у великодушного Придда принципы. (Не рассказывать о том, о чём человек бы, возможно, не хотел распространяться, или всегда оставлять ему возможность опозорить себя самостоятельно? Кто знает, кто знает) — Я загадал тебе фильм, — Валентин бросил на Юстина вопросительный взгляд, не уловив смысл сразу, на что тот осторожно улыбнулся и пояснил: — Ты опять ушёл в себя. Всё в порядке? — Извини, да, конечно, — он замялся, сделал глубокий вдох и выдохнул на смешке: эта дурацкая игра работала уже больше пяти лет. — Хорошо... комедия? До следующей пятницы всё равно оставалось время просчитать все ходы, выходы и исходы, поэтому Валентин отложил это занятие на потом. Для реальности. А пока он находился здесь, всё было хорошо.